Любовь и голуби Максим Дунаевский

МИТРОФАНОВА: Друзья. Это программа "Любовь и голуби". И мы дождались наконец-то гостя. Людмила Ивановна, представляйте, пожалуйста, вашего друга.

ДУБОВЦЕВА: Любимый друг не только мой лично, но и друг нашей радиостанции "Маяк" - композитор Максим Дунаевский. Добрый день, Максим.

ДУНАЕВСКИЙ: Добрый день.

ДУБОВЦЕВА: Максим, в этом году нам исполняется 50 лет, "нам" - я имею в виду радиостанцию "Маяк". Я решила вспомнить кое-какие вехи твоей биографии и увидела, что в 1964 году, то есть в том году, когда родился наш "Маяк", ты был еще совсем маленьким мальчиком, таким юношей, я бы сказала, но уже был главным дирижером оркестра МГУ?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, нет, нет. Я был музыкальным руководителем эстрадной студии МГУ "Наш дом". Была такая театральная студия, театр под руководством Марка Розовского, Альберта Аксельрода, известного кавээнщика тогда, собственно, сочинителя КВНа, это он придумал КВН, и Ильи Рутберга. Вот такая троица была.

ДУБОВЦЕВА: Хорошая у вас троица была.

ДУНАЕВСКИЙ: Из этой троицы остались Марк Розовский, Илья Рутберг. Марк Розовский, как известно, сейчас художественный руководитель Театра у Никитских ворот.

ДУБОВЦЕВА: А вы все были такие юные или ты был самый юный?

ДУНАЕВСКИЙ: Я был самый юный.

ДУБОВЦЕВА: И как на тебя смотрели студенты, студентки особенно?

ДУНАЕВСКИЙ: Хорошо смотрели. Правильно смотрели.

ДУБОВЦЕВА: Что вы тогда пели? Что-то осталось из того?

ДУНАЕВСКИЙ: У меня тогда появились первые мои музыкальные спектакли, первые песни. Ну, я не смогу сейчас вспомнить ничего оттуда, но очень много чего было уже, много. Как называл мой педагог Тихон Николаевич Хренников, он говорил, что это мой опыт демократической работы, демократической. То есть непосредственно с публикой в 18 лет я уже столкнулся.

ДУБОВЦЕВА: Максим, скажи, а мешала ли тебе твоя фамилия в то время? Потому что думают: ну конечно, его взяли, потому что он Дунаевский, сын великого Дунаевского…

МИТРОФАНОВА: Среди Розовских, Рутбергов и Аксельродов, я думаю, он не особо выделялся.

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, нет… Кстати, руководил тогда этой студией как музыкальный руководитель (у нас же был состав музыкальный, вообще был очень поющий театр музыкальный), руководил Павел Слободкин, с которым мы вместе учились. И он меня туда привел, и он меня там оставил, а сам пошел дальше, в "Веселые ребята".

ДУБОВЦЕВА: Но ты там тоже долго не задержался, тоже пошел дальше.

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, очень долго. Почему? Я пять лет там был. Достаточно. Все-таки это срок. Нет, я был до самого закрытия студии. Ее просто закрыли по идеологическим соображениям.

ДУБОВЦЕВА: А чем же ты навредил так тогда в своей студии?

ДУНАЕВСКИЙ: Я ничем не навредил. Навредили эти трое ребят, создавая очень смелые спектакли, на которые собирались просто толпы людей и невозможно было достать билет.

МИТРОФАНОВА: Так это же была так называемая оттепель, о которой сейчас все пытаются говорить.

ДУНАЕВСКИЙ: Да, да, совершенно верно.

ДУБОВЦЕВА: Была ведь оттепель, а потом постепенно на этой оттепели появлялась корочка льда, правда?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, потом, она уже позже появилась. Вот когда она появилась, тогда и закрыли как раз.

ДУБОВЦЕВА: Тогда вас и закрыли. И что же ты стал делать дальше?

ДУНАЕВСКИЙ: А дальше был Театр Вахтангова. То есть я пошел уже по этой линии, уже никуда и не сворачивал.

ДУБОВЦЕВА: Я помню, что я тоже однажды, когда писала о тебе какую-то заметку, я не помню, или в книжку я писала о тебе, я написала, что ты "родился и вырос за кулисами театра". Ведь оно так и было, потому что вся твоя жизнь связана с театром. Вот только что всё лето шел твой мюзикл "Алые паруса"…

ДУНАЕВСКИЙ: Он шел не всё лето, он уже идет два года.

ДУБОВЦЕВА: Я имею в виду, сейчас только что закончилось.

ДУНАЕВСКИЙ: Да, но это одна из постановок "Алых парусов". Вообще, его поставили 24 театра.

ДУБОВЦЕВА: Вот это да! По всей стране. А ты успеваешь куда-нибудь еще ездить?

ДУНАЕВСКИЙ: Я посмотрел несколько спектаклей, конечно. В Новосибирске, в Екатеринбурге, в Перми. Это лучшие спектакли.

ДУБОВЦЕВА: Чтобы никого не обижать, все-таки тебе как автору какой больше всего понравился?

ДУНАЕВСКИЙ: Вот я назвал три совершенно разных, выдающихся, я считаю, спектакля. И они все были номинированы, кстати говоря, на "Золотую маску". Вот такое редчайшее явление, что одно название - и три театра.

ДУБОВЦЕВА: Ну и что? И кому досталась?

ДУНАЕВСКИЙ: Досталась всем.

ДУБОВЦЕВА: Вот видишь, как здорово! Тогда мы тебя поздравляем с этими тремя "Масками". А тебе-то хоть что-нибудь досталось, какая-нибудь "Маска"?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет! Я привык к тому, что мне не достается ничего. Это у нас удивительная страна. Выдвигается мюзикл на все номинации "Золотых масок", но, оказывается, мюзикл, он появляется сам собой, авторов у него нет почему-то. Это уникально. То есть я не представляю себе, если американский мюзикл на Бродвее получает "Тони", чтобы его не получил композитор. Это дикость. Она может только быть у нас. Вот.

ДУБОВЦЕВА: Тебя даже на поклоны не вызывали?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, конечно, нет.

МИТРОФАНОВА: Да, это как-то странно.

ДУБОВЦЕВА: Это очень, действительно, странно. Но, ты знаешь, сегодня с нетерпением мы все тебя ждали. Ждали наши слушатели. И Маргарита Михайловна тоже с огромным нетерпением тебя ждала, потому что…

МИТРОФАНОВА: Да, я очень волнуюсь. Вы для меня слишком великий.

ДУНАЕВСКИЙ: Ой! Ой! Не говорите таких слов. После моей смерти будете говорить такие слова.

ДУБОВЦЕВА: Лучше при жизни.

МИТРОФАНОВА: У вас просто музыка такой красоты, что говорить об этом… Ее надо слушать. Очень часто, когда к нам приходят композиторы, мы задаем все-таки вопросы, ну как сказать, не то что прямо о бытовухе, нет, - о жизни. Как вам вообще живется? Я уже поняла, что, в принципе, есть некая даже не недооцененность, а вот эта странная вещь, которая происходит: театры оцениваются, а композитор - нет.

ДУНАЕВСКИЙ: Знаете, я вам скажу такую вещь, после глубоких раздумий к чему я пришел. Что мне жутко повезло, что я родился в то самое советское время, когда композитор, писатель, поэт, художник, драматург, режиссер - были такие значимые!

МИТРОФАНОВ: Первые были космонавты, правда.

ДУНАЕВСКИЙ: У нас сегодня только Никита Михалков, понимаете? А вот раньше было несколько. Ну, не несколько, а довольно много. Кстати, я об этом говорил нашему министру, что у нас абсолютно творчество не в почете стало.

МИТРОФАНОВА: Вы знаете, есть перекос в отношении актеров и актрис. Вот на это я обратила внимание.

ДУНАЕВСКИЙ: Да, да, исполнительство. Исполнители.

МИТРОФАНОВА: И на это можно посетовать. Я читала интервью одного американского юного актера. И он говорит: "Я не понимаю, раньше мы ценили космонавтов и учителей. А сейчас у нас одни актрисы". И я действительно смотрю, вот девочка очень симпатичная, Чиповская ее фамилия. Она играет в театре. Но она во всех журналах, во всех интервью. Я не понимаю, почему Максим Дунаевский не во всех интервью? Потому что его время прошло? Нет, его музыка играется, ставится. Я не понимаю, почему такой перекос. Все хотят знать, с кем спит эта Чиповская, в какие наряды она одевается. Может быть, потому что мы всё про вас теоретически знаем?

ДУНАЕВСКИЙ: Ну, может быть, и не всё.

МИТРОФАНОВА: Я даже боюсь спросить, у вас какое сейчас семейное положение?

ДУНАЕВСКИЙ: С кем я сплю?

МИТРОФАНОВА: Да. То есть это я ощутила, и молодежь тоже. Я надеюсь, эти актрисы, они талантливы, они все на виду, но они тоже должны как-то обратить внимание, что есть люди, которые не менее достойны…

ДУБОВЦЕВА: В этом виноваты в какой-то степени радио и телевидение, потому что как у нас сейчас песня объявляется? "Песня Ларисы Долиной", "песня Михаила Боярского". А что эта песня не принадлежит ни Ларисе Долиной, ни Михаилу Боярскому, об этом даже никто не вспоминает.

ДУНАЕВСКИЙ: Совершенно верно. Но я думаю, что не только даже в этом дело. Вот на государственном уровне все равно должно быть какое-то внимание.

ДУБОВЦЕВА: Конечно. Уважение.

ДУНАЕВСКИЙ: У нас же приковывают внимание, к кому хотят. К исполнителям, к дирижерам, например. Это хорошо. Но ведь чью музыку-то они играют, тоже важно.

ДУБОВЦЕВА: Тоже бы не грех вспомнить, конечно!

ДУНАЕВСКИЙ: Мне часто говорят: "Вот вы остались, Рыбников, Журбин, Дашкевич, - называют еще несколько имен, - а что ж за вами-то никого нет?" Да есть! Просто мы счастливые люди, что нас узнали. Если бы мы родились сейчас, в это время, при том что мы всё это написали бы, нас бы также никто не знал. В этом ужас.

ДУБОВЦЕВА: Но тем не менее все твои песни знают, Максим. И, может быть, мы сейчас послушаем что-то?

МИТРОФАНОВА: Мы говорили об "Алых парусах", жалко, у нас нет ничего из…

ДУНАЕВСКИЙ: Не могу, к сожалению, потому что опять же нет интереса сегодня и продюсеров записывать диски, DVD не хотят делать, потому что…

МИТРОФАНОВА: Никто не покупает?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, потому что раньше времени, пока спектакль не отошел, не хотят делать. Поэтому и записей нет хороших.

МИТРОФАНОВА: Про личную жизнь мы намекнули, что хотелось бы, конечно, узнать…

ДУНАЕВСКИЙ: Жена есть.

МИТРОФАНОВА: Да. Жена есть, всё слава богу.

ДУБОВЦЕВА: И, значит, дети есть.

ДУНАЕВСКИЙ: Дети есть, конечно.

ДУБОВЦЕВА: Расскажи нам про самую маленькую.

ДУНАЕВСКИЙ: Про маленькую рассказывать нечего. Абсолютно ничего не хочет делать. Прекрасная, талантливая вроде как - ну, так все родители говорят, конечно…

ДУБОВЦЕВА: Не все. Ты же строгий обычно.

ДУНАЕВСКИЙ: Самая красивая, так тоже все родители говорят.

МИТРОФАНОВА: А сколько ей?

ДУНАЕВСКИЙ: Ей 12 лет. Но абсолютно самостоятельная. Играла в теннис несколько лет, но ничего особенно не добилась. И, в общем-то, я сказал: "Всё, не будем больше этим заниматься, раз ты не хочешь добиваться результатов". Она хотела стать режиссером, фотографом, артисткой, кем только не хочет! Я жду, я жду. Посмотрим.

ДУБОВЦЕВА: Но твоя мама тоже в свое время ждала, тоже она не могла тебя…

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, я в 10 лет заявил, что я буду музыкантом.

ДУБОВЦЕВА: Но только в десять, а до десяти как тебя заставляли насильно?

ДУНАЕВСИЙ: Но ей же уже двенадцать!

ДУБОВЦЕВА: Значит, либо ты не такой настойчивый, как твоя мама, либо…

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, мама не была настойчивой. Никто со мной, никто, я всё сам.

ДУБОВЦЕВА: Да, я это тоже помню.

ДУНАЕВСКИЙ: И поэтому я ничего не буду делать, пусть сама решает.

МИТРОФАНОВА: И даже музыке она не обучалась…

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, пытались, пытались тоже. Тоже есть музыкальные способности, но нет желания. Я считаю, что должно где-то что-то проявиться, какое-то большое желание что-то делать.

ДУБОВЦЕВА: Но тогда я так тихо-тихо спрошу: а твои-то песни она слушает и знает?

ДУНАЕВСКИЙ: Она слушает, она интересуется музыкой, мои песни знает, мною гордится. В общем, всё это есть.

МИТРОФАНОВА: А вы учитесь здесь, в Москве? Она?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, за городом. Мы в сельской школе. Я так называю. Правда, директриса на меня обиделась. Но это в высшем смысле сельская школа, настоящая, с прекрасными учителями, старой такой закалки…

МИТРОФАНОВА: Без взноса 300 тысяч?

ДУНАЕВСКИЙ: Абсолютно никакого взноса, абсолютно бесплатная школа, прекрасная совершенно. И я считаю, что на эти школы, на них надо ориентироваться до сих пор, потому что все эти по 300 тысяч - это полная чушь собачья.

МИТРОФАНОВА: Когда на "гелендвагенах" детей привозят, еще с охраной!

ДУНАЕВСКИЙ: Да, да.

ДУБОВЦЕВА: Скажи, а на собрания ходишь на родительские?

ДУНАЕВСКИЙ: Нет. Мама иногда ходит.

ДУБОВЦЕВА: Но хорошо бы ты когда-нибудь появился…

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, я появляюсь на каких-то событийных вещах.

ДУБОВЦЕВА: Понятно. Садишься к роялю…

ДУНАЕВСКИЙ: Да, да, да.

ДУБОВЦЕВА: И тут ее переполняет гордость, да?

МИТРОФАНОВА: А сейчас детям проекты задают делать…

ДУБОВЦЕВА: А проекты помогаешь? Вообще уроки какие-нибудь помогаешь ей делать?

ДУНАЕВСКИЙ: Совершенно нет. С английским помогаю. По всем остальным предметам я уже давно ничего не могу помочь.

ДУБОВЦЕВА: Особенно по физике, наверное.

ДУНАЕВСКИЙ: Ой, об этом вообще разговора нет.

МИТРОФАНОВА: Да? Странно. У вас такая родословная! Вы должны и музыку знать и физику, по идее!

ДУНАЕВСКИЙ: Нет, нет.

ДУБОВЦЕВА: Расписался в своем полном неведении физики.

МИТРОФАНОВА: ...Мы послушали вашу песню "Позвони мне, позвони!" в исполнении Муравьевой.

ТРУСЕНКОВА (звукорежиссер): Я хотела спросить, а почему не Муравьева пела в фильме? Она прекрасно исполнила песню.

ДУНАЕВСКИЙ: К сожалению, той, которую можно было спросить, уже нет в живых. Это Татьяна Михайловна Лиознова.

ДУБОВЦЕВА: Это ее выбор был, да?

ДУНАЕВСКИЙ: Да, да.

ДУБОВЦЕВА: А ты настаивал?

ДУНАЕВСКИЙ: Я настаивал, но она сказала, что поскольку фильм про будущую звезду, то это должен быть звездный голос, а не актерский. Вот ее было мнение. Хотя, на мой взгляд, Ирина великолепная певица. И она пела и в мюзиклах, и у меня много пела в разных музыкальных фильмах. И это было всегда хорошо.

МИТРОФАНОВА: А музыку к фильмам вы сейчас еще практикуете, пишете, есть обращения? Потому что сейчас фильмы-то вроде снимаются, но так, через раз.

ДУБОВЦЕВА: Сейчас там три консервные банки - вот тебе и музыка.

ДУНАЕВСКИЙ: Обращений не много, но те, которые есть, меня мало устраивают, скажу честно. По всем параметрам. Сегодня и по содержанию, и даже материально. Потому что сегодня труд композитора низведен просто до уровня… я даже не знаю кого. Последнего помощника по свету, по материальным делам. И, конечно, там подвизаются случайные люди в основном, и вот мы слышим то, что мы слышим. Даже не хочу по этому поводу распространяться.

ДУБОВЦЕВА: Ну понятно, ты же избалован такими великими режиссерами.

ДУНАЕВСКИЙ: Ведь музыка все равно до сих пор в американских фильмах, и даже очень средненьких американских фильмах, остается на высоком уровне.

МИТРОФАНОВА: Там их всего четыре, по-моему, композитора, которые известны на весь мир.

ДУНАЕВСКИЙ: Конечно, их значительно больше там, но это на высоком профессиональном уровне, потому что музыка в кино… Все равно что взять плохих актеров, которых у нас тоже навалом, все равно что взять плохого оператора в картину. Я думаю, что это всё понижает уровень. А мы спрашиваем, почему у нас нет кино? В том числе и поэтому тоже.

ДУБОВЦЕВА: Конечно.

МИТРОФАНОВА: Есть еще один вопрос: доколе?

ДУНАЕВСКИЙ: Видимо, надо дойти до ручки. Потому что у нас все время спрашивает и Министерство культуры, и в правительстве все время говорят: почему же у нас нет кино? Вот потому и нет. Режиссеры - нет, продюсерское кино, которое вдруг стало продюсерским, - а где продюсеры? - нет.

МИТРОФАНОВА: …Мы послушали песню "Мерси боку". Это, кстати, по-армянски "Спасибо большое".

ДУБОВЦЕВА: По-азербайджански тогда скорее. Во всяком случае, мы получали в свое время письма такие: "Пожалуйста, передайте песню про Баку. "Мерси, Баку" - там есть такие слова". А если бы вы видели, дорогие наши слушатели, какое лицо было у нашего гостя Максима Дунаевского, когда мы сказали, что очень хотим послушать эту песню. "Да ну ее! Надоело!" А потом смотрю, так постепенно у него разглаживались такие не очень приятные морщинки.

МИТРОФАНОВА: Конечно, это суперхит, мегахит, по-другому не скажешь. Вот эти письма, которые мешками на "Маяк" приходили…

ДУБОВЦЕВА: Да, мешками, мешками приходили. И не в обиду другим композиторам, чаще всего тогда встречалось имя Максима Дунаевского, потому что песен написал много и каждая песня становилась сразу хитом. И сегодня остается, правда?

МИТРОФАНОВА: Да, насчет Баку. Я улетаю в Баку. Я поеду на пятницу, субботу и в воскресенье вернусь.

ДУБОВЦЕВА: Значит, мы тебя благословили с Максимом Дунаевским на эту поездку.

ДУНАЕВСКИЙ: Прекрасный город, чудесный! Красоты невероятной.

МИТРОФАНОВА: Говорят, там очень ветрено.

ДУНАЕВСКИЙ: Ну, не упадете уж, я думаю.

ДУБОВЦЕВА: Максим, вообще-то нужно предложить бакинцам, чтобы они сделали позывными своего города "Мерси боку". Рассмотрим эту версию.

МИТРОФАНОВА: А какова сама схема? Есть композитор и текст песни. Как на вас вдохновение-то нападает, в какой момент?

ДУНАЕВСКИЙ: В основном я отталкиваюсь от стихов, в основном от стихов. Может быть, даже от какой-то строчки стихов. А потом уже появляется музыка, потом на музыку снова кладутся другие стихи. В общем, такая совместная работа. Это самый лучший вариант, на мой взгляд.

МИТРОФАНОВА: То есть стихи вас как-то…

ДУНАЕВСКИЙ: Идея, идея.

ДУБОВЦЕВА: А часто ты вмешиваешься в поэзию?

ДУНАЕВСКИЙ: Сейчас да. Но вот, например, те мои друзья, с которыми я работал и уже, к сожалению, покойные - Леонид Дербенев, Наум Олев, - там сложно было вмешаться, они были очень упорные, настырные и защищали свои идеи.

МИТРОФАНОВА: Каждое слово?

ДУНАЕВСКИЙ: Ну, не каждое слово, конечно. Слова меняли, отдельные слова.

ДУБОВЦЕВА: Но ты просто говорил: "Ну, понимаешь, это певцу очень трудно петь, потому что здесь идут согласные, согласные…"

ДУНАЕВСКИЙ: На что Дербенев отвечал: "Уже умерли те, кто могли меня научить писать стихи".

МИТРОФАНОВА: Надо запомнить.

ДУБОВЦЕВА: Но однажды ты мне рассказывал случай (я просто не помню, может быть, подробности, но это было замечательно), как вы пришли на киностудию, уже нужно было песню немедленно отдавать. И так Максим смотрит на Леню Дербенева и говорит: "Леня, что же мы будем показывать?" - "Не волнуйся, - он ставит чистый лист бумаги и говорит: - Ты, главное, играй, а я буду говорить". Было такое?

ДУНАЕВСКИЙ: Да. Но, конечно, это уже немножко легенда. На самом деле это мы режиссеру показывали песню. У меня музыка была готова. А стихи не были готовы. И Дербенев говорит: "Ты играй, начинай", - и я начал играть первый куплет, и, пока я подходил к концу, у меня появлялся второй перед глазами. Играл второй - появлялся третий…

ДУБОВЦЕВА: Текст ты имеешь виду?

ДУНАЕВСКИЙ: Да.

ДУБОВЦЕВА: Это действительно был какой-то потрясающий случай.

ДУНАЕВСКИЙ: А однажды я просто пришел к режиссеру, это был Леонид Квинихидзе, фильм такой был петербургско-ленинградский по Достоевскому "Белые ночи", и там была песня. Мне неожиданно позвонил режиссер, а я ему все время говорил, что песня уже давно готова, хотя она не была готова совершенно. И вот я пришел к нему домой, делать было нечего, и я похлопал себя по карманам и сказал: "Ты знаешь, я забыл текст". Он говорит: "Какие проблемы? Сейчас позвоним Дербеневу, и он нам продиктует". И я звоню Дербеневу, он поднимает трубку, и я говорю медленно и внятно, чтобы он понял, что я вру, я говорю: "Леня, я пришел к режиссеру, к Леониду Квинихидзе, и забыл дома текст. Не можешь ты мне его продиктовать?" Такая длинная пауза, и он говорит: "Ой, Максим, сколько раз я тебе говорил, не дешеви наш труд, не работай при клиенте!"

МИТРОФАНОВА: Вот это история! А по итогу какая песня-то получилась?

ДУНАЕВСКИЙ: Я не помню, что это была за песня. Ну, фильм такой, он прошел незаметно, хотя, на мой взгляд, был неплохой фильм.

ДУБОВЦЕВА: У Квинихидзе вообще неплохие фильмы.

ДУНАЕВСКИЙ: Да, да, все фильмы у него очень хорошие, на мой взгляд, особенно моя "Мэри Поппинс".

МИТРОФАНОВА: "Мэри Поппинс" - величайший фильм всех времен и народов.

ДУБОВЦЕВА: У нас здесь был Юрий Антонов, который сказал: "Если композитор написал один шлягер, то он может жить с ним спокойно". Но тем не менее ведь ты же, написав те шлягеры, которые мы знаем уже, хорошо знаем, не покоишься на лаврах…

ДУНАЕВСКИЙ: Может быть, в Америке это и возможно. Группа "Иглс" написала "Калифорнию" и всё.

МИТРОФАНОВА: Они на концертах одну играют песню и уходят.

ДУНАЕВСКИЙ: А больше нечего. Случайно получившуюся. Кстати, этот отель "Калифорния" я видел в Санта-Монике на берегу Тихого океана. Это сарайчик такой стоит на сваях, маленький отель. Там, наверное, комнат десять в этом отельчике…

МИТРОФАНОВА: Лужков не добрался.

ДУНАЕВСКИЙ: Это мотель, это даже не отель, это мотель. Но теперь там висит огромная медная доска «Отель "Калифорния", где жила группа "Иглс"», и, по-моему, ночь в этом отеле стоит полторы или две тысячи долларов. Вот так раскрутили они отельчик.

МИТРОФАНОВА: Но у меня был вопрос. Это золотой фонд - те песни, которые мы слушали, они были созданы в 1980-е, чуть ближе к 90-м, что-то пораньше. Песни к кинофильмам. Но вот сейчас что происходит?

ДУНАЕВСКИЙ: Сегодня хит можно, конечно, написать. Но тогда нужно превратиться в Стаса Михайлова.

ДУБОВЦЕВА: Не надо.

ДУНАЕВСКИЙ: Или в Ваенгу, которая выдает старые песни, 1960-х - 1970-х годов, как новые. Ну, я на это неспособен. И всё это делается на голубом глазу абсолютно. То есть это старая музыка. Она сегодня появилась в виде вот этих двух, трех, четырех, пяти, не знаю, людей, которые это, кстати, неплохо делают. Ничего не буду говорить. Раз они завоевывают аудиторию, наверное, неплохо делают.

ДУБОВЦЕВА: Значит, это кому-то нужно.

ДУНАЕВСКИЙ: Совершенно верно. Я этого не могу. Я повторить сам себя не хочу. Вот. А новое такое, суперновое, наверное, не могу. Да и не хочу и не могу, скорее всего. Поэтому всё мое внимание сегодня к театру. В театре, кстати, в мюзиклах есть хиты, но у нас не принято раскручивать хиты по радио, по телевидению.

МИТРОФАНОВА: Почему? За 60 тысяч долларов на одном радио, я вам скажу…

ДУНАЕВСКИЙ: Это да. Вы абсолютно правы. И я согласен, что это должно тогда входить в рекламный пакет продюсеров, которые ставят мюзиклы. Но почему-то они не очень обращают на это внимание. Считают, видимо, что музыка в мюзикле тоже неважна. Не знаю. Вот сейчас ставят, у нас 4 октября премьера "Призрак в опере". Все знают хит из этого спектакля. Из "Красавицы и чудовища", из "Русалочки", из всех мюзиклов, которые у нас шли, из "Cats" хиты, суперхиты все знают. Почему? Они же не сами по себе?..

ДУБОВЦЕВА: Потому что их раскручивали.

ДУНАЕВСКИЙ: Конечно.

ДУБОВЦЕВА: Ну хорошо. А вот взять твой, например, мюзикл "Любовь и шпионаж", можно же было тоже…

ДУНАЕВСКИЙ: Оттуда можно было. Одна хотя бы песня должна бы была появиться.

МИТРОФАНОВА: А из "Алых парусов", может, все-таки появится?

ДУНАЕВСКИЙ: Сама по себе не появится сегодня, она сама себе не пробьет путь, как раньше это было.

ДУБОВЦЕВА: Дорогие продюсеры, обратите на это внимание.

МИТРОФАНОВА: Вы нам скажите, мы на "Маяке"… Все ветераны говорят, что раньше "Маяк" действительно был впереди планеты всей, приносили свои песни, и ты становился популярным сразу, за секунду.

ДУНАЕВСКИЙ: Совершенно верно. Во-первых, было гораздо меньше всего этого. И если уж брали… Потом, был очень четкий отбор, все-таки какое-то сито. Сидела Людмила Дубовцева, которая не могла пропустить мимо себя что попало. То есть были редакторы в наше время. И поэтому появлялись отборные, в основном отборные, вещи.

МИТРОФАНОВА: За 10 долларов, Максим Исаакович, любую песню. В рублях можно.

ДУНАЕВСКИЙ: Как мне однажды один чиновник сказал, внимание которого я обратил на то, что в Юго-Западном районе, где я живу, вырубают нещадно деревья, сначала их помечают как которые нельзя трогать, а потом их вырубают, он вздохнул и сказал: "Ой, боже ты мой! Один маленький запрет перевешивает одна маленькая зеленая бумажка". Вот и всё.

ДУБОВЦЕВА: Печальная история!

МИТРОФАНОВА: Мы на завершение эфира нашли одну из самых лучших песен в истории нашего государства (я не побоюсь этих слов), это песня "Ветер перемен". Оно, конечно, наше государство, развивается. И ему иногда сложно, иногда лучше. Но я надеюсь, эту песню будут слушать все поколения жителей нашего государства.

ДУБОВЦОВА: Потому что ветер перемен необходим, чтобы перемены происходили в нашей жизни.

ДУНАЕВСКИЙ: Всегда. Кстати, "Ветер перемен" выдержала огромное количество перепевок (и до сих пор поют) и рок-музыкантами, и самыми разными. И я этому ни в коем случае не препятствую, считаю, что это и есть жизнь песни.

ДУБОВЦЕВА: Спасибо большое, Максим.

МИТРОФАНОВА: Спасибо огромное.

ДУНАЕВСКИЙ: Спасибо вам, поздравляю с юбилеем.