По-большому Станислав Николаев в гостях у Максима Ковалевского и Лены Батиновой

КОВАЛЕВСКИЙ: У нас в гостях сегодня Станислав Николаев, ведущий актер Театра сатиры. Здравствуйте, Станислав.

БАТИНОВА: Здравствуйте.

НИКОЛАЕВ: Здравствуйте.

КОВАЛЕВСКИЙ: Станислав, один очень важный вопрос, который мы должны с вами обсудить: вы за внешность или за содержание?

НИКОЛАЕВ: Я слышал этот вопрос. Мы можем логически подурить. Я подумал: если даже что касается произведения искусства, например, искусствоведы, литературоведы определили для себя, что в нем форма и содержание соотносятся не так, как вино со стаканом, что там гораздо сложнее все, и они начали его делить, разделять и так далее, то уж что говорить о человеке, я подумал, потому что человек такое произведение┘ То есть, например, я могу сейчас наводящие вопросы задавать такие же встречные, а вы будете мне отвечать. Вот скажите мне: вы за кружку или за бокал?

КОВАЛЕВСКИЙ: Я однозначно за кружку.

НИКОЛАЕВ: Так. А за вино или за пиво?

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну┘

НИКОЛАЕВ: Следующий вопрос будет: вы за пиво из бокала или из кружки, или за вино из кружки или из бокала? Видите, тут уже сразу же┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Станислав, вы меня изводите.

БАТИНОВА: Ой, а я бы и за вино, и за бокал, а сейчас – на берегу Средиземного моря.

НИКОЛАЕВ: Ну, в общем, как только вы отвечаете на этот вопрос, вдруг оказывается, что для вас важно и то, и другое. Но это относится не к стакану и не к содержимому, а к вам, потому что все для вас очень важно.

БАТИНОВА: Да, это правда.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы знаете, эти искусствоведы страшные демагоги. Потому что даже самый страшный демагог-искусствовед все равно в первую очередь обращает внимание на внешность.

БАТИНОВА: На содержание, конечно┘

КОВАЛЕВСКИЙ: То есть, где мне галочку-то поставить, Станислав? У нас нет компромиссов.

НИКОЛАЕВ: Я вам отвечаю длинно, а вы сами ставьте галочку. Я готов дурить дальше.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я за внешность поставил, все.

НИКОЛАЕВ: Ну, хорошо, пусть будет за внешность.

БАТИНОВА: Просто он проигрывает и хочет поддержки.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я катастрофически проигрываю каждую пятницу.

НИКОЛАЕВ: Ну, будем считать, что я такой легкомысленный тип.

КОВАЛЕВСКИЙ: Станислав, мы должны выцыганить у вас пару билетов в Театр сатиры.

НИКОЛАЕВ: У меня лично? Я же не администрация Театра сатиры.

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну ладно...

НИКОЛАЕВ: Я сейчас скажу, и у меня возникнут проблемы с администрацией Театра сатиры. Кому нужны – вам нужны билеты?

КОВАЛЕВСКИЙ: Победителю. Если кто-то победит┘

НИКОЛАЕВ: А! Я думаю, организуем мы что-нибудь. А вы в этом сезоне хотите?

КОВАЛЕВСКИЙ: А сезон идет еще?

НИКОЛАЕВ: Еще да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Конечно, в этом. А чего откладывать?

НИКОЛАЕВ: Все, это я обещаю, конечно.

КОВАЛЕВСКИЙ: А какой бы вы спектакль могли порекомендовать?

НИКОЛАЕВ: Многие спектакли уже сошли с дистанции в этом сезоне, сыграли крайние.

БАТИНОВА: А ╚Люпофь╩ идет еще?

КОВАЛЕВСКИЙ: Я слышал, ╚Люпофь╩ неплохой спектакль.

НИКОЛАЕВ: Да, такой автор очень интересный, интересный спектакль.

БАТИНОВА: И режиссер, говорят, интересный.

НИКОЛАЕВ: Режиссер и актер в нем┘ В общем, да, мой спектакль. Единственное, что у нас 24-го должен был быть крайний спектакль, но, к сожалению, не случился. У нас Аня, исполнительница главной роли, она растянула ногу в Большом театре, и поэтому пришлось из-за травмы этот спектакль отменить. А следующий уже будет в сентябре.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы сейчас сказали: спектакль крайний, а не последний. Вы суеверный человек?

НИКОЛАЕВ: Наверное, да, если я так сказал.

КОВАЛЕВСКИЙ: Я так и понял. А почему актеры такие суеверные? Или это актерская традиция? Объясните мне, пожалуйста.

НИКОЛАЕВ: Вот, например, вы пришли в какое-то незнакомое помещение, вам говорят: вот это не трогайте. Вы ему верите, этому человеку, пока не трогаете. А потом оказывается, что там, в принципе, можно трогать, никаких запретов нет. И вы тогда перестаете. Я, например, не уверен. У меня много времени заняло более существенные вопросы выяснить, чем стоит ли быть суеверным или не стоит быть суеверным. Не знаю, бывают ведь у нас так часто в жизни такие совпадения, которые ну точно не совпадения, ну не может быть таких совпадений, не случайны они. Любой прагматик скажет: совпадение, ерунда все. Но я верю в неслучайности, в несовпадение, в судьбу. Поэтому отсюда уже недалеко и до суеверий. Поэтому на всякий случай говорю ╚крайний спектакль╩.

КОВАЛЕВСКИЙ: А если сценарий падает, садитесь на него?

НИКОЛАЕВ: Сценарии мне просто не присылают, к сожалению.

БАТИНОВА: Поэтому они и не падают.

НИКОЛАЕВ: Еще пока да, я не очень снимающийся артист. А что касается роли театральной, пока репетируешь, это да.

КОВАЛЕВСКИЙ: А какие в театре еще есть суеверия, которых актеры обязательным образом придерживаются?

НИКОЛАЕВ: Не свистеть на сцене, нельзя свистеть на сцене.

КОВАЛЕВСКИЙ: Почему? Денег не будет на сцене?

НИКОЛАЕВ: Нет, ролей не будет. Я не помню, что-то там, в общем, не свистят на сцене. Вот, пожалуй, и все. Я не очень помню.

КОВАЛЕВСКИЙ: И все?

НИКОЛАЕВ: Да, как-то небогато. Но самое, естественно, пресловутое – это садиться на роль, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: А это зачем? Какое объяснение этому?

НИКОЛАЕВ: Что провалишь роль, не получится, не удастся.

КОВАЛЕВСКИЙ: Если не сядешь на нее.

НИКОЛАЕВ: Поэтому надо обязательно сесть и встать, подняться, придавив ее к заднице. И только когда встанешь, оторвать от задницы, уже когда встанешь.

КОВАЛЕВСКИЙ: А если черная кошка перебежала сцену и разбила зеркало?

БАТИНОВА: Бешеная кошка какая-то.

НИКОЛАЕВ: Тогда будет уволен этот самый┘

БАТИНОВА: Кто кошку запустил.

НИКОЛАЕВ: Вахтерша будет уволена, вот и все.

КОВАЛЕВСКИЙ: И стекольщик. А в театре есть стекольщик, кстати?

НИКОЛАЕВ: Не знаю, честно, не знаю.

БАТИНОВА: А вы с самого детства хотели быть актером или мечтали о другой профессии?

НИКОЛАЕВ: Я мечтал, что я вот кем-то буду, что что-то такое буду свершать. Актером – нет. Я даже когда учился в Щукинском училище, я еще не знал, что я буду актером, я не очень в это верил и думал, что я попал случайно.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вы не хотели разве стать актером?

НИКОЛАЕВ: Ну вот так, чтобы я говорил, что я посвящу этой профессии жизнь, потому что в этой профессии я вижу что-то прямо┘

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну как же так, Станислав? Люди мечтают поступить в ╚Щуку╩, и денно и нощно учатся, молятся на своих преподавателей.

БАТИНОВА: Да. И сколько из них работают по профессии?

КОВАЛЕВСКИЙ: Двое, я знаю.

НИКОЛАЕВ: Ну, курс на курс не приходится, по-разному.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вы учились в ╚Щуке╩ и не были уверены в том, что продолжите этим заниматься?

НИКОЛАЕВ: Я не был уверен в том, что это мое, моя профессия, что я буду здесь востребован, что действительно я для этого родился. Мне казалось, что я все-таки не туда попал, не в ту степь.

КОВАЛЕВСКИЙ: А что могло стать альтернативой актерству?

НИКОЛАЕВ: Всегда я что-то писал. В детстве благодаря маме, она меня отвела еще из детского сада, я прямо выходил из детского сада и шел в мультипликационную студию ╚Веснянка╩, где мы сами писали сценарии, сами снимали – я помню ╚Тросик╩, ╚24 кадра в секунду╩, – и сами экранизировали свои истории. И это у меня продолжалось лет семь. И я даже приезжал, уже будучи пионером, я еще продолжал заниматься в этой мультстудии. я приезжал сюда в Москву из Днепропетровска, где я вырос, комсомольское какое-то огромное союзное событие было, и я приезжал, представлял Украину. Я стоял с девушкой в украинском костюме, я в шароварах. И шла делегация правительственная, во главе там главный был Лигачев. Я помню, что мне пожал Лигачев руку.

КОВАЛЕВСКИЙ: Егор Кузьмич Лигачев.

НИКОЛАЕВ: А я ему передал конвертик с марионетками. И эта фотография вышла в ╚Днепре вечернем╩. И я где-то месяца два после этого не получал ни одной плохой оценки, потому что это вышла икона с учеником такого-то ╚Г╩ класса. И поэтому я был какое-то время священным человеком. И вот с этой ╚Веснянкой╩ я во многом связывал. И в итоге так все и произошло. То есть, моя тяга выйти в большее свободное пространство, нежели просто быть актером, уйти куда-то в драматургию, режиссуру, это связано непосредственно с тем, что было заложено в детстве: вот это сочинение своих историй, экранизация их и так далее.

БАТИНОВА: Вот ╚Люпофь╩ – вы написали сценарий, вы вообще полностью все сделали?

НИКОЛАЕВ: Да.

КОВАЛЕВСКИЙ: И режиссура, и главная роль.

НИКОЛАЕВ: Но это не было, так сказать, что вот я принял решение: я напишу пьесу, я же ее и поставлю, я же ее и сыграю. Я так всерьез не думал. Сначала мы с Аней искали просто какую-либо пьесу, уже готовую, естественно, и хотелось сделать что-то. Аня Нахапетова, с которой мы вместе стали делать эту работу и с которой мне хотелось работать. Она балерина, Аня.

БАТИНОВА: Она была у нас тоже на интервью, и наши слушатели ее тоже знают.

НИКОЛАЕВ: Вот. И хотелось делать такой вот синтез балета и драматического театра. И пьесы под этот синтез подходящей не нашлось. И тогда я решил, что я попробую написать историю какую-то, сделать, чтобы там уже был непосредственно в конструкции заложен этот синтез, в самой истории сюжетной. Написал. И потом стали режиссера искать. И режиссера не получилось найти, потому что еще не верили и текст непростой. Но, скажем прямо, это не какая-то высокая драматургия. Но я понимал все ключи к ней. Ну, режиссера, который бы сказал: ╚Да, я поставлю╩, не нашлось. И поэтому я и поставил. А доверить... Не хотелось смотреть, чтобы Аню целовали целый спектакль.

КОВАЛЕВСКИЙ: Лучше сам.

НИКОЛАЕВ: Я лучше сам. Я и сыграл. Поэтому вот так получилось, что в трех ипостасях там. И, слава богу, пока работали, для меня было большое открытие, что со мной, например, в гримерке актер Витя Бакин. Мы с ним в свое время много наквасили, был период, когда только этим занимались. Вот мы с ним квасили, квасили, квасили┘ Я не знал, что он, оказывается, талантливейший композитор. Вот о чем мы с ним только ни говорили, но только не об искусстве, не о творчестве, вот о чем угодно, но только не о том, о чем теперь с утра до вечера говорю. И оказалось, что Виктор Бакин, актер, он с легендарного авшаровского курса. Оказывается, что этот спектакль ╚Город мышей╩, который я знаю, их легендарный спектакль, который они с Радзюкевичем, с Жигалкиным долго потом ставили, это его музыка, оказывается. И он мне сам говорит: ╚Дай мне почитать пьесу╩. Я ему дал почитать. Он говорит: ╚Слушай, я музыку тебе написал╩. Я говорю: ╚Какую музыку? Ты что, музыку пишешь?╩ И я послушал, и услышал музыку из моего┘ Я же знаю, какой он там, в этом мире, который я┘ Я говорю: ╚Это же музыка оттуда, как такое может быть?╩ И, в общем, он мне написал музыку полностью для спектакля. Мой отец (я из балетной семьи, потому что у меня мама балерина, отец, вот он сейчас стал художественным руководителем Днепропетровского театра оперы и балета), он мне хореографию поставил.

КОВАЛЕВСКИЙ: Подождите, вы так рассказываете, как будто театра нет, Театра сатиры. При театре же должен быть┘

НИКОЛАЕВ: Нет, естественно, это было бы невозможно, если бы не Ширвиндт, который дал все – давайте, работайте, вперед! Мы прошли честно, так сказать, все ипостаси. То есть, была сделана определенная большая часть работы, я показал это Александру Анатольевичу, он сказал: ╚Дерзайте дальше╩, уже подключив директора, уже какие-то были средства небольшие на декорации, на все остальное. И потом была сдача худсовету, где у нас сидели все наши титаны, монстры – Ольга Александровна Аросева, Вера Кузьминична Васильева, Державин. Все сидели, посмотрели спектакль. На удивление вдруг худсовет прошел, так сказать, при полном единодушном принятии. То есть мы не какие-то эти самые, мы все честно, мы сдавали, шли поэтапно. И вот вышел спектакль, который мы очень любим, я очень его люблю. Вот мы первый сезон отыграли.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот все, что происходило с момента задумки пьесы ╚Люпофь╩ до премьеры, это все случайное стечение обстоятельств или заработанная вами закономерность?

НИКОЛАЕВ: Конечно, закономерность. Конечно же, этому сопутствовали┘ Там вообще такое совпадение. Вот мы говорим о форме и содержании. У меня совершенно поменялось все – и внутреннее содержание, и форма, как кубик Рубика перекрутили, моя жизненная позиция и все изменилось. И все сопутствовало вместе с работой и с этой пьесой. И об этом же и спектакль тоже.

БАТИНОВА: А вы хотели бы повторить этот опыт? Ну, может быть, в будущем?

НИКОЛАЕВ: А он непрекращаемый. Главное, этот процесс, чтобы он завелся, чтобы человек стал человеком действия, чтобы он перестал быть амебным существом, а вышел на войну. На войну, которая, оказывается, не война какая-то, которая страдает. Если он хочет получать радость от жизни, то он должен наконец-то воевать, ставить себе непреодолимые задачи. И пока ты идешь к этим целям, вдруг оказывается, что мир и жизнь прекрасны. А ты этого, оказывается, не знал, что все так просто.