Любовь и голуби Левон Оганезов

МИТРОФАНОВА: У нас в гостях музыкант, заслуженный артист России Левон Саркисович Оганезов. Левон Саркисович, здравствуйте.

ОГАНЕЗОВ: Не обижай дедушку.

МИТРОФАНОВА: А что?

ОГАНЕЗОВ: Народный уже 10 лет...

МИТРОФАНОВА: Мария Андреевна, а у тебя что там в распечатке?

ГОЛУБКИНА: А у меня просто: музыкант Левон Оганезов.

ОГАНЕЗОВ: Ладно, я согласен... Знаешь, звание музыканта - это гораздо выше, чем любое звание: народный, не народный...

ГОЛУБКИНА: Вообще-то да.

ОГАНЕЗОВ: Если люди меня считают музыкантом, хотя я сам себя, конечно, считаю, - это уже достаточно, уже звание. Здравствуйте, дорогие слушатели.

МИТРОФАНОВА: Мы очень рады вас видеть.

ГОЛУБКИНА: Если прибавку к зарплате даст "народный", то тогда неплохо, правда? Но если это что-то даст. А что это даст? Квартира больше?

ОГАНЕЗОВ: Нет, ты знаешь, раньше это давало, значит, прибавляло к пенсии или меньше платил за квартиру, а сейчас ничего это не дает.

ГОЛУБКИНА: Вот! А уважаем мы вас и так.

ОГАНЕЗОВ: Но вообще, ты знаешь, атавизм... Советская власть давно уже померла, понимаешь, но атавизм от нее разрастается, и эти щупальца еще растут, и еще долго будут расти. Поэтому "народный артист" - кажется, что ого, это значит...

МИТРОФАНОВА: Не знаю, может быть, это всему свое время. Как психологи приходят и рассказывают, что у каждого поколения свои ценности, свои герои, свои книги. И даже сейчас у нас была милейшая психолог женщина, которая сказала, что нынешних детей воспитывать Тургеневым и "Му-Му" очень сложно. Для них герои Джека Лондона, которые царапали замерзшую почву в поисках золота и себя, это не авторитеты.

ГОЛУБКИНА: Нет, мой прочитал "Метро 2013" с удовольствием.

МИТРОФАНОВА: А я сожгла эту книгу, когда увидела, что у меня нечаянно в машине она оказалась.

ГОЛУБКИНА: А я не читала, но сын прочел, я не знаю, что делать.

ОГАНЕЗОВ: Ты знаешь, как сказал один музыкант, пожилой музыкант, не выдающийся, хороший музыкант просто, философского склада ума: сейчас по всем показателям творческая мысль - в смысле воспитания, в смысле литературы, в смысле музыки - зашла в тупик. Потому что все "пятнашки" уже переставлены, уже нет варианта. Значит, человечество вообще жарит нас, ждет гения, чтобы приобрести новую форму, движение типа Ренессанса должно быть, не на повторение прошлого, а вот...

МИТРОФАНОВА: Что-то новое, какой-то Леонардо да Винчи должен среди нас завестись.

ГОЛУБКИНА: Компьютерный.

ОГАНЕЗОВ: Новое звено. Например, в музыке уже все достигнуто, из той греко-римской культуры, которая нам досталась в наследство, все уже переставлено. И как Стинг, который считается новатором...

МИТРОФАНОВА: Нового джаза.

ОГАНЕЗОВ: Не переставляет, я не знаю... Группа "Полис", если помните, 1979-80-е года.

МИТРОФАНОВА: Конечно.

ОГАНЕЗОВ: Новое слово, казалось. В принципе, это то же самое меню, только в других тарелках, так сказать.

МИТРОФАНОВА: Левон Саркисович, но, вы знаете, группа "Полис" из простых учителей школьных из рабочего района, заработали, лично Стинг, 300 миллионов долларов. Поэтому в принципе, наверное, это может быть не то, чтобы смыслом жизни, он к этому не стремился, он просто был музыкантом.

ГОЛУБКИНА: Это побочный эффект.

МИТРОФАНОВА: Да. И сейчас он заявил, что детям он оставит буквально на пиво и сигареты... Как вы, поддерживаете инициативу известного музыканта?

ОГАНЕЗОВ: Слушайте, может быть, у него свои... У них, у северных, как говорится, людей свои принципы жизни. Я был в Ирландии, и нам там рассказала дама, у которой мы жили. Маленькая двухэтажная гостиница, она сама там и хозяйка, она и убирает, она и готовит, ее дочка и ее муж, который занимается там техникой, они втроем обслуживают эту двухэтажную, номеров десять.

МИТРОФАНОВА: Малый бизнес.

ОГАНЕЗОВ: Она говорит: вы знаете, у нас принцип такой. Если в дом к какой-то хозяйке придут мыть окна, то эту женщину, которая пригласила кого-то мыть окна, осудят все, она сама должна мыть окна в своем доме. Такой принцип. Дети должны сами зарабатывать деньги. Может быть, Стинг из тех соображений. Оставить наследство, конечно, хорошо: дом, там какие-то деньги начальные, помочь детям своим. Я не думаю, это он больше для прессы, все равно он обязан будет своим детям оставить какие-то деньги.

МИТРОФАНОВА: По миллиончику...

ОГАНЕЗОВ: Я не знаю сколько, но обязан будет обеспечить их обучение. Не верьте написанному! Мы же выросли при советской власти, не верьте написанному.

МИТРОФАНОВА: Да? Давайте попробуем поверить услышанному. Мы хотим, чтобы вы нам доказали, что вы настоящий Левон Оганезов.

ОГАНЕЗОВ: Послушайте, он не жадный.

МИТРОФАНОВА: Бережливый.

ОГАНЕЗОВ: Его пригласили тут выступать, говорят: не надо оркестра, под фонограмму под свою пойти, под минус. Он говорит: вы знаете, я люблю, чтобы было живое звучание. И за свои деньги, из своего гонорара он взял своих музыкантов, с которыми он работает, оплатил им все из своего гонорара, понимаешь?

ГОЛУБКИНА: Я тоже всегда за гримера из своего гонорара плачу на картине...

ОГАНЕЗОВ: То есть он не жадный.

МИТРОФАНОВА: Да он нормальный мужик вообще.

ОГАНЕЗОВ: Может быть, в целях воспитания, не знаю.

ГОЛУБКИНА: Нет, не от жадности, конечно. Он абсолютно прав, потому что ничего он не обязан. Родитель уже, мне кажется, сделал то, что он родил, правда?

МИТРОФАНОВА: Шестерых, как кошка...

ОГАНЕЗОВ: Знаете, есть такой американский анекдот, когда сын Рокфеллера, это еще 1930-е годы, сын Рокфеллера сказал папе: "Папа, знаешь, в этом ресторане очень хорошо готовят". Он говорит: "Ну ладно, я попробую". Он пришел в ресторан и оставил официанту на чай доллар. Официант говорит: "Сэр Джон, вы знаете, конечно, спасибо большое, но ваш сын всегда оставляет 100 долларов официанту". Он говорит: "Ну, у меня же нет папы-миллионера...".

ГОЛУБКИНА: Это хороший анекдот, да.

МИТРОФАНОВА: Да. "Ты никогда не станешь генералом, потому что у генерала есть тоже сын". Это уже наша реальность, а не американская.

ОГАНЕЗОВ: Это наша, восточная... Не зря же сказал бог: мы - скифы. У нас восточная психология.

МИТРОФАНОВА: Подождите, те, кто родился в Калининграде, с вами сейчас не согласится. Все-таки это очень западно, мне кажется. Нет?

ОГАНЕЗОВ: Не знаю, в большинстве - дом, семья...

МИТРОФАНОВА: Конь...

ОГАНЕЗОВ: Клановость? Нет. Я считаю, что...

МИТРОФАНОВА: Конечно, у вас дочки. Клановость - это когда сыновья какие-нибудь...

ОГАНЕЗОВ: У меня дочки, внучки. И главное, что меня там и не спрашивают, понимаешь? Внучка даже, которой 14 сейчас, Наташка, что я ей скажу, что она - дети? Да она в жизни не послушает. Даже бабушке говорит: "Бабушка, ты ничего не понимаешь". Она накрасила глаза и пошла, значит, она закончила, накрасила там все, ногти... У нас бы сразу по попе, понимаешь, в угол, а тут...

МИТРОФАНОВА: С утра молодежь, к вечеру не найдешь... А у вас Стинга есть что-нибудь такое в обработках? Мы очень хотим вашу музыку послушать, если вы не против, конечно.

ОГАНЕЗОВ: Знаешь, мне всегда нравилось его то, что он по-французски... Красиво же, да?

МИТРОФАНОВА: Да, Стинг получается.

ГОЛУБКИНА: Давай, заказывай, по заявкам...

МИТРОФАНОВА: А ты Левона Саркисовича знаешь с детства.

ГОЛУБКИНА: Я знаю с детства, поэтому сижу и молчу… Не о чем спросить, я все знаю. Расскажите то, что за кулисами сказали. Я говорю: помните же меня такой... А вы сказали что?

ОГАНЕЗОВ: Машенька, значит, когда Лариса была тобою беременна, мы поехали на чес, очень нужны были деньги.

ГОЛУБКИНА: Тридцать сольных концертов на восьмом месяце беременности.

МИТРОФАНОВА: А она пела в тех концертах?

ОГАНЕЗОВ: У Ларисы всегда выход...

ГОЛУБКИНА: "Меня зовут юнцом безусым..."

ОГАНЕЗОВ: Да, да, она с этого начинала, ее визитная карточка.

МИТРОФАНОВА: И короткая стрижка.

ГОЛУБКИНА: Да, под гусара.

ОГАНЕЗОВ: Лариса была в каком-то очень красивом платье.

МИТРОФАНОВА: Она до сих пор очень стильно одевается.

ГОЛУБКИНА: Живот видно было?

ОГАНЕЗОВ: Да, было видно живот, она и не стеснялась. Лариса почему-то этого не помнит, но вообще, чего с беременной женщины взять... Открытая площадка, я уж не помню, Геленджик, открытая площадка, полностью заполненная, потому что все пришли посмотреть...

ГОЛУБКИНА: На беременного гусара...

ОГАНЕЗОВ: Она показывала отрывки из фильмов, значит, пели, рассказывали. Когда она говорила - ничего, а когда она начинала петь - нахальная птица с какого-то верхнего эшелона, наверху, где очень далеко, вдруг повторяла точно то, что пела Лариса. Я сперва не обратил внимания, а когда в третий раз, я обратил внимание, что она...

ГОЛУБКИНА: Дразнится.

ОГАНЕЗОВ: Потом, значит, ей понравилась, видно, и она села на верхнюю какую-то ступень рампы и повторяла... Публика начала ржать. Вышли два каких-то парня с длинными палками, гоняли-гоняли - ничего, она перелетела. Лариса берет, значит, микрофон, смотрит на эту птицу: "Уйди, совсем уйди..." И что вы думаете? После этого птица улетела.

МИТРОФАНОВА: "Уйди, совсем уйди..."

ГОЛУБКИНА: А из Воронежа нас спрашивают с вами: "А чем сейчас занимается Лариса, или она на пенсии?" Никогда она не была на пенсии, она сейчас в Болгарии отдыхает, сейчас вернется и будет...

ОГАНЕЗОВ: Нет, минуточку, Лариса пенсию-то получает, но не чувствует себя пенсионеркой, в ней много энергии. Представь себе, что полгода назад мы ездили в такую даль, значит, не рискну выговорить название...

ГОЛУБКИНА: Сыктывкар?

ОГАНЕЗОВ: Нет, хуже. Значит, где-то начало Западной Сибири, оттуда еще машиной 150 километров, и там концерт. А потом обратно опять 150 километров, опять в самолет... Жуть! Не за большие деньги...

МИТРОФАНОВА: Но вы тоже, наверное, уже почетный пенсионер нашей страны великой?

ОГАНЕЗОВ: Да, я получаю пенсию. Я эту пенсию очень хорошо пристроил.

МИТРОФАНОВА: В банк, под проценты?

ОГАНЕЗОВ: Хуже, Риточка. Значит, у меня есть квартира двухкомнатная, где мы живем с женой, и отдельно в этом же дворе на первом этаже у меня есть такая… Я ее называю - берлога. Там у меня стоит рояль, там клавишные инструменты, мы там репетируем.

МИТРОФАНОВА: Студия.

ОГАНЕЗОВ: Как бы студия, вот. Потому что, когда ко мне приходили в квартиру…

МИТРОФАНОВА: Соседи...

ОГАНЕЗОВ: Кроме того, что соседи еще постукивали. А еще, значит, когда приходили репетировать, моя жена забиралась... Такая квартира, что никуда не спрячешься - ни на кухню не пройти, ни в туалет, она сидела там злая... Поэтому я ее избавил от этого.

МИТРОФАНОВА: Но вы вместе 40 лет, я предполагаю, что уже...

ОГАНЕЗОВ: 45. Вот. И поэтому, значит, в этой берлоге прекрасно. Она сперва думала, что я покупаю с другими целями... Ко мне приходят еще, у нас программа, певцы в 11 приходят репетировать. А у меня в берлоге нигде ничего никому не слышно…

МИТРОФАНОВА: А пенсия идет в берлогу? На оплату берлоги?

ОГАНЕЗОВ: А пенсия идет на оплату, моя пенсия идет на оплату всех этих самых счетов. И даже к концу года у меня там остаются какие-то суммы, которые я снимаю и трачу с полным, как говорится...

МИТРОФАНОВА: Предлагаем слушающих нас пенсионеров взять такой опыт на вооружение - пенсию перечислять на студию.

ОГАНЕЗОВ: Риточка, давай не будем их обижать.

МИТРОФАНОВА: Почему?

ОГАНЕЗОВ: Потому что очень многие пенсионеры на эту пенсию покупают себе продукты, у них нет другого источника дохода.

МИТРОФАНОВА: Да, тогда да... А у вас столько шуток есть музыкальных...

ОГАНЕЗОВ: Знаешь, так как очень много сейчас новых песен каких-то… Я очень люблю Сашку Серова.

МИТРОФАНОВА: А он нам тоже нравится. "Мадонна..."

ОГАНЕЗОВ: У него прекрасный тембр такой, который...

МИТРОФАНОВА: А чего же он жену старую бросил? Я его видела с такой молодой, что мне даже неловко было...

ГОЛУБКИНА: Не надо завидовать...

МИТРОФАНОВА: Ладно, это шутка была, шутка.

ОГАНЕЗОВ: Послушай, у каждого престарелого мужчины есть свои какие-то...

МИТРОФАНОВА: Мечта.

ОГАНЕЗОВ: Да, мечта. И некоторые мечты воплощаются. Я о другом. Я ничего против композитора любого не имею, потому что ему кажется, что это он сам сочинил, понимаешь? А вдруг ему приснилось, а вдруг он где-то... Понимаешь, какое несчастье у человека со слухом, он где-то слышал мелодию...

ГОЛУБКИНА: И забыл, что это он слышал.

ОГАНЕЗОВ: Нет, автоматически ее запомнил, значит, магнитофонно. Потом он ее воспроизводит, и ему кажется, что это ему бог прислал. А бог прислал...

ГОЛУБКИНА: Прислал Стингу.

МИТРОФАНОВА: Особенно присылает бог этому... Мужу Валерии, Пригожину, все мелодии ему прямо...

ОГАНЕЗОВ: Так я придумал такую шутку. Маша, смотри, в 1960-х годах, в начале, была такая песня: "Я знаю, что ты уже дома, что ты меня ждешь на седьмом этаже". Значит, запомнили начало, эти три ноты? Дальше. Через 10 лет Раймонд Паулс прибавил сюда еще три. То есть получилась "Долгая дорога в дюнах". Еще лет через десять Марк Минков сюда прибавил еще три ноты - "Не отрекаются любя".

МИТРОФАНОВА: О, боже! А "хруст французской булки"? Помните, был "Белый орел"?

ОГАНЕЗОВ: А "Белый орел" добавил еще три ноты.

МИТРОФАНОВА: "Как упоительны в России вечера..."

ОГАНЕЗОВ: И все из одного гнезда, их трех нот. Один раз мы Владимира Яковлевича Шаинского разыграли. Значит, я играю... У тебя слух хороший? На второй части 24-го "Каприза" ты споешь "теперь я Чебурашка"... Вот тебе и Паганини, понимаешь?

МИТРОФАНОВА: А Шаинский-то, а? А вы общаетесь, созваниваетесь? Или: о, я шутку придумал... А он обиделся. Бывает такое?

ОГАНЕЗОВ: Нет, он никогда не обижается, что вы. Нет, Владимир Яковлевич уверен в том, что он гений.

ГОЛУБКИНА: Не будем его разочаровывать.

ОГАНЕЗОВ: И каждая четвертая жена помнит об этом...

МИТРОФАНОВА: Левон Саркисович Оганезов. Я думала, это вы играете, а это, оказывается, дядя чужой... А расскажите об этой записи, пожалуйста. Кто это был?

ОГАНЕЗОВ: Это Оскар Питерсон, канадский пианист замечательный. Я даже видел такой фильм в Америке, где еще мама его была жива, которая сказала, что всех детей учила играть на рояле. Но, понимаешь какая штука, он играет в собирательной манере, в модной тогда, но он был единственный такой. Он очень техничный, у него и левая, и правая рука, ни одной лишней ноты не брал никогда, вкус хороший. Но в Америке считается так. У нас считается хорошо, если человек играет, как Питерсон. У них считается - это моветон, нельзя играть, как кто-то, играй, как ты. Понимаешь? Подражать кому-то, даже сделать пародию на кого-то, но выработай свой стиль. Когда мы включим следующего пианиста, которого я привез - Кейт Джарретт - турок по национальности, он играет в своей собственной манере, и никто ему не подражает, и он никому не подражает.

МИТРОФАНОВА: А вы следите за новинками тоже? Это классика, просто мы в джазе, я за себя скажу, я не понимаю.

ОГАНЕЗОВ: Ты знаешь, это классика жанра. Последнего, кого мы послушаем, уже, как говорится, лет 10 назад умерший пианист, Билл Эванс. Который создал школу, ему все подражают. Как в свое время Джимми Хендрикс начал играть на гитаре, и оттуда родилась рок-музыка.

МИТРОФАНОВА: Не совсем, я бы с вами не согласилась, скорее из Led Zeppelin гитарист Джимми Пейдж. Хендрикс слишком быстро сгорел на работе, у него была своя тема.

ОГАНЕЗОВ: Он первый начал это, он еще в 1959 году давал рок-концерты.

МИТРОФАНОВА: Да, он всего четыре альбома выпустил, а то и три. И то концертных.

ГОЛУБКИНА: А ты еще тогда не родилась, когда Левон Саркисович...

МИТРОФАНОВА: А я с Левоном Саркисовичем спорить не собираюсь, я сразу согласна.

ОГАНЕЗОВ: Миленькая моя, а ты знаешь, что он собирал молодежную публику, старики плевались, но рок-музыка родилась. Рок-музыка тогда родилась, и он первый начал...

МИТРОФАНОВА: Хорошо, хоть не в Ереване рок-музыка родилась, я так считаю...

ОГАНЕЗОВ: Нет, он один из отцов рок-музыки. Она назревала - эта музыка, но так чтобы...

МИТРОФАНОВА: Потому что он британец. Вообще, все вышло из Британии, я так считаю, из великой Британии, я бы так сказала, музыкальной, именно современная. А джаз - это уже, наверное, Америка все-таки.

ОГАНЕЗОВ: Да, не совсем. Джаз вообще - это квинтэссенция... Если бы не было негров, не было бы и джаза.

МИТРОФАНОВА: Тогда из Африки.

ОГАНЕЗОВ: Конечно.

ГОЛУБКИНА: Но в Африке не было инструментов, не было рояля.

МИТРОФАНОВА: Бубен...

ОГАНЕЗОВ: Диксиленд родился из духового оркестра плюс негритянская душа.

МИТРОФАНОВА: Так Эванса будем слушать? Или будем предыдущего дядю?

ОГАНЕЗОВ: Мы потом послушаем Кейта Джарретта. Знаешь, два рок-музыканта встречаются, один говорит: "Слушай, вчера купил твой диск". Он говорит: "А, это был ты..."

МИТРОФАНОВА: Хорошо, хорошо...

ОГАНЕЗОВ: Раз ты со мной споришь, вспомни эту заставку, которая...

МИТРОФАНОВА: Я не спорю...

ГОЛУБКИНА: Ты сказала, что Хендрикс - Англия. Извини, я уточнила, потому что родился все-таки он в Вашингтоне, он афро-американец, а у мер он в Лондоне.

ОГАНЕЗОВ: Ты помнишь эту заставку? King Crimson.

МИТРОФАНОВА: Да, помню, Красный король.

ОГАНЕЗОВ: Кинг Кримсон, который играл с Хендриксом в первом составе.

МИТРОФАНОВА: Но все равно, даже если я чудовищно упала в лице Голубкиной, что перепутала место рождения, я считаю, что Англия - это центр вселенной музыкальной. И только два имени - это Хендрикс и Джимми...

ГОЛУБКИНА: А Билл Эванс опять же? А Луи Амстронг?

МИТРОФАНОВА: Нет, я говорю о рок-музыке...

ОГАНЕЗОВ: Знаешь, миленькая моя, рок-музыка - это...

МИТРОФАНОВА: Джим Моррисон.

ОГАНЕЗОВ: Рок-музыка - это жанр. Это жанр, это огромная стена, сколько там кирпичей...

МИТРОФАНОВА: Стена плача, я бы так сказала, продолжила бы.

ОГАНЕЗОВ: Сколько там кирпичей - это каждый отдельный человек, который в эту стену вложил свой кирпич... Стена ровная, там нет выдающихся кирпичей, понимаешь... Это алтарь этого искусства. И если ты что-то вложил, то это твой кирпич. Как бы гениально ты ни сделал, все равно это кирпич в этой большой стене. Это мое мнение.

МИТРОФАНОВА: Сейчас Укупник нас слушает, радуется...

ГОЛУБКИНА: Да-а-а... А есть какая-нибудь еще шутка музыкальная? У вас же так их много было, как я смеялась... Левон Саркисович приходил всегда к нам домой обязательно с анекдотом, но музыкальные анекдоты - это самые лучшие.

ОГАНЕЗОВ: Знаешь, людям не видно...

ГОЛУБКИНА: Я перескажу.

ОГАНЕЗОВ: Нет, я тебе расскажу. Не было времени, неделю не занимался, пальцы не бегают, а надо сыграть увертюру к "Руслану". Помнишь, там? Пам-та-там-там... брл-брл-брл... И музыкант играет так, чтобы пальцы...

МИТРОФАНОВА: Очень смешно... Эх! Вот она, зависть-то сейчас из меня и полезет...

ГОЛУБКИНА: А почему?

МИТРОФАНОВА: Да потому, что я хотела всю жизнь научиться, и сейчас я мать буду винить, она у меня сейчас далеко...

ГОЛУБКИНА: А мать-то почему тебя не отдала в музыкальную школу?

МИТРОФАНОВА: А им лень водить было меня.

ГОЛУБКИНА: А моим тоже, меня один раз отвели, с дедушкой отправили.

ОГАНЕЗОВ: Слушайте, а я подумал, что на ваши имена же есть куча произведений.

ГОЛУБКИНА: Например?

МИТРОФАНОВА: На мое - одно, вернее два. Но лучше бы второго бы не было.

ОГАНЕЗОВ: На тебя - пожалуйста...

МИТРОФАНОВА: Да вы что? Это не про меня. Где же Валдис Пельш? Да помню, помню... Да кто ж не помнит? "Який же афганец откажется от сала?" А Марья Андреевна что-то не поет сегодня под аккомпанемент.

ГОЛУБКИНА: А чего ей петь-то?

МИТРОФАНОВА: Ты же актриса, умеешь петь.

ГОЛУБКИНА: Ты чего, у меня слуха нет вообще.

ОГАНЕЗОВ: Нет, а про Машеньку: во-первых, "Улыбнись, Маша, ласково взгляни..." Сочинила дама, забыл ее фамилию, питерская дама сочинила два куплета со вступлением, а почему-то известен только один куплет, она сочинила... Она немножко выпивала, бывшая дворянка, она сочинила... А кто у нас играет-то сейчас?

МИТРОФАНОВА: Это? Это вам известнее. Вы принесли?

ОГАНЕЗОВ: Ах, какая красивая музыка! Это Кейт Джарретт.

МИТРОФАНОВА: Да вы что? А давайте Айфоном проверим.

ГОЛУБКИНА: Как это?

МИТРОФАНОВА: Я радио "Культура" слушаю, и там классика играет все время. И я включила, есть такая программа в Айфоне, музыку угадывает. Когда мне первый раз ее показали, я думала, это волшебство.

ГОЛУБКИНА: Да ты что? Давай.

МИТРОФАНОВА: Надо звук, чтобы слышно было в студии, а не из наушников. Но моя шутка заключалась в том, что когда на классику на "Культуре" включила, то дым пошел из Айфона, он не смог угадать мелодию...

ОГАНЕЗОВ: Нет, не угадает. А можно я вам расскажу шутку?

ГОЛУБКИНА: Да, давайте.

ОГАНЕЗОВ: Например, есть такая песня...

МИТРОФАНОВА: Такая патриотическая.

ГОЛУБКИНА: Нет, это любовь. Это Аллегрова, что ли?

ОГАНЕЗОВ: И припев... Игорь Яковлевич поступил мудро, ни один Айфон не угадает. Это две итальянские песни, только соединенные. Я преклоняюсь перед его талантом. И зеркальное изображение…

МИТРОФАНОВА: Челентано.

ОГАНЕЗОВ: И припев... А я тебе итальянский аналог...

МИТРОФАНОВА: Я Игорю Яковлевичу только могу пожелать всего самого лучшего, я лечу на свадьбу его дочери.

ОГАНЕЗОВ: А еще слова: "наш неоконченный роман в парке на скамье..." Почему он не окончился? Их спугнули, что ли... А не надо женщину на скамью в парк водить...

МИТРОФАНОВА: Мы задали вопрос Левону Саркисовичу Оганезову: как он к индийской музыке относится? Мне вообще это нравится, потому что индийская мелодия и вообще история - это совсем наше прошлое советское, когда фильмы эти показывали.

ГОЛУБКИНА: И настоящее индийское, у них по-прежнему оно актуально.

ОГАНЕЗОВ: Рита, ты еще маленькая, а кто постарше, помнят...

МИТРОФАНОВА: "Зита и Гита"?

ОГАНЕЗОВ: Нет, слушай, там есть свои шлягермейкеры. Шлягермейкер - это человек, который сочиняет шлягеры и по тексту, и прочее.

МИТРОФАНОВА: В эфире шоу "Зита и Гита"!

ОГАНЕЗОВ: Не забудь, что их миллиард человек, они могли бы и без нас прекрасно обойтись. Хотя в Америке каждый третий хирург - индус.

МИТРОФАНОВА: А армяне, я знаю точно, такси очень любят водить в Лос-Анджелесе.

ГОЛУБКИНА: В Нью-Йорке.

МИТРОФАНОВА: Нет, там им холодно - в Нью-Йорке, ты что. В Лос-Анджелесе. И всегда учат жизни, и очень хорошие. А я была здесь на концерте, я всем хвастаюсь, - Серж Танкян и его группа - и приехала вся диаспора московская: бабушки, дедушки, все. Мне очень эта понравилась история, поскольку есть уважение к национальности и к единению нации, мне это очень импонирует.

ОГАНЕЗОВ: Ты знаешь, на уроке физкультуры очень полная девочка в Армении хочет продеть на себя хулахуп, и никак не получается. Учитель говорит: "Ануш-джан, не порть фигуру, иди домой..."

ГОЛУБКИНА: У нас есть опросник Марселя Пруста. Это Владимир Владимирович Познер позаимствовал у Пруста. А мы просто украли это у Владимира Владимировича Познера.

МИТРОФАНОВА: И Пруста.

ГОЛУБКИНА: И хотим вам задать эти вопросы.

ОГАНЕЗОВ: И просто от Пруста...

ГОЛУБКИНА: Мы так думаем: нас же не позовут к Познеру, а вопросы хочется эти, правильно?

ОГАНЕЗОВ: Да, уже слишком Познер, чтобы нас туда звать...

ГОЛУБКИНА: Ранер, чтобы туда еще Познер... Так, что такое, по-вашему, крайне бедственное положение?

ОГАНЕЗОВ: Крайне бедственное положение - это когда ты можешь оплатить нечто, но ты понимаешь, что ты не можешь себя заставить истратить эти деньги.

МИТРОФАНОВА: Хорошо. Можешь, но не хочешь.

ОГАНЕЗОВ: Рука не опускается в карман.

ГОЛУБКИНА: Да. Где бы вы хотели жить?

ОГАНЕЗОВ: Жить бы я хотел там, где я родился, в городе Москве, больше нигде.

ГОЛУБКИНА: А что такое для вас наивысшее счастье?

ОГАНЕЗОВ: При советской власти был такой анекдот. "Рабинович, а что такое счастье? - Жить в Советском Союзе. - Да, хорошо. А что такое несчастье? - Несчастье - это иметь такое счастье".

МИТРОФАНОВА: Поговорили. Пруст бы тоже поржал, я думаю...

ГОЛУБКИНА: Какие пороки, ошибки вы считайте достойными наибольшего снисхождения?

ОГАНЕЗОВ: Это проколы в супружеских отношениях, вдруг ты прокололся случайно.

ГОЛУБКИНА: Это когда ты прокололся с другой женщиной?

ОГАНЕЗОВ: Да. Это надо прощать. ты же это сделал не нарочно...

ГОЛУБКИНА: А, и тебя поймали...

МИТРОФАНОВА: Это вы теоретически или практически сейчас? Вас жена слушает сейчас?

ОГАНЕЗОВ: Она в Нью-Йорке сейчас...

ГОЛУБКИНА: А-а-а... давайте, рассказывайте.

ОГАНЕЗОВ: Нет, Рита, послушай, сделай снисхождение на мой возраст, я вообще говорю теоретически. Если мужчина прокололся, явно искренне прокололся и вдруг отправил любовное письмо по СМС...

ГОЛУБКИНА: Случайно жене.

ОГАНЕЗОВ: Да, случайно жене, с указанием имени...

ГОЛУБКИНА: Люсечка, дорогая моя...

ОГАНЕЗОВ: Жена должна простить.

МИТРОФАНОВА: Не знаю, я бы злилась долго.

ГОЛУБКИНА: Какое качество вы особенно цените в мужчине? Не обязательно в себе.

МИТРОФАНОВА: Может, в Познере...

ОГАНЕЗОВ: Не обещать то, чего ты не можешь исполнить.

ГОЛУБКИНА: Это правильно. А какое качество вы особенно цените в женщине?

ОГАНЕЗОВ: Умение скрывать свои недостатки.

ГОЛУБКИНА: Ишь ты! Какие из человеческих добродетелей для вас наиболее привлекательны?

МИТРОФАНОВА: Да это скучно... Лучше послушаем на фоне того, как вы отвечаете, того дяденьку, которого мы никак не послушаем.

ГОЛУБКИНА: Какого дяденьку?

МИТРОФАНОВА: Эванса. Пусть он играет чуть-чуть...

ОГАНЕЗОВ: Билл Эванс пусть там играет, потому что он...

ГОЛУБКИНА: Да, итак... Что вы больше всего ненавидите?

ОГАНЕЗОВ: Ненавижу? Отсутствие удобств.

МИТРОФАНОВА: Неплохо сказано.

ГОЛУБКИНА: Военное событие, достойное, по-вашему, наибольшего восхищения?

ОГАНЕЗОВ: К сожалению, давно таких не происходило.

ГОЛУБКИНА: В истории.

ОГАНЕЗОВ: Наша эта победа - 1941-45 годы.

ГОЛУБКИНА: Дар, которым вам хотелось бы обладать?

ОГАНЕЗОВ: Я ничем не хотел бы обладать тем, чем я еще не обладаю, мне уже поздно.

ГОЛУБКИНА: Как бы вы хотели умереть? Ой, это не я, это Пруст.

ОГАНЕЗОВ: Умереть сразу.

ГОЛУБКИНА: Состояние духа в настоящий момент?

ОГАНЕЗОВ: Замечательное.

ГОЛУБКИНА: И ваш девиз?

ОГАНЕЗОВ: Девиз? Вперед, несмотря ни на что!

ГОЛУБКИНА: И громче Билла Эванса. И до завтра!

МИТРОФАНОВА: Да, спасибо вам огромное. Так быстро пробежал этот час вообще... Может, еще к нам зайдете? Осенью, начало сезона.

ОГАНЕЗОВ: Вообще это не Билл Эванс, это еще Кейт Джарретт. Но все равно...

ГОЛУБКИНА: А, неважно...

МИТРОФАНОВА: Как вы их различаете?

ОГАНЕЗОВ: По звукоизвлечению.

ГОЛУБКИНА: Так же, как ты отличаешь современных музыкантов. А я Рахманинова зато могу отличить.

МИТРОФАНОВА: "Я узнаю тебя из тысячи...". Да, круто.

ОГАНЕЗОВ: А у нас больше нет времени, да? Я хотел шутку показать.

МИТРОФАНОВА: Тогда Эванса выключим...

ОГАНЕЗОВ: Выключим. Насчет Рахманинова. Человек по слуху выучил, влюбился просто в это вступление ко Второму концерту... И по слуху подобрал, и вдруг сломал левую руку, не может сыграть любимое произведение. И играет так...

ГОЛУБКИНА: Это сейчас животом делается...

МИТРОФАНОВА: Да, и пряжкой. Ой, и шуточки у вас, Левон Саркисович... Спасибо вам огромное.

ГОЛУБКИНА: Спасибо.

ОГАНЕЗОВ: До свидания.

МИТРОФАНОВА: До новых встреч в эфире.