Любовь и голуби Василий Мищенко

ГОЛУБКИНА: У нас в гостях Василий Константинович Мищенко. Родился 22 июля 1955 года, в поселке Шолоховский Ростовской области. Советский и российский актер театра и кино, режиссер, заслуженный артист России Василий Мищенко. Вась, здравствуй.

МИЩЕНКО: Здравствуйте.

ГОЛУБКИНА: Вась, рассказывай, как ты вообще?

МИЩЕНКО: Докатился?

ГОЛУБКИНА: Да, как ты себя чувствуешь в целом? Василий – наш друг.

МИЩЕНКО: Слава тебе, Господи! Ничего. Работаем потихоньку. Звезд с неба не хватаем, но и гневить Бога тоже не хочется.

ДУНАЕВСКИЙ: Ничего себе – потихоньку!

ГОЛУБКИНА: Списочек-то приличный. В театре потихоньку играет. А вы играете совершенно прекрасный спектакль! Сделал Михаил Олегович Ефремов вместе с Гариком Сукачевым. Гарик был как режиссер. Миша – тоже отец-вдохновитель этого спектакля. Как он назывался-то, когда вы матом только ругались?

МИЩЕНКО: "Анархия".

ГОЛУБКИНА: "Анархия", да. И там ни одного слова в простоте. Он был весь с английского языка переведен всеми неприличными словами.

МИЩЕНКО: Очень интеллигентная история, ты неправа. Зачем так говоришь?

ГОЛУБКИНА: В связи с тем, что мы эти слова не произносим в связи с законом, который введен, вы играете этот спектакль или все закончилось?

МИЩЕНКО: Да, играем, потому что два года назад был выпущен спектакль, и обратной силы закон не имеет. Так что: вау, вау!

ГОЛУБКИНА: Понятно. Все ясно. Отлично. Ходим, кстати, Маргарита Михайловна. Это очень интересно. Это про группу, рок-группу, как она? Какое-то английское?

МИЩЕНКО: "Дисфункционалы" – это название пьесы.

ГОЛУБКИНА: Взято за основу?

МИЩЕНКО: "Секс Пистолс".

ГОЛУБКИНА: Этот спектакль, классный совершенно. А что нового затевает Михаил Олегович с Гариком Сукачевым в театре "Современник"?

МИЩЕНКО: "Поэт и гражданин" продолжает свою историю.

ГОЛУБКИНА: Это он пусть продолжает. А у вас-то?

МИЩЕНКО: А у нас в театре ничего нет.

ГОЛУБКИНА: А Гарик Сукачев?

МИЩЕНКО: Тоже ничего.

ГОЛУБКИНА: А что у вас так?

МИЩЕНКО: Каждый идет своей дорогой. А так бывает.

ГОЛУБКИНА: Жалко. Потому что у них хороший коллектив был, компания приятная. "Современник-2".

МИЩЕНКО: Хотелось бы продолжить, потому что я очень Мишу люблю, и просто, помимо того, что он мой крестник, крестный сын…

ГОЛУБКИНА: Да ты что! Так это все из-за тебя?

МИЩЕНКО: Да, конечно.

ГОЛУБКИНА: Ужас какой! А скажи, пожалуйста, Василий, у вас там сменилось художественное руководство в театре, я слыхала? Или это слухи?

МИЩЕНКО: Просто Галина Борисовна Волчек, наш художественный вдохновитель и руководитель, естественно, на труппе заявила о том, что ее помощником становится по художественной части Сергей Гармаш.

ГОЛУБКИНА: Это сейчас было на сборе труппы в сентябре?

МИЩЕНКО: Да.

ГОЛУБКИНА: И? Это что, пенсия, что ли, у Галины Борисовны?

МИЩЕНКО: Нет. Но она в рабочий период иногда в больницу ложится, иногда еще чего-то. А театр же должен существовать, двигаться как-то.

ГОЛУБКИНА: И какова новая политика вашего театра? Может, что-то добавилось?

МИЩЕНКО: Сейчас Галина Борисовна будет делать "Двое на качелях". Она опять вернулась…

ГОЛУБКИНА: Так был же уже!

МИЩЕНКО: Был. Сейчас будет там Чулпан Хаматова и еще какой-то артист.

ГОЛУБКИНА: Молодой?

МИЩЕНКО: Нет. Я только удивлен, почему в труппе театра "Современник" не нашлось партнера для Чулпан Хаматовой.

ГОЛУБКИНА: А, взяли какого-то артиста со стороны?

МИЩЕНКО: Да, со стороны. Я даже не знаю, кто это, почему?

МИТРОФАНОВА: А я боюсь даже рот открыть. Я никогда в жизни не была в театре "Современник".

ГОЛУБКИНА: А мы пойдем на "Анархию" как раз.

МИТРОФАНОВА: Нет, на это я не пойду, извини, мать! Я, по-моему, это смотрела. Это только там шло или где-то еще на какой-то сцене?

ГОЛУБКИНА: Нет, только там.

МИТРОФАНОВА: Там ездит по сцене кто-то, на какой-то телеге, и это Горыныча спектакль? Да? И все ругаются?

МИЩЕНКО: Да.

МИТРОФАНОВА: А Парфенов мог участвовать в этом во всем? Леонид Парфенов?

ГОЛУБКИНА: Мог, мог.

МИЩЕНКО: Может быть.

ГОЛУБКИНА: Какой-то там вводный персонаж есть.

МИТРОФАНОВА: Но если это только в "Современнике", значит, я была на этой ерунде.

МИЩЕНКО: Зачем так?

МИТРОФАНОВА: Мне не понравилось.

МИЩЕНКО: Но это ваше личное дело.

МИТРОФАНОВА: Да. Я не вас унижаю, ни в коем разе. Вы мне очень нравитесь. Нет. Я знаю вас и все. Просто этот спектакль, ну… Я не знаю, если все захотят ставить спектакли! Я пойду и скажу: "Я хочу поставить спектакль". Ведь Гарик, Горыныч, Сукачев он как?

МИЩЕНКО: Игорь Иванович, во-первых, в этой теме. Он все-таки наша рок-звезда. И если б этого не было, тогда действительно, почему ты берешься за эту тему?

ГОЛУБКИНА: Как раз тут, возможно, ты, может быть, видела другой какой-то спектакль. Но, на мой взгляд, …

МИТРОФАНОВА: По-моему, этот. Какой-то сумбур. Какой-то Родченко, Маяковский… Все какое-то схематичное. И что-то ездило так вот.

МИЩЕНКО: Что ездило?

МИТРОФАНОВА: Дрезина какая-то могла ездить?

МИЩЕНКО: Нет, там выезжает ударная установка, и мы играем вживую.

ГОЛУБКИНА: Телевизоры. Ты путаешь.

МИЩЕНКО: А телевизоры стоят вокруг.

ГОЛУБКИНА: Другой спектакль.

МИТРОФАНОВА: Значит, другой спектакль.

МИЩЕНКО: Конечно.

ДУНАЕВСКИЙ: Это был другой спектакль в другом театре.

ГОЛУБКИНА: Спектакль, на мой взгляд, прекрасный.

МИТРОФАНОВА: А как называется-то?

ГОЛУБКИНА: Это работа не только Гарика, но и Миши Ефремова, которому все-таки в профессионализме мы не откажем. Правда?

МИЩЕНКО: Да, безусловно.

МИТРОФАНОВА: Да. И у нас в гостях Василий Константинович Мищенко. Или мы говорим про Гарика Сукачева сегодня?

ГОЛУБКИНА: Говорим про наших друзей и про театр "Современник". И про то, что у них был замечательный коллектив, который сейчас на некоторое время распался, потому что Гарик занялся своими концертами, видимо, Миша – своими. Ты занимаешься режиссурой теперь?

МИЩЕНКО: Понимаешь, так сказать, режиссура – да, я не буду говорить…

ГОЛУБКИНА: Теле-, кино?

МИЩЕНКО: Теле-, кино. Но я, может быть, тут поеду в провинцию и поставлю спектакль, в который зовут меня как режиссера.

ГОЛУБКИНА: Ой, это, кстати, интересно! Это куда?

МИЩЕНКО: Не буду говорить, чтобы не давать рекламы.

ГОЛУБКИНА: Хорошо, ладно!

МИТРОФАНОВА: Хотя бы какая провинция?

МИЩЕНКО: Это на Волгу, на Волгу. А что с сериалами, которые я делаю? К сожалению, я полного метра еще…. Так сказать, Господь не дал мне возможности такой, хотя есть у меня замечательный материал из моей личной жизни. Но как-то если люди, которые слышат, вдруг отзовутся, пусть найдут меня, и мы на эту тему тоже поговорим.

ГОЛУБКИНА: Василий Константинович Мищенко не хуже Шукшина Василия снимет вам кино.

МИТРОФАНОВА: Да, кстати, вы были в один из годов председателем жюри Шукшинского фестиваля. А что это за фестиваль? Вы вообще еще принимали участие?

МИЩЕНКО: Да, да. И в этом году звали меня, но я, к сожалению, не смог поехать, потому что стал сниматься. И сейчас я закончил одну картину в полном метре. Это "Честное пионерское-2". И сейчас снимаюсь у Коли Лебедева в "Экипаже".

ГОЛУБКИНА: Это прекрасно! Коля Лебедев – замечательный режиссер. У нас на проводе, Маргарита Михайловна, Гарик Сукачев.

МИТРОФАНОВА: Алло, Горыныч! Привет! Это "Маяк".

СУКАЧЕВ: Алло, девчата! Привет! С праздником вас!

МИТРОФАНОВА: А у нас в гостях твой друг Василий Константинович Мищенко. И мы тут заспорили про спектакль. Ты один спектакль делал или несколько?

СУКАЧЕВ: Один, один. В "Современнике" один, конечно.

МИТРОФАНОВА: А еще где? Не в "Современнике" если?

СУКАЧЕВ: Это было много лет назад, во МХАТе вместе с Мишей Ефремовым.

ГОЛУБКИНА: "Злодейка, или Крик Дельфина".

МИТРОФАНОВА: А у тебя в каком-то из спектаклей мог Парфенов появляться?

СУКАЧЕВ: Нет.

МИТРОФАНОВА: Точно? Значит, я с кем-то спутала.

ГОЛУБКИНА: Я потом скажу.

СУКАЧЕВ: Это у Миши Ефремова в спектакле…

ГОЛУБКИНА: "Шарманка".

МИТРОФАНОВА: Это "Шарманка" – Ефремовский был спектакль.

СУКАЧЕВ: По-моему, в "Шарманке", да.

МИТРОФАНОВА: Да, все! Тогда это. Извините, пожалуйста, Василий Константинович. Я это смотрела значит.

ГОЛУБКИНА: Да, и мы просто хотели сказать, что прекрасный спектакль. И что, Гарика бросили?

МИТРОФАНОВА: Нет, почему?

МИЩЕНКО: Игорь Иванович, меня тут прям смешали. Заступитесь.

СУКАЧЕВ: Да, они такие, Василий Константинович. Но зато они прекрасные.

ГОЛУБКИНА: Игорь Иванович, вы к нам в гости-то придете?

МИТРОФАНОВА: Приходи к нам в эфир на "Маяк".

СУКАЧЕВ: С удовольствием.

МИТРОФАНОВА: Программа "Любовь и голуби". Мы тебя на чистую воду выведем.

СУКАЧЕВ: Хорошо, хорошо.

МИТРОФАНОВА: Спасибо тебе за комментарий, правда. Я приношу свои извинения, я перепутала с "Прямым углом". Но зато мы, видите, как быстро разобрались.

СУКАЧЕВ: Да, и еще с праздником вас всех.

ГОЛУБКИНА: Спасибо.

МИТРОФАНОВА: Детям привет!

МИЩЕНКО: Замечательное у вас, конечно, название передачи – "Любовь и голуби". Знаете, что я первый исполнитель был Леньки в спектакле "Любовь и голуби". Это театр "Современник" вытащил Володю Гуркина (царствие ему небесное), и театр "Современник" поставил, первая была постановка – "Любовь и голуби", где потом Владимир Меньшов приходил смотреть.

ГОЛУБКИНА: Собственно, из спектакля этот фильм и вырос.

МИЩЕНКО: Да. Раз шесть смотрел этот спектакль. Я был исполнитель Леньки, одного из…

МИТРОФАНОВА: Но фильм и спектакль, видимо… Но, главное, это же от произведения зависит?

МИЩЕНКО: Конечно.

МИТРОФАНОВА: Я не знаю, кому-то удалось Шекспира испортить? Постановкой.

ГОЛУБКИНА: Бывало и такое.

МИЩЕНКО: Я тут посмотрел сейчас "Сон в летнюю ночь" – Лондонский Театр Шекспира "Глобус".

МИТРОФАНОВА: И как? Прямо там, в Лондоне?

МИЩЕНКО: Нет, здесь они вот…

ГОЛУБКИНА: На фестиваль приехали?

МИЩЕНКО: Сейчас приехали, привезли этот спектакль. Я позавчера смотрел. Скукота такая!

ГОЛУБКИНА: Этот фестиваль как называется?

МИЩЕНКО: Я не знаю. Полгода назад были куплены билеты, и ждал я, когда, это самое…

ДУНАЕВСКИЙ: Василий Константинович, у меня вопрос по поводу вашей продюсерской работы. То есть, она единственная? Тут много-много страниц ваших актерских работ в театре, работ в кино, ваши режиссерские работы. А продюсерская одна. Вы попробовали, и вам не понравилось?

МИЩЕНКО: Что вы имеете в виду – одна?

ДУНАЕВСКИЙ: "Сашка, любовь моя".

МИЩЕНКО: Нет, не правда. Это продюсерские работы, они почти все. Те, что режиссерские мои работы, они все и продюсерские, потому что я и как исполнительный продюсер еще. И я отвечаю за финансы, которые мне доверяют.

ДУНАЕВСКИЙ: Понятно.

МИЩЕНКО: А это просто я не снимал. В основном я и снимаю сам. Как раз "Сашка, любовь моя" – моя кинокомпания, которую я возглавил. В период безработицы в театре…

ГОЛУБКИНА: Подрабатываете в кино?

ДУНАЕВСКИЙ: И сами продюсируете, потому что вам так удобнее?

МИЩЕНКО: Нет. Я нахожу сценарий и потом выхожу напрямую на канал. Я очень многое сделал для канала "Россия". И если каналу это нравится, он заключает договор, и напрямую работаю без посредников, без ничего. Я считаю, что эта форма самая оптимальная. Хотя можно и находить деньги, но если есть гарантийные письма, чтобы, взяв в банке деньги, их же надо возвращать. А так, чтобы потом за тобой с битой бегали по всей Москве, – я в эти игры не играю.

ГОЛУБКИНА: Да, это страшное дело! Да, Вась, мы поговорили про творчество, про пот это все. Нас интересует… Что ты хотела спросить-то? Вопрос у тебя был про Сальвадора Дали?

МИТРОФАНОВА: Нет. Это в конце.

МИЩЕНКО: А кто такой Сальвадор Дали?

ГОЛУБКИНА: Это Вася не знает. Хочется перейти к каким-то жизненным моментам, давайте поговорим о нашем творчестве. Самое интересное – это наша жизнь. И мы в предыдущем часе говорили о том, как сказать "да" своим желаниям. И обсуждали бурно то, что если, допустим, хочется завести любовника, то как сказать "да" своим желаниям?

МИЩЕНКО: Это индивидуально у каждого, мне кажется. Поэтому, так сказать, тут: случается – случается, не случается – не случается.

ДУНАЕВСКИЙ: Но второй был вариант: как сказать "нет", если ты хочешь сказать "нет" и противодействовать желаниям других людей, когда они навязывают тебе свое желание – это их желание, которое они хотят, чтобы ты выполнял.

МИЩЕНКО: Значит, надо наступать на горло собственной песне и прекращать это дело. Если ты не причиняешь боль тому, кто с тобой рядом, мне кажется…

ДУНАЕВСКИЙ: Но психолог нам сказал, что нужно говорить просто "нет". И даже, если ты этим и причиняешь боль тому, кто с тобой рядом, тем не менее, просто найти в себе силы и сказать: "Нет, я этого не хочу. Это не мое решение, оно меня не устраивает".

МИЩЕНКО: У каждого, мне кажется, индивидуально и по-разному проходит этот период полового созревания, так назовем.

ГОЛУБКИНА: Когда он заканчивается-то у нас?

МИЩЕНКО: Слава богу, закончился. У меня закончился. Слава тебе, господи! Я свободен.

ГОЛУБКИНА: Слушай, на самом деле, мы стояли за кулисами и обкашливали нашего одного товарища. Не скажу, кто, но там такая ситуация… Вася сказал мудрость! Значит, я говорю: "Ты представляешь, у него жена и трое детей, но довольно уже больших. У него еще любовница, которая ему говорит, что она родила ребенка. И он мне каждый раз звонит и говорит: "Что мне делать? Что мне делать?". Я говорю: "Уйди к той, раз ты ее любишь!" – "А я боюсь, а вдруг она меня потом бросит, а я уже, значит, в возрасте. А тут эти дети". Разрывался между двумя. И что сказал Вася, как мудро? Что я даже не догадалась. Четыре года я слушаю про его эту любовницу с ребенком и тремя детьми, и женой…

МИЩЕНКО: Путь уйдет и от этой, и от той, и живет самостоятельной жизнью, но помогает и тем, и тем. Мне кажется, так будет честнее.

МИТРОФАНОВА: Наверное, да. Но для этого есть, так называемые психологи. Хотя бы и друзья, правильно?

ГОЛУБКИНА: Но друзья-то лучше, чем психологи. Психолог будет говорить: сохраняйте брак до последнего, терпите.

МИТРОФАНОВА: Я нашу гостью вообще не поняла. Я не получила ответ ни на один свой вопрос. Я даже не понимала, о чем она говорит. Но в какой-то момент мне показалось, что действительно в нашей жизни современной люди противопоставляются… Ум, какой-то рациональный бизнес противопоставляется людям творческим. Мы, цыгане, с одной стороны, пароход – с другой стороны. В наш век технологий, бизнеса, денег, рвачества, ханжества, чего угодно – этих ужасных пороков – есть люди творческие и есть люди какие-то рационально мыслящие, якобы бизнесмены. И каждый из этих людей должен выбрать, на какой он стороне и кем является. Он же себе врать не будет, правильно? И в этот момент у каждого человека наступает вопрос: а кем я действительно себя ощущаю и кем хочу быть?

ДУНАЕВСКИЙ: Василий Константинович, вы кем себя ощущаете? На творческой стороне? Или вы прагматически-математически-рационально?..

МИЩЕНКО: Нет, я все-таки на творческой стороне.

МИТРОФАНОВА: Конечно. Потому что человек пошел учиться в театральный институт, правильно?

ГОЛУБКИНА: А ты что имела в виду?

МИТРОФАНОВА: Я это и имела в виду. Что мы здесь все собрались, вроде, как творческие люди, да? Но все равно у нас тоже есть желания. А как раз те люди, которые нетворческие, как раз и мечтают пойти в театральный. Здесь мы конкретно видим человека, который сказал "да" своим желаниям. Для меня это какое-то решение мужчины.

МИЩЕНКО: Безусловно. И не имея, так сказать, фамилию громкую. Приехав в Москву, не имея никого, ни кола, ни двора, – это действительно так. Поэтому как-то так перебивался… Но люди все равно шли навстречу, помогали.

ГОЛУБКИНА: А как поступал-то, кстати, интересно?

МИТРОФАНОВА: Это мне и интересно. Как вы сказали "да", как вы пришли к этому решению? Это интересно для современных парней, которые живут в регионах, в провинции, которые хотят быть актерами?

ГОЛУБКИНА: Пишет из Камчатского края, что он хочет заниматься бальными танцами и стесняется. И что делать? Оказывается, пишет он, что он мастер спорта по греко-римской борьбе, тяжеловес. Разве можно, он пишет, с таким телосложением в бальные танцы?

МИТРОФАНОВА: Мне кажется, это шутка.

ГОЛУБКИНА: Мечтает.

МИЩЕНКО: Почему бы нет? Как в фильме "Посторонним вход воспрещен", когда Евстигнеев говорит: "Днем ты у шлифовального станка, а вечером ты – бальные танцы". Замечательно. Если бы Ермолова работала, глядишь, она играла бы лучше".

ГОЛУБКИНА: Вечером она играла бы в театре?

МИТРОФАНОВА: А это разве там? Это не "Берегись автомобиля"?

ГОЛУБКИНА: "Берегись автомобиля", по-моему.

МИЩЕНКО: Неважно, – Евстигнеев.

МИТРОФАНОВА: Евстигнеев гениален, это мой любимейший актер. У меня вопрос был конкретный. Как человек принимает решение, кем он станет, и как он будет ощущать себя в жизни? Если ты занимаешься все время творчеством, ты все равно начинаешь ныть, что у тебя нет денег в какой-то момент. Я не к вам это. Это просто рассуждение. И ты такой весь из себя творческий… А потом ты начинаешь бубнить, что тут не так, так не сяк, и это самое. То есть, есть какое-то все время у многих недовольство. Или, наоборот, есть супер-дядьки-бизнесмены, которые мечтают… В караоке поют так, что сидишь стесняешься.

МИЩЕНКО: Я не знаю. У каждого, наверное, по-своему. Я где-то в классе пятом созрел, что буду именно этой профессией заниматься. Путь был долог к этому, но я знал, что, кроме этого ничего. Хотя я мог и таксистом работать, и у меня есть специальность: токарь второго разряда. Но это был путь мой к тому, чтобы приехать в 1976 году в Москву и поступить на курс к Олегу Павловичу Табакову.

ГОЛУБКИНА: Сразу, с первого захода, да?

МИЩЕНКО: С первого захода, да.

ГОЛУБКИНА: А чем ты поражал-то воображение?

МИЩЕНКО: Сумасшествием своим. Когда мне потом рассказали: Валерий Фокин и Райкин меня слушали, Константин Райкин. И подошел к нему Авангард Леонтьев, – это потом все моими педагогами стали, и когда он увидел эти глаза, говорит: "Да, это сумасшедший, надо брать!".

МИТРОФАНОВА: Я уверена, если вы видели таких людей, мне кажется, что, когда мы все встречаемся компанией, мы всегда вспоминаем какие-то сверхъестественные истории, которые с тобой произошли в контексте какого-то общества. Это всегда дико интересно.

МИЩЕНКО: Притом, в любой профессии. Когда видишь, что человек – фанат своего дела, такая уважуха и респект ему! Это класс! Поэтому и как-то так господь повел, повел. И все.

МИТРОФАНОВА: Но вам помогал конкретно кто-то из этих великих?

ГОЛУБКИНА: Потом?

МИЩЕНКО: Потом, да, конечно, безусловно. Когда оставался, например, один экзамен, когда мы поступали, уже нас 25 человек, и Олег Павлович сказал: "Вот, все, вы – курс. А я с театром "Современник" уезжаю на гастроли в Саратов. А вы сдавайте общеобразовательные". И когда я дошел до истории, фониатр в ГИТИСе посмотрел мои связочки и сказал: "Забирай документы, пошел вон отсюда. Ты профнепригоден, у тебя узлы на связках. Все, до свидания!".

ГОЛУБКИНА: А еще у вас тогда смотрели связки! У нас-то уже вообще никто даже …

МИТРОФАНОВА: Даже не знаю, кто такой фониатр, если честно. Ты знаешь, кто такой фониатр?

ДУНАЕВСКИЙ: Да, конечно.

МИЩЕНКО: И я звоню туда, в Саратов. Олег Павлович оставил телефон. И он говорит: "Сиди у ректора в приемной и жди". И я почти весь солнечный, световой день прождал, потом вышла секретарша и говорит: "Зайдите". Я зашел, и ректор, уже ныне покойный, говорит: "Иди, завтра сдавай историю и вперед". И 1 сентября, когда Олег Павлович нас собрал, он говорил: "Ребята, начинаем. А ты – в машину!", и в Боткинскую меня.

ГОЛУБКИНА: И что? Тебе сделали операцию?

МИЩЕНКО: Да, мне сделали, и я месяц молчал. А как раз мы делали этюды на молчание. И моя мимика развилась так…

ГОЛУБКИНА: Потому что ему молчать. А, представляешь, Вася-то может иностранный язык выучить не потому, что хочет, а потому что молчать не может.

ГОЛУБКИНА: Пишут нам на СМС-портал из Республики Чувашия: "У дядьки голос похож на Боярского. И хотим песню Боярского", – пишет Миша. Нет, Миша, мы сейчас не можем.

МИТРОФАНОВА: Мы поставили "Битлз", потому что вам нравится это очень, особенно эта песня.

МИЩЕНКО: Да, это моя юность, это мое детство, это моя история.

МИТРОФАНОВА: А где же вы это доставали в юности?

МИЩЕНКО: Как раз у меня сценарий написан на это. Маленький шахтерский поселок, где все было. Как вообще "Битлз" повлиял на нас, когда в этом поселке, кроме шахт больше ничего нет, и где половина в шахте работало, половина в тюрьме сидело. Потом те менялись.

МИТРОФАНОВ: Вы знаете, я помню. Глаза у шахтеров – как будто ресницы накрашены.

МИЩЕНКО: Да, да. Это странно, когда стоишь в пивной с кружкой пива, ну, в те времена, и стоят мужики, которые поднялись на-гора в пивной и все с подкрашенными глазами. Это так странно!

МИТРОФАНОВА: Пыль шахтерская.

МИЩЕНКО: Она впивается, ее не вымыть.

МИТРОФАНОВА: Василий Константинович, как музыка попадала, действительно, в шахтерский…

МИЩЕНКО: Попадала. Мы слушали по приемникам Би-би-си, мы слушали радиостанции западные.

ГОЛУБКИНА: Это какой год-то был?

МИЩЕНКО: Это был 1968-69. Еще были маленькими совсем. И первые пластинки как появились. Я никогда не забуду историю, когда я, значит, подрабатывал на похоронах на барабане большом, подбегает дружок вдруг ко мне… У нас группа потом была, мы сами гитары сделали и фотографировались так же, как "Битлз", в общем. И бабы все, девчонки умирали. И я на барабане этом: бум! И он подбегает: "Слушай, – говорит, – диск! Срочно убегай! Давай!". Я говорю: "Да куда ж я, видишь? Куда ж я уйду-то?" Несем же покойника, в последний путь провожаем. Он говорит: "Вон пацан идет по тротуару, давай мы его! Пацан, пацан, иди сюда быстрей! А то увезут этот диск, мы не послушаем!". Вот так было. Я пацану отдал барабан, он пошел, значит, провожать дальше. И мы бегом этот диск слушать, там слушали первый из дисков. Это история! Потом как бежали! В Англию бежали, как нас поймали!

ГОЛУБКИНА: Вы в Англию бежали? Как это? На электричке, что ли?

МИЩЕНКО: Да, как? Путь долог.

ГОЛУБКИНА: Рассказывали, как границу переходили.

МИЩЕНКО: Под Измаилом мы должны были сесть на какой-то торговый такой, плавучий, который вез стройматериалы, не знаю, что. Может быть, даже он туда и не шел, но нам так сказали. Мы заплатили деньги. Потом как нас взяло КГБ…

ГОЛУБКИНА: Да?

МИЩЕНКО: Да. Шили нам антисоветчину, что мы – изменники Родины.

МИТРОФАНОВА: А вы к "Битлз" ехали.

МИЩЕНКО: А мы – пацаны, мы – мальчишки, и поэтому…

ГОЛУБКИНА: Сейчас заплачу: они к "Битлз" ехали!

МИТРОФАНОВА: Вы хотите снять фильм по этому сценарию?

МИЩЕНКО: Да, да. Когда блатные из тюрьмы выходили, когда портвейн, когда первые танцы открытые на танцплощадке летней, когда драки, когда поножовщина!

МИТРОФАНОВА: То есть, вы хотите сказать, что фильм "Стиляги" не близок к истине? Этот киноязык и творчество?

МИЩЕНКО: "Стиляги" – это, наверное, Москва. Я не сужу. А в провинции, в маленьком шахтерском поселке – это совсем другая история. И там настолько жестче все…

МИТРОФАНОВА: Наверное, так оно и осталось.

МИЩЕНКО: Но нет, конечно! Потому что шахты уничтожили, люди поразбрелись, старики доживают свое время. В общем, вымирает все потихоньку.

ГОЛУБКИНА: Из Республики Башкортостан на СМС-портал пишет Ринат. То есть из Уфы. "У меня есть знакомый чекист. Когда увидел фильм "Оттепель", то я был в шоке от того, как похож герой Василий Константинович Мищенко на него!".

МИЩЕНКО: Может быть, да.

ГОЛУБКИНА: Я не видела фильм "Оттепель", но вокруг меня все говорили, какое это замечательное кино, прекрасное.

МИЩЕНКО: Оно хорошее. Там есть дух времени.

МИТРОФАНОВА: Это, по-моему, из той же серии. Это не Тодоровского?

МИЩЕНКО: Тодоровского.

МИТРОФАНОВА: И, по-моему, "Стиляги" его, нет?

МИЩЕНКО: И "Стиляги" его, да.

МИТРОФАНОВА: Не всегда я путаю все. А правда жизни есть?

МИЩЕНКО: Правда жизни?

МИТРОФАНОВА: Говорят, не было оттепели как таковой. Все на секунду почувствовали это, какой-то ветер, а потом – все.

МИЩЕНКО: Я не могу судить, потому что я был там. У нас оттепель другая была – из лагерей выходили.

ДУНАЕВСКИЙ: Начали выпускать тогда, да?

МИТРОФАНОВА: Нет позже. В 1955 родился.

МИЩЕНКО: Это оттепель, когда Никита Сергеевич Хрущев это объявил. Оно все постепенно стало, так сказать. И нас накрыло это. Хотя еще мы были совсем мальчишками. И мы помним это, я помню это все.

МИТРОФАНОВА: А как она ощущалась тогда там?

МИЩЕНКО: Как ощущалась? Просто из тюрьмы люди выходили и приходили…

МИТРОФАНОВА: Политические?

МИЩЕНКО: Я не знаю, политические они… Я думаю, что в большей степени криминальные, наверное. Потому что в то время шахтеры получали очень приличные деньги, а реализовать их некуда было. И, кроме мотоцикла… Это высшее было. Если ты имеешь мотоцикл с коляской еще – все!

ГОЛУБКИНА: То есть даже машину купить было нельзя?

МИЩЕНКО: Нет, почему? Можно. Но в наших местах…

ДУНАЕВСКИЙ: Там некуда особенно ездить.

МИЩЕНКО: Куда там ездить? По разбитым дорогам куда, по проселкам?

МИТРОФАНОВА: Василий Константинович, а мы недавно обсуждали тему такую… Кстати, мы же все 1970-ых, где-то нам по 40, туда-сюда, но мы Советский Союз застали. Мы вспоминали, что оттуда взяли себе что-то хорошее все-таки или что-то… Или у нас, наоборот, лучше и не думать об этом, назад не смотреть?

МИЩЕНКО: Как говорят, всему свое время. Но я родом оттуда, из Советского Союза. "Куда уходит детство, в какие города?". Самые лучшие мои дни и вообще: когда пацаном в кирзовых сапогах, в телогрейках! Играли-то в войнушку с настоящим оружием. Война-то прокатилась по нашим местам. "Они сражались за Родину", – то, что Михаил Шолохов. Качинское рядом с моим поселком, где был аэродром, откуда бомбили немцы Сталинград. И когда пацаны, мальчишки 20-летние на нескольких танках прорвали линию фронта и пришли туда, марш-бросок сделали и уничтожили весь этот аэродром, они знали, что они погибнут, но они это сделали. Это вообще потрясающе!

ДУНАЕВСКИЙ: Но у вас нет ностальгии по тому времени? Не про детство, понятно, это у всех людей, а именно по времени по тому?

МИЩЕНКО: Нет, нет. Но оно, я считаю, – самое лучшее, что, может быть, было в моей жизни. Не знаю, именно время. Когда ты понимаешь, что беззаботный. Единственное, отмашка, когда мама или папа, которых уже нет, на улицу. Я вообще рос на улице. И когда отпускали тебя. Нужно было по хозяйству что-то делать, и когда на улицу. И выбегаешь за калитку, и я помню, что я летел, когда бежал в парк к своим товарищам, где ждал уже портвейн, гитары, сигареты!

МИТРОФАНОВА: Это картинки из прошлого!

ГОЛУБКИНА: Да, я удивилась, что играли в войнушку настоящими автоматами. Чего-то меня как-то зацепило.

МИЩЕНКО: У меня до 10 класса остался ТТ, а в восьмом у меня был обыск дома и забрали "шмайсер", немецкий автомат… Кто-то меня заложил, и забрали.

ГОЛУБКИНА: А где ты их взял-то?

МИТРОФАНОВА: Валялись.

МИЩЕНКО: И в 3 или 4 классе, в третьем, по-моему, классе я взорвался со своими товарищами, двоих убило. А меня всего подробило. Ноги и… В костер бросили и думали, что война – это будет нечто красиво.

ГОЛУБКИНА: Гранату?

МИЩЕНКО: Но они были, по-моему, постарше на два года, а нас они, мальчишек отогнали, и мы буквально метров 10, на деревья залезли и смотрели на этот костер. Я помню, что падал, открыл глаза, и с неба какие-то камни летят, летят! Я потом только понял, что сбило волной. Был взрыв. Когда подбежал, один лежал ничком. Почему-то (это была осень) одежды не было и не было волос. А у другого были выжжены глаза и разорван живот. И он еще был жив и загребал внутренности…

МИТРОФАНОВА: Вот тебе и в детстве в войну играть…

МИЩЕНКО: Мы играли. А сейчас, конечно, играют в компьютер, так сказать. Это совсем другая история.

МИТРОФАНОВА: Да, совсем другая жизнь.

ГОЛУБКИНА: А наши радиослушатели волнуются, что у них дети в компьютер и грают. Да пусть лучше в компьютер играют, чем с такими последствиям…

МИЩЕНКО: Но, главное, чтобы с ума не сходили, играя в компьютер. Тоже палка о двух концах. Не известно, что лучше.

ГОЛУБКИНА: А у тебя дети уже взрослые?

МИЩЕНКО: У меня один ребенок – дочь Даша. Она взрослая. Ей 31 год.

ГОЛУБКИНА: А у нее дети?

МИЩЕНКО: Нет еще, бог не дал.

МИТРОФАНОВА: Ничего, ничего! Держись.

МИЩЕНКО: Ничего, ничего, мы еще покувыркаемся.

ГОЛУБКИНА: А она актриса?

МИЩЕНКО: Она заканчивает сейчас киноакадемию в Риме на режиссуру кино.

ГОЛУБКИНА: Ой, как хорошо! Как полезно для хозяйства.

МИЩЕНКО: Она закончила Школу-студию МХАТ, у нее актерское у Аллы Борисовны Покровской, и Дима Брусникин, и Козак.

МИТРОФАНОВА: Вы ее не отговаривали идти в актрисы?

МИЩЕНКО: Я отговаривал, потому что профессия такая…

ГОЛУБКИНА: Какая, кстати?

МИЩЕНКО: Сейчас бы сказал бы, но торможу себя, понимая, что не надо.

ДУНАЕВСКИЙ: Ненадежная профессия.

МИЩЕНКО: Нехорошая она профессия. Почему-то мне так кажется. Я сейчас понимаю, что это не мужская профессия. Она мужиков ломает просто пополам, хребты ломает эта профессия.

ГОЛУБКИНА: А женщин?

МИЩЕНКО: А девочкам вообще тяжело. Вообще тяжело.

МИТРОФАНОВА: Василий Константинович, я так вам благодарна за эти слова, за искреннее признание. Потому что мы с Машкой не то, чтобы ссоримся, но дискутируем. И с Маринкой Голуб мы очень много говорили об этой профессии.

МИЩЕНКО: Царствие небесное.

МИТРОФАНОВА: Да. Это прекрасная была тетка, моя любимица. Но мне интересно всегда было, как люди идут в эту профессию в таких количествах!

ГОЛУБКИНА: Идут еще в том возрасте, когда не очень-то отдают себе отчет.

МИЩЕНКО: Конечно, конечно. И меня посещали такие, конечно, мысли…

ГОЛУБКИНА: Вырос.

МИЩЕНКО: Неудовлетворение уже, уже не хочу. А в режиссуру меня тянет. Это продолжение, но уже хочется быть дальше. Потому что накоплено опыта много, учителя вложили очень много, очень много сделано.

ГОЛУБКИНА: Абсолютно мои золотые слова, которые я говорю Маргарите Михайловне тоже. Она говорит: "Чего ты не идешь в театр играть?". Я говорю: "Рит, ты не представляешь, как тяжело каждый вечер делать то, что тебе не нравится".

МИТРОФАНОВА: Друзья, Василий Константинович Мищенко у нас, прекрасный актер, человек и в будущем дедушка. Мы вам очень желаем.

МИЩЕНКО: Спасибо.

МИТРОФАНОВА: Потому что это очень забавно.

ГОЛУБКИНА: Если дочка в Риме, то это итальянские внуки будут.

МИЩЕНКО: Без разницы, ребята! Что господь даст, все принимаем. Как у Филатова: "Все приму: ссылку, каторгу, тюрьму, но желательно в июле и желательно в Крыму".

ГОЛУБКИНА: Это правда.

МИТРОФАНОВА: Или как Раневская, тоже недавно мы вспомнили. Пригласили ее куда-то сниматься, она говорит: "Я согласна, если будут съемки проходить у меня в подъезде".

ГОЛУБКИНА: "Потому что я себя очень плохо чувствую, я старая".

МИТРОФАНОВА: Такие шутки нужно культивировать среди себя, особенно с возрастом. Кстати, очень хорошо, что вы детство вспомнили. Мы готовились эту неделю к каникулам. В моей жизни первый раз у моего ребенка будут каникулы.

ГОЛУБКИНА: У Риты первый раз в первый класс Полина пошла.

МИТРОФАНОВА: Мне моя подруга Шелест звонит: мы в субботу куда-то пойдем? Я говорю: "Не могу. У меня у ребенка каникулы! Первый раз! Мы столько обещали ей всего!". Это какое-то действительно время, чтобы запомнить. И Федор Дунаевский к нам присоединился на эту неделю, потому что мы вспоминали наше детство, когда мы смотрели фильм с его участием. И как-то хочется это все на такой оптимистической ноте закончить.

ГОЛУБКИНА: Во-первых, сегодня праздник Хэллоуин вечером. Это, на самом деле, веселый праздник. Он ирландско-шотландкий.

МИТРОФАНОВА: Я думаю, это очередной повод просто весело выпить с друзьями.

ГОЛУБКИНА: Да, сегодня пятница. Вы просто можете сегодня не банально, как говорится, накидаться, а нарядиться в тыкву, в скелет. Я вчера в "Ворах" смотрела костюмы. И мне очень понравился "Быстрая смерть" – костюм. Это такая – вся черная и с косой. Без лица даже маска такая, с длинными когтями. Мне понравился костюм "мгновенной смерти".

МИТРОФАНОВА: Мне кажется, это от внутреннего настроя все зависит.

ГОЛУБКИНА: Я сегодня подарила дорогим нашим друзьям по тыковке по маленькой желтенькой, оранжевенькой хорошенькой. И я надеюсь, что Маргарита Михайловна вырежет сегодня фонарик из тыквы вечером с Полиной. А я тебе еще дала рецепт, какую можно кашу сварить из мякоти, которую ты вырежешь из тыквы.

МИТРОФАНОВА: Мне во всем этом больше всего нравится то, что в отличие от вас, дорогие товарищи актеры, я никогда ни в кого не перевоплощаюсь, не перестраиваюсь, ни в кого не переодеваюсь. Но Хэллоуин как раз очень забавный.

ГОЛУБКИНА: Как карнавал.

МИТРОФАНОВА: В Питере очень большая традиция делать большие такие тусовки. Но самое смешное, в Питере очень красивые особняки, и их иногда некоторые организаторы сдают. И на Хэллоуин народ туда съезжается чуть ли ни со всей страны. И однажды мы поехали в Питер специально отметить это дело. И мы были у друзей. И нет костюма. Я взяла в ванной халат махровый и так голову в полотенце убрала. Взяла фен и шампунь. И весь вечер ко мне все подходили и говорили: "А вы хозяйка этого дома?".

ГОЛУБКИНА: А это костюм у тебя был?

МИТРОФАНОВА: Да, костюм. Я просто сверху платья какого-то, джинсов, надела халат и волосы так, как будто мокрые.

ГОЛУБКИНА: Вот! За креатив, как говорится, за творчество! Федор, что ты скажешь доброе, позитивное?

ДУНАЕВСКИЙ: По поводу этих праздников ничего.

МИТРОФАНОВА: И будущим каникулам.

ГОЛУБКИНА: Потом у нас будет День народного единства.

МИТРОФАНОВА: Да, у взрослых праздники серьезные, а у детей – каникулы.

ДУНАЕВСКИЙ: На каникулах появится возможность у родителей побольше проводить времени со своими детьми. Потому что, кроме того, что родители заняты, как правило, каким-то общественно-полезным трудом, и дети тоже заняты, кроме школы, еще кружками. Они еще занимаются спортом, играют на скрипочках, виолончелях и других музыкальных инструментах. И тут у них будет возможности видеться, и воспользоваться этой возможностью всем желаю.

ГОЛУБКИНА: Вась, а ты чего скажешь?

МИЩЕНКО: Хотя дочка у меня далеко от Москвы, но я уеду за город и 2 числа (как раз будут каникулы) мы с женой отметим день ее рождения.

ГОЛУБКИНА: А как жену-то зовут?

МИЩЕНКО: Оля.

ГОЛУБКИНА: Оля, с днем рождения!

МИЩЕНКО: Но только Дашкин.

ГОЛУБКИНА: А, это Дашкин день рождения!

МИЩЕНКО: Да! И мы с женой отметим.

МИТРОФАНОВА: Спасибо вам огромное за то, что пришли.

ГОЛУБКИНА: До свидания, пока.

МИЩЕНКО: Пока.