Любовь и голуби Совместный эфир с ведущими "Маяка". Сергей Фонтон

МИТРОФАНОВА:  Приветствуем всех тех, кто слушает радио «Маяк» уже 50 лет как, и сегодня у нас…

ГОЛУБКИНА:  А тех, кто не слушает?

МИТРОФАНОВА:  50 лет?

ГОЛУБКИНА:  Нет, кто не слушает радио «Маяк», мы их приветствуем?

МИТРОФАНОВА:  Ну, хотя бы в этот момент слушает, конечно, приветствуем, потому что, если кто-то нас сейчас слышит, значит, в данный момент этот человек слушает радио «Маяк». Дело в том, что мы отмечаем 50-летие в этом году «Маяка». 1 августа 1964 года позывные «Маяка» раздались, и с тех пор 50 лет очень разная, интересная, иногда жесткая история преследовала эту станцию. Но вот сейчас формат такой - у нас шоу женское, называется «Любовь и голуби», у нас в гостях Сергей Сергеевич Фонтон. Правильно?

ФОНТОН:   Да, правильно, это я. Добрый день, друзья.

ГОЛУБКИНА:  Уж больно у вас фамилия красивая.

ФОНТОН:    Она мне доставила много хлопот в жизни, хотя красивая.

МИТРОФАНОВА:   Вы француз?

ФОНТОН:    Да.

ГОЛУБКИНА:  Угадала.

МИТРОФАНОВА:  А какие хлопоты-то?

ФОНТОН:    Хлопоты очень простые, как раз связанные с историей "Маяка", кстати, потому что  это был 1980 год, я только закончил институт Мориса Тореза, который сейчас Академией стал, и так далее. Ну, в общем, была у меня разная перспектива - или пойти на таможню работать, что как-то я не  пылал желанием, а потом всякими, как всегда бывает, кривыми путями вдруг образовались знакомые в Гостелерадио, о котором  я, в общем-то,  имел крайне смутное представление. И раздался звонок у меня дома, и дама, как потом выяснилось, секретарь Сергея Георгиевича Лапина, который возглавлял Гостелерадио, попросил меня прийти на встречу. Я задал несколько идиотских вопросов: а как проехать, а где это находится, и так далее. И приехал. А по пути захватил с собой два старых справочника, это мидовские… ну, тогда это не МИД, наверное, называлось, Министерство департамента  иностранных отношений, 19-го века, где были  перечислены все сотрудники, ну, и, в том числе,  были мои какие-то предки. И, так сказать, разговор с Сергеем Георгиевичем был удивительно для меня какой-то странный, я бы сказал, потусторонний. Во-первых, я вошел,  это была огромная приемная, в которой сидели такие дядьки весьма солидные, нервничали, теребили портфели, перекладывали бумаги, и на этом фоне вот такой раздолбай выпускник появился.

МИТРОФАНОВА:   Но времена все-таки были чуть лучше, чем в 60-е, мне кажется, в 70-е, нет?

ФОНТОН:    Ну, может быть, да. 70-е я, собственно, в сознательном возрасте не застал, а 80-е вот уже хорошо помню, и мы можем поговорить  и о плюсах, и о минусах. Ну, в общем, меня позвали внутрь, отстранив этих людей, которые по куда более важным, мне кажется, и правильным делам ждали в очереди. И я увидел небольшого грустного, седого человека с довольно внимательными глазами за огромным совершенно  столом, в огромном кабинете. 

МИТРОФАНОВА:  А он к тому времени уже лет 20 «Маяком» заведовал.

ФОНТОН:   Да,  он старожитель был, член ЦК, естественно, Гостелерадио тогда насчитывало 27 тысяч человек,  друзья, это был штат огромного министерства. А бюджет был больше, чем у одной из прибалтийских республик.   Я не помню, с кем сравнивали, с Литвой, Латвией или Эстонией. Ну, не важно. И зашел разговор, да, говорят, и  что же, и где вы хотите работать? Этот меня вопрос поставил в тупик. Я что-то стал говорить о том, что вот, хорошо бы путешествовать и вообще,  международные вещи какие-то. Он говорит: да, а что у вас за фамилия? Вот  к этому повороту  я уже был готов. Он откровенно сказал: вы знаете, евреи меня часто подводят.

МИТРОФАНОВА:  Вот этот нюанс в его жизни абсолютно…

ФОНТОН:   Евреи меня часто подводят.

МИТРОФАНОВА:  Да, это известный факт.

ФОНТОН:   Я говорю: Сергей Георгиевич, мне эта как раз история не известна, я как раз ко  всем народам, ну, и дальше я стал говорить, что я равномерно и правильно отношусь, что абсолютно соответствовало и соответствует до сих пор истине.  Говорю: но, если вас именно интересует мое происхождение, то вот парочка любопытных книг. Он действительно полистал, говорит: да, интересно, интересно. Ну, и так я очутился в «Маяке» в международном отделе.

МИТРОФАНОВА:  И вы  уехали сразу за границу? Или как это ваше… или вы просто читали иностранные новости с телетайпов иногда?

ФОНТОН:    Не совсем так. Меня туда, так сказать, вот эта мощная, если можно выражаться по современным параметрам, волосатая рука закинула, но потом и совершенно забыла. Поэтому я был зачислен младшим редактором и довольствовался всем, чем, собственно,  довольствуются все, пришедшие на «Маяк». Я прошел от младшего редактора до специального корреспондента, это было уже там в 90-м году. И, кстати говоря, ни разу не ездил за рубеж. Во-первых, по началу я был в статусе молодого, так сказать. Ну, что, молодые, давайте учитесь, то, сё, сейчас мы вам покажем. И действительно, надо сказать, говоря о юбилее «Маяка», друзья,  те, кто там не работал, и работает сейчас на «Маяке», вам досталась удивительная действительно правильная и знаменитая марка «Маяк».

МИТРОФАНОВА:  Бренд, как сейчас говорят.

ФОНТОН:   Бренд, да, на вашем месте я бы гордился вообще.

ГОЛУБКИНА:  А  мы  вообще.

ФОНТОН:    Ну, вообще, вот и хорошо, и правильно.  Потому что ведь человек после института мало, что умеет, кроме того, чему его научили в институте, обычно это с жизнью напрямую не бывает связано. Поэтому «Маяк» стал такой журналистской школой. И для меня было огромное удовольствие присутствовать на утренних летучках. Приходили люди свежие, пахнущие ароматами зарубежья, цветущие, и, в общем-то,  энциклопедически образованные многие из них, по крайней мере. И начинался разговор о том, как складывается информационный день. Приходил уже помятый и уставший международник, который дежурил ночью, потому что почти круглосуточное было дежурство,  докладывал о том, что произошло по телетайпным лентам, рассказывал о том, какие материалы у нас проходили в эфир  в минувший день. Это материалы довольно жестко разбирались на летучке, и, надо сказать,  критика была такая вполне предметная, и это было интересно слушать. Вот были молодыми. Потом получилось так, что меня как-то позвали в сторону и сказали: старик, ты вообще у нас один беспартийный, это неправильно. У нас есть еще один алкоголик беспартийный…

МИТРОФАНОВА:  Еще один беспартийный или еще один алкоголик?

ФОНТОН:    Нет, еще один беспартийный, но он алкоголик, это понятно, а ты-то что? Ну, я: бэ, мэ, еще не созрел. Ну, пора созревать. Ну, говорят: ты нас подводишь. И вот это, конечно, ключевое слово, которое у меня в голове как-то…

МИТРОФАНОВА:  А это какой год был?

ФОНТОН:    Это был 1987-й, наверное, уже. Я довольно долго уворачивался, так сказать, от этого дела. И не то, что я был каким-то оппозиционером или что-то в этом роде, мне просто очень хорошо жилось и так, на самом деле. Мне не нужна была заграница для поднятия повседневного уровня жизни, например, потому что многих это привлекало и привлекает сейчас.

МИТРОФАНОВА:   Видеомагнитофоны уже появились?

ФОНТОН:   Да, ну, да, привозили, они были у моих друзей, но я сам прекрасно обходился без  видеомагнитофона и был вполне счастлив. Но когда  мне сказали, что вся редакция, это около 300 человек, и все они партийные, ну, там, в машбюро были девушки некоторые беспартийные, а тебе пора, я сказал: ну, что же, если надо, если я вас так подвожу, ну, давайте. Давайте. Ну, хорошо. Вот заполнил анкету, потом еще какие-то инстанции прошел, и последняя была  инстанция это комиссия старых большевиков. Удивительная вещь.

ГОЛУБКИНА:   Это интересно, кстати.

ФОНТОН:    Да, поскольку  Гостелерадио было на правах райкома, соответственно это было в центральном здании  там на Новокузнецкой, на Пятницкой, огромный зал совещаний, и сидят такие, ну, старые перцы лет иногда по 70, иногда больше, иногда меньше, и все они заслуженные большевики. И вот представляют: вот Сергей Сергеевич Фонтон, вот кандидат, он собирается вступить в кандидаты…

МИТРОФАНОВА:  Племянник Робеспьера?

ФОНТОН:    Да. Нет, уже на этом этапе никого не смущала фамилия.

МИТРОФАНОВА:  Внучатый?

ФОНТОН:    Да, спросили, сколько  там молока надоили, и как выросла пшеница. Я был достаточно в этом смысле подкован, предупредили.

МИТРОФАНОВА:  В наши времена говорят: areyouserious?

ФОНТОН:   Но они были очень серьезные. А последний был вопрос: а можно взглянуть на ваш комсомольский билет? И тут я…

МИТРОФАНОВА:  Взносы?

ФОНТОН:  Нет, ну, просто у меня с собой не было.  Как? У вас нет билета с собой? А вы знаете, что люди умирали на фронте с билетом и хранили его у сердца, и так далее, и так далее. Я говорю: конечно, знаю, но вот…

ГОЛУБКИНА:  Поэтому я храню его дома в сейфе.

ФОНТОН:  Да, да, я его именно храню в таком хорошем месте дома, он точно не потеряется, сейчас вот такие времена. Они говорят: ну, хорошо, когда можете принести? Ну, я брякнул: завтра. Ну, хорошо, и вроде прошло. А на завтра я забыл, была смена, было дежурство, было еще чего-то такое, и соответственно проходит завтра, на послезавтра вдруг прибегает наш парторг, по-моему, и говорит: ты чего наделал? Ты ввел в заблуждение комиссию большевиков.  Я говорю: как ввел в заблуждение?  Ну, ты же обещал, и ты не сделал, и  теперь это скандал, это на нас пятно, меня сняли с работы, беги, ищи комсомольский билет и срочно его вези.

МИТРОФАНОВА:  Активируй.

ФОНТОН:  Да. Я побежал, искал. Холодный пот. Не находил. Никакого сейфа в помине не было, куда-то затерялся, туда, сюда, в общем, прошло еще два дня. Потом я его нашел, конечно, в каком-то рюкзачке и побежал показывать. И вот тогда-то выяснилось, что у меня взносы не заплачены. Они сказали: так, мало того, но вы, а как же у вас не заплачены взносы? Я говорю: ну, ерунда такая, мы обычно раз в году…

МИТРОФАНОВА:  Оптом платим.

ФОНТОН:  Да, шлеп, шлеп по две копейки. И тут выяснилось, что вообще вся комсомольская организация работает отвратительно. В общем, меня выгнали, причем не просто, а торжественно, не торопясь, с оттяжкой, так сказать. Ну, и, учитывая опять же…

МИТРОФАНОВА:   Выгнали откуда?

ФОНТОН:  Выгнали из возможности вступить в партию.

МИТРОФАНОВА:  Но с «Маяка» не выгнали?

ФОНТОН:  Из редакции нет, не выгоняли, но, учитывая мою запоминающуюся фамилию, соответственно вопрос больше не вставал, что, старик, пора в партию. Я так, собственно, дальше  и жил.

МИТРОФАНОВА:   Ну, вы знаете, в вашем рассказе один момент я, ну, как-то так обратила на него внимание. Вот этот 1987 год, когда видеомагнитофоны… Но предполагаю, что вы очень любите автомобильный спорт и вообще автомобили как таковые, мотоциклы,  неужели вас машина иностранная никакая не привлекала? Что же вы такой честный-то, а?

ФОНТОН:  Да не был я честным, я был беззаботным, скорее, прямо скажу. Были наши «Жигули», чего-то мы с ними пытались сделать.

ГОЛУБКИНА:  Тюнинг?

ФОНТОН:  Ну, да, ну, тогда возможности были небольшие, на самом деле, хотя какой-то, чего-то я наблюдал. Ведь моя, скорее, мотоциклетная судьба такая, она, скорее, вопреки, чем благодаря, потому что в любой интеллигентной семье слово мотоцикл не любят. И когда, в общем, я был маленький, я ездил на разных трещетках типа мопедов. Иногда попадались уже более какие-то мощные, но, тем не менее,  по слову мопед они не вызывали такой реакции негативной дома. Но когда я уже, линейные размеры мои достигли, как-то выросли, я стал заикаться о мотоцикле, и тут моя мама сказала: нет, это через мой труп. И понятно, что, ну, как, дальше разговор был закрыт. Поэтому мотоциклы появлялись у моих друзей, я на них, конечно,  ездил, но оставлял у них, это была такая двойная жизнь.

МИТРОФАНОВА:  А почему за вами идет какая-то слава, бывают кинокритики, а вы автокомментатор, критик или что-то такое?

ФОНТОН:  Да очень просто, потому что меня все время куда-нибудь тянет что-либо попробовать. Скажем, был «Маяк» в течение 10 лет, потому перекинулся на  «Эхо Москвы», мы с Сережей  Корзуном, Бунтманом и Алешей Венедиктовым чуть позже организовывали эту станцию. Я особо, так сказать,  никуда не влезал, в культуру, но на моей совести была информационная часть, что было мне знакомо, понятно и хорошо.

МИТРОФАНОВА:  Так, а автомобили?

ФОНТОН:  А потом попробовал работать во Франции в журнале, потом на НТВ первого созыва, когда Олег Борисович еще ходил по коридорам, был доступен, с ним можно было пообедать и что-то обсудить. Потом, собственно, получилось так, что я все дальше и дальше отходил от политики, потому что это все примерно одно и то же. И поскольку  мне железки как-то близки в душе, вот получалось так, что это все-таки веяние последних лет, я на каком-то маленьком телеканале «Драйв», по-моему, вел программу, как выбрать, а, там тоже была мотоциклетная тема. Мотоциклист у меня выбирал автомобиль на зиму. Ну, потому что у нас все-таки наступает сезон плохой, поэтому на чем-то надо ездить, и, конечно, мотоциклист искал что-то не очень дорогое, это первое,  и второе - зажигательное. И это такая вилка взаимоисключающая, естественно, потому что, в общем…

ГОЛУБКИНА:   Ну, да, старая «Субару» подходит.

ФОНТОН:  Отлично, старая «Субару».

ГОЛУБКИНА:  Так,  Митрофанова пусть предложит чего-нибудь.

МИТРОФАНОВА:  Насчет чего?

ГОЛУБКИНА:  Не дорогой и  зажигательный автомобиль.

МИТРОФАНОВА:  Мотоциклисту?

ГОЛУБКИНА:  Мотоциклисту. Я предложила старую «Субару».

ФОНТОН:  Старый «Субару», отлично. 

МИТРОФАНОВА:  Не знаю,  я вчера  задала вопрос человеку, который мне дорог, ну, а как говорил поэт, что-то бывает человеку дорого, а что-то не по карману, так вот мы рассматривали цены на «Гелендвагены» вот этого года, и там какой-то, ну, такой есть выпуск, что он стоит 9 миллионов 999 тысяч рублей. То есть, 10 миллионов рублей. И у кого-то они есть, и кто-то на них…

ФОНТОН:  И далеко не последние, только так покупают такие машины.

ГОЛУБКИНА:  Это не слишком зажигательный.

МИТРОФАНОВА:  И после этого я спросила, а можно ли «Гелик» купить в кредит?   Он на меня посмотрел: ну, наверное, можно, но это вообще как-то стрёмно, когда в кредит ты покупаешь такое. Хотя его украсть же могут.

ФОНТОН:  Ну, он страхуется. Нет, у меня были такие критерии - до 1 миллиона цена, рублей.

ГОЛУБКИНА:  Да, естественно.

ФОНТОН:  И чтобы ездил, но это вторичный рынок. А речь шла в итоге о новом автомобиле.  И нашел такой.

ГОЛУБКИНА:  И что это?

ФОНТОН:  «Опель Корса», и зажигательный вариант есть.

МИТРОФАНОВА:  Так это для девушек, нет?

ФОНТОН:  ОPC  называется.

ГОЛУБКИНА:   Нет, надо чтобы и быстро ездила и не дорого было.

ФОНТОН:  Сиденье «Recaro», 200 лошадиных сил, наддувный двигатель.

МИТРОФАНОВА:  Так он маленький?

ФОНТОН:  Он маленький. Да, мотоциклисту что туда положить, ноутбук.

МИТРОФАНОВА:  Шлем и ключи от мотоцикла.

ГОЛУБКИНА:  А как уместиться?

ФОНТОН:  Ну, кстати говоря, поскольку это немецкая марка, там с внутренним пространством достаточно все нормально. Сзади сидеть тесновато, но там мучились мои родственники.

МИТРОФАНОВА:    Сергей Сергеевич,  у нас специально есть спродюсированная программа к 50-летию «Маяка», поэтому мы сейчас прервем наш разговор. Напомним нашим слушателям, что Сергей Сергеевич Фонтон у нас в гостях, ветеран эфиров «Маяка», 10 лет отдал  этой радиостанции, мы подробнее у него об этом спросим.

ГОЛУБКИНА:  У нас в гостях Сергей Сергеевич Фонтон, мы весь август празднуем 50-летие «Маяка», и к нам приходят гости, которые работали на «Маяке».

ТРУСЕНКОВА:   Отдали полжизни практически этой радиостанции.

ГОЛУБКИНА:  Ну, пол, не пол, но часть, в общем-то.

ТРУСЕНКОВА:    Кто-то по 40.

ГОЛУБКИНА:   Кто-то 40 лет работал, да. И вот мы тут говорили, вы сказали, что вам сны снятся до сих пор.

ФОНТОН:  Ну, да. Ну, во-первых, я ветеран все-таки, но из молодых, я бы так сказал. Потому что вот сейчас чуть не опоздал на эфир, ехал в машине, поставил еще «Ретро FM», и как-то совершенно унесся под эти струи воды в прошлое. И понял, что я очень счастливый человек, потому что я прекрасно поработал с отдачей и с большим удовольствием, скажем, в советской системе, и нашел свое место. И мы вместе что-то делали, интересные вещи. И потом, к счастью,  профессионально удачно сложилась жизнь и в постсоветском пространстве. А сны, да, они меня преследовали достаточно долго, как бывает, знаете, вот самый распространенный сон людей лет в 25…

МИТРОФАНОВА: ?

ФОНТОН:  Нет, нет, это когда человек на экзамене.

МИТРОФАНОВА:  О, ужас.

ФОНТОН:  Да, все испытывали. А на «Маяке» это была такая ситуация, абсолютно реалистичный сон. Я сижу, я готовлю выпуск новостей международных, рву  ТАССовки - тогда же ленты изрыгались бумажные на пол - и нужны были некоторые навыки, чтобы с ними совладать.

МИТРОФАНОВА:  Как фильмы про ФБР. Я один раз фильм смотрела, когда помните,  Кевин Костнер вроде бы как все думают, что он агент, а он, вроде, как и не агент, и в конце он Юрий все равно Петров,  как выясняется, и то в самом конце. И там как раз  секунды ждут, когда  придет список вот этих подарков, которые могут его уличить.

ФОНТОН:  Вот, вот. А там, собственно, что надо было? Ты представляешь себе выпуск, верстку - как, что? В зависимости - побольше, поменьше, пятиминутный самый большой выпуск. Все это  готовишь, диктуешь машинисткам. Они, кстати, требовали, чтобы приходили подготовленные люди, потому что, если кто-то - э, бе, ме там… Слушай, иди, подумай, потому что у них реально зарплата зависела от выработки, поэтому они любили собранных и быстрых в диктовках. И вот снится, что все это уже сделал, все подписал, странички разложил, отошел, отвернулся, посмотрел в окно, смотрю на стол, выпуска нет. Бежит обратно отсчет, уже из студии говорят: старик, давай, беги, пора, что… И вот это ощущение, когда эфир на носу, а выпуск не готов, вот это суть, собственно говоря, этого кошмара. Это преследовало. А сейчас какие-то ностальгические иногда сны снятся про «Маяк», про летучки, про такую атмосферу правильную.

МИТРОФАНОВА:   А вы не могли бы, Сергей Сергеевич, уточнить имя, отчество Лапина?

ФОНТОН:  Сергей Георгиевич, как сейчас помню.

МИТРОФАНОВА:   А, вы знаете,  Сергея Георгиевича, по-моему, в Википедии нет. Сколько лет он отдал…

ФОНТОН:  Это выдающийся человек.

МИТРОФАНОВА:  Я сейчас смотрела, по-моему… или про «Маяк» ничего не сказано.

ТРУСЕНКОВА:   Нет, про «Маяк» сказано точно.

МИТРОФАНОВА:  Да, ты видела его?

ТРУСЕНКОВА:   Нет, про «Маяк» сказано точно, а про Лапина, не знаю.

МИТРОФАНОВА:  Просто мне даже интересно, такой одиозный руководитель и так долго, и чего-то такое - нету.

ФОНТОН:  Ну, что же, надо кому-то написать, не хорошо, потому что…

МИТРОФАНОВА:   Да? Вы думаете?

ФОНТОН:  Конечно,  человек, в общем, был такой знаковый, можно по-разному к нему относиться, но Гостелерадио при нем представляло собой достаточно стройную систему.

МИТРОФАНОВА:  Может быть,  Сергей Георгиевич, или есть? Ну-ка.

ФОНТОН:  Сергей Георгиевич.

МИТРОФАНОВА:  А в его биографии это есть? Сейчас я смотрю, написано: советский партийный государственный деятель.

ФОНТОН:  Ну, потому что он член ЦК, я думаю, что статус члена ЦК давал возможность говорить, как о государственном деятеле.

МИТРОФАНОВА:  В 1985 его не стало, по-моему. А, нет, нет, вру.

ТРУСЕНКОВА:    Да, все есть, в Википедии нашли.

ФОНТОН:  Ну, отлично. Мамедов был замечательный, его заместитель по телевидению, кстати. Вот интересно, сейчас девушка новостист - Мамедова, она имеет к нему какое-то отношение?

МИТРОФАНОВА:  Не знаем.

ФОНТОН:  Может быть, и нет. Был такой, да.

МИТРОФАНОВА:  Нет, ну, то, что как-то здесь получается некая семья и каналов, и телеканалов, и радиоканалов ВГТРК, все-таки есть этот нюанс  некоей, ну, как сказать…

ФОНТОН:  Корпоративности?

МИТРОФАНОВА:  Да. Раньше это и не поощрялось, но и особо не осуждалось, когда родственники работали, когда дети приходили. Это, как, наверное, люди пришли к осознанию, что это, как династия, правильно?  Если у шахтеров возможны династии, у юристов династии возможны.

ФОНТОН:  У медиков часто бывают династии. Ну, там ведь, по-моему, справедливо ожидать, чтобы сын или внук не работал под непосредственном начальстве. Ну, это действительно…

МИТРОФАНОВА:  Ты не станешь генералом, потому что у генерала есть свой сын. Из этой серии?

ГОЛУБКИНА:  Ну, ты знаешь, с другой стороны,  как говорится, природа отдыхает на детях, что…

ФОНТОН:  И это верно.

ГОЛУБКИНА:  А  вот Яша Хейфец такой величайший пианист, ой, скрипач 20-го века, он из семьи потомственных скрипачей.  Я думаю, там так накопилась уже музыка в ушах, что он уже родился со скрипкой.

ФОНТОН:  Ну, потом человек растет в некоей атмосфере семьи, окружающего. Кстати, тут могу защитить, может быть, и генералов, потому что, может быть, это человек  уже маленький с 3 лет будет прыгать, отжиматься и…

ГОЛУБКИНА:  Да, и стрелять метко.

ФОНТОН:  Изучать даже историю военную, поэтому равно, как Хейфец с детства играл на скрипке. Поэтому, наверное, потомственные династии могут быть в самых разных профессиях, и, мне кажется, с государственной точки зрения это только бы поощрял.

МИТРОФАНОВА:   Ну, что же, у нас растут дети с Марией Андреевной.

ФОНТОН:  Ну, да, конечно.

ГОЛУБКИНА:  У меня округлились глаза, а  что, кем они будут?

ФОНТОН:  А в театр, может быть.

МИТРОФАНОВА:   Они будут…  Ну, вот Саша Урсуляк пришла, у нее папа режиссер.

ГОЛУБКИНА:  Мама актриса.

МИТРОФАНОВА:  Например, «Ликвидацию» ту же он сделал, очень хвалили.

ФОНТОН:  Да мало ли, кто хвалит или ругает, но это был блестящий действительно сериал. Посмотрев «Ликвидацию», я как-то понял, что у нас может быть сериальное кино на хорошем уровне, на самом деле.

МИТРОФАНОВА:  Лунгин, говорят, сейчас занимается ремейком американской истории «Родина», есть такое. История, по-моему, переложили это на русский язык, очень хотелось бы с ним пообщаться на эту тему, поскольку я слышала, что не очень у нас такое идет. Вот, когда про свое что-то мы делаем, «17 мгновений весны», «Ликвидация», это все про наше.

ФОНТОН:  Ну, это редкие такие удачи, надо сказать. Потому что про свое и еще действительно сложное, где есть и плохое, и хорошее, не так просто снять глубокий фильм-то, а сериал, тем более.

ГОЛУБКИНА:   Ну, да, это надо за душой что-то иметь, помимо таланта.

МИТРОФАНОВА:  Ты знаешь, такая фраза, а за душой что еще, совесть?

ФОНТОН:  Ну, потом, мне кажется, даже талантливого человека, которому есть, что сказать, можно свести на нет. Результат свести на нет, если все время его торопить: давай, давай, старик,  каждая минута стоит съемочной группы столько, туда, сюда. И вот, судя по всему,  Урсуляк как раз на это не шел, и получился качественный, почти штучный товар, что для сериалов не характерно.

МИТРОФАНОВА:  Вы все-таки из молодого поколения ведущих «Маяка», так скажем?

ФОНТОН:  Ну, конечно, на нас, уже в среднем возрасте  мы успели отработать по 3-4 года, съездить на всякие картошки, в пионерские лагеря в «Софрино»,  где…

ГОЛУБКИНА:  Это что, от радиостанции посылали на картошку?

ФОНТОН:  Да. Кстати, я ездил на картошку, у меня получилось. А в пионерском лагере опять нет, как с партией. То есть, я хотел как лучше, вышло как хуже. На тренировочных сборах меня отсеяли, сказали,  что к пионерам меня лучше не пускать.

ГОЛУБКИНА:  А пионеры в смысле? Это пионервожатым?

ФОНТОН:  Конечно, да.

ГОЛУБКИНА:  То есть, это все бесплатно?

ФОНТОН:  Это все бесплатно.

МИТРОФАНОВА:  Нас бы  послали сейчас пионервожатыми.

ГОЛУБКИНА:  Минуточку. Нас бы с тобой пионервожатыми послали. Митрофанова, что там…

ФОНТОН:  Да, но ваша зарплата сохраняется.

МИТРОФАНОВА:  Я бы не поехала. А, да?  То есть это как общественная нагрузка.

ГОЛУБКИНА:   Даже интересно.  А сейчас вот осень, сейчас бы поехали в сентябре картошку копать, да?

ФОНТОН:  А вот насчет пионервожатых у нас Дима Морозов, который в один год со мной пришел вместе с Сашей Коршуновым. Он для себя открыл наоборот новые совершенно возможности и дарование, я бы так сказал. Сейчас у него  Китеж, два таких вот Китежа и второе такое поселение под Москвой, в Калужской тоже области. Оно наиболее такое какое-то динамичное. Суть состоит в том, что там коллектив преподавателей, которые муж и жена обязательно имеют педагогическое образование. Они воспитывают свою семью, и плюс берут еще на воспитание одного-двух  какого-то подростка. И все это работает. Никто не верил. Уже больше 15 лет. Вот поеду 13 сентября, он звал меня в гости смотреть, как они там живут.

ГОЛУБКИНА:   Это экопоселение  называется, да, в Калужской области, правильно?

ФОНТОН:  В Калужской области Китеж, да. Они действительно немножко содержат и огород, и прочее, но ровно настолько, насколько требует пропитание, потому что денег у них не много, это не коммерческое объединение. С этого года, насколько я помню, или с прошлого им государство начало хоть что-то платить. У них появились именно трудовые книжки, которые, кстати, вы так любите, и они работают на своем рабочем месте.

МИТРОФАНОВА:  Ну, пенсии  не будет у нас точно с Марией Андреевной.

ФОНТОН:  Ну, не знаю, может быть…

ГОЛУБКИНА:  Ну, мы отчисляем, отчисляем.

МИТРОФАНОВА:   В буфете нас предупредили девчонки. У нас они в друзьях, поэтому будут пирожками нас подкармливать в старости.

ФОНТОН:  Хорошо.

ГОЛУБКИНА:  Слушайте, я, кстати, хочу к Китежу все-таки вернуться, потому что я тут посмотрела…

МИТРОФАНОВА:  Может быть, мы отдельно пригласим, нам дадут координаты?

ГОЛУБКИНА:  Да, я это и хотела сказать, да.

ФОНТОН:  Давайте, я ему позвоню, приглашу, мы охотно вместе придем, он очень интересный человек, пишет книги о воспитании.

ГОЛУБКИНА:  Кандидат  исторических наук Дмитрий Морозов, правильно?

ФОНТОН:  Да.

ГОЛУБКИНА:  Работал собкором «Маяка» в Индии.

ФОНТОН:  Ну, в Индии он не долго, по-моему, был. В основном мы с ним были в международном отделе здесь в Москве, делали международные дневники, вели прямые эфиры как раз вместе.

МИТРОФАНОВА:  Тогда с вашей легкой руки и подачи мы обязательно хотели бы видеть в студии и пообщаться на эту тему очень интересную, потому что мы принимаем участие в некоей социальной тоже жизни, и благотворительной иногда. 30 сентября вот, например, пройдет…

ГОЛУБКИНА:   Когда нам не жалко.

МИТРОФАНОВА:  Чего?

ГОЛУБКИНА:  Чего-нибудь.  Нам иногда бывает жалко.

МИТРОФАНОВА:   Особенно времени.

ФОНТОН:  Но эфира не жалко, ничего, поговорим, он расскажет. Действительно он яркий человек, без шуток, и мне кажется, что «Маяк» и старый, и новый повлиял, и может гордиться таким неожиданным поворотом судьбы.

МИТРОФАНОВА:   Сергей Сергеевич Фонтон у нас в гостях был. Спасибо вам огромное.  И, может быть, буквально два слова каких-то пожеланий, наверное, этой станции исторической.

ФОНТОН:  Господи, «Маяк» моя любимая станция, которая из меня сделала журналиста, научила ремеслу, на самом деле. Я безумно благодарен ей, и считаю, что этот бренд нужно развивать, поднимать дальше, он достоин того, чтобы его не забыли.

МИТРОФАНОВА:  Спасибо большое. Золотые слова, я тоже думаю, что «Маяк» действительно, даже если кто-то терял с ним связь, как я, например, в 80-е, те же 90-е, поскольку хлынуло такое количество другого всего, что молодежь того времени как раз обратилась в другое, но все и всегда знают, что такое «Маяк», вот это потрясающая история бренда и его долголетия в истории государства. Поэтому, конечно, круто.

ФОНТОН:  Так что, друзья, удачи вам.

МИТРОФАНОВА:  Спасибо огромное.

ГОЛУБКИНА:   Спасибо большое.