Пятидневка Альтернативная жизнь: дауншифтинг или возрождение?

Программу "Пятидневка" ведёт Вадим Тихомиров.

Гость в нашей студии – актёр Юрий Макеев. Он необычный человек, сыграл немало звёздных ролей в сериалах, мотался в Париж, чтобы сыграть там иногда в спектаклях, а потом вдруг взял и уехал в деревню Петровки Тёмкинского района Смоленской области, где открыл Первый деревенский театр (ПДТ).

Как сейчас живёт современная деревня?

Ю. Макеев: Она живёт по-разному. Часто живёт грустно, если смотреть со стороны. Внутри меньше чувствуется грусти, потому что у тебя рядышком природа, белый снег, и если москвичи мучаются от снегопада, то я любуюсь выпавшим снегом, хотя он тоже мешает нам перемещаться. Его надо расчищать, надо много расчищать, тебе нечем его расчищать, потому что нет ничего, кроме своих двух рук и лопаты. И хорошо, если до тебя доедет трактор, пробивающий дорогу в снегу, иначе приходится по несколько дней сидеть дома безвылазно.

В деревне для меня всё по-честному. Если тебе холодно, ты должен затопить печь. Если ты хочешь попить воды, ты должен её найти. У нас уже несколько дней нет воды в деревне, замёрз водопровод, и мы топим снег, и талой водой моем посуду. Всё это XXI век, Россия, деревня, но там интересно.

А кто остался в деревне? Кто там живёт? Кто эти люди?

Ю. Макеев: Остались те, у кого, может быть, уже никого нет, и им просто некуда ехать. Остались те, кто там всегда жил и будет жить, и уйдёт в землю. Но интересны те, кто там появились. Это для меня хороший вопрос, а кто там появился? И появился ли там кто-либо? Так вот, там появились молодые люди. Они либо родом оттуда, либо решили для себя, что нужно что-то менять в этой жизни и нужно начинать с себя. Как правило, эти изменения происходят, как только у тебя появляется семья, дети, и ты задумываешься о том, что твои дети кушают, как они вообще относятся к жизни, к тебе и как ты к ним относишься. Это отчасти было одной из причин, почему я переехал жить в деревню.

На самом деле для переезда было много причин. Это и живущие там удивительные для меня люди. Они подвижники, романтики, герои, труженики, мечтатели, фантазёры. Это не безнадёжные люди, которым не нашлось места в столице или в каком-то другом более-менее крупном городе. Это очень дееспособные ребята, думающие, чувствующие, а главное (и это для меня принципиально важно) – любящие свою землю, свою Родину, нашу Россию. Они стали задумываться о своих предках, о своих корнях, о том, кто они, что они.

В последнее время стало популярным движение "дауншифтинг". Мне пришлось несколько лет назад путешествовать по миру, и я посмотрел на этих людей, которые живут во Вьетнаме, Камбодже, Таиланде, на о. Бали. Они живут по всему миру, наши русские люди, которые заработали какое-то небольшое количество денег, на которые можно снимать или просто купить жильё. Там у них есть какой-то маленький бизнес. Но что меня поразило больше всего? Все они интеллигентные, думающие люди. И к 12.00 они уже все глубоко не трезвы. Понятно, что дауншифтинг – это как бы уход в другой мир, уход от себя, но от себя ведь не убежишь. И там, за границей, дауншифтинг никогда не поможет. А сейчас здесь мы говорим про русскую землю, про нашу деревню, и я вдруг подумал, а может быть, именно там можно очистить свою душу?

Ю. Макеев: Ну, да. Были перечислены такие тёплые страны, где можно ходить в шортах, есть фрукты, поймать или купить за небольшие деньги свежие креветки и вообще не париться. Там не надо топить снег, чтобы помыть себе посуду. Да, там вода тоже может быть не очень чистая, но это отдельная история.

А по поводу тех людей, кто возвращается в российскую глубинку, в русскую деревню, хотя наверняка есть люди, которые приезжают в маленькие города и посёлки, пытаются там как-то изменить жизнь, меня слово "дауншифтинг" коробит. Я не могу за него зацепиться, оно меня ничем не греет, а, наоборот, отталкивает. Для меня это люди, которые интуитивно или осознанно хотят возродить страну. Потому что нам нужно возрождение.

Ты абсолютно прав. Но в последнее время мейнстримом нашего некассового кино, авторского кино стал показ российской глубинки с неприятной стороны: пьянство, разврат, унижение. Неужели это правда? Судя по твоим словам, человеческая нотка в глубинке всё-таки осталась.

Ю. Макеев: Вопрос в том, что искать. Мне бы хотелось, чтобы художники, кинорежиссёры, авторы посмотрели на тех людей, кто не попадает в касту "успешных" людей в нынешнем понимании этого слова. На самом деле все они – жертвы времени, жертвы эпохи. У меня всегда возникает вопрос к тем людям, кто как-то социально опустился. По-человечески понятно, что изначально он был ребёнком. И поскольку я много работаю с детьми, я всегда думаю, а что из того или другого маленького ребёнка вырастет. А если отмотать обратно киноленту жизни и судьбы опустившихся людей, в какой момент случилось так, что они стали такими. Не важно, был ли кто-то раньше чиновником, предпринимателем, священником или ещё кем-то. Всегда встаёт вопрос: что у тебя случилось, какое событие повлекло этот надлом? Мне бы очень хотелось, чтобы мои друзья, мои коллеги нашли этих ребят, которых я знаю, этих героев. Иногда спрашивают, кто является сегодня героем нашего времени? А я их знаю по именам, я вижу их лица. Это мои новые друзья, которые реально являются героями, исходя из того, что они сейчас делают.

Мы действительно очень часто относимся к людям и к их поступкам жестоко. Мы не принимаем их, хотим наказать людей. А существует один такой закон психологии. Как быстро наладить контакт с другим человеком, чтобы человек проникся к тебе? Разговаривай с ним, как с маленьким ребёнком. По крайней мере, обращайся к тому маленькому ребёнку, что живёт в душе каждого из нас, и ты сразу получишь ответную реакцию. Почему мы не можем взять это на вооружение? Почему мы не можем увидеть в поступках людей, иногда жестоких и неправильных, чью-то израненную душу?

Ю. Макеев: У меня в театре есть такая присказка: у нашего самого юного гостя – самое юное сердце, самая чистая душа, он тот, кого домашние называют ангелом. И мы ищем в зале ангела – самого юного зрителя, и понимаем, что он действительно самый чистый. Разговор с ребёнком – это как разговор с ангелом. Ребёнок чистый, и он может тебя неожиданно спросить обо всём. Я рекомендую взрослым серьёзным дядям поговорить с маленьким ребёнком. И с тем, который внутри себя. И даже со своим ребёнком, который может парадоксально озвучить неожиданные для вас вещи. Как будто это говорит не твой ребёнок, а чистый ангел, когда он ещё не испорчен гаджетами и прочим. Потому что постепенно ко всем нам прилипает вся эта грязь. Уже в детстве мы понимаем, как надо хитрить, ещё что-то. Но есть какой-то период, когда от ребёнка пахнет молоком, яблоками и чем-то ещё. Моей дочке пять лет. Иногда ей задашь вопрос, а она тебе так мудро и так очень просто отвечает.

Ты приехал в эту деревню, стал там жить. Как к тебе отнеслись местные жители?

Ю. Макеев: У меня с этой деревней, моей любимой деревней непростая история отношений. Я впервые там появился в 1986 году. Мои родители решили в этой деревне приобрести дачу, поближе не нашлось, 200 с лишним километров от Москвы. В те времена не было дорог, но это была богатая деревня. И там, как и везде, были коровники, телятники, и там для меня, московского шестилетнего мальчишки, была необыкновенная романтика. Я открыл там для себя новый мир. И я в этот мир влюбился и захотел в нём жить. Этим миром я грезил, мечтал, отчасти в какие-то спектакли, где играл, я перенёс истории из деревни на сцену.

В 1990 году, к моему сожалению, мои родители расстались, и они приняли решение уже тогда переехать в деревню. Только папа переехал в Калужскую область, а мы вернулись в эту деревню в Смоленской области. Мама решила работать там в совхозе дояркой. Вообще, для неё это был шок. Для неё коровы были все на одно лицо. И она повесила на всех коров таблички с их кличками. Я стал выписывать журнал "Новый фермер", делать голландские грядки, выращивать калифорнийского червя, писать план по спасению этой деревни. До 15 лет я был убеждён, что буду фермером, спасу деревенских бабушек, а потом для них организую в деревне всю жизнь.

Но в 15 лет я вернулся в Москву, и меня засосала творческая трясина. Я поступил в ГИТИС. И в деревню стал приезжать уже как на дачу в деревне. И я видел, как увядает моя деревня, как уходят люди в землю в прямом и переносном смысле этого слова. Даже могилки их стали исчезать, потому что не было рядом детей, никто за ними не ухаживал и т.п. И в какой-то момент, а почему-то с этой деревней для меня связано очень много важного, я сидел, смотрел на своих детей, раздумывая о спектакле "Мечтатели", и подумал, а верен ли я своей мечте? Мечтал ли я когда-либо жить в деревне? Мечтал. А почему тогда я там не живу? Я же не чём-то плохом мечтал. Жить в деревне – это же здорово. Вот ты путешествовал по всему миру. Люди живут не только в Лондоне, Париже или Нью-Йорке, они живут в глубинке и достаточно неплохо живут, занимаются творчеством, делают фестивали, создают невероятно интересную движуху. И абсолютно не ущербно себя там чувствуют.

И я подумал: у меня в Смоленской области есть клочок земли, дарованной мне моими родителями и господом Богом, я к этому так отношусь, и я решил построить там то, что я смело назвал ПДТ (Первый деревенский театр). Конечно, из тех, кто меня там не знал и кто знал, кто-то мое решение воспринимал, что у меня что-то случилось, может быть, я от чего-то сбежал из города в деревню. И когда узнавали, что я в Москве продаю квартиру, а я продал квартиру и сжёг этот мостик, у них всегда возникали вопросы: вот он уехал в деревню, на что он там живёт, на какие деньги свой театр строит? Мне досталась в наследство от моего покойного отца однокомнатная квартира в Москве. И я делаю это дело в память об отце и в память о моих дедах, которые имели деревенские корни, в этой Смоленской губернии, где у меня есть корешок под названием моя бабушка. Мы её похоронили там, хотя корни мои – тульские и нижегородские, а я считаю себя коренным москвичом, потому что я, как и мой отец, родился в столице, правда, в деревне Останкино, так вот в память о них.

Надо нам всем припадать к родничку. В деревне другие люди. И даже не они другие люди, это Москва, я это знаю и чувствую, в какой-то момент стала отдельным государством. Это государство в государстве. В этом государстве очень много стало жителей. Оно переполнено, что это государство даже решили чуть-чуть расширить в сторону Калужской области. И это притом, что "государство Москва" всегда была большой деревней. Кто родился в столице, даже в спальных районах, помнит, что такое московские дворы. Конечно, это уже прошлое, в наших воспоминаниях, когда мы знали всех в своём дворе и стояли друг за друга. Для меня московский двор – это бабушки на скамеечках, которые все за нами следили. Это была своя культура, но это, к сожалению, уже ушло. И не знаю, вернётся ли. Я уже три года живу в деревне и на эту "страну" смотрю с любовью с расстояния в 200 км. Честно скажу: 2-3 дня в родном столичном городе, и мне очень хочется вернуться в мою деревню под названием Петровки.

Полностью программу слушайте в аудиозаписи программы.