Любовь и голуби Интервью Николая Фоменко

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Дорогие друзья, у нас сегодня в гостях человек, который для многих является светочем, звездой, так сказать, путеводной нитью Ариадны - Николай Владимирович Фоменко, человек, который в своей жизни менял род своих занятий много-много раз. Делал это легко, мне кажется, с удовольствием, все время вставая на новую дорожку. То есть начинал мальчик Николай как горнолыжник…

ГОЛУБКИНА: Как мальчик.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Как горнолыжник и как мальчик. И, казалось бы, иди в сборную страны. Тем более конкуренция тогда, наверное, была не очень большая в горнолыжном спорте.

ФОМЕНКО: Огромная. Гораздо страшнее, чем сейчас.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Но все-таки. Вы же мастер спорта международного класса. Или мастер спорта?

ФОМЕНКО: По автомобилям.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А по лыжам?

ФОМЕНКО: КМС.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Кандидат в мастера спорта.

ФОМЕНКО: Давайте договоримся так. Никому из зрителей вот это неинтересно. Объясню сейчас. Объясню в двух словах. Здравствуйте, дорогие друзья!

ГОЛУБКИНА: Здравствуйте, - отвечает публика.

ФОМЕНКО: Точно?

ГОЛУБКИНА: Точно.

ФОМЕНКО: Дело в том, что я не вижу это по видео… Во-первых, я хочу сказать, сбылась моя мечта. Я недавно включил радио… Я, когда работал на радио, это было давным-давно, я все время говорил: "Дорогие друзья, черт побери, как жалко, что, конечно, мы не телевидение, а мы просто радио". И сейчас, оказывается, всё радио превратилось уже в телевидение, понимаете.

ГОЛУБКИНА: Да.

ФОМЕНКО: И вы действительно думаете, что вас смотрят. Ха-ха-ха! И я все время думаю: какие вы странные люди! Никто не смотрит, конечно, это.

ГОЛУБКИНА: Мы не думаем. Мы в принципе не думаем.

ФОМЕНКО: Это я знаю.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Николай, не будем начинать с гнобежа такого жестокого.

ФОМЕНКО: Давайте. Про что будем разговаривать?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Я быстро, прямо в трех словах. Мальчик-горнолыжник, потом певец, потом актер, телевизионный ведущий и радио-, потом театр, потом кино, потом гонки вдруг неожиданно. А чем сейчас занимается кумир миллионов?

ФОМЕНКО: Тем же, чем и занимался. Он работает над созданием отечественного бренда, который он же и создал, под названием "Маруся".

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть это русский автомобиль?

ФОМЕНКО: Это российский автомобиль, да.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Один раз мой знакомый, который пишет в журнал про автомобили, он сказал: "Понимаешь, Сергей, словосочетание "русский автомобиль" - это оксюморон". Как "живой труп", "горячий снег". Автомобиль русским быть не может. Он может быть только в фантастическом романе Василия Аксёнова "Остров Крым", он там называется "Руссо-Балт".

ФОМЕНКО: Нет, он "Турбо-Питер" называется. И не называется никаким "Руссо-Балтом". "Руссо-Балт", кстати, мой двоюродный прадедушка делал.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Там точно есть "Руссо-Балт". Я просто сейчас перечитываю Аксёнова, и там есть "Руссо-Балт", уверяю вас.

ГОЛУБКИНА: Может быть.

ФОМЕНКО: Может быть. В "Острове Крым", да?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Да.

ФОМЕНКО: Но я, кстати, на самом деле - вы будете смеяться, - я думаю, что модель "Б-3" мы назовем "Турбо-Питер", когда мы сделаем туда новый двигатель. Это будет так. Это правда.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Класс! Это будет такой приятный кивок в сторону Аксёнова!

ФОМЕНКО: Это правда. То есть, мы это сделаем.

ГОЛУБКИНА: И трассу в Крыму еще сделаете.

ФОМЕНКО: Не надо.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть, подождите, вы прямо так на голубом глазу, честно, глядя внутрь себя, говорите: "Мы делаем русский автомобиль"?

ФОМЕНКО: Мы сделали его уже и сертифицировали. И теперь только осталось достроить линию производственную, это самый сложный процесс. Но мы это сделаем за этот год, я надеюсь. Вот, собственно, всё. На этом я больше не хочу это обсуждать.

ГОЛУБКИНА: Почему?

ФОМЕНКО: Объясню сейчас.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Объясните, конечно.

ФОМЕНКО: В последнее время, к сожалению, во всем мире причинно-следственные связи нарушены, поэтому обсуждается не событие, а обсуждается домысел. Домысел нет смысла обсуждать. Когда мы будем открывать завод, мы, конечно, позовем журналистов и так далее. А всё остальное обсуждать мы не будем.

ГОЛУБКИНА: Короче говоря, чего болтать, когда еще ничего не сделали?

ФОМЕНКО: Нет, уже всё сделали на самом деле. Самое главное уже сделано.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Даже и домыслов-то особых не слышно, нечего даже обсуждать.

ФОМЕНКО: А мы и не хотим, чтобы было слышно. Это непростой процесс, но он совершен. Он состоялся, и это важно.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть вы сражаетесь против промышленного шпионажа.

ФОМЕНКО: Мы сражаемся не только против промышленного шпионажа, мы сражаемся против вообще.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Против всех.

ФОМЕНКО: Это достаточно трудно, поверьте. Коррупция существует везде, не только в Российской Федерации, но и во всем мире. Все рынки закрыты, и не только от россиян, но и от многих других. Немецкий рынок закрывается от посторонних.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: От корейцев, да?

ФОМЕНКО: Да и от англичан тоже.

ГОЛУБКИНА: Коррупция есть и за рубежом?

ФОМЕНКО: Огромная, конечно, деточка!

ГОЛУБКИНА: То есть мы зря жалуемся?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Сейчас прямо все россияне взбадриваются, когда вы говорите, что не только у нас царит она, проклятая.

ФОМЕНКО: Да, это так. Но давайте поговорим о чем-нибудь веселом! К бесу это.

ГОЛУБКИНА: Давайте. Я хотела сказать, у нас в гостях еще Иван Николаевич Фоменко и его друг Володя, 12-летние мальчики, которые хотели задать Николаю Владимировичу какие-то вопросы.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Острые, я надеюсь?

ФОМЕНКО: Дорогие радиослушатели, я хочу вам сказать. Вы представьте себе, вы приходите со своим сыном на радиостанцию, и сын вам начинает публично задавать вопросы. Дорогие радиослушатели, в принципе, если бы я такое услышал, сидя в автомобиле, я бы подумал: "Отец - псих. Он не может поговорить с сыном, он должен делать это публично". Спасибо, мать!

ГОЛУБКИНА: Я думала, тебе приятно будет. Сегодня же пятница.

ФОМЕНКО: Мне приятно. Давай, Иван, задавай.

ИВАН ФОМЕНКО: Я хотел задать вопрос, который я не задавал. Как ты вообще попал в кино?

ФОМЕНКО: Идиотский вопрос.

ГОЛУБКИНА: Ну и что?

ФОМЕНКО: Как я попал в кино?

ГОЛУБКИНА: Ты лучше расскажи, как ты туда не попал. Ты помнишь?

ФОМЕНКО: Да, я расскажу, как я туда не попал. Вот это история настоящая! Я сейчас расскажу. Я ехал в первом классе в Планетарий, вместе с классом, в метро. Город Ленинград. Мы ехали в Планетарий из школы. И это была большая радость, потому что не надо было учиться. Это был первый класс. И в это время ко мне подошла женщина в вагоне метро (такая большая, крупная) и сказала: "Мальчик, вот телефон. Я - режиссер Ленинградского телевидения. Будь добр, дай его маме, пусть она мне позвонит. Понятно?"

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: В общем, довольно зловеще, мне кажется, прозвучало.

ФОМЕНКО: Дело в том, что тогда ничего зловещего не было в нашей жизни. Всё было отлично.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А, ну да, действительно. Город еще тогда назывался Ленинград.

ФОМЕНКО: Город назывался Ленинград, и поэтому можно было в одиночку первокласснику доехать до Купчино и обратно спокойно совершенно, что на трамвае, что на троллейбусе, что на метро. И никакая женщина не могла тебя утащить. Не могла и всё. Не могла просто. Она не знала, как это делается. Так вот, я дал маме телефон, мама позвонила. А это оказалась режиссер передачи "Малышкина сказка". И я, так сказать, пошел на телевидение, меня взяли. И я там сыграл большую роль. Вот так первый раз я…

ГОЛУБКИНА: Ты лучше скажи, как ты разговаривал ребенком.

ФОМЕНКО: Разговаривал так же, как Иван.

ГОЛУБКИНА: Нет, похуже.

ФОМЕНКО: Разговаривал хуже.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Подождите, а что за передача "Малышкина сказка"? Мы, москвичи-то снобские, не знаем ваши питерские штучки.

ФОМЕНКО: Поймите, вы же деревенские. Что вам сделать, куда вас засунуть, мы не знаем.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Мы даже и не сопротивляемся.

ФОМЕНКО: И не сопротивляйся. Не можете понять, чем парадная отличается от подъезда. А я, кстати, хотите, объясню? На раз-два. "Вот парадный подъезд", - это пишет Некрасов. Как устроен Петербург? Вот, смотрите внимательно, парадное крыльцо. К нему подъехала карета, выгрузилось первое лицо, карета развернулась и заехала во двор, в котором находятся минимум четыре каретника (как у меня дома: Невский, 3), в который вниз заезжает, как в подземный гараж, карета.

ГОЛУБКИНА: Я там чуть машину не сломала.

ФОМЕНКО: И там же черные выходы. Черные. Черные лестницы, где ходит персонал (назовем его так мягко). Вот подъезд - это куда подъедет потом впоследствии карета, по-нашему, по-петербургскому. А парадное крыльцо - это там, где разгрузились, где стоять и находиться карета не может. Понимаете? Подъезд - это для обслуги.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Как вы аппетитно рассказываете! Хочется бросить всё и отправиться в СПб.

ФОМЕНКО: И вы должны понять, что, конечно, в Москве сейчас…

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: До сих пор мы все - обслуга.

ФОМЕНКО: Нет, нет, конечно, нет. Но да! Вы почитайте Пушкина, что он как прибыл в город Москву после пожара, сколько там лет его не было, 12 или 14, и страшно написал сразу, что, дорогие друзья, всё, Москвы нет. Посмотрите, кто здесь теперь живет!

ГОЛУБКИНА: То есть мы, значит, защищали родину, да, а вы нам тут вот это всё?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Давайте мы сейчас не будем сражаться москвичи с петербуржцами.

ФОМЕНКО: Мы не сражаемся, нет, мы просто сообщаем, информируем. Что с вами сражаться? Где мы и где вы?.. Я хорошо, кстати, заметили, ответил на вопрос своего сына, как я попал в кино?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Да, ушел так.

ФОМЕНКО: Сынок, да ты знаешь, я тебе хочу сказать, я бы попал в кино гораздо раньше, то есть до театрального института я бы попал, если бы не Роман Мадянов. Я пошел в 12 лет на пробы, знакомая моей мамы потащила меня на пробы, и я пошел. И до сих пор фотографии эти есть. Я пошел на пробы фильма "Весенние перевертыши". Я никогда не был на пробах, и мне стали говорить: сделай, как будто тебе грустно. И я стал делать, как будто бы мне грустно, лицом. Эти фотографии есть до сих пор у меня дома - это можно умереть, сынок, от смеха. Вот. И меня не взяли. А взяли на эту роль Романа Мадянова. И с тех пор я помню ему это! Он сломал мне карьеру. (Шучу!)

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Но у тебя были какие-то поползновения ударить его?

ФОМЕНКО: Да я ни разу его не встречал, понимаешь?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А так бы, конечно...

ФОМЕНКО: Нет, но он прекрасный артист, прекрасный артист. Он артист - чудеса.

ГОЛУБКИНА: А вот расскажи нам, пожалуйста, замечательную историю, когда ты поступал в театральный институт, как ты читал басню "Лягушка, на лугу увидевши Вола…"

ФОМЕНКО: Началось! "Лягушка, на лугу увидевши Вола, затеяла сама в дородстве с ним сравняться: она завистлива была. И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться". Примерно так. Я, значит, не выговаривал букву "р". Пришел на консультацию. А я уже был готов, то есть я сделал так, я репетировал следующим образом: она у меня, Лягушка, в процессе надувалась.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть ты изображал ее, да?

ФОМЕНКО: Ну, естественно, она надувалась, потому что она, завидевши Вола, затеяла… И она у меня надувалась. Я, значит, читал, и надувалась она у меня, надувалась, надувалась, надувалась, надувалась… И я краснел страшно, потому что я не знал, как так показывать, как надуваются, а надувался по-настоящему.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Изнутри воздухом?

ФОМЕНКО: Соответственно, я это всё делал. И на консультации это прошло нормально, я прошел на первый тур. Чтение басни на первом туре (а первый тур - сидят педагоги, и за ними ни одного больше человека нет, никаких студентов, ничего - студенты появляются только уже в конце, когда финал, третий тур), я, значит, читаю, читаю, читаю и дохожу до фразы "И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться". "Топо-рррр-щица" я хочу сказать, вдруг непроизвольно совершенно: пыр! - такой вот звук вырывается у меня.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Не изо рта?

ГОЛУБКИНА: Нет.

ФОМЕНКО: Он просто вырывается, звук - и всё.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Откуда-то, непонятно.

ФОМЕНКО: В это время, конечно, представители приемной комиссии падают в обморок от хохота, потому что надо сказать, что мало того, что я красный и надутый, - я нахожусь в положении-то понятно каком, я же – Лягушка, вот в этом положении нахожусь, красного цвета…

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Лягушка-мутант.

ФОМЕНКО: "Ну, каково? - говорю я. - Пополнилась ли я?" Пыр! Но делаю это не так, что как будто половица скрипнула, а прямо как-то…

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Звук не вызывает сомнений?

ФОМЕНКО: Мало того, что я и так был потный абсолютно от страха и от зажима. Я был потный, ужасно всё было сковано во мне. И в это время мне сказали: "Стоп. Спасибо". Я понял: всё. Вот так просто из-за одной маленькой физиологической проблемы человека не берут. Причем, как говорится, никому нельзя доверять, даже себе. Ну, я вышел и понял, что всё, в принципе, пам-парам-пам-пам. На следующий день вывешивают списки. Я прихожу, конечно, понимая, что всё, спасибо, до свидания, как говорится. Смотрю: прошел на второй тур. Ну, это истерика. Побежали дальше.

Начинается второй тур. Но до второго тура, нужно понимать, еще ритмика, там еще куча всякой ерунды, которая происходит параллельно как бы. Я, значит, начинаю читать басню на втором туре – опять ту же самую. Читаю, дохожу до: "Ну, каково?.." А я уже делаю это, как заслуженный артист. На первом туре я был обычным артистом, на втором-то я уже заслуженный. "По-пол-ни-лась ли я-я-я?" - немножко длиннее, раскатистее… Но самое смешное - я клянусь, это не просто не специально, а это уже какая-то нервическая рефлексия (нужно понимать, что это 129 человек на место)…

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А мне кажется, это уже память тела начала работать.

ФОМЕНКО: Да. Я говорю, что 129 человек на место. То есть уровень - Олимпиада. Последняя Олимпиада Плющенко, понимаете. Вышел – пыр! - и назад. Всё, в принципе, всё. Спасибо, мы его помним.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: История повторяется?

ФОМЕНКО: История повторяется. И я, значит, издав этот звук, снова слышу: "Спасибо!" Я понимаю, это "спасибо" прозвучало не так, как на первом туре.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Не так обнадеживающе, не так светло.

ФОМЕНКО: А, самое ведь главное, что я на второй тур пришел с гитарой. А там все с гитарами, и поэтому гитары все оставляют на входе. Гитары - нельзя. Ну это шизофрения - петь под гитару. Это никому не нужно, никто это слушать не собирается из народных артистов, сидящих в передней линии. И я говорю: "Минуточку! Я вообще не пойду. У меня номе-ррр!" Они говорят: "Что?" - "У меня композиция с гита-ррр-ой", - говорю я. Они мне говорят: "Ну?" И я единственный прошел с гитарой туда! И, значит, почему-то у меня была такая композиция: "Бьется в тесной печу-ррр-ке огонь…" и "Нет, ррр-ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль!" Вот такая история!

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть такой литмонтаж был, да?

ФОМЕНКО: Да, литмонтаж. Зачем? - в мягкой форме если спросить, - зачем я это делал? Непонятно. Потому что все равно мне пришлось на втором туре петь. И вот когда я уже подвел итог, вдруг я услышал: "Басню прочитайте, пожалуйста". - "Лягушка и Вол", - сказал я…

Значит, я прошел на третий тур, перед третьим туром отрывки нам раздают, с нами начинают работать, чтобы понять вообще, как мы и что мы. Остается 35 человек, и 10 из них выгонят. И все это самое сложное, самое опасное. И третий тур, и мы играем отрывок, отыграли "Лес" Островского, всё, закончено. Моему напарнику говорят: "Спасибо, Александр, уходите". И он не поступил. А мне говорят: "Будьте добры, останьтесь, пожалуйста. Подойдите сюда". Я подхожу, и мне говорят: "Молодой человек, простите, пожалуйста. А что ж вы не исправили букву?" А я еще принес справку. Мне сказал Кацман принести справку, что дефект исправим, его можно исправить. И я пошел в детскую поликлинику и получил справку: "дефект исправим" - от логопеда. И пришел с этой справкой. В общем, короче, мне говорят: "А что вы делали-то 17 лет? - "Я собирался играть Ленина", - сказал я. Прямо в лоб. И это правда. Всё, что я сейчас говорю, это правда.

ГОЛУБКИНА: Но самое смешное, что Коля вообще не шутил.

ФОМЕНКО: Да, я не шутил.

ГОЛУБКИНА: А все смеялись. Никто не знает, что Коля вообще не шутит.

ФОМЕНКО: Дальше, после этого, произошла страшная вещь. Я стал читать эту басню, а Агамирзян (царствие ему небесное), он был завкафедрой, и он говорит так: "Стоп, Николай! А теперь прочитайте…" (А полный уже стадион, как говорится, студентов четвертого курса, которые ржут, не могут.) Я читаю раз за разом - от лица Лягушки, от лица Вола, от лица сестры Лягушки, - и каждый раз на этом месте все равно происходит: пыр! Я не мог понять, сколько же во мне этого? Сколько же? 15 литров ужаса! Вот, собственно, и все. Меня взяли, однако.

ГОЛУБКИНА: Вот такая краткая история, рассказ ребенку, как папа докатился до артиста.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: У нас Иван в студии, - сын Маши и Коли, и Володя - друг Ивана. У него есть тоже вопрос Николаю. Давай, Володя, задавай вопрос.

ВОЛОДЯ: Николай, у меня такой вопрос. Как появилась сама идея создать "Марусю" и компанию?

ФОМЕНКО: Давай я тебе расскажу. Очень просто.

ГОЛУБКИНА: Машину? Да, как действительно тебе в голову это пришло?

ФОМЕНКО: Ну, это рассказ быстрый. У нас была гонка в Китае. Это была первая гонка для машины Aston Martin. Это машина, которую мы только промоутировали, это было начало раскрутки бренда заново. То есть была большая пауза, нет смысла про это рассказывать. Я гонялся в английской команде. И мы поехали, и во время тренировки я поскользнулся и воткнул левую сторону в забор. Потеряли фару.

ГОЛУБКИНА: Разбил машину.

ФОМЕНКО: Ну да. А когда мы гоняемся на той стороне, условно говоря, вдали, у нас у всех по чемпионату ограничения по весу. То есть контейнеры везутся одинакового веса у всех команд. Ты должен сам решить для себя, что ты берешь: мотор запасной, или ты берешь запасную коробку, или ты берешь запасное стекло. Это твои решения. У тебя есть ограничение веса, и всё. И у нас этот автомобиль был абсолютно новый, то есть эта конструкция… Спортивная машина не имеет отношения, естественно, к дорожной, поэтому она абсолютно вся - карбон и так далее. В общем, короче, мы потеряли огромное количество деталей, и получить их в течение ночи из Англии было невозможно, и стоимость была огромная. То есть нереально. Самолет не долетел бы просто до Китая из Лондона за такое время. И вдруг мой инженер гоночный побежал куда-то там к китайцам и за 200 долларов сделал целиком карбоновое всё, и стекло для этого. Это потрясло настолько меня! Ведь для этого нужна сложнейшая технология. А он это сделал за 12 часов. Выпекли все это, и мы уже к утру выехали на квалификацию.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Дядюшка Хуа вам всё сделал?

ФОМЕНКО: Да, дядюшка Хуа. И заплатили мы за это 250 долларов вместо 5,5 тысячи фунтов. Так примерно.

ГОЛУБКИНА: И Коля понял, что за 250 долларов можно…

ФОМЕНКО: Я начал эту работу, да. Я подумал, что мы сейчас спроектируем, а потом в Китае сделаем. Это всё пошло-пошло. Но постепенно, к сожалению, во время этой работы стало понятно, что при всем уважении к Китайской Народной Республике несоответствие и закрытость европейского рынка от Китая неслучайны. Вот, собственно, и всё.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Все-таки игрушки плюшевые у них ядовитые?

ФОМЕНКО: Мягко говоря, не все.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А можно я сейчас задам вопрос? Ваня задал, Володя задал, теперь Сережа задаст вопрос. У меня вопрос абсолютно утопический, конечно, не имеющий к реальности никакого отношения. Скажи, пожалуйста, а не было ли у вас идеи безумной, у тебя, взять и собрать старую команду программы "Оба-на"? Позвать Угольникова, Женю Воскресенского и что-то делать?

ФОМЕНКО: Я хочу тебе сказать. Во-первых, я смотрю на себя в зеркало, это раз.

ГОЛУБКИНА: Ты Женю Воскресенского не видел.

ФОМЕНКО: Я не видел? А потом я посмотрел близко на Угла и на Женьку. И я вот таким голосом примерно сказал: "Ну, и что? И что? Еще ходим? Господи, пора лежать уже!"

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Коля, ну это какие-то капитулянтские разговоры, правда!

ФОМЕНКО: Нет, нет! Всему свое время.

ГОЛУБКИНА: В общем, они решили, что они непрезентабельные, видимо.

ФОМЕНКО: Дело не в этом. Ну, представь себе, вы сейчас соберете вашу "О.С.П." студию. Ну, не странно?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Странно.

ФОМЕНКО: А чего ты мне продвигаешь эту фишку?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Я хотел просто услышать подтверждение своей бредовой идеи, что этого делать не надо.

ФОМЕНКО: Так и есть. Это полный бред. Я тебе могу сказать, что вот эти возрождения, они смотри как. Вот, например, в группе "Секрет" это сработало. Я объясню почему. Конечно, это сработало. Мы написали один альбом, мы сыграли три концерта за два года.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Вы написали новый альбом? А я, ваш фанат, этого не знаю? Боже мой! Стыд и позор.

ФОМЕНКО: Там, кстати, очень хорошо с ротациями. Всё играет, популярных песен много.

ГОЛУБКИНА: Как называется-то? Группа "Секрет" называется?

ФОМЕНКО: Да, группа "Секрет", конечно.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Коля, а почему вы не поете две самых великих песни вашего творчества? Одна песня, моя любимая, называется "Белая птица", а вторая "Вист Ви".

ГОЛУБКИНА: Я даже не слышала эти песни.

ФОМЕНКО: Ну, ты продемонстрировал чудеса знаний.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Правда, я очень люблю эти песни. Я считаю, что они невероятно хорошие.

ФОМЕНКО: Ты понимаешь как, мы вот попробовали, мы из этого альбома, который был неизданный, "Ты и я", который записан в театральном институте как раз в 1981 году, мы играли сейчас на концерте "Последний трамвай" оттуда. Почему мы не поем? Я не знаю. Мы вообще не играем, понимаешь? Мы не играем и не поем.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Что вы делаете?

ФОМЕНКО: Мы просто собрались 2-3 раза, понимаешь, и всё. И сыграли. У нас был отличный концерт, 125 тысяч на "Нашествии". Я хочу тебе сказать, мы вышли играть на "Нашествии", 125 тысяч, играли 2,5 часа. И было прямо нереально круто, настоящие люди приехали на нас, это было приятно. Последний раз я играл там на 125 тысяч, типа, на стадионе "Динамо" в Киеве в 1994 году. Такая тема!

ГОЛУБКИНА: Хочу сказать, я-то выходила замуж за парня с гитарой. За все остальное я замуж не выходила!

ФОМЕНКО: Ну, ничего! Притерпелась, свыклась.

ГОЛУБКИНА: Нет, не притерпелась.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: А гитару-то он и не взял с собой к тебе в дом.

ФОМЕНКО: Ну так вот. И там смешная произошла история. Мы начали играть с песни "Домой", и всё это экзальтированно. А "язык" лежит вдоль. "Язык" лежит в публику длинный, вперед как бы. Ну, понятно, что зеркало сцены там до 70 метров. И, соответственно, я так ловко спрыгиваю, там метр двадцать, что ли, вниз, спрыгиваю с гитарой и в проигрыше бегу. Это обычная моя была фишка. Я очень быстро бегу туда, там – пам! - и назад обратно. Обычно я это выдерживаю хорошо. А вот когда я прыгнул на "Нашествии" и побежал туда, когда я добежал туда и развернулся, я понял, что обратно я не добегу и, скорее, даже не дойду. У меня такая даже мысль мелькнула - там телевизионная тележка стояла: думаю, может, как-то на нее пристроиться, немножко доехать?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Но это была бы еще более фишечная фишка.

ФОМЕНКО: Да. Но самое главное, я, собрав всю волю в кулак, когда бежал обратно умирая, реально умирая бежал обратно, я понял, что я на сцену саму вот так, как раньше, запрыгнуть… И я не понимаю, как? Мне же нужно оставить инструмент, я же играю в это время. Как дедушка это может сделать? И на мое счастье я увидел оставленный черный ящик, стоящий как бы по высоте в половину. И я подумал: "Господи!" Какой-то техник забыл ящик. И я думаю: ему надо орден! Бац, на этот ящик попой, и залез, и успел к вступлению дальше. И понял, что в принципе, наверное, достаточно. Ну, так же и с "Оба-ной", понимаешь?

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Но вы же отыграли, тем не менее, 2,5 часа. Может, не бегая.

ФОМЕНКО: Да нет, мы нормально все. И бегали, и все нормально. Но это про бег-то мы уж говорим про такой - прямо бег-бег! Это не просто типа два шага туда, два-три. Это серьезная тема. Это как в футболе прямо. Полным газом. Нет, нормально! Но играть на самом деле и не хочется каждодневно. Вот хочется так событийно раз в году собраться, отыграть, чтоб публика как даванула, тысяч 10, на тебя! Это клево!

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Вот один из фанатов спрашивает: "Когда в следующий раз ждать вашего пришествия очередного?"

ФОМЕНКО: Не знаю.

ГОЛУБКИНА: Сейчас было в мае, по-моему.

ФОМЕНКО: В апреле.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть теперь год надо ждать, да?

ФОМЕНКО: Не думаю. Я не знаю. У нас нет планов никаких. Все заняты своими делами.

ГОЛУБКИНА: А расскажи, как вы в самолете падали. Это очень забавно.

ФОМЕНКО: Это настоящая, да…

ГОЛУБКИНА: Но это драматическая история.

ФОМЕНКО: Драматическая история, как мы падали в самолете. Значит, это, конечно, надо показывать. Меня всегда волновало, что испытывают люди… То есть нам показывают в кино американском, как люди падают в самолете и что там происходит с ними. Действительно, это ужас. И меня всегда интересовало: как же там все? И однажды мы летели из Новосибирска в Свердловск с армянским экипажем (это было в день землетрясения в Спитаке, ровно-ровно). Они поднялись в воздух, но как они у себя на шестой модели "Жигулей" ездят: в-ы-ы-х! Так сейчас взлетают частные джеты, сразу на 13 тысяч за 2 секунды - вертикально. Вот. Значит, соответственно, они так взлетели, и мы летим. Два часа ночи. Конечно, никаких бизнес-классов, вы понимаете. Это зима, два часа ночи. И все в шубах. По три места вот так, это Ту-154. И, значит, происходит такое: м-м-м! И Ту-154 немножко носом кверху летит. То есть, если идти туда вперед, то ты будешь идти немножко в горку. И вот сидим мы втроем и все читаем. И я смотрю, медленно начинает наклоняться нос у самолета.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: То есть он уже не в горку, а горка вниз немножечко.

ФОМЕНКО: Ну, дальше я не буду рассказывать, в чем дело, потому что отказ питания от бензонасоса… Долго рассказывать, как чего чинили в процессе. Гениально там: открывали прямо пол, били, стучали ногами, подключали. Они запустили потом двигатель, и все стало нормально в конце концов.

ГОЛУБКИНА: Главное, кто как себя вел?

ФОМЕНКО: Кто как себя вел. Вот как люди ведут? Мы падали. Мы действительно падали, все закрылось. То есть ад. И падали мы не долго, мы падали, может быть, минуты полторы. По моим ощущениям, минут сорок, но, наверное, минуты полторы-две. За это время все успели сделать на самом деле. Это были советские летчики, они были крутые по-любому. Даже несмотря на то, что это был армянский экипаж. Короче, как делятся люди? Сначала начинается такой дикий вопль! "А-а-а! " - это орет женщина с ребенком. И сразу за ней еще 5-6 женщин с детьми. Они начинают истерично орать. Они ничего не делают, они не вскакивают, никуда не бегут, они просто орут страшно. Это первая категория людей, истерики.

БЕЛОГОЛОВЦЕВ: Падающих людей в самолете.

ФОМЕНКО: Вторая категория людей - это самые деятельные люди. Их находится человек 7-10. Они поднимаются и тут же спокойно идут прямо туда, в кабину пилота, и начинают так: "Немедленно откройте! Откройте! Я служил в Архангельске!.. Бери на себя! А ты на себе! Сними обороты! Сними обороты!" А двигатель вообще не работает. "Минуточку, - говорит женщина, - Минуточку! Я хочу понять, есть пилоты на месте или нет?" Этих людей человек семь. И третья категория людей, самая главная, это люди, которые собираются выходить. Это человек, который встал, аккуратненько взял пластмассовый дипломат, открыл его, вынул оттуда спокойно совершенно кашне, шляпу, пальто застегнул, достал документы, сложил их, застегнулся ремнем, поставил, все это сделал аккуратно! Сел, ручки сложил и сидит - ждет выхода. Ну, и последняя категория - это я, который, так сказать, сидел и все ждал, когда же вся жизнь пройдет перед глазами. Кроме альбома фотографий - ничего!

ГОЛУБКИНА: Вот такая интересная история! До понедельника!