Любовь и голуби Совместный эфир с ведущими "Маяка". Владимир Самойлов

ГОЛУБКИНА: Сегодня у нас в гостях Владимир Иванович Самойлов - актер, чтец, ведущий радиостанции "Маяк".

МИТРОФАНОВА: Здравствуйте, Владимир Иванович.

САМОЙЛОВ: Здравствуйте, уважаемые слушатели, в первую очередь и во вторую - хозяйки этой студии.

МИТРОФАНОВА: Да мы уж как даже не хозяйки, а как кладовщицы.

САМОЙЛОВ: Тоже хорошая профессия.

МИТРОФАНОВА: Складываем, кто что приносит и что кто вспомнит. О "Маяке" особенно. Очень интересны ваши воспоминания. Вот как вы попали на "Маяк" и как долго вы служили этому?

САМОЙЛОВ: Попал я совершенно случайно. Я спокойно себе работал в таком маленьком театре комедии Росконцерта. Сейчас это Государственный театр на Покровке. Вот. И однажды на репетиции моя коллега сказала: "Слушай, я тут летучечку увидела. Набирают дикторов. Ты не пойдешь, не узнаешь? Я сегодня занята". Ну, ей хотелось там… Я пришел на Пятницкую,  направили меня в здание рядом с Пятницкой. Вышел такой толстенький дяденька покурить. Я спросил: "Что нужно для того, чтоб стать диктором?" - "Пройти конкурс". - "Что нужно для конкурса?" - "Так, как в театральном училище: басня, проза и стихотворение".

МИТРОФАНОВА: Для диктора?

САМОЙЛОВ: Вот это первое испытание. Вот такое было.

ГОЛУБКИНА: А второе испытание что? 18 отжиманий?

САМОЙЛОВ: Второе - очень… Особенно долгие испытания были, когда на нас уже, прошедших конкурс, три тура - начиналось это в 1970 году, а закончилось в марте 1971-го, - подписали указ о зачислении. Вот. Там проверка была достаточно серьезная.

ГОЛУБКИНА: Ну, в смысле? Сахар, что ли, в крови мерили? Или температуру?

МИТРОФАНОВА: Да по партийной линии.

САМОЙЛОВ: Вот я не нашел такую металлическую закорючку, хотел принести вам, показать. Вы ни за что бы не узнали, для чего этот агрегат нужен. А нужен он был…

МИТРОФАНОВА: Для логопедии? Для логопедов?

САМОЙЛОВ: Нет. Это была персональная ручка, персональный ключ от студии. Вот ты приходил, тебе вручали эту ручку. И ты ходил. А так ручек на дверях не было, а иначе… Крючок.

ГОЛУБКИНА: Я поняла. Это Спартак Мишулин, у него был такой ключ. Он ездил когда в поездах, он мог любую дверь открыть.

САМОЙЛОВ: Вот примерно. Тут был другой замок. Другая конструкция, но принцип тот же. Только допущенный в это святилище открывает.

МИТРОФАНОВА: Владимир Иванович, вы нам расскажите, все-таки диктор, и радиоведущий, и журналист - это разные вещи? Значит, вам приносили материалы, которые вы читали?

САМОЙЛОВ: Обязательно.

МИТРОФАНОВА: То есть вы сами ничего не готовили? Царь!

САМОЙЛОВ: На первом этапе, да. Вы понимаете, "Маяк" разный. Я сегодня вошел, я ничего не узнал. Я понял, что я вернулся не в свое прошлое, а в маяковское будущее.

ГОЛУБКИНА: Но название осталось.

САМОЙЛОВ: Название осталось. Манера ведения другая. Приемы другие. Атмосфера тоже немножко другая. Потому что тогда была атмосфера, ну как вам сказать, идеология. Спрашиваем (вот к этим ключам вернусь), зачем ключи эти нужны? Начальство говорит: чтобы враг не прорвался к микрофону. Это я не шучу.

ГОЛУБКИНА: Видите, у меня тоже есть ключ, только современный ключ. С моей фотографией. Мы прикладываем к двери.

МИТРОФАНОВА: Это какая-то безопасность, наверное. Тогда же не было электронных всех штук.

САМОЙЛОВ: Электронных штук не было.

МИТРОФАНОВА: А в ваше время было, что начальников больше, чем ведущих?

САМОЙЛОВ: Начальников больше. Я никогда не заглядывал на самые верха, но я думаю, что начальников там было очень много.

МИТРОФАНОВА: В общем, все были заняты делом, как и  сейчас.

САМОЙЛОВ: Все были заняты делом. И все сводилось к тому, чтобы эфир был чистым, эфир был четким, эфир был идеологически выдержанным.

ГОЛУБКИНА: Но это неплохо на самом деле?

САМОЙЛОВ: Наверное, неплохо.

МИТРОФАНОВА: Ну, а как иначе?

ГОЛУБКИНА: Профессионализм.

САМОЙЛОВ: Профессионализм - да. И для того, чтобы укрепить профессионализм, делались вещи, которые сейчас не делаются. Первое, что я могу вспомнить: и театральное училище за спиной, где учили говорить, и уже работа в театре была, и уже что-то было прочитано, уже что-то ты понимал, - нет, садись за парту. А учителя были еще какие! Дважды в месяц для дикторов любого ранга, будь ты уже корифей или будь ты новичок, вел консультации по вопросам русского языка Дитмар Эльяшевич Розенталь, фигура легендарная.

ГОЛУБКИНА: Круто вообще!

МИТРОФАНОВА: Уж он-то знал!

САМОЙЛОВ: Да, словарь Розенталя. Правда, он редактором был, а автором словаря была Флоренция Леонидовна Агеенко, которая непосредственно ежедневно, ежеминутно сидела, слушала программу в студии и потом…

МИТРОФАНОВА: Хорошее имя - Флоренция.

САМОЙЛОВ: Флоренция Леонидовна, да.

МИТРОФАНОВА: Правда! А то у нас называют сейчас детей: Дубрава, Дубина, Весна. Ну, что это такое? Флоренция.

САМОЙЛОВ: Господи! Так нравится внукам. Я - "Маяк"-дед. Вы - маячники-внучки.

ГОЛУБКИНА: Следили за тем, что вы говорите, не только идеологией, но и за чистотой речи?

САМОЙЛОВ: За чистотой речи - обязательно. За неправильное ударение убивать не убивали, но стыдили. Вот тогда еще одна байка. Можно? Существовала такая редакция - контроль передач с эфира. Это была не идеологическая, а чисто техническая. Грамотность проверялась. Вывешивалось в конце месяца количество ошибок, которые дикторы допустили в эфире, а потом от этого зависела квартальная благосклонность материальная.

ГОЛУБКИНА: Одна сколько стоила?

МИТРОФАНОВА: А у нас сейчас, знаете, от чего это зависит? От инфляции. Вот сколько ты  ошибок не делай или делай, все равно доллар как вырастет, так у тебя зарплата и будет. И непонятно, что страшней.

САМОЙЛОВ: Ну, хорошо бы, чтобы такие законы как-то нейтрализовали инфляцию. Все-таки безошибочных надо как-то поощрять обязательно.

МИТРОФАНОВА: Ну, а какое наказание было, кроме материального? Еще и нравственное?

САМОЙЛОВ: Нравственное какое? Подсмеивались. Диктор Икс частенько попадал в эти сводки. И однажды, придя, он обнаружил, что премия в приказе ему, всё нормально. А заведующий отделом прослушки контроля передачи с эфира ему сказал: "Я вас поздравляю. Вас не было в этот месяц ни в одной сводке". Он подумал и сказал: "А, так я же в отпуске был!"

МИТРОФАНОВА: Во как! Зря он признался.

САМОЙЛОВ: Почему? Но премию-то все равно дали.

ГОЛУБКИНА: Вы говорите, следили за четкостью, грамотностью речи. А сейчас придумали наши… Вот кто? депутаты, может быть? Артистов театров будут переаттестовывать. Вы слыхали?

МИТРОФАНОВА: Машка даже в очереди стояла.

САМОЙЛОВ: Я не могу следить за всем, что предлагает наша Дума.

МИТРОФАНОВА: Вы сами признались, что театральный закончили.

ГОЛУБКИНА: Да. Об этом очень долго разговаривали. И выступали артисты разных театров, и Большого, и цирка, и некоторые артисты цирка даже смеялись. Они говорят: "Господи! Нас-то как переаттестовывать? Мы же каждый вечер жизнью рискуем, честно говоря, под куполом ходя без страховки. Как они хотят еще нас проверить?" Или как переаттестовать артиста Николая Цискаридзе. Что, он за свою жизнь ни разу на сцене не упал.

МИТРОФАНОВА: А судьи кто? Вот интересно!

САМОЙЛОВ: Контроль передач с эфира мог бы заметить это.

ГОЛУБКИНА: А как Аллу Демидову переаттестовать?

МИТРОФАНОВА: А есть люди, просто занимающие чужое место.  Вот есть же сериальные актеры. Они плохо играют.

САМОЙЛОВ: Мы уже вторглись в область политики. Социальной политики. Совершенно точно. Зачем переаттестовывать человека, который знает, умеет, свою пригодность доказал? Причем неизвестно, кто судьи. Кстати, у наших законотворцев это можно подметить просто тенденцию такую. "Плюс 60". Слышали о таком, нет?

ГОЛУБКИНА: Нет. Расскажите.

САМОЙЛОВ: Есть такие предложения: после 60 лет переаттестовывать водителей. Мало того, что пожилые водители сейчас ежегодно должны проходить осмотр медицинский, как старые машины. Но теперь после 60-ти кто-то предлагает наклейку на заднее стекло  "60+". А может, он на свидание поехал? Представляете, он с такой наклейкой "60+" явится?

ГОЛУБКИНА: Или она?

МИТРОФАНОВА: К этой инициативе я не знаю, как относиться. Мне кажется, у нас все-таки, если хоть с чего-то начинать перестраивать свою жизнь к лучшему, наверное, может быть, с сельским хозяйством у нас не все в порядке сейчас пока,  но уже налаживается. Но вот с водителями и правилами нужно же разбираться. Ну ни в чем, нигде нет порядка. Ни в чем вообще. Вот у меня есть такое ощущение. С себя начинать?

САМОЙЛОВ: А может, надо бороться персонально?

МИТРОФАНОВА: Мы же хотели сделать такую рубрику. Вот люди, которые сталкиваются с ужасным, чудовищным хамством, несправедливостью, злом, могут звонить нам в шоу "Любовь и голуби" и жаловаться. Прямо реально: вот так и так люди сделали. Правильно? Или почему, когда люди знают, что накопился за желтый свет конкретный промежуток дороги, они все равно доезжают, потому что им нужнее, чем тем, кто едет в другую сторону. Это никак не привить. Это только поколение сменится. И я не могу сказать полностью, что я рупор нашего народа, потому что я тоже иногда опаздываю и доеду туда, перееду. В общем, много зла вокруг. Как с ним бороться? Вот вы человек опытный.

САМОЙЛОВ: Не знаю. Я пытался, и ничего не получилось. Как видите, через два поколения оно продолжает существовать.

МИТРОФАНОВА: И Чацкий пытался. Только сошел с ума, его объявили идиотом и выслали.

ГОЛУБКИНА: А Грибоедова вообще разорвали в Персии.

МИТРОФАНОВА: А Солженицына выслали, потом вернули, потом нормально.

САМОЙЛОВ: Я вижу, Александр Исаевич вам не дает покоя. Вы все время возвращаетесь к нему.

МИТРОФАНОВА: Причем к "Красному колесу". А в ваши годы вообще было это произведение где-нибудь на виду или его скрывали?

САМОЙЛОВ: Уже позднее, нелегальное издание этого я не мог… Даже "Архипелаг ГУЛАГ" с трудом можно было найти. Не знаю, сейчас у меня Александра Исаевича полное собрание дома. И "Красное колесо" я прочитал.

МИТРОФАНОВА: Наверное, Солженицын, как красная икра - нигде не продавалась, а у всех в холодильнике была. То же самое и самиздат, когда нигде нет, а у всех есть.

ГОЛУБКИНА: Ну, думаю, все-таки не у всех. Потому что очень много было колхозников (я имею в виду работников сельского хозяйства), заводчан.

МИТРОФАНОВА: Которые этим не интересовались?

ГОЛУБКИНА: Конечно, нет. Там другие совершенно интересы были, по-другому люди устроены.

МИТРОФАНОВА: Вальтера Скотта читали. А чем он хуже Солженицына? Он тоже писал правду. Мы хотим к теме Пушкина вас вернуть спустя годы. Мне кажется, в вашей карьере он особенно как-то зажег.

САМОЙЛОВ: Это, понимаете, как говорил Алексей Константинович Толстой, "я государем наградами унижен не был". И только в пушкинский год я получил все награды, которые, собственно, у меня есть. И все это связано с Александром Сергеевичем. Было принято такое решение начальством маячным, что на "Маяке" будут отмечать юбилей круглый год. Мне дали карт-бланш на добывание всех материалов в Телерадиофонде. Давал Телерадиофонд бесплатно. И вот возникла такая передача "России первая любовь". На чем она строилась? Ведь за каждым стихотворением Пушкина, за каждой строкой стоит событие, любовь, друг какой-то, родные. Вот что побудило написать то или иное стихотворение, что побудило к рождению творческого состояния и к такому великому результату? И поэтому 4 минуты три раза в сутки, это повтор три раза шел, история написания стихотворения и сам стих. В основном все это было взято из Телерадиофонда. Лучшие чтецы страны.

ГОЛУБКИНА: Столетия.

САМОЙЛОВ: Пожалуй, что и так. Начиная от Антона Шварца, 30-е годы. От Яхонтова. Иногда я позволял это делать и сам. Только в одном случае: если в фонде не находилось записи этой, только тогда я брал на себя. И вот - можно? Я принес один файлик такой. Послушаем. (Слушайте в аудиофайле.)

МИТРОФАНОВА: Вот такая история о Пушкине в год его юбилея. Сколько лет ему было?

САМОЙЛОВ: 200 лет.

МИТРОФАНОВА: Вот бы люди дожили бы до 200-летия.

ГОЛУБКИНА: Вот бы с Пушкиным встретиться! Помрем - встретимся!

САМОЙЛОВ: А уже Фаина Георгиевна, помните?..

ГОЛУБКИНА: Конечно, помним.

МИТРОФАНОВА: Владимир Иванович, а вы сами не заметили, что ритм подачи в 80 раз медленнее, чем мы с вами сейчас общаемся? В 86, я бы даже сказала.

САМОЙЛОВ: А служение муз не терпит суеты.

МИТРОФАНОВА: Но мы все-таки попробуем им подслуживать, прислуживать даже.

САМОЙЛОВ: Во-первых, вы убрали в начале анонс. Потому что анонс, он был камертоном. И я удивился: как это так? Вы гарнир не только от мух, но и от блюда отделили.

ГОЛУБКИНА: Это ж канал "Культура", считай!

САМОЙЛОВ: Ага! А что, "Маяк" должен быть каналом бескультурья? Не согласен.

МИТРОФАНОВА: Нет, мы не противопоставляем так. Вы на нас софистикой своей не давите. Потому что отдельно канал "Культура",  отдельно "Маяк". Отдельно мухи, отдельно сосиски.

САМОЙЛОВ: Я должен вам сказать, что "Маяк"-дедушка вопросам культуры (не политики, не трепа, а именно культуры) достаточное время уделял. Хотя его шаг - 5 и 25 не позволял много звучать классике, все такое. Но советская попса звучала хорошо. Кстати, она была много культурнее современной.

МИТРОФАНОВА: Ну, если переводить на человеческий смысл, то там непонятно. Но, знаете, мы, кстати, в нашем детском возрасте даем возможность представителям культуры высказаться. И вы можете час, например, даже в нашей программе слушать Ларису  Голубкину или Ширвиндта Александра, которые просто столпы культуры нашей современной, я так считаю. Глазунов. Понимаете, то есть мы можем в наше время дать культуре вообще шанс.

САМОЙЛОВ: Ну, и сделайте это. И это, кстати…

МИТРОФАНОВА: И даем! А о Пушкине, знаете, что мы вообще подготовили? К нам пришла директор Музея Пушкина. Такие секреты про него рассказывала, что мы с ней чуть не подрались.

ГОЛУБКИНА: А оказалось,  что мы больше про Пушкина знаем, чем она.

МИТРОФАНОВА: А она говорит: "А об этом я вам говорить не буду".

ГОЛУБКИНА: "А вот про это, - говорит, - я вообще не знала. Откуда вы знаете?" Я вообще в Пушкина влюбилась первый раз в жизни в 13 лет.

МИТРОФАНОВА: А знаете, как современному человеку сейчас я Пушкина представляю? У меня есть в спальне моей (эта спальня - кабинет мужа, наша студия, это комната, там все гитары его с одной стороны, слева - мое шмотье) есть уголок Пушкина. Вот уголок такой. И там его 8 портретов в разное время. В общем, мой ребенок в 6 лет, когда он начинает смотреть на что-то, я говорю: "Это Пушкин". И она уже знает, что это кто-то серьезный, важный для родителей. И я считаю, это тоже вариант. Нет? Что вы думаете? Чем по "Маяку" там: у, 200 лет! Образно.

САМОЙЛОВ: Это индивидуальный вариант. А "Маяк" - это было общественное достояние. По крайней мере, на то время.

МИТРОФАНОВА: Но мы вас подзуживаем по-доброму. Без всяких там…

САМОЙЛОВ: Господи! А я и не обижаюсь. Я отбиваюсь, как могу.

МИТРОФАНОВА: А если бы Грачевского видели! Владимир Иванович, я обратила внимание на скорость и темп, ритм. Даже когда мы косноязычием страдаем. Потому что мы хотим быстрее-быстрее. Потому что человек нынче слушает радио минут 8. 20 минут - это максимум.

САМОЙЛОВ: А вы никогда не пробовали запись, скажем, вы записали текст, пустить с утроенной скоростью? Это будет замечательный ритм, но никто ничего не поймет. В конце концов, можно дойти и до такого предела.

МИТРОФАНОВА: Но это ж мы пока тренируемся.

ГОЛУБКИНА: Аудитория разная. Вообще современная, скажем, ну, не молодежь, но это среднее поколение - это люди 25-45, середину такую возьмем, люди, которые привыкли говорить быстро. И это меняется… Итальянцы тоже говорят быстро, на самом деле. Или у них такая манера. Сейчас такая появилась манера. А вот дети маленькие и старшее поколение, взрослое, они просто не успевают. И как бы неохота, неинтересно слушать. Есть вообще действительно чувство ритма. И у "Маяка" сейчас просто другой ритм. Как музыка: есть Чайковский, балет "Щелкунчик", а есть Led Zeppelin.

САМОЙЛОВ: Поэтому я и называю "Маяк"-внук.

ГОЛУБКИНА: "Маяк" другой, может быть, стал современный. Но это неплохо, мне кажется. "Маяку" 50 лет, это еще не тот возраст, как говорится, это самый расцвет для мужчины.

МИТРОФАНОВА: Если бы вы "Маяк" характеризовали в пространстве и времени, на что это было похоже именно, когда это  начиналось? Как общеобразовательный или рупор? Или просто луч света в темном царстве? Что это было для людей? Притом в разные отрезки времени?

САМОЙЛОВ: Это была первая попытка немного уйти от полностью официального эфира. Это первая была попытка. И "Маяк" держался  особняком. Туда даже дикторов, когда пробные передачи делали, старались брать из более молодого поколения. Вот пробные делали Валерия Лебедева, Ира Ложкина, а корифеи, которые к тому же были, Дмитриева, Черных, они в первые выпуски "Маяка" не попадали.

ГОЛУБКИНА: А вот интересно, кстати, тогда молодое поколение - это какой возраст? Потому что, знаете, до сорока - это начинающий специалист, а после сорока уже поздно.

САМОЙЛОВ: Нет, нет. Это до тридцати лет было поколение такое. Но я пришел, мне было 27. Сейчас 70. Заметно?

ГОЛУБКИНА: Нет еще.

МИТРОФАНОВА: Нормально. Это мы готовимся, как говорится…

ГОЛУБКИНА: На пенсию?

МИТРОФАНОВА: Ну, конечно.

САМОЙЛОВ: А почему на пенсию?

МИТРОФАНОВА: Ну, не на пенсию, а так. К старости. Как говорил Бернард Шоу, по-моему, или Марк Твен (я их путаю иногда), стареть скучно, но это единственный способ жить долго. Как вы, согласны с этим?

САМОЙЛОВ: Пожалуй. Но только в половине утверждения. Не скучно.

МИТРОФАНОВА: А чем вы занимаетесь в свободное от размышлений время?

САМОЙЛОВ: Во-первых, у меня есть внук.

МИТРОФАНОВА: Это все время ваше.

САМОЙЛОВ: Не все время, но это значительная часть моего времени. И моя радость. Во-вторых, я очень люблю путешествовать по России на машине. Уедешь куда-нибудь…

ГОЛУБКИНА: Вот это очень интересно! Это как?

САМОЙЛОВ: Всю жизнь я мечтал почему-то в Спасское-Лутовиново. Это довольно далеко. Всю зиму  готовился, перечитал "Записки охотника". И вот поехал. Вы знаете, туда надо ездить. В Ясную Поляну, как к гуру, к Толстому на поклон много идет народу. А вот тургеневский парк в Спасском-Лутовинове - там отдыхает душа. Я в Болдино пушкинское ездил. Не слабо, 700 километров.

МИТРОФАНОВА: А я вот в Мелихово хотела в чеховское поехать. Надо сгонять, конечно. А вы говорите "а я на "Маяке" работал" кому-нибудь?

САМОЙЛОВ: Нет.

ГОЛУБКИНА: А вы могли бы, между прочим, там какие-то репортажи записывать интересные про это все. Раз все равно уже путешествуете. Чего добру-то пропадать?

МИТРОФАНОВА: Тоже верно. Мне кажется, мы нашему гостю голову задурили.

САМОЙЛОВ: Понимаете, время нынешнее, оно какое? Мало того, где-то добыть это добро, надо еще уметь его продать. Вот наше поколение умением продавать не отличалось.

МИТРОФАНОВА: И сейчас у нас будет монолог.

САМОЙЛОВ: Да. Я хочу выступить и как поэт. Дело в том, что я писал эпиграммы и какие-то шуточные послания коллегам. Почему? Вот зацепишься в человеке за какую-нибудь струну… Володя Безяев, когда стал активно работать на "Маяке", вышли корреспонденты в эфир, дикторы немножко были потеснены, он пришел однажды и сказал: "Да, нельзя рот открыть в метро. Узнают по голосу!"

МИТРОФАНОВА: Молодец какой!

САМОЙЛОВ: После чего я написал вот такую ему оду. Причем читаю честно, он это знает (я не предупреждал, что это сейчас будет), но в том эфире "Маяка" эта штука звучала.

Всегда озабочен, всегда деловит,

Всегда у него респектабельный вид.

Себе на уме, далеко не простак,

Он тоже в каком-то аспекте - "Маяк".

Когда он усталый с работы идет,

Вдогонку восторженно шепчет народ,

А может, встревоженно шепчет народ:

"Смотрите, Безяев!" - "Да где он?" -

"Ну вот!" И девушки смотрят

С надеждою вслед.

Клюкой салютует растроганный дед.

А божьи старушки, собравшись гуртом,

Его от души осеняют крестом.

И прочих внимания знаков не счесть.

Военных толпа отдает ему честь.

Смиренно оставив замашки свои,

Зеленую улицу стелет ГАИ,

Улыбкой приветствует сам Кержаков,

Кепариком кожаным машет Лужков.

Такое привидится разве во сне!

А может, все это почудилось мне?

Да нет, не выдумывал я ничего.

Я это слыхал от него самого.

МИТРОФАНОВА: Ну, и правильно. Мы тоже к коллегам плохо относимся.

САМОЙЛОВ: Почему плохо? Это хорошо.

МИТРОФАНОВА: Например, знаешь одну ведущую. Она тебя вечно на собраниях как-то полощет, плохо про тебя говорит, завидует.

САМОЙЛОВ: А не ходи ты на собрания.

МИТРОФАНОВА: Да мне рассказывают, что она так себя ведет. А потом меня встречает такая: тю-тю-тю. Я вот думаю, что этому человеку сказать? Правду?

САМОЙЛОВ: Напишите на него эпиграмму или послание.

ГОЛУБКИНА: А можно на нее написать донос.

САМОЙЛОВ: Это уже сейчас не должно работать.

ГОЛУБКИНА: Интересно попробовать.

МИТРОФАНОВА: Ой, как хорошо, что времена меняются. Местами.

ГОЛУБКИНА: Вообще неплохо, да. По крайней мере, интересно.

МИТРОФАНОВА: Согласна. Вам огромное спасибо. Вы нам действительно дали заряд на новый взгляд на "Маяк" с того именно места, откуда вы медленно, рассудительно вещали, говорили. И мы подумаем. Может, мы замедлим темп чуть-чуть.

САМОЙЛОВ: А зачем? Ищите свое.

ГОЛУБКИНА: Правильно, правильно!

МИТРОФАНОВА: Спасибо огромное. До  новых встреч в эфире.