Любовь и голуби Совместный эфир с ведущими "Маяка": Алексей Ермилов

ГОЛУБКИНА: К нам приходят ведущие "Маяка", труженики "Маяка", которые с 1964 года служили и работали на радиостанции. И у нас совместный эфир с ведущими соответственно. Сегодня у нас Алексей Евгеньевич Ермилов - журналист, сценарист, режиссер документального кино, и главное, что автор большого количества репортажей для радиостанции "Маяк".

МИТРОФАНОВА: Здравствуйте, Алексей Евгеньевич.

ЕРМИЛОВ: Действительно, большое количество репортажей. Я сейчас, когда ехал к вам, пытался хотя бы посчитать. Невозможно. Это были ежедневные репортажи, иногда по два репортажа в день, по два выезда. Или это были прямые репортажи, то есть прямо с места, или это репортажи были в записи.

ГОЛУБКИНА: С улицы в смысле были прямые, с места буквально?

ЕРМИЛОВ: С улицы?..

ГОЛУБКИНА: Нет? О чем они были?

МИТРОФАНОВА: Нет, смотря какие репортажи. Если БАМ, там стыковка, то, наверное, это улица.

ЕРМИЛОВ: Нет, самые разные репортажи, почему обязательно с улицы? Это может быть концертный зал, это может быть зал заседаний, это может быть кабинет какого-нибудь ученого или общественного деятеля - всё что угодно. Это бывали и прямые репортажи с события, и репортажи, в основе которых лежало интервью. Но все равно, каким бы ни был репортаж, все равно составная его часть – интервью, либо с несколькими людьми, либо... Дело в том, что надо просто объяснить тем вашим... хотел сказать телезрителям, глядя на вашу камеру. Но, между прочим, сейчас многие наверняка, как и я, кстати, я "Маяк" не слушаю, я "Маяк" смотрю сейчас. Вот у вас стоит камера, я сейчас вижу хорошо на ней себя, и, наверное, наши телезрители и радиослушатели меня видят. Так вот, молодые телезрители, молодые радиослушатели, они, конечно, не помнят этого, а те... вот очень интересно, у вас сегодня интерактивной связи нету?

МИТРОФАНОВА: Почему?

ТРУСЕНКОВА (звукорежиссер): Есть, всегда.

МИТРОФАНОВА: СМС и телефон.

ЕРМИЛОВ: Вот интересно обратиться к кому-то и узнать, есть ли среди наших радиослушателей кто-то, кто помнит первые дни "Маяка" или первый год "Маяка", помнит 64-й год, "Маяк" 64-го года.

МИТРОФАНОВА: Ну, давайте посчитаем. Если "Маяку" 50, то этим людям должно быть 70. Нет?

ЕРМИЛОВ: Так.

МИТРОФАНОВА: Как минимум в то время было лет пятнадцать человеку, семнадцать, двадцать.

ГОЛУБКИНА: Ну не скажи, я "Маяк" помню, мне лет, наверное, семь было, как я "Маяк" уже помню.

МИТРОФАНОВА: Да?

ГОЛУБКИНА: Да, да, я слушала.

ЕРМИЛОВ: Но вы не были первым слушателем "Маяка".

ГОЛУБКИНА: Я не была первым слушателем, но так как дедушка мой все время бегал с этим маленьким приемником...

ЕРМИЛОВ: Да-да-да, все бегали с такими приемничками, да.

ГОЛУБКИНА: То я была невольный слушатель "Маяка", прямо как родилась, считай.

МИТРОФАНОВА: Вдруг среди наших слушателей есть люди, которые действительно застали первые годы работы этой станции, пожалуйста, звоните или присылайте сообщения. Вот такой вопрос конкретный: о чем были репортажи конкретно ваши? Или вообще вы все разделялись по отделам: кто-то политикой занимался и пропагандой соответственно, кто-то новостями культуры (предполагается, что кто-то больше в этом разбирается), там и театр, и кино, видимо, и какие-то выставки.

ЕРМИЛОВ: Вы знаете, вы совершенно правильно говорите, было именно такое распределение обязанностей между репортерами. Было человек 15 репортеров, сидели они точно так же, как и у вас, я сейчас проходил, в огромной комнате. И у каждого было свое амплуа. На меня почему-то, когда я пришел, а я пришел, надо сказать, в "Маяк"... в "Маяк" я пришел еще до "Маяка".

ГОЛУБКИНА: Это как это?

ЕРМИЛОВ: Да, это выглядит парадоксом, но дело в том, что "Маяк" вышел из недр Главной редакции "Последних известий" Всесоюзного радио. Так вот я пришел в редакцию "Последних известий", и уже когда начался "Маяк", я хорошо помню, когда разговоры начались и так далее, уже стали люди, которые больше тяготели к "Маяку", а некоторые остались в "Последних известиях", хотя все время была взаимозаменяемость.

Так вот, были корреспонденты по транспорту, по различным отраслям экономики, по культуре, причем не просто по культуре, а был корреспондент, который отвечал за новости кино, за новости музыки, был корреспондент специальный по образованию, и так далее, и так далее, и так далее, по медицине, по науке. И попробуй ты, если, допустим, специализируешься на чем-то, попробуй ты пропусти какую-нибудь новость, это было что-то...

ГОЛУБКИНА: А вот интересно. У нас сейчас есть Интернет, пожалуйста, у нас всё просто. Не было Интернета, телевидение еще было совсем в зачатке и не развито в России, по крайней мере насколько я знаю, а было радио. И где было брать эти новости, как их узнать-то?

МИТРОФАНОВА: А, ленты новостей. Как это было? Телетайп?

ЕРМИЛОВ: Вот это самое смешное, извините, конечно, это я не к вам, не в обиду, а вообще, это самое смешное, что только может быть. Понимаете, искать новости в Интернете - это всё равно что ловить рыбу в аквариуме. Вы выудите ровно то, что туда запущено.

ГОЛУБКИНА: Да.

ЕРМИЛОВ: У Интернета нет своих корреспондентов, Интернет питается тем, что рассказывает в том числе и "Маяк". Вот они сегодня, может быть, скажут какую-то новость со ссылкой на "Маяк".

ГОЛУБКИНА: Так а вы-то где брали?

ЕРМИЛОВ: Вот! А начинался день у меня с того, что я приходил на работу и как минимум десять звонков делал в министерства, в общем, звонил ключевым людям, которые обладали информацией, больше того...

ГОЛУБКИНА: В милицию, в больницу...

ЕРМИЛОВ: Нет, ни в коем случае, ни в милицию, ни в больницу. Потому что вообще сводка происшествий занимала очень ничтожное место среди всех наших новостей.

ГОЛУБКИНА: То есть старались о плохом не говорить?

ЕРМИЛОВ: Почему о плохом?

ГОЛУБКИНА: Ну, если происшествия, я имею в виду там пожар, ДТП...

ЕРМИЛОВ: Это не плохое. Это разные вещи, плохое и хорошее. Понимаете, нету деления новостей на плохие и хорошие, можно о плохой новости рассказать так, чтобы понять, что произошло, почему это произошло, что сделать, чтобы этого не произошло. А можно сказать: ай-ай-ай, сегодня...

МИТРОФАНОВА: Нет, подождите, всегда цензура ограждала наших граждан от травм моральных и потрясений... как-то замалчивала многие трагические, именно жуткие истории, эти авиакатастрофы, еще что-то.

ГОЛУБКИНА: Да что там говорить, когда на Чернобыльской станции произошел взрыв, три дня молчали.

МИТРОФАНОВА: Вообще не знали, что делать.

ЕРМИЛОВ: Да, что-то замалчивалось, и я считаю, что это было, конечно, большим упущением, но что-то и говорилось. Но говорилось, понимаете... сейчас открыть Интернет, вот перед вами, по-моему, откройте Интернет, - это катастрофа, всё!

МИТРОФАНОВА: Сейчас все сводки плохие, все негативные.

ЕРМИЛОВ: То есть сводка новостей превратилась в сводку происшествий.

ГОЛУБКИНА: Да.

ЕРМИЛОВ: А это абсолютно разные вещи.

МИТРОФАНОВА: Есть единственный вообще оазис новостей со знаком плюс - это радио "Культура". Мир рушится, а там идут премьеры в театрах, Хворостовский детям поет...

ЕРМИЛОВ: Так вот вся беда в том, что в обычную сводку новостей не входит почему-то у нас сейчас сводка...

МИТРОФАНОВА: Хороших новостей.

ЕРМИЛОВ: Да, новости культуры, новости медицины, новости науки. Понимаете, как вот сейчас Волга обмелела (кстати, вчера говорили об этом: "ай-ай-ай, Волга обмелела..."), как Волга обмелела, так и обмелели новости, они не могут быть объемными, если мы не чувствуем страны, если мы не чувствуем географии страны, если мы не чувствуем тематики, если мы не знаем, что такой-то писатель новую книгу написал или его издали, и не нужно об этом стесняться говорить, это не реклама писателя, это интересно. Или в Москве вдруг появилось новое здание, едешь - и вдруг: бац, надо же какой интересный дом, а что это? Никто не знает. Это проходит мимо. А вот если возле этого дома кто-нибудь, Вася какой-нибудь шлепнет по голове Петю, всё, на другой день: возле нового дома такого-то... Дом уже покажут.

МИТРОФАНОВА: Центр внимания.

ГОЛУБКИНА: Таки я хотела бы знать все-таки... Как, вы говорите, вы брали новости? Вы звонили в министерства...

ЕРМИЛОВ: Так вот, да-да-да, спасибо, что вы вернули меня к этому делу. Значит, новости так. Каждый день я вызванивал ровно по списку тех людей ключевых. И второе, они уже знали, они мне присылали сводку будущих каких-то новостей: будет важнейшее заседание, будет принято какое-то важное... Одно время меня вдруг кинули на новости транспорта и авиации, почему - не знаю, и космонавтики, кстати, тоже. Вот книга "Живой репортаж", это написано несколько лет назад. Это имеется в виду телевизионный репортаж, я написал такой учебничек. Но там я взял в основе очень много от радио. И вообще, когда я перешел на телевидение, у меня такое было чувство, что я тот же самый, только во мне переключили тумблер, то есть мне нужно еще работать на картинку, это немножко разное мироощущение.

МИТРОФАНОВА: У нас примерно такое же было, да, да.

ЕРМИЛОВ: Мироощущение разное. Вы работаете на звук, а это работает на картинку. Вот.

МИТРОФАНОВА: А вы в какие годы конкретно, с какого по какой были корреспондент и эфирный человек на "Маяке"? Ведь кто делал репортажи, те и читали эти новости, да? Или не новости?

ЕРМИЛОВ: В 63-м году я пришел, в 63-м, или даже, может быть, в 62-м я пришел на радио, пришел из газеты. Так что в основе лежит газетчик, это тоже переключение тумблера, потому что ни в коем случае нельзя делать то, что сейчас иногда делают - брать и читать газетный текст. Газетный текст и текст, предназначенный для устной речи, они абсолютно разные. И те, кто готовят для ваших ведущих сводки новостей, те должны это понимать, потому что часто они читают, и я чувствую: боже мой, кто же ей писал этот текст, боже мой, это же непроизносимо...

МИТРОФАНОВА: Нет, вообще они сами что-то ищут, мне кажется, нет? Мне нравится вот, например, новость, хотите?

ЕРМИЛОВ: Да.

МИТРОФАНОВА: "Грязные ковры - один из самых опасных рассадников инфекции". Вот такая новостная лента - грязные ковры.

ЕРМИЛОВ: Колоссально!

МИТРОФАНОВА: И можно эту тему разогнать часа на четыре беседы, как вы боретесь с инфекцией в доме.

ГОЛУБКИНА: А вот можно я, кстати, это моя любимая тема, сейчас вам всем станет весело.

ЕРМИЛОВ: А что там написано?

ГОЛУБКИНА: У нас есть пресловутый ученые, мы все время с Маргаритой Михайловной смеемся, британские. Потому что мы считаем, что это люди, которым реально нечего делать, они изобретают разные вещи.

ЕРМИЛОВ: А есть такое направление, но почему бы и нет?

ГОЛУБКИНА: Так про ковры. Почему ковры опасны, они рассадники инфекции? Оказывается, 40 процентов британцев носят дома уличную обувь, менее каждого пятого чистят подошвы. У 28 процентов на полу была рвота, оставшаяся после животных. Прости господи, вот как написано... И 24 процента терпели этот беспорядок. У 30 процентов на ковер рвало почему-то опять ребенка, и 22 процента не брезговали заниматься сексом на полу, и 91 процент после всего этого безобразия разрешал играть детям на ковре. Вот такая новость.

ЕРМИЛОВ: Вы знаете, вот эти новости, которые относятся к новостям, скажем так, прикольным. Я терпеть не могу это слово. К сожалению, в "Маяке"...

ГОЛУБКИНА: Ну что делать...

ЕРМИЛОВ: Ради бога, не обижайтесь, это к вам не относится.

ГОЛУБКИНА: И не только, кстати, в "Маяке", и в телевизоре тоже такое.

ЕРМИЛОВ: В "Маяке" очень часто проходят какие-то сленги, вы пытаетесь работать под молодежь.

МИТРОФАНОВА: А вы знаете возраст аудитории нашей? 25 плюс. После 2007 года, после переформатирования станции...

ЕРМИЛОВ: Кто вам это сказал?

МИТРОФАНОВА: Есть специальные люди, изучают, социсследования...

ЕРМИЛОВ: Не знаю. Дело в том, что молодежь крайне не любит, когда подделываются под молодежь.

МИТРОФАНОВА: Ну, естественно.

ЕРМИЛОВ: Одно время, когда я пришел уже с радио на телевидение, лет десять делал новости для подростков. "Будет выпуск новостей для подростков и детей..." Помните, такая передача "Ступеньки" была, потом передача "Сорока" десятиминутная, это новости для детей.

МИТРОФАНОВА: Да.

ЕРМИЛОВ: Приходят к нам, как модно сейчас выражаться, по кастингу ребята, и они тут же начинают: вот клево, вот модно, вот прикольно...

МИТРОФАНОВА: Да-да-да.

ЕРМИЛОВ: Начинаешь с ними разговаривать, и буквально через пять минут они все говорят совершенно нормальным языком. И я чувствую, как им легко, как им трудно было подделываться. Они думали, что им нужно подделываться, стать такими, какими мы их представляем, понимаете?

МИТРОФАНОВА: Да.

ЕРМИЛОВ: Молодежь любит, когда с ними говорят очень серьезно, очень направленно и, конечно, с хорошим чувством юмора. Когда я пришел, когда проходила вот такая специализация, вдруг пришло в голову, что нужен репортаж. Кстати, слово "репортаж" пришло в оттепель, вы вчера много говорили об оттепели. Так вот, репортаж считался до этого почему-то буржуазным жанром. Почему - непонятно.

МИТРОФАНОВА: Иностранное слово, видимо.

ЕРМИЛОВ: Так вот, сделали студию репортажа "Маяка", туда набрали 5-6 человек самых перспективных в смысле репортажа, в том числе и Григория Александровича Шевелева, который вчера был у вас.

МИТРОФАНОВА: Он нас загипнотизировал, он как кобр укрощал тут, мы не шипели вообще...

ЕРМИЛОВ: Да. Так вот, во главе стоял великолепный репортер Константин Ретинский, и он говорил: "Ребята, репортаж - это прежде всего шумы, картинка должна быть слышна". Вот представьте себе, я скажу: «Сегодня в "Литературной газете" опубликована статья журналиста Алексея Ермилова, называется она "Диктору Победы - памятник"». Теперь смотрите: сегодня в "Литературной газете"...

МИТРОФАНОВА: И вы шуршите газетой.

ЕРМИЛОВ: …на третьей полосе опубликована... нет, на девятой полосе, где телевидение - телеведение, - опубликована статья... И всё, понимаете, слушатель сразу верит, что да. Казалось бы, ерунда - шелестнуть газетой, но это уже что-то. И точно так же мы все время искали. Я много раз вел репортажи из весеннего сада, откуда угодно, и о соловьях, и о вещах, которые были с шумами...

МИТРОФАНОВА: Но вся ваша малина закончилась с появлением телика. Телик убил всё, что на радио люди старались, озвучивали...

ЕРМИЛОВ: Абсолютно нет.

МИТРОФАНОВА: А я считаю, что да.

ЕРМИЛОВ: Я считаю, что телик и радио - это абсолютно разные вещи. Вы работаете на разных полях. Сейчас уйма людей, как и вы, конечно, тоже, за рулем. За рулем?

МИТРОФАНОВА: Да, да.

ГОЛУБКИНА: Я рядом с рулем...

ЕРМИЛОВ: Понятно. Но тем не менее, а раз вы ездите в машинах, значит, вы включаете радио, вы же не только "Маяк" слушаете.

МИТРОФАНОВА: Но мне картинка вообще не нужна, вообще! Мне абсолютно не нужна картинка. Мне картинка нужна на телике, мне не нужны звуковые вот эти... Как пришел наш уважаемый, прекрасный Нейч, да?

ГОЛУБКИНА: Да.

МИТРОФАНОВА: Я такого в жизни своей не слышала репортажа, про стыковку БАМа. И там у него так это с расстановкой: полотнища флагов, вот это всё... И я это слушаю как радиоспектакль какой-то. А оно долго, и я хочу быстрее узнать: оно состыковалось или нет?

ГОЛУБКИНА: Ну, время просто другое было.

МИТРОФАНОВА: Вот о чем и речь.

ЕРМИЛОВ: Нет, вот это "время другое было", которое я от вас слышал вчера и несколько дней назад, это очень хорошая, извините, отмазка: "просто другое время было..."

МИТРОФАНОВА: Хорошо, давайте вас проверим. Другое время, но люди-то все те же.

ЕРМИЛОВ: Понимаете, время никакое не другое, время то же самое, то же самое. Дело в том, что "Маяк", на мой взгляд, утратил свою главную информационную функцию. Это государственное вещание, государственное.

МИТРОФАНОВА: "Вести ФМ", "Вести ФМ".

ЕРМИЛОВ: Оно не частное, оно государственное.

МИТРОФАНОВА: Не частное, государственное. Мы в другой нише, в другом формате.

ЕРМИЛОВ: Вы вещаете от имени как бы государственного. Это не значит, что вы должны вести таким голосом, конечно, левитановским, которого я обожал и страшно люблю. И которому, кстати, вы знаете, 100 лет 2 октября.

МИТРОФАНОВА: Я чуть было не спросила: он что, жив?

ГОЛУБКИНА: Зельдину 99 лет...

ЕРМИЛОВ: Готов вам приехать и рассказывать про Юрия Борисовича уйму всего очень интересного.

МИТРОФАНОВА: С удовольствием.

ЕРМИЛОВ: И показать единственное сохранившееся в "Маяке" интервью, у меня с ним было великолепное интервью.

МИТРОФАНОВА: Это великий человек, мы обязательно...

ЕРМИЛОВ: Давайте не забудем.

МИТРОФАНОВА: У нас есть специальная рубрика "23 февраля", где мы обсуждаем как раз великих мужчин нашей страны, нашей родины.

ГОЛУБКИНА: Пять копеек с СМС-портала, из Кемеровской области нам пишут. Вы задавали вопрос, и они отвечают: "Первый раз слушал "Маяк" 4-5 августа 1964 года. Слушаю до сих пор". Понятно?

МИТРОФАНОВА: Понятно.

ЕРМИЛОВ: Вот, вот!

МИТРОФАНОВА: Нет, мне бы, конечно, нашего гостя хотелось вот на что сподвигнуть. Мы вам задали тему: ковры, инфекция... Как бы вы эту тему раскрутили для человека, слушающего радио, современного? Для кого-то это актуально, нас слушает огромное количество домохозяек, людей, которые действительно следят за чистотой.

ЕРМИЛОВ: Нет, нет, ни для кого это не актуально. Это всё мелкие прикольчики, понимаете, это всё именно для... о, вы правильно сказали, для домохозяек. Слово "домохозяйка" - это, пожалуй, уничижительное слово. Человек, который работает дома и так далее, - ну, знаете, домохозяйка... Мы почему-то принижаем, мы принижаем людей до какого-то уровня домохозяек...

МИТРОФАНОВА: Но радио - это фон, сейчас радио - это фон.

ЕРМИЛОВ: А они интересуются всем. Вот чем был силен "Маяк", несмотря на все изъяны тогдашней пропаганды, - он рассказывал о жизни, о новостях, о новостях культуры, литературы. Опять же я буду это всё перечислять. И строился он так. В часовку были новости, в часовку, когда час, два, три...

МИТРОФАНОВА: Вот у нас новости сейчас будут через минуту.

ЕРМИЛОВ: Вот как раз сейчас в студию, телезрители наверняка видят, вошел корреспондент, который будет читать новости. В часовку были. А в получасовку шли репортажи 5-7-минутные - или записанные, или переданные, репортажи были обязательно. Больше того, в часовку в числе новостей обязательно было включение. А тогда включаться было очень трудно, это сейчас вот взял мобильник и рассказал.

ГОЛУБКИНА: А репортажи, простите, пожалуйста, мне очень интересно, в прямом они эфире или все-таки в записи?

МИТРОФАНОВА: И вопрос на засыпку: вы Хрущева вблизи видели, жали ему крепкую руку?

ГОЛУБКИНА: Кстати, это интересная у вас была история. Рассказывайте.

ЕРМИЛОВ: Да, да. Жаль, не принес фотографию. Хрущева я видал и брал у него интервью. Это было на выставке строительных и дорожных работ, как раз тот самый 1964 год, по-моему.

МИТРОФАНОВА: То есть незадолго до его, как говорится, отставки.

ЕРМИЛОВ: Да.

ГОЛУБКИНА: Его в 64-м же году...

ЕРМИЛОВ: Да, да, да. Он был какой-то очень сосредоточенный, молчаливый, по существу ничего особенно не сказал, я потом собирал...

МИТРОФАНОВА: Ну, чувствовал, наверное...

ЕРМИЛОВ: И вообще тогда было не принято брать вот так с ходу интервью. Хотя мне иногда удавалось это сделать. Так же, как я брал интервью у Гагарина, у Титова. Вот в этой книге, которую вы держите в руках, как раз интервью с Германом, фотография - я с Германом Титовым в студии "Маяка".

МИТРОФАНОВА: А как эти люди общались? Давать интервью было как работа? Вот сейчас четко все медийные персонажи, люди известные, так скажем, они знают, что нужно давать интервью, что это не благо, что они разрешают к своему телу подойти, а это работа, это пиар, это их знаменитость, популярность. Многое от этого зависит, во всяком случае в современном...

ЕРМИЛОВ: Это вы имеете в виду космонавтов?

МИТРОФАНОВА: И космонавта, и Хрущева, и тех же вот...

ЕРМИЛОВ: Официальные какие-то лица, да?

МИТРОФАНОВА: Лица, да, да.

ЕРМИЛОВ: Ну, было по-разному. Дело в том, что космос был очень засекречен, это естественно вполне, тогда была такая очень сильная конкуренция, не на жизнь, а на смерть, и малейшие какие-то оговорки могли дорого обойтись. А в общем-то... Вот я беру интервью у Титова, вот на этой фотографии, и я хорошо помню, что я все время берег один вопрос. Я, значит, думаю: сейчас я у него спрошу, интересно, как он ответит, и ответит ли. Я говорю: "Герман Степанович, вот я сейчас назову одно слово, одно слово, а вы скажите тут же, что вам вспомнилось?" А он живой очень человек был, необычайно, это такие очень живые люди, как и, кстати, Гагарин. У него сразу глаза загорелись, он почувствовал, что я отхожу от каких-то более-менее официальных вопросов: "А что?" Я говорю: "Итак... (пауза) космос". Он тут же мне ответил: "Ракета на старте". Вот у него на слово "космос" тут же сработало: "Ракета на старте". Вы представляете, какая это красотища, когда она сейчас оторвется от земли, сейчас она взлетит, вот-вот-вот, удар, столб огня идет вниз, и она взлетает... И начал так интересно рассказывать. Жаль, что не сохранилось это интервью, как не сохранилось множество всего, вот этих репортажей. Вы хотели спросить у меня, вы говорили, репортажи были на запись или...

ГОЛУБКИНА: Это я спросила, да. Хорошо, что вы вспомнили, видите...

ЕРМИЛОВ: Да-да. И то, и другое. Большинство репортажей, большинство, было на запись. Ты приезжаешь в редакцию, и тебе говорят: 2:20. Почему-то 2:20, не знаю, почему 2:20, но, наверное, высчитали...

ГОЛУБКИНА: Это высота двери, дверного проема...

ЕРМИЛОВ: 2 минуты 20 секунд. И вот ведущий или диктор читает новости: сегодня там-то состоялось то-то, репортаж Алексея Ермилова. И режиссер нажимал кнопку, и шло 2:20.

МИТРОФАНОВА: Ваш репортаж 2:20.

ЕРМИЛОВ: Или две минуты, а еще лучше - еще меньше.

ГОЛУБКИНА: Вот мы с Маргаритой Михайловной хотели, как это называется, сделать стрит-ток, назову заграничным словом, то есть почему я спросила про улицу...

МИТРОФАНОВА: Когда я начинала свою радиокарьеру в 1993-м, сейчас ей уже 21 год, этой карьере, но дело не в этом, у нас были репортеры как раз, и мы вроде как были ведущие. А репортеры - это журналисты, которые учились на журфаке МГУ соответственно, и они ходили с магнитофоном, с диктофоном и задавали вопросы. Вот какая-то у нас есть тема, мы задаем: вредят ли микробы в коврах вашему здоровью? И мы выпускаем человека, он делает опрос, вот прямо вокруг нашей радиоточки, и у каждого свое мнение. И тогда общее мнение, срез идет в эфир. Вот это, по-моему, можно вернуть, потому что уже есть необходимость в этом.

ЕРМИЛОВ: Я думаю, что не то что можно вернуться, а необходимо вернуться, и это будет, обязательно будет. Вы будете все равно, хотите вы или не хотите. Вот сейчас только что прозвучало, в новостях рассказывали об этом несчастном гуманитарном конвое, который то пропускают, то не пропускают... где он? Представляете, если бы ваш корреспондент был сейчас там, и он бы рассказал: да, вот я сейчас возле этого пункта...

ГОЛУБКИНА: Там же есть какие-то...

ЕРМИЛОВ: Какие-то есть, но вашего нету.

МИТРОФАНОВА: Нет, есть корреспондент "Вестей", конечно.

ГОЛУБКИНА: Ну, мы-то с Маргаритой Михайловной на самом деле люди легкомысленные, и нам не хочется вдаваться...

МИТРОФАНОВА: Нет, Алексей Евгеньевич не про это говорит. Он говорит, что поскольку мы государственная радиостанция, то у нас какой-то определенный может быть и набор новостей. Но у нас новости, как говорится, это не основное, это не основная часть формата, я бы так вам попыталась объяснить. То есть у нас некая разговорная станция, мы о политике, грубо говоря, не говорим.

ГОЛУБКИНА: Мы с Михайловной вообще об этом не говорим.

ЕРМИЛОВ: Ни о чем, ни о чем...

МИТРОФАНОВА: Нет, почему "ни о чем"? Это такой формат.

ЕРМИЛОВ: Формат "ни о чем", просто разговор...

МИТРОФАНОВА: Вот соседняя дверь - это "Вести ФМ". Там обсуждается политическая аналитика, обсуждаются новости политики, идут серьезные люди, ученые. Как мы можем, две домохозяйки, говорить о политике?

ГОЛУБКИНА: А мы, между прочим, очень ограниченные с Михайловной люди...

ЕРМИЛОВ: А почему вы не можете говорить о политике?

МИТРОФАНОВА: Понимаете, потому что я считаю, что люди должны хоть... Очень легко судить о чем-то, но если ты не разбираешься в этом, как можно об этом судить?

ЕРМИЛОВ: Ни в коем случае, и не надо быть... Репортер - это не аналитик, это немножко разные профессии. Одно дело - комментатор-аналитик, а другое дело – репортер. Конечно, он должен прекрасно представлять, что происходит, он должен видеть: вот эта колонна огромных белых грузовиков...

МИТРОФАНОВА: Это всё происходит на телевидении, на телевидении.

ЕРМИЛОВ: Почему не по радио, а почему, почему я в машине не могу?

МИТРОФАНОВА: Потому что телик сейчас полностью заменяет... Нет, вы можете, но есть специальные...

ЕРМИЛОВ: Зачем вы сдаетесь раньше времени?

МИТРОФАНОВА: Потому что есть свои форматы, есть новостные станции.

ЕРМИЛОВ: Кто сказал?

ТРУСЕНКОВА (звукорежиссер): Нет-нет, дело в том, что четко разделены станции, есть новостные станции, а есть нет.

МИТРОФАНОВА: Конечно.

ТРУСЕНКОВА (звукорежиссер): И включив "Вести ФМ", вы точно знаете, что вы послушаете информацию. Если вы хотите отойти от информации, вы включите "Маяк", и вы точно совершенно не услышите информацию, а включите просто обычные разговоры, интересующие большой круг людей.

ЕРМИЛОВ: Тут, понимаете, "Маяк", потеряв функцию информационного, а он задумывался, и в постановлении...

МИТРОФАНОВА: Одна станция была на всех.

ЕРМИЛОВ: Да ну что вы?

ГОЛУБКИНА: Ну три.

ЕРМИЛОВ: Был Первый канал, были еще каналы... да ну что вы?

МИТРОФАНОВА: Это сколько? Ну, Первый канал, и всё.

ЕРМИЛОВ: Но "Маяк"... знаете, почему он называется "Маяк"?

ГОЛУБКИНА: Почему?

МИТРОФАНОВА: Вы должны точно знать.

ЕРМИЛОВ: Дело в том, что до "Маяка" был "Маяк".

ГОЛУБКИНА: Это как?

ЕРМИЛОВ: До "Маяка" каким мы его знаем, до радиостанции "Маяк", был просто "Маяк", на котором звучала музыка, просто музыка, музыка, музыка... Вот по нему, по нему ориентировались, очевидно, самолеты, очевидно, теплоходы, по нему.

ГОЛУБКИНА: Да-да-да.

ЕРМИЛОВ: Это и называлось "Маяк", то есть "Маяк", по которому можно двигаться, в буквальном смысле слова.

ГОЛУБКИНА: А как можно, простите, по музыке самолету и пароходу ориентироваться?

ЕРМИЛОВ: По волнам.

ГОЛУБКИНА: По частоте?

ЕРМИЛОВ: По частоте, конечно. Так же, как немцы (извините, что такие трагические вещи), немцы били по нашим студиям московским в 1941 году и чуть не попали в Левитана, Левитан мне рассказывал об этом. Была студия на Центральном телеграфе, если сейчас пройти внимательно по Центральному телеграфу, то можно видеть кусочек, еще до сих пор там...

ГОЛУБКИНА: Трещины?

ЕРМИЛОВ: Да, трещины.

ГОЛУБКИНА: Это мы посмотрим, это очень интересно. Так почему били фашисты...

ЕРМИЛОВ: Потому что они знали, откуда вещают, они пытались много раз попасть на Шаболовку, в эту знаменитую Шуховскую башню, они промахнули мимо Шуховской башни...

ГОЛУБКИНА: А почему они, пардон, такие косые? Даже я бы попала в Шуховскую башню...

ЕРМИЛОВ: Потому что их страшно раздражало радио, их страшно раздражал голос Левитана. Левитана, о котором, я надеюсь, все-таки расскажу радиослушателям.

МИТРОФАНОВА: 2 октября 2014 года 100 лет со дня рождения великого диктора, по другому не скажу, оратора. Как правильно вы бы его назвали?

ЕРМИЛОВ: Вы знаете, диктора. Я вот эту статью в "Литературке", которая здесь лежит...

МИТРОФАНОВА: Да-да-да, я вижу. Это свежий номер, кстати.

ЕРМИЛОВ: У меня был заголовок "Великому диктору - памятник", я ратую за то, чтобы ему памятник в Москве поставили. Но редактор полосы Саша Кондрашов, очень талантливый сам публицист, он нашел гораздо лучше - "Диктору Победы". Это диктор Победы в памяти людей.

ГОЛУБКИНА: Вот вы сказали одну вещь такую хорошую, вы сказали: фашисты его ненавидели. У него такой тембр голоса - и такой победоносный, и такой зовущий, ведущий вперед, что я понимаю, почему он вызывал...

ЕРМИЛОВ: Да. Не только зовущий...

МИТРОФАНОВА: Я даже боюсь спрашивать о его национальности, извините... Я не знаю, кто он по национальности?

ГОЛУБКИНА: Левитан?

ЕРМИЛОВ: Ну, он бы еврейской национальности. Я не помню его настоящую фамилию... Хотя, кажется, Левитан - почти настоящая… Вы знаете, что лучше всего у него давалось, что для меня - образец? Это то, как он объявлял тревогу. Это что-то! Вот это: "Граждане, воздушная тревога!" - это мурашки, вот сейчас если послушать... а я найду эту запись и, надеюсь, принесу вам. Он говорил настолько уверенно, спокойно, и люди понимали, что нужно не бежать сломя голову, а взять документы, взять там необходимые деньги, питание, то-сё и спуститься в бомбоубежище.

МИТРОФАНОВА: А как вы оцениваете ситуацию нынешнюю в мире, зная о том, какие были жуткие опыты в истории человечества и нашей страны? Сейчас то же самое люди делают, в Израиле том же - тревога, и за 15 секунд ты должен спрятаться, в той же Газе, или в Луганске, понимаете? Почему люди не учатся?

ГОЛУБКИНА: Но там не по радио объявляют.

ЕРМИЛОВ: И по радио прежде всего объявляют, вот в Израиле...

ГОЛУБКИНА: Там, по-моему, просто сирену включают, и все бегут...

МИТРОФАНОВА: Почему люди не учатся на своих ошибках? Вы очень-очень солидного возраста человек, опытный, анализирующий жизнь. Почему люди не могут без войны жить? Вы нам можете это объяснить? За две минуты, 2:20, как ваш репортаж...

ЕРМИЛОВ: Могу, могу. Сколько у нас до конца эфира осталось?

МИТРОФАНОВА: Вот как раз ровно две минуты.

ЕРМИЛОВ: Две минуты. Давайте я вам скажу, что в этом виною, одна из вин, извините, лежит на нас, на средствах массовой информации, которые каждый день, вместо того чтобы рассказывать о чем-то созидательном, о чем-то интересном, о чем-то положительном, а они рассказывают, они упирают людей: тут убили того-то...

МИТРОФАНОВА: Но они констатируют факты.

ЕРМИЛОВ: Они притягивают к себе войну, мы притягиваем к себе войну.

ГОЛУБКИНА: Мы с Михайловной вообще только о добре, только красота.

ЕРМИЛОВ: Давайте в конце я вам прочитаю стихотворение.

МИТРОФАНОВА: Давайте.

ГОЛУБКИНА: О, отлично!

ЕРМИЛОВ: Сейчас выходит сборник моих стихов, и в одном... Мне каждый день снится "Маяк", вот не телевидение, которому я отдал жуткое количество времени, а "Маяк".

ГОЛУБКИНА: Мне тоже, кстати, "Маяк" снится...

ЕРМИЛОВ:

Веду эфирный репортаж, и всё же так легко да гладко,

Чтобы соблюсти хронометраж, я на часы смотрю украдкой.

Осталось несколько секунд, и заключительная фраза,

Произнесу ее, и сразу нас от эфира отсекут.

На это дело я мастак, я репортажи вел без счета.

Но что-то тут пошло не так, и просят продолжать работу.

Ну как же выкрутиться тут, не начинать же все сначала?

Нельзя, чтобы несколько секунд радиостанция молчала.

Не репортаж, а марафон. И так задача непростая,

А тут коварный микрофон, что, как мороженое, тает.

Эфир, чем громче я кричу, беззвучней губы шевелятся -

Тут кто-то треплет по плечу и просит быстро просыпаться.

"Алеша, милый, что с тобой? Тебе опять работа снится?

Когда же это прекратится? Да черт с ней, с этой беготней..."

И чтобы вновь не видеть мне все тот же бред, я до рассвета

Пишу о чем-то в полусне: стихи про то, стихи про это...

Тетрадка тает, карандаш и очертания квартиры...

Веду эфирный репортаж. Я репортаж веду эфирный.

МИТРОФАНОВА: Браво! Друзья, говорим о "Маяке", о большой радиостанции, с большой историей 50-летней. Были разные времена и разные победы, и были, может быть, какие-то провалы, каждый оценивает время по-разному. Я почему-то установку помню, что "Маяк" все-таки создали для того, чтобы наш народ в самом начале не отвлекался на... как это, радио "Свобода", или что там у них было еще, "Эхо Америки"?

ЕРМИЛОВ: "Голос Америки".

МИТРОФАНОВА: А, "Голос Америки", извините. Так вот, и по этому поводу придумали такую историю, народу дали чуть-чуть что-то послушать. Почему бы и нет? Все равно определенные, очень хорошие вещи мы знали, это все равно был глоток свежего воздуха в те времена.

ГОЛУБКИНА: Рита, вот нам на форум написали как раз ответ на тот вопрос, который мы задавали: когда вы начали слушать "Маяк"? Пишут: "Я слушала на веранде по приемнику, который работал на аккумуляторе с отцовского мотоцикла. Как это было возможно, не понимаю, но предупреждение отца о том, что меня может ударить током. Мне было 8 лет. Слушаю с тех пор всегда, ну и сейчас тоже слушаю, но не всё".

ЕРМИЛОВ: Подпись есть?

ГОЛУБКИНА: Земфира Попова.

ЕРМИЛОВ: Спасибо, спасибо.

ГОЛУБКИНА: И СМС там тоже было подобное. Рита, перебила, извини.

МИТРОФАНОВА: Нет-нет, моя речь была как завершение сегодняшнего эфира. Во-первых, мы с нашим гостем Алексеем Евгеньевичем Ермиловым встретимся 2 октября, дай бог здоровья всем.

ГОЛУБКИНА: Как говорится. А мне жениха хорошего...

МИТРОФАНОВА: 2 октября ровно 100 лет исполняется Левитану, и мы как раз об этой великой личности в истории, в истории радиоэфира вообще и тревожных эфиров, поговорим. И вам спасибо огромное за то, что вы нашли время, и вы по-прежнему очень чутко относитесь к станции, значит, у вас за что-то болит душа, и это видно и чувствуется. И у всех, кто приходит.

ЕРМИЛОВ: Не то что болит душа, это жизнь, это жизнь, я этим живу. Это либо жить этим, либо с самого начала надо было менять профессию.

ГОЛУБКИНА: Пишут еще с СМС-портала: "Слушаю вас со дня основания и дома, и на работе. Любимая передача была "С добрым утром!" в воскресенье, которую вели Вера Орлова и Галина Новожилова. Пригласите их еще", - пишет нам Леля из Московской области.

МИТРОФАНОВА: Ну что, друзья, мы с вами потихонечку будем прощаться. Поставим музыку из тех лет.