Посидим по-хорошему. История. Культура. Личности Анатолий Громыко: история страны очень сложная, временами трагическая, но это наша история!

Программу ведёт Диана Берлин.

Нахожусь я у Института Африки РАН, где встречаюсь с сотрудниками этого института. И всё это потому, что герой нашей сегодняшней программы – Анатолий Андреевич Громыко, который долгие годы занимал пост директора Института Африки.

Анатолий Андреевич Громыко – советский и российский дипломат и учёный, специалист в области африканистики и американистики, международных отношений, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН. И сын знаменитого Андрея Андреевича Громыко, который долгие годы возглавлял советскую дипломатию. Вот такая преемственность поколений.

К сожалению, не так давно Анатолий Андреевич Громыко ушёл из жизни. Но у нас сохранилось интервью, в котором Анатолий Андреевич рассказывает о своём отце и о том периоде жизни, который всегда будет нам интересен. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию запись этого интервью.

Анатолий Андреевич, вы возглавляли Институт Африки?

А. Громыко: Да. Там у меня Центр оценок политики.

Но в Институте Африки. Как появилась в вашей жизни Африка?

А. Громыко: Она появилась в силу того, что, когда я работал в советском посольстве в Лондоне, одной из сфер моей деятельности по изучению международных отношений была политика Англии в Африке. И тогда пришлось очень много заниматься Африкой, стараться понять стратегию, тактику английской политики в Африке. И вот так я познакомился с этой чрезвычайно интересной темой.

Потом меня Африка привлекала всегда из-за традиционного африканского искусства, которое сильно повлияло на многих художников. В своё время, работая директором института, помимо политических работ, я написал работу "Маски и скульптура Тропической Африки", которую сейчас найти в магазинах, конечно, невозможно. В общем, Африка началась у меня с дипломатической работы в Лондоне.

Затем, когда я вернулся в Советский Союз, я был приглашён директором Института Африки, членом-корреспондентом РАН Солодовниковым Василием Григорьевичем, работать там и возглавлять сектор внешней политики. Я согласился. Два года там проработал, но мои научные интересы тогда были в основном связаны всё-таки с Америкой, и Георгий Аркадьевич Арбатов, после того директор Института США и Канады, пригласил меня всё-таки поработать у него, тоже завсектором внешней политики США. Ну, и, скрипя сердцем, я согласился и перешёл на работу в Институт США и Канады, где уже долгое время работал. И вот так примерно складывалась моя научная карьера.

И вдруг Африка. Всё другое: экономика, политика…

А. Громыко: Всё дело в том, что после Института Африки я уехал работать за рубеж. Когда я работал в Берлине (был и такой момент в моей жизни, занимался Западным Берлином), мне позвонил вице-президент Академии наук Пётр Николаевич Федосеев, который сказал, что в президиуме Академии наук сложилось такое мнение, что в связи с уходом Солодовникова на практическую работу (он уехал послом в Замбию), они просят меня согласиться возглавить этот институт. Я был несколько удивлён этим предложением, что меня все ещё помнят в Академии наук, и дал согласие, но при условии, если голосование в институте будет за меня. А в Академии наук несколько этапов таких секретных голосований, где научные коллективы определяют своё отношение к человеку, который должен занять какой-то пост. Ну, голосование в Институте Африки прошло на одном из собраний. Коллектив проголосовал подавляющим большинством голосов за мою кандидатуру. Я почувствовал поддержку и согласился. Приехал, прошёл голосование, в том числе на отделении Академии наук, затем на общем собрании академиков и членкоров было голосование, где меня поддержали. В Академии наук нельзя быть избранным, если тебя не поддерживает большинство, а в ряде случаев две трети членов Академии.

Вы – сын Андрея Андреевича Громыко, человека, которому мы обязаны очень многим, человека, который оставил неизгладимый след и в истории Российского государства, и в истории русской дипломатии. Наверное, и так можно сказать. То есть, вы – потомственный дипломат?

А. Громыко: Я всё-таки, наверное, потомственный учёный и дипломат. Почему я на первое место поставил работу учёного. Да потому что мой отец ведь был не только дипломатом, хотя здесь он наибольшую известность приобрёл. Андрей Андреевич был также и учёным-экономистом, доктором экономических наук, защитил свою докторскую степень в Московском госуниверситете, и, в общем-то, он написал ряд фундаментальных работ. Ему несколько раз предлагали баллотироваться в Академию, но он отказывался, считая, что, если ты работаешь на такой практической, очень сложной всё-таки работе, как министр иностранных дел, то одновременно работать в Академии наук довольно сложно. Отец так и не стал баллотироваться в Академию, хотя ему, когда он был переведён на работу в Москву из Минска, через некоторое время предложили это сделать. У отца была определённая харизма, он производил большое впечатление на людей, которые с ним общались. Сидел, кстати, в одной комнате, было время, вместе с Ноткиным. Помните, наверное, знаменитое письмо Ноткина товарищу Сталину. И он, в общем, когда его пригласил Комаров, в то время президент Академии наук, и предложил ему пост учёного секретаря Дальневосточного отделения Академии наук, по ряду причин отказался. Потому что ехать так далеко, за 11 тысяч километров, после того, как ты только что попал в Москву, он посчитал легкомысленным. И он считал, что ему ещё нужно набраться опыта. Он не то, что бы отказал, он сказал, что ему надо время подумать.

А затем получилось так, что отца вызвали на комиссию, и он там увидел Молотова, Маленкова и ряд других наших руководителей. Тогда шёл отбор на дипломатическую работу. Потому что это уже было в 1939 году, летом или весной. В то время в нашей стране, я считаю, происходили трагические события, связанный с 1937 годом, с нарушениями социалистической законности, преследованиями людей. В общем, это коснулось и Министерства иностранных дел. Ну и в министерство требовалось вливание новых кадров. Вот так отец на комиссии произвёл впечатление на всех, потому что он к тому времени уже знал английский язык.

А как, каким образом он его изучил?

А. Громыко: Он же обучался в аспирантуре в Минске. Затем он был директором школы в Борисове. Конечно, он был уникальной такой личностью, который и в молодом возрасте производил впечатление очень знающего, толкового человека. И так вот на комиссии после того, как он назвал книги, в частности, известного американского экономиста Стюарта Чейза "Бедная страна, богатая страна" (это про Америку), он понравился Вячеславу Михайловичу Молотову. И был рекомендован через некоторое время на работу в Комиссариат по иностранным делам, где он занял пост руководителя отдела США. И буквально через 2-3 месяца ему предложили ехать работать в США. Но не послом. Многие думают, что отец поехал работать в США сразу послом. Это не так. Произошло это в 1939 году после того, как с ним побеседовали в Кремле. Его принимал Сталин, который контролировал, конечно, в нашей стране почти всё в то время, и он сказал отцу, что "мы посылаем вас в Америку не на год и не на два, а, наверное, больше, для того чтобы вы давали объективную, правильную оценку позиции США в международных и во внутренних делах". Обстановка была очень сложной, потому что назревала советско-финская война. Очень сложно складывалась ситуация с безопасностью нашей страны в Европе, где назревала, конечно, фашистская агрессия. Всё это делало для нас очень важным представление о том, что будет делать президент США Франклин Делано Рузвельт в этой ситуации. Так вот, в 1939 году, а мне тогда было 7 лет, через Румынию, затем через Балканы и Италию на итальянском пароходе "Рекс" мы поплыли в США, в Нью-Йорк.

То есть, там прошло ваше детство?

А. Громыко: Да, по сути дела, с 7 до 16 лет я рос и учился в США. Эту страну, как мне кажется, я знаю и неплохо. Так мне кажется во всяком случае. И затем моё увлечение американистикой было связано с тем, что всё-таки я вращался в той жизни, когда советско-американские отношения нередко были темой бесед в нашей семье.

Если это личность, то она остаётся личностью независимо от распада, перемен политических строев. Вероятно, так?

А. Громыко: Ну, нашу историю (и историю царской России, и советской России, и современной России) я считаю единой, в том смысле, что наша история состоит из прошлого, настоящего и будущего. Ну, будущее – это не история, а наше представление о том, куда может дальше развиваться наша жизнь. И мне кажется, что понимание того, что происходит в нашей стране, возможно только, если мы оцениваем историю в таком едином ключе, не выбрасывая из неё большие периоды. Потому что в каждом периоде, и в царской России, и в советской России, и в современной России, были свет и тени. Это многогранная история. Она не хуже и не лучше, чем история многих других стран, в том числе ведущих стран Западной Европы и США. История страны, конечно, очень сложная, временами трагическая, но это наша история! И для того, чтобы понимать события и правильно их оценивать, у моего отца было такое выражение – "из истории нельзя выпрыгнуть". В общем, времена не выбирают, в них живут и умирают.

Я себя часто ловлю на мысли о том, что для того, чтобы историю понимать, ну, не то, что бы правильно, а, по крайней мере, в том, как ты её понимаешь, стараться быть объективным, надо обязательно основываться на знании настроений и специфики того времени, в котором эта история развивалась. Иначе с позиции сегодняшнего дня многое в нашем прошлом понять довольно сложно. Особенно, если ты – молодой человек и, кроме 15-20 последних лет, ничего не помнишь вроде бы.

Теперь мне хотелось бы сказать нашим слушателям, как раз тем, кто ведёт свою историю только последние 15-20 лет. Может быть, не все знают о том, что вами написаны книги, некоторые из которых стали действительно бестселлерами.

А. Громыко: Стали.

Например, "1036 дней президента Кеннеди".

А. Громыко: Да, это моя книга.

"Внешняя политика США. Уроки и действительность". В 60-е – 70-е годы вышла эта книга. "Конфликт на юге Африки. Международный аспект". Это тоже ваша книга. "Африка. Прогресс, трудности, перспективы". Или "Новое мышление в ядерный век". Эта книга вышла уже в 1984 году, когда в политике нашей страны наметился какой-то другой уклон. 1984 год – это, конечно, была ещё не перестройка…

А. Громыко: Призрак демократии бродил уже по нашей стране.

Ну и книга "Прорыв", написанная совместно с американскими учёными. Книг было много.

А ещё я бы хотела сказать, что Анатолий Громыко – лауреат Государственной премии, лауреат премии Итальянской академии "Симба", лауреат премии имени Воровского в области журналистики. Также вы являетесь членом Малагасийской академии наук (о. Мадагаскар), членом Королевской академии наук Марокко, почётный доктор Лейпцигского университета, членом Академии политических наук России, президентом Центра оценок политики, членом Совета управляющих Центр за мировой диалог (Кипр). Вот здесь мы сделаем остановку. Кипр… Правда ли, что именно на этом маленьком острове вы начали писать картины?

А. Громыко: Правда.

Расскажите, почему и как?

А. Громыко: Это ещё был один крутой поворот в моей жизни. В силу определённых причин у меня произошёл инфаркт, и врачи мне сказали после того, как уже залечили инфаркт в реанимации, в больнице, что если я не уеду из такого, довольно сложного для сердечников климата, каким является климат московский, то может с моим здоровьем произойти катастрофа. И они рекомендовали мне поехать в какой-то тёплый средиземноморский климат. Это было очень неожиданно, потому что всё это означало, что я должен уйти с поста директора Института Африки, что я и сделал. И затем по рекомендации врачей и, по сути дела, по приглашению правительства Кипра я уехал жить и отдыхать на Кипр.

Там я иногда читал лекции, но в основном я там восстанавливал и восстановил своё здоровье. Я задержался там на несколько лет и даже больше в связи с тем, что в 1994 году мне всё-таки пришлось сделать операцию на сердце. Делал мне её прекрасный наш хирург Акчурин, который оперировал и Бориса Николаевича Ельцина, и Виктора Степановича Черномырдина. Это был, конечно, самый лучший наш хирург. И вот он тоже мне (конечно, ещё до Ельцина) сделал операцию. В общем, я прошёл через такую сложнейшую операцию, но в результате полностью восстановил своё здоровье…

Ну а картины?

А. Громыко: Картины… Конечно, на Кипре у меня не было такой загрузки, как в Москве или на дипломатической работе, и появилась масса свободного времени. Плюс Кипр – это страна, где много солнца, где красивые море и природа. Там всё-таки столько солнца, чего не хватает, конечно, в Москве, столько тепла и столько у меня было свободного времени, что я попробовал свои силы в живописи.

А получилось всё очень смешно. Моя дочка Аня в английской школе участвовала в конкурсе детского рисунка. Потом была выставка, на которую её пригласили выставиться. Но она мне сказала, что если я не выставлюсь, а там можно было и родителям выставляться, то она не будет участвовать в выставке. Она боялась почему-то участвовать в выставке без моего участия. Я дал согласие. Срочно купил краски, какие-то брошюры, где объяснялись какие-то азы живописи, и сделал "Натюрморт".

А до этого вы писали?

А. Громыко: До этого я почти не писал. Но из мемуаров Андрея Андреевича Громыко я знал, что мой дед, отец Андрея Андреевича, по отцовской линии Андрей Матвеевич умел хорошо рисовать. Он рисовал фигурки животных детям в деревне, любил иногда порисовать карандашом. И это у него неплохо получалось. Может быть, генетически от него мне какие-то его способности мне передались. Я являюсь членом Российского союза художников.

У вас картины выставлялись и за рубежом?

А. Громыко: Что касается выставок за рубежом, они у меня на Кипре были, но всё-таки они были такие миниатюрные. Я устраивал там 1-2 раза свои выставки, но в основном у меня были 5-6 раз выставки здесь у нас, в том числе в Центральном доме художника. Появились очень хорошие статьи некоторых наших искусствоведов. В общем, я где-то за это время, пока был на Кипре, написал более 100 картин. Сначала я писал маслом, потом перешёл на другие формы живописи. Но в основном я маслом пишу.

Это действительно крутой поворот. А кого вы можете назвать своими учителями? Конечно же, в первую очередь это Андрей Андреевич, что понятно. Но всё-таки кто ещё?

А. Громыко: У меня остались самые добрые воспоминания о профессорско-преподавательском составе МГИМО. МГИМО давал прекрасное образование. Нам давали даже образование по политическим учениям зарубежных стран. То есть, может быть, в то время МГИМО был единственным институтом, где преподавали не только марксизм-ленинизм, но и другие предметы, которые давали взгляд на развитие мира не только с позиции классического марксизма. Мне даже трудно кого-то выделить. Я всегда брал пример с профессора Дурденевского. Это был наш специалист по международному праву, его приглашали на все конференции, Андрей Андреевич его очень ценил. В основном он работал в 50-х годах и был человеком довольно престарелым. Кстати, на моей защите очень хорошо выступил, поддержал меня на соискание степени кандидата юридических наук. У меня две степени: кандидата юридических наук и доктора исторических наук.

Из людей, у которых я многому научился, можно назвать Анатолия Фёдоровича Добрынина. Это наш легендарный дипломат, посол СССР в США на протяжении почти четверти века. У него мне пришлось поработать два с половиной года. И я этому был очень рад. Вот работа с ним, работа с такими другими известными дипломатами, как Юлий Воронцов, он был советником-посланником у Добрынина в Вашингтоне, и, конечно, Александр Александрович Бессмертных, который потом стал министром иностранных дел. Всё-таки, я считаю, в области дипломатии Андрей Андреевич Громыко, Добрынин, Воронцов и Бессмертных, безусловно, повлияли на меня как на подающего какие-то надежды молодого дипломата. Но отец мне однажды позвонил, когда я уже в Берлине работал, и сказал: "Я тебе предлагаю вернуться домой и работать в Академии наук". Ну, это когда мне сделали предложение. Я ж с ним стал советоваться по поводу того, что мне сделали предложение идти на пост директора Института Африки, предложение для меня довольно неожиданное всё-таки. И отец мне сказал, что, сколько бы я ни шуршал бумагами в посольстве, успеха я все равно не добьюсь. Я даже обиделся немного. Спросил его, почему он так говорит? Потому что, сказал Андрей Андреевич, отец у тебя министр, и ты не можешь работать со мной в одной системе.

В то время это было так.

А. Громыко: Да, в то время это было так. Поэтому у детей не всегда была простая ситуация. Я не мог стать ни послом, не мог перейти на какую-то самостоятельную работу в области дипломатии, не мог работать в самом министерстве иностранных дел, потому что тогда моим непосредственным начальником был бы мой отец. И я, слава богу, а после окончания института меня приглашали в ряд других учреждений, отказался от работы в них и всё-таки решил, что буду заниматься наукой и, насколько это возможно, дипломатией. Тем не менее, всё-таки я проработал в трёх посольствах – в Лондоне, в Вашингтоне и в Берлине. Это была определённая школа, и она меня приучила… Вот вы спросили про учителей, другим моим учителем была работа по составлению шифр-телеграмм. Всё-дело в том, что не только беседы записывали дипломаты, беседы ты можешь записать и на пяти, и на десяти страницах, а вот шифр-телеграммы (шифровки) должны быть лаконичными. Они почти всегда секретные, совершенно секретные, а есть ещё особые. Это уж такие, которые может видеть только посол и, может быть, исполнитель, который это особую телеграмму пишет. Если особую телеграмму пишет посол, то он, может быть, показывает её одному-двум дипломатам в посольстве, чтобы люди были в курсе дела. То есть, работа с такими документами приучила меня писать лаконично и отражать существо проблемы по возможности более кратко.

Профессия дипломата в вашей семье продолжается?

А. Громыко: Да. Мой старший сын Игорь пошёл по дипломатической стезе, и он работал и в Австралии, и в Армении, и в центральном аппарате. В общем, он работает дипломатом. Мой младший сын Алексей пошёл по тропе учёного. И когда ему говорят, почему он не стал как дед дипломатом, он отвечает, что он пошёл по его научной стезе. И он так любит науку, что, когда ему поступило предложение поехать дипломатом в одно из наших посольств на очень высокую должность, он от этого предложения отказался. И я его похвалил: "Правильно, сосредоточься на науке". Потому что, вообще-то, не в обиду дипломатии будет сказано, дипломатия – это чрезвычайно интересная работа, хотя и очень тяжёлая, научная работа, с моей точки зрения, самая интересная работа. Она даёт больше всего возможностей мыслить творчески.

А самым важным делом, которым занят человек на земле, им в основном, конечно, заняты женщины, – это выращивание и воспитание детей.

В вашей семье сохранились корни, почитаются традиции. За это, конечно, низкий поклон. Вот за что надо поклониться.

Меня всё не покидает одно из высказываний Андрея Андреевича Громыко, которое, как мне кажется, очень важно сегодня помнить абсолютно всем – дипломатам, видным государственным деятелям и простым людям: "Лучше десять лет переговоров, чем один день войны".

А. Громыков: Это сущая правда.

Это было интервью с советским и российским дипломатом и учёным Анатолием Андреевичем Громыко, которого, к сожалению, на сегодняшний день уже нет, недавно он ушёл из жизни.