Любовь и голуби Александр Серов

ДУБОВЦЕВА: Продолжается наше шоу "Любовь и голуби". Сегодня у нас в гостях мой любимый старый друг Александр Серов. Я думаю, что не нужно званий перечислять, потому что и так всё понятно.

ГОЛУБКИНА: А отчество не нужно?

ДУБОВЦЕВА: А отчество Николаевич. Вот, Саша, познакомься с моими молодыми коллегами, с которыми я уже целый месяц работаю.

СЕРОВ: Здравствуйте, девочки, здравствуйте. Рад вас видеть.

ДУБОВЦЕВА: Мы рады тебя видеть в этой студии, рады слышать твои песни, твои новые записи, старые с удовольствием вспомним. И послушаем, как ты живешь, что ты делаешь, что тебя интересует сегодня в этой жизни, что тебя раздражает. В общем, рассказывай, дорогой, всё, что тебе интересно. А мы тебя послушаем.

МИТРОФАНОВА: Можно начать с песни и еще с микродиалога в коридоре, когда я сказала: «А "Лепишь, творишь, малюешь"?» - а Александр говорит: "Да она мне надоела уже, эта песня!" Так бывает, что надоедает?

СЕРОВ: Конечно, надоедает, потому что все время же ты с этой песней живешь, денно и нощно, скажем так, грубо говоря. На концертах ее просят исполнять, потому что она является своего рода хитом Игоря Крутого, который написал это произведение с Риммой Казаковой. Так же, как и песня "Я люблю тебя до слез" тоже называется хитом.

МИТРОФАНОВА: А вы представляете, как группе "Орлы" (Eagles) тяжело? У них вообще одна песня - «Отель "Калифорния"».

СЕРОВ: Ну, это рок-группа! Это группа, конечно, значимая. А мы же наши, советские, советско-русские.

МИТРОФАНОВА: А какая песня еще не надоела?

СЕРОВ: А вы знаете, я хочу вам сказать, что я окунулся в тему, которая мне близка, потому что это воспоминание о наших блистательных певцах: о Жане Татляне, Валерии Ободзинском. И вот я, окунаясь в эту тему, в те далекие 70-е, сейчас бы хотел начать с песни, которая называется "У тех ворот", которую пел Валерий Ободзинский в далеких 70-х годах. (Звучит песня.)

ДУБОВЦЕВА: Саша, а интересно, ты от безысходности, что ли, возвращаешься к этим старым песням? Или…

СЕРОВ: Понимаешь, я отдаю дань уважения этим певцам. Ведь сколько было хитов написано Валерой Ободзинским! Сколько он порадовал молодых сердец в тех далеких 70-х годах! Сколько людей влюблялись под его песни! Сколько, так сказать, было хорошего сделано!

МИТРОФАНОВА: Почему он так как-то исчез бесследно? Что произошло?

ДУБОВЦЕВА: Ой, там трагическая была история.

СЕРОВ: Не бесследно, почему? Валера заявил о себе с 1966 года. И до 1975 года он был в отличной форме и работал. Что дальше пошло? Ну, говорят, что немножко все-таки он начал выпивать по каким-то причинам. Ну а вы знаете, что, к сожалению, алкоголь ничего хорошего не приносит.

ДУБОВЦЕВА: Да, никому не принес радости, действительно.

ГОЛУБКИНА: И чем кончилось-то?

СЕРОВ: Он бросил петь, потом начал где-то странствовать.

МИТРОФАНОВА: Он умер?

СЕРОВ: Да, конечно, давно уже.

ГОЛУБКИНА: А то вы так рассказываете, что как будто он еще не умер.

СЕРОВ: Валера лет десять назад, по-моему… А Жан Татлян ныне здравствующий.

ДУБОВЦЕВА: Да, и даже гастролирующий, между прочим.

СЕРОВ: Да, Жан Татлян, ему 75 лет. Это мой друг, живет в Ленинграде. Я тоже пою его песню. И мы можем сегодня послушать его песню и поностальгировать.

ДУБОВЦЕВА: "Фонари" или какая-то другая?

СЕРОВ: Нет, не " Фонари", а песня очень позитивная, называется "Воскресенье". Так сказать, в моем исполнении, но благодаря Жану Татляну образца 1969 года. (Звучит песня.)

МИТРОФАНОВА: Жан Татлян? Я честно говорю, я не знала до вашего прихода об этом человеке.

ДУБОВЦЕВА: Вот хорошо, теперь узнаешь и будешь интересоваться.

МИТРОФАНОВА: Мне сказал Александр: стыд и позор.

ГОЛУБКИНА: А я знала.

СЕРОВ: Ну, я на вас не обижаюсь, потому что вы молодые леди, вы можете не знать…

МИТРОФАНОВА: Ледями и останетесь. Это я пошутила.

СЕРОВ: Да! Но тем не менее, действительно, время неумолимо движется вперед, и соответственно у вас есть свое видение, новые кумиры и всё прочее.

ГОЛУБКИНА: Филипп Киркоров.

МИТРОФАНОВА: Хорошо, а расскажите людям, которые нас слушают, о Жане Татляне. Он жив, дай бог здоровья! Он 1943 года рождения, я посмотрела. Я предположила, что он в какой-то момент эмигрировал и все замолчали о нем.

СЕРОВ: Да, ситуация была такая, я вскользь скажу сейчас, Люда Дубовцева это знает, конечно. В те далекие 70-е годы уехала Лариса Мондрус, уехал Мулерман, уехал Жан Татлян. Слово "уехал" я не хочу ассоциировать с тем, что их, так сказать, что-то не устраивало в нашем строе советском, что они были какие-то прозападные люди по своей сути. Ни в коем случае!

МИТРОФАНОВА: По-моему, не давали петь. Потому что половина евреев, половина…

ГОЛУБКИНА: Не половина, а полностью евреи.

СЕРОВ: Минуточку. Лариса Мондрус, она латышская еврейка. Но она вообще не похожа на еврейку.

ГОЛУБКИНА: Ну, при чем здесь – похожа?

СЕРОВ: Она красавица была. Лариса Мондрус! Надо признать, что Лариса Мондрус сделала всё для того, чтобы заявить о себе очень ярко. Как вам нравится такой эпизод? 1967 год, съемка новогоднего "Огонька". Ее приглашают петь песню о космонавтах (такая песенка была), сидят все космонавты. Она поет песню, в проигрыше встает Евгений Леонов, наш космонавт, и начинает с ней танцевать в проигрыше. А камера выхватывает Юру Гагарина, который на свою камеру их снимает. Вы можете себе представить, какая бешеная популярность пришла за одну секунду к этой певице?

ГОЛУБКИНА: Сам Гагарин…

МИТРОФАНОВА: Селфи делает.

СЕРОВ: Да. Потом на нее ополчились, что она надевает короткие юбки, что она все-таки не советская певица - слишком всё эстрадировано, слишком вальяжно, всё про любовь и так далее.

ГОЛУБКИНА: Я целый фильм про нее смотрела.

СЕРОВ: Если вы послушаете ее песни, все песни очень сильные, очень хорошие все песни, очень теплые. И соответственно она со своим мужем Эгилом Шварцем, который руководил оркестром РЭО…

МИТРОФАНОВА: Хорошо хоть не расстреляли, господи прости!

СЕРОВ: Да. И она уехала. И вот они уже живут в Мюнхене, им уже по 75 с лишним лет. Она прекрасно себя чувствует, она выглядит отлично в свои 75.

ДУБОВЦЕВА: Саша, знаешь, что лет восемь, наверное, тому назад она приезжала? И у нас было с ней хорошее интервью тоже на радиостанции "Маяк". Она рассказывала, как она жила тогда, как она живет сейчас. И все-таки ностальгирует она по тому времени.

СЕРОВ: Экскьюз ми. Значит, хочу сказать, что она приезжала три года назад к Юре Николаеву в "Достояние республики"…

ДУБОВЦЕВА: Вот это я не видела, в этот раз мы с ней не виделись.

СЕРОВ: И она спела свой знаменитый хит "Синий лён".

МИТРОФАНОВА: А в принципе, как думаете, она вообще признавалась, что всё, что ни делается, видимо, действительно к лучшему?

СЕРОВ: Я не знаю. Я знаю, что они живут в маленьком городке под Мюнхеном.

МИТРОФАНОВА: Спокойно, хороший воздух.

СЕРОВ: Всё уютно. Они выбрали это… Они такие люди. Во-первых, Шварц - гениальный аранжировщик. Я снимаю перед ним шляпу, сам аранжировщик, за то, как он сделал песни ее, какие там скрипки, какие струнные, какие вообще пассажи, и его видение такое, в общем-то, смелое в то время, почти американизированный стиль в лучших традициях, как играли американские биг-бэнды.

МИТРОФАНОВА: Значит, всё правильно сделали. Значит, так и получилось.

СЕРОВ: Вот такая ситуация. Ну, а если мы еще раз окунаемся в ностальгию, давайте вспомним еще одного моего кумира - Тома Джонса с песней "Love Me Tonight", это я тоже отдал дань уважения этому кумиру, потому что его параллельно и с Жаном и с Валерой также знаю с 1968 года.

ДУБОВЦЕВА: А я расскажу маленький случай. Когда Том Джонс приехал в Москву и выступал в зале "Россия" – помнишь, Саша? – было очень интересно. Я не знаю, ты за кулисами, что ли, с ним в это время общался? В общем, все сидят уже зрители, ждут появления Тома Джонса на сцене. А тебя в зале нет. И зал так замер, потому что все ждут, когда ты появишься. Потому что Сашу называли в те времена – я расскажу своим молодым коллегам - "наш советский Том Джонс" по его манере пения.

МИТРОФАНОВА: Он не обижался, судя по всему.

ДУБОВЦЕВА: Да. И тут открывается боковая дверь и появляется Серов в зале, и все так смотрят на него! И потом Том Джонс появляется на сцене. И когда шла песня первая в его исполнении, было просто замечательно, зрители просто отвертели головы, потому что смотрели то на Серова, то на сцену, то на Серова, то на сцену…

СЕРОВ: Люда, ты немножко утрируешь.

ДУБОВЦЕВА: Нет, ничего я не утрирую. Я сама была на этом концерте и сама тоже отвертела всю шею.

СЕРОВ: Да, да, ну прямо ты делаешь культ моей персоны. Все прямо на меня смотрели в зале! Некоторые знакомые, там человек 20-30, которые знали, что я люблю этого человека. Что значит - я люблю? Его весь мир любит! Такой человек рождается раз в сто лет.

ДУБОВЦЕВА: Но тебя же называли нашим советским Томом Джонсом.

СЕРОВ: Ну, какой я Том Джонс? Я нэп, а не Том Джонс. Короче говоря, всё, что произошло, произошло потому, что была большая любовь к человеку, который действительно в те далекие 70-е годы проявил себя, записал 10-20 хитов, спеты так, что никто больше так не споет, если мы говорим о настоящем эстрадированном вокале. Появилась масса певцов (мы склоняем тоже перед ними колено и снимаем шляпу), но то, что сделал Том Джонс своим вокалом, тесситурой в две с половиной октавы, и эти потрясающие аранжировки - аранжировщик его знаменитый, который сделал все аранжировки, тоже гений. Такое написать оркестру, чтоб так было сыграно, - увы…

ДУБОВЦЕВА: И спето. И не нужно было ему, чтобы где-то за его спиной кто-то бултыхался в танце.

СЕРОВ: Да что ты! Его просто несла лавина оркестра. Она его несла. И плюс его голос - это была колоссальная органика! Драйв был потрясающий.

МИТРОФАНОВА: Все равно в прошлом, мне кажется, людей больше всего ценили по голосу и голосовым возможностям. Это сейчас ты можешь шоу зарядить - 80 человек танцуют на сцене, ты откуда-то там выпрыгиваешь, мол, "я здесь!".

СЕРОВ: Ну, видишь, формат времени. Всё изменилось.

ДУБОВЦЕВА: А ты остаешься, Саша, верен себе? У тебя нет этих всяких наворотов на сцене?

СЕРОВ: Ни в коем случае. Что еще вспомнить?

ДУБОВЦЕВА: Расскажи о своем общении с Томом Джонсом.

СЕРОВ: Да, мы тогда после концерта… Алик Достман повел нас с Игорем Крутым на банкет в его честь. Там сидели люди, которые были приглашены. Посидели мы где-то часа два-три. И после концерта уставший человек уделил внимание…

ДУБОВЦЕВА: Расскажи, о чем вы говорили?

СЕРОВ: Ну, мы говорили через переводчика, конечно. Но я сказал ему такую фразу (я скрывать не буду), я встал и говорю: "Сэр Джонс, вы знаете, благодаря вам, может быть, состоялся такой скромный певец в России, как Александр Серов. Потому что моя любовь к вам была безмерна, ибо вы пробили насквозь все мои чувства и как музыканта, и как начинающего исполнителя. Это для меня было что-то более чем необычное. Поэтому вам большое уважение и низкий поклон".

ДУБОВЦЕВА: Он прослезился?

СЕРОВ: Он, конечно, так тепло улыбнулся. Потом мы с Игорем сфотографировались с ним. Но сейчас уже, как вы понимаете, он приезжает часто в Москву. Сейчас на Юрмале был.

МИТРОФАНОВА: Теперь вы к нему сами не подошли.

ДУБОВЦЕВА: Но все равно он не теряет своего обаяния.

СЕРОВ: Поменял тональности уже. Но тем не менее он, конечно, гений.

ДУБОВЦЕВА: А он-то тебя слышал где-нибудь?

СЕРОВ: Да. Он слышал меня, когда мы были на втором банкете. Я пел "Misty", вот, я пел не его песню, это Фрэнка Синатры была песня. Но он мне ничего не сказал. А его сын сказал, он подошел, мы с Аликом Достманом стояли, и он говорит, что интересная манера, говорит, что мы удивлены немного, что в России есть такая манера. Именно "Misty" я спел. Песня такая классическая, тоже ей очень много лет. Но вот его сын, который является и его продюсером, он обратил на это внимание.

ДУБОВЦЕВА: Значит, он тихонько сыну показал свою реакцию.

СЕРОВ: Не знаю.

МИТРОФАНОВА: Он ему ремень сначала показал.

ГОЛУБКИНА: Я хотела бы для подруги для моей Маргариты Михайловны Митрофановой заказать песню.

СЕРОВ: Стоп! "Маргарита" есть у тебя?

ГОЛУБКИНА: Есть, есть! Вот она!

СЕРОВ: Давайте послушаем в честь твоей подруги. (Звучит песня.)

ДУБОВЦЕВА: Спасибо, Саша. Ты нам напомнил лучшие страницы, во всяком случае, моей жизни. Но все-таки без твоих шлягеров мы тебя не отпустим. Так что давай от шлягеров твоих любимых певцов к твоим личным шлягерам перейдем.

СЕРОВ: Личные шлягеры, конечно, приятно, что помнятся. Уже, слава богу, древние песни. Мы с Ирой Алферовой отсняли клип в 1991 году…

ДУБОВЦЕВА: Нас засыпали тогда письмами: правда, что у них роман?

ГОЛУБКИНА: Да наверняка!

ДУБОВЦЕВА: Даже я спрашивала у тебя. Был роман, скажи нам? Вот уже прошло много лет.

СЕРОВ: Да как же вам не стыдно такое говорить про Ирину Ивановну, а? Люда? Как вы можете наговаривать на человека?

ДУБОВЦЕВА: Почему? Она такая красивая женщина! И ты у нас такой красивый мужчина.

СЕРОВ: Ирина Ивановна - это очень нежный, это такой божественный человек. Скромна. Она никогда не расталкивала никого локтями в Театре «Ленком». Она никогда свою персону не пиарила, ни пролонгировала в том или ином эпизоде, она всегда была сдержанной. Вот это я точно знаю. У Игоря Крутого можете спросить.

ДУБОВЦЕВА: А он нам рассказывал уже про это. Он здесь был и рассказывал.

СЕРОВ: Поэтому, ну что сказать? К моему счастью, она оказалась на моем пути, когда снимался этот клип. Если бы ее не было, я думаю, что, может, эта песня не пошла бы так в народ.

ДУБОВЦЕВА: Это точно.

ГОЛУБКИНА: Да. Вообще клип был замечательный. Красивые люди красиво поют.

ДУБОВЦЕВА: Ну что, вспомним эту песню?

СЕРОВ: Песня называется "Ты меня любишь", которая уже, слава богу, переживает 24-й год. (Звучит песня.)

ГОЛУБКИНА: Из Москвы пишут: "Спорим в офисе до хрипоты, откуда у гостя, уроженца Украины, прибалтийский акцент?"

МИТРОФАНОВА: А они другое радио слушают. У нас в гостях Александр Серов, у него никакого акцента нет. Даже украинского.

СЕРОВ: Спасибо, Рита. Спасибо.

ГОЛУБКИНА: Причем пришел сегодня вредный такой, надутый. Сейчас рассмешили его уже.

ДУБОВЦЕВА: В дубленке какой-то теплой.

ГОЛУБКИНА: Ага, почему-то, я смотрю, в дубленке. Думаю, чего это? А первое, что было, взял из шкафа, я уверена.

СЕРОВ: Да, мне холодно было.

ГОЛУБКИНА: Вчера воскресенье праздновали.

СЕРОВ: Да, да, да. Когда ты походишь по лесу, я посмотрю, как тебя там просифонит, потом что ты напялишь на себя.

ГОЛУБКИНА: А что вы там делали? В бане, что ли, были вчера?

СЕРОВ: Нет. Я в лесу был. Я сильно продрог. Видишь, я в одной маечке и в дубленке пришел. Чего ты меня лажаешь?

МИТРОФАНОВА: Ты должна "лепишь, творишь, малюешь", а ты лажаешь!

СЕРОВ: Вот язык, а! Интересно, как же он в другом месте у тебя работает?

МИТРОФАНОВА: Вы к кому сейчас обращаетесь?

СЕРОВ: Какой язык! Это просто караул!

ДУБОВЦЕВА: Всё-всё, пора к песням переходить, бог знает, до чего вы договоритесь.

МИТРОФАНОВА: Дорогие Александр и Людмила!

СЕРОВ: Вы во что превращаете передачу, господа хорошие?

ДУБОВЦЕВА: Да, пришел человек серьезно настроенный, а вы!

МИТРОФАНОВА: Давайте серьезно расстроимся сейчас.

СЕРОВ: А что же еще мы будем петь? Есть "Версаль"? Вы были, девочки, в Версале?

ГОЛУБКИНА: Это столовая такая возле Тверской.

МИТРОФАНОВА: Ресторан есть, причем армянский, по-моему.

СЕРОВ: Опять! Вот работает язычок. Да как же вам не стыдно! Версаль - это потрясающее здание Людовика Четырнадцатого. Это возле Парижа, в 17 километрах. Ради этого была и написана песня. Давайте послушаем "Версаль" и предложим нашим дорогим радиослушателям. Это надо так облажать Версаль! (Звучит песня.)

ГОЛУБКИНА: Вы знаете, на кого похожи, кстати? На Богдана Ступку.

МИТРОФАНОВА: Господи! Марусь, может, тебе пойти кофе попить с молоком?

СЕРОВ: Кстати, а почему бы нет? Великий актер!

ГОЛУБКИНА: Вообще-то да.

СЕРОВ: Мой земляк уважаемый.

ДУБОВЦЕВА: Да. Конечно.

МИТРОФАНОВА: Если честно, есть что-то.

СЕРОВ: Украина сейчас переживает сложные времена, и мы душой и сердцем с ними. Я хотел бы, чтобы многие понимали то, что Россия открыла двери. Сейчас могут приезжать все с Украины. Россия согреет, Россия накормит, Россия уделит внимание, устроит на работу. Что, разве нет?

ГОЛУБКИНА: Правда.

СЕРОВ: Десятки тысяч людей поехали. А вот мы, мужчины, на Украину поехать не можем. Нам Порошенко запретил.

МИТРОФАНОВА: У нас эфир откровений вне эфира.

ГОЛУБКИНА: Да и в эфире.

МИТРОФАНОВА: Всех обсудили.

СЕРОВ: Боже мой! Я сижу слушаю: что вы сделали из "Маяка"! Поговорили бы в 1982-м или 1983-м - уже б сидели в кутузке где-то, блин!

ДУБОВЦЕВА: Ты что, Саша, нас бы смикшировали сразу же, на первой же фразе.

ГОЛУБКИНА: Вот видите, какая у нас свободная страна.

МИТРОФАНОВА: Спасибо нашей партии, правительству и нашим руководителям за то, что они действительно понимают, что вообще происходит. И это правильно. Мы живем в свободной стране.

ГОЛУБКИНА: Я тоже так считаю. Причем Кончаловский недавно сказал замечательную вещь, он говорит, время, в которое мы сейчас живем, это самое лучшее время за всю историю России.

ДУБОВЦЕВА: Да, это он говорил, да.

ГОЛУБКИНА: Причем за последние хотя бы охватываемые 300 лет. То есть лучшее - я не имею в виду духовность нашу, а я имею в виду наличие пропитания и не в землянках, как говорится, уже. И все вон с микроволновками. Я к чему?..

МИТРОФАНОВА: Не знаю, Мария Андреевна. Это мысли вслух. Но мы очень благодарны сегодня нашему гостю Александру Николаевичу Серову, просто даже Саше Серову, потому что действительно удивительный человек, на одной волне. И, главное, его подзуживаешь, а он, а он…

ГОЛУБКИНА: А он смеется.

ДУБОВЦЕВА: А он хорошо отвечает. Я думаю, что ты не пожалел, что пришел к нам сегодня, а, Саша?

МИТРОФАНОВА: Но он нам тоже, конечно, дал…

ГОЛУБКИНА: Гвоздя!

МИТРОФАНОВА: Мол, говорит, как же вам не стыдно? И он сказал это 14 раз, я считала!

СЕРОВ: Вы понимаете, уважаемые радиослушатели, очень тяжело бороться. Здесь четыре женщины. Как мне справиться? Это какое здоровье надо иметь, чтобы их обслужить!

МИТРОФАНОВА: Мы сейчас песню включим и пойдем, как говорится, вразнос.

СЕРОВ: Да, мы включаем песню про птицу. Пусть птица летит, окрыляет нас, потому что это какой-то полет необыкновенный, когда мы смотрим в небо, когда летит птица. И на этой волне мы поставим точку. Спасибо за приглашение. Люда, спасибо тебе. Пока, пока. До свидания.

МИТРОФАНОВА: Спасибо огромное.

ДУБОВЦЕВА: Спасибо, что откликнулся.