Война и мир. Читаем роман Предки Толстого на войне 1812 года

СТАХОВСКИЙ:  Продолжается чтение романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир», весь мир читает «Войну и мир» - известные артисты, политики, спортсмены и самые обычные люди в эфире радиостанции «Маяк», телеканала «Культура» и на сайте http://voinaimir.com/ читают вслух роман Льва Толстого. Сегодня 3-й том, третий день романа. Понятно, что мы параллельно устраиваем некоторые отдельные обсуждения, дискуссии, осознаем историческую эпоху и некоторые культурные события, которые, так или иначе, могли повлиять и на процесс написания этого произведения, и, может быть, на наше сегодняшнее восприятие спустя 150 лет после написания этой книги. Рад вам представить, у нас в студии Евгений Пчелов, кандидат исторических наук, доцент РГГУ. Евгений, здравствуйте.

ПЧЕЛОВ:  Здравствуйте.

СТАХОВСКИЙ:  Спасибо, что нашли на нас на всех время, за то, что принимаете участие в этом нашем большом проекте. И вот такое очередное, не могу сказать, отвлечение, параллельная, что ли, линия, которая, безусловно, возникает. Я, разговаривая с многими друзьями, которые и в эфир ко мне сюда приходили, об этом произведении и вообще о творчестве Толстого, конечно, не раз у нас возникала фраза и вот это понимание того, что во многом «Война и мир» история автобиографическая. В какой-то мере она иллюзорно автобиографическая, он выводит некоторые образы, пытаясь представить, как бы это могло быть, исходя из его собственных ощущений и переживаний. С другой стороны, конкретные исторические персонажи, которые появляются в романе, конкретная историческая эпоха это, безусловно, реальность и действительность, которая, конечно, тоже, я понимаю, мы относимся к ней с некоторым подозрением, поскольку говорим о художественном произведении, а не об учебнике истории, но, тем не менее. Так вот, возвращаясь к этой автобиографичности, безусловно, возникает вопрос о том, поскольку род Толстых достаточно старый и довольно-таки известный, возникает, конечно, подозрение в том, что и предки Толстого, собственно говоря, могли участвовать в некоторых событиях, связанных с войной 1812 года, и, может быть, вообще, мне показалось, имеет смысл немножко поговорить о том, кто такие Толстые, и откуда они взялись. Может быть, не очень подробно, но в каких-то таких наиболее ярких проявлениях из этой большой семьи.

ПЧЕЛОВ:  Ну, вы знаете, прежде всего, я должен сказать, что, конечно, «Война и мир», как такое масштабное эпическое произведение, посвященное началу XIX века, это вещь, которая, в общем, родилась, ну, до некоторой степени из  семейных впечатлений Льва Николаевича. Потому что Толстой принадлежал к русскому дворянскому роду очень старинному, который выдвинулся особенно активно при Петре Великом благодаря Петру Андреевичу Толстому. А дальше предки Льва Николаевича и по линии отца Николая Ильича Толстого, и по линии матери Марии Николаевны, которая была урожденная княжна Волконская, это все было русское дворянство, очень старинное, еще допетровское русское дворянство. Это был тот культурный слой очень интересный, связанный между собой многими узами, который, собственно,  и составлял русскую культуру того времени.  Это очень интересный феномен. Вообще Толстые это очень талантливая семья, это из всех русских родов, если вообще, в принципе, брать, ну, я не говорю о Рюриковичах, это огромный пласт, а вот именно русская фамилия, русские рода, то Толстые это, безусловно, самый талантливый род в истории России. Потому что на протяжении практически трех веков он непрерывно дает известных людей в самых разных областях.

СТАХОВСКИЙ:  То есть Толстые  связаны уже с романовской эпохой, в первую очередь, разумеется?

ПЧЕЛОВ:  Да, конечно, начиная с Петра Великого, началось возвышение, благодаря Петру Андреевичу, а дальше вот, понимаете, появилось очень много замечательных деятелей. Потому что Лев Николаевич Толстой, ну, Алексей Константинович Толстой, Алексей Николаевич Толстой.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, все писатели.

ПЧЕЛОВ:  Три писателя. У нас нет другого примера с такой фамилией, которая бы дала сразу трех выдающихся, совершенно ярких писателя такого уровня. Тем более Лев Николаевич, конечно, масштабнейшая фигура. Федор Петрович Толстой  - замечательный художник, один из самых известных, первого ряда русских художников. Были государственные деятели, там Дмитрий Андреевич Толстой, например, был президентом Академии наук, министром народного просвещения. Были военные деятели, как генерал Остерман-Толстой, были известные ученые, археологи, нумизматы, искусствоведы, филологи в разных ветвях рода. И очень большое количество разных известных людей, в том числе, деятелей культуры были родственниками Толстых, происходили от рода Толстых, например, по женской линии – у них матери были Толстые или бабушки были Толстые. Например, Федор Иванович Тютчев, Константин Николаевич Леонтьев, Владимир Федорович Одоевский, Петр Яковлевич  Чаадаев.

СТАХОВСКИЙ:  Это все родственники?

ПЧЕЛОВ:  Это все потомки Толстых. И, как правило, это потомки Петра Андреевича Толстого. То есть, вот такое вот разветвленное потомство. Ну, Толстой был связан  и с Александром Сергеевичем Пушкиным родством, потому что Пушкин был четвероюродный брат Марии Николаевны Волконской, матери Толстого. Понимаете,  это вот культурный слой русского дворянства, в родственных отношениях здесь были очень тесны, переплетались многие фамилии. Дворянство именно старинное, понимаете, это не выслужившееся дворянство Российской Империи, начиная с петровского времени, которые попадали просто в случай, оказывались приближенными ко двору, а это старинное русское дворянство, которые были дворянами еще допетровской  Руси, и  которые, собственно, составили этот культурный  слой, создавший во многом русскую литературу, начиная от Сумарокова и, заканчивая Буниным, русскую музыку, начиная от Глинки и, заканчивая Рахманиновым, и так далее. И поэтому Лев Николаевич, создавая «Войну и мир», он описал фактически ту среду, к которой он сам принадлежал и которую он очень хорошо знал. Потому что это была среда, безусловно, аристократическая, может быть, не очень богатая, потому что предки Толстого были в разной степени состоятельными, но, тем не менее, очень культурная среда русского дворянства. И, если мы посмотрим, в целом, на персонажи «Войны и мира», мы увидим там как бы два таких слоя дворянства – с одной стороны, это семьи Ростовых и Болконских, а, с другой стороны, это семьи Курагиных и в какой-то степени  Пьер Безухов тоже принадлежит к этой части дворянства. Вот, если мы посмотрим на главных персонажей, то это, собственно, все семья Льва Николаевича.

СТАХОВСКИЙ:  Так или иначе. Кто-то дальше, кто-то ближе.

ПЧЕЛОВ:  Да, Илья Андреевич Толстой, это дедушка Льва Николаевича – это Илья Андреевич Ростов, конечно. Это абсолютно один в один описание дедушки. Дедушка был вот такой замечательный хлебосольный, очень гостеприимный, очень добродушный русский барин, который потом уже в конце жизни поступил на службу, был губернатором в Казани. Илья Андреевич Толстой и вот Ростов, фамилия Ростов, она произошла, по сути дела, от фамилии Толстой, потому что сначала он хотел назвать их графы Простые, то есть такая простая русская семья. Но потом из этого Простого появились Ростовы, и таким образом образовались графы  Ростовы. Вот это дедушка Илья Андреевич. Ну, естественно, Николай Ильич это сын Ильи Андреевича, это отец Льва Николаевича Толстого, который был участником антинаполеоновской кампании 1812-13 годов. Соответственно жена Ильи Андреевича Ростова это бабушка Льва Николаевича Толстого. Ну, там в романе ее называют Наталья, а, на самом деле, она была княжна Пелагея Николаевна Горчакова, это очень старинный тоже русский дворянский род, это потомки Рюриковичей, черниговская ветвь Рюриковичей. Вот это бабушка Льва Николаевича.

Далее родственники, ну, вот Соня, которая живет приживалкой, как бы в семье воспитывается вместе с детьми Толстых, это тетушка Льва Николаевича - Татьяна Александровна Ергольская, дальняя родственница Пелагеи Николаевны Горчаковой, то есть бабушки Льва Николаевича Толстого. Вот это семья Ростовых. Дальше в романе семья Болконских. Это, естественно, семья матери Льва Николаевича. Там, конечно,  колоритная фигура – старый князь Николай Андреевич Болконский, прототипом которого был князь Николай Сергеевич Волконский, то есть дедушка Толстого по маме. Вот здесь в отличие от Ростовых, от семьи такой, так сказать, барственной, Волконские, они находились всегда на военной службе, это было  очень такое достойное служилое дворянство, начиная с Куликовской битвы фактически. Дедушка Льва Николаевича Толстого был генералом от инфантерии. Он начал служить еще при Екатерине, конечно же, кстати, участвовал в сопровождении Екатерины в Крым, вот это знаменитое путешествие Екатерины. Дальше служил при Павле, затем он вышел в отставку, поселился в Ясной Поляне. Ясная Поляна как раз было имение Волконских, это не толстовское изначально имение.

СТАХОВСКИЙ:  То есть материнское.

ПЧЕЛОВ:  Материнское, да, это имение как раз было Николая Сергеевича. Он там занимался хозяйством, он облагородил это имение в соответствии с представлениями о том, какой должна быть дворянская усадьба того времени. Он там занимался хозяйством очень активно и, собственно, вел ту самую жизнь, которая показана Львом Николаевичем в романе. По сути дела, это вот такой очень достойный, в то же время, очень строгий был человек, и очень достойный человек, вот настоящее служилое дворянство, служат, так сказать, царю и отечеству верой и правдой именно на военном поприще, поэтому и сын его князь Андрей тоже оказывается военным. Княжна Марья это мать Льва Николаевича, это Мария Николаевна Волконская. Он свою мать не знал, она умерла рано, Льву Николаевичу было 2 года, поэтому он не помнил Марию Николаевну.

СТАХОВСКИЙ:  Ну, вот это появляется как раз такая иллюзорная биография.

ПЧЕЛОВ:  Да. Но он ее очень любил, у него было отношение к матери очень трогательное. Он сам ее не помнил, но ощущал какую-то близость с ней. И Мария Николаевна, она очень похожа на ту, что мы знаем о реальной Марии Николаевне  Волконской, которая действительно получила очень хорошее образование, была воспитана Николаем Сергеевичем. Потому что мать Марии Николаевны умерла, когда была совсем маленькая, бабушка Толстого по линии матери была княжна Екатерина Дмитриевна Трубецкая, это тоже очень известный дворянский род, это потомки Гедиминовичей, литовских князей, князья. Ну, Трубецкие тоже фигурируют в романе, помните, там есть княгиня Анна Трубецкая и ее сын Борис, правда, показано так несколько в таком менее привлекательном виде, но здесь прототипов непосредственных нет в данном случае. А Мария  Николаевна осталась без матери, и вот отец ее воспитывал, и воспитывал он примерно так же, как это показано в романе. Она действительно получила не просто такое традиционное для девочек того времени воспитание и образование, но она была вообще очень образованной, он учил ее  математике, у нее записи учебные по астрономии, по географии, по истории и так далее. То есть, это был человек очень хорошо интеллектуально развитой для того времени.  И Мария Николаевна была очень талантливая, она тоже была не чужда литературы, занималась писательством, сочинительством.

И поэтому Лев Николаевич, конечно, вот эта среда, в которой он рос, из которой он происходил, это была среда очень культурная. И вот этот образ матери, он отразился в этом чудесном образе княжны Марьи в романе, вот то,  как эт4о показал  Лев Николаевич. Так что это, в общем, все как бы история родственная. Даже говорили, что, когда начало этого романа стало появляться, что, ну, вот это рассказы тетушек, такие у Льва Николаевича были тетушки, сестры Николая Ильича Толстого, которые потом опекуншами, потому что родители Льва Николаевича умерли достаточно рано. Николай Ильич принимал участие, совсем молодым человеком, было 18 лет, когда началась война 1812 года, он принимал участие в войне 1812 года, он пошел офицером служить. Правда, собственно, на театр военных действий он попал только в конце 1812 года, уже зимой, но он принимал участие в походах западноевропейских.  Это вот как-то мало о них говорят, обычно война 1812 года, это Отечественная.

СТАХОВСКИЙ:  Москва,  Москва горит.

ПЧЕЛОВ:  Да, вот это самое главное. А то, что дальше, потом ведь был еще совершенно потрясающий, славный для русского оружия заграничный поход, когда прошли Европу до Парижа, и  тоже кровопролитнейшие сражения, в которых участвовала русская армия со славой, об этом как-то мало вспоминают. А, на самом деле, это ярчайшая страница этой антинаполеоновской кампании. И вот Николай Ильич, он принимал участие в сражениях, он принимал участие в сражении при Дрездене, он принимал участие в знаменитой «Битве народов» в Лейпциге, и он попал в плен к французам, потому что он был послан с донесением из Германии с Геттингена, был послан с донесением в Петербург, на обратном пути попал в плен к французам. Побывав во французском плену, как Пьер Безухов в некоторой степени, и он был отпущен уже после того, как был занят Париж и война завершилась. То есть, Николай Ильич был боевым офицером. Потом он еще продолжал служить в армии, и потом он вышел в отставку в чине подполковника, женился на Марии Николаевне и уже больше на военной службе не состоял. И Ясная Поляна, поэтому перешла к Толстым.

Финансовое положение толстовской, собственно, семьи после смерти Ильи Андреевича было отнюдь не блестящим, там были очень большие долги. Илья Андреевич был расточительный, очень щедрый человек, поэтому к деньгам относился очень просто. Ну, это в романе тоже показано, образ такого хлебосольного русского настоящего барина. И Ясная Поляна была приданым Марии Николаевны, семья перебралась в Ясную Поляну, и Николай Ильич, эта его тоже черта отразилась в романе в образе Николая Ростова, он стал очень хорошим хозяином. Действительно сумел наладить хозяйство, он очень хорошо занимался имением, поправил свои дела. То есть, то, о чем писал Лев Николаевич, это в полной мере к отцу Льва Николаевича относится. Но, к сожалению, родители Льва Николаевича умерли рано – мать умерла, когда Льву Николаевичу было всего 2 года, а Николай Ильич умер в 1837 году, то есть Льву Николаевичу было 9 лет. У него был туберкулез. И, в общем, дети малолетние остались на попечении тетушек, и тетушки, собственно, взяли под опеку, там была Татьяна Александровна Ергольская, которая жила в семье, и сестры Николая Ильича – Александра Ильинична Остен-Сакен и Пелагея Ильинична Юшкова, вот они одна за другой воспитывали этих детей. Так что вот это был круг, дворянский круг, круг тех взаимоотношений разных, разные семьи, но объединяла их принадлежность к вот этому культурному слою русского дворянства  древнего, который действительно сыграл колоссальную роль в истории русской культуры.

Параллельно с этим там есть и другое дворянство, там показана аристократия другого плана, аристократия не столько, может быть, родовая, сколько аристократия вот выслужившаяся, потомки людей, которые попали в случай. Вот князья Куракины, там Курагины, Толстой переделывал слегка чуть-чуть эти фамилии, вот это совсем другого типа люди, конечно, князья Василий, в частности, это люди, которые находятся при дворе, и очевидно, что это люди, которые попали в придворную жизнь волею определенных обстоятельств. Ну, Куракины это фамилия тоже очень древняя, это тоже потомки Гедиминовичей, потомки литовских князей, но вот те Куракины, которые были известны в начале XIX века – братья Александр и Алексей Борисовичи Куракины, это были люди, в общем, которые волею обстоятельств оказались вознесены на верх государственной жизни, они были внуками фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина, который был главнокомандующим русской армии во время Семилетней войны, и остались тоже  практически  в таком сиротском положении, но их взял на воспитание Никита Иванович Панин. Никита Иванович Панин был очень яркий деятель эпохи Екатерины Великой, и был очень приближенным человеком  к Павлу Петровичу, потому что был воспитателем  Павла Петровича. И фактически Куракины росли вместе с Павлом Петровичем, что и определило их дальнейший взлет уже в  павловское время. Оба  они заняли очень высокое положение  в обществе. Князь Александр Борисович стал потом русским послом во Франции уже позже в XIX веке.

СТАХОВСКИЙ:  Нет, вообще он был вице-канцлером, что довольно высоко.

ПЧЕЛОВ:  Да, вице-канцлером, да, это, конечно, и очень богатым – бриллиантовый князь, как его называли. И при Александре он сохранил свое положение. 

СТАХОВСКИЙ:  Ставший уже канцлером.

ПЧЕЛОВ:  Алексей Борисович Куракин занимал должность в Государственном совете. То есть это были люди, которые принадлежали к родовой аристократии, к очень родовитой аристократии, но, тем не менее, своим положением во многом были обязаны воле обстоятельств. И вот Толстой показывает эту категорию дворянства, которую он, конечно, тоже хорошо знал, как вообще представителей русской аристократии в широком смысле этого слова, он был очень аристократический человек, на самом деле и по происхождению, и по типу своей личности. Вот он показывает их иными, это несколько иная категория людей. Но тоже, ведь обратите внимание, при всей такой неоднозначности этих фигур, не очень приятная, скажем так, семья, но когда происходит серьезное испытание, они ведь идут служить. Анатоль Курагин такой повеса и бонвиван, который такие вещи делает, тем не менее, он же оказывается на Бородинском сражении. И он оказывается на Бородинском сражении не где-то в штабе, а он оказывается под обстрелом, его ранят, ему ампутируют ногу. Это вообще очень показательный факт. При всех особенностях поведения, положения и личностных особенностях, тем не менее,  в критическую ситуацию для страны эти люди оказываются точно так же на передовой, как и князь Болконские, как граф Ростов.

СТАХОВСКИЙ:  Да, но это говорит еще и о том, что война захватывает абсолютно всех вне зависимости от статуса  и положения.

ПЧЕЛОВ:  Да, да.

СТАХОВСКИЙ:  В первой части вашего рассказа я, конечно, в очередной раз с удовольствием для себя отметил, что Толстой в этом смысле не слишком изобретателен, он меняет, ну, буквально одну букву максимум, в общем, вполне себе исторических действительно, по крайней мере, для него так попросту родных лиц, для того чтобы вывести их  в качестве собственных героев. Но здесь же вы пока, во всяком случае, ничего не сказали о Пьере Безухове, о котором, по моим ощущениям, есть какое-то, во всяком случае, достаточно устоявшееся мнение, что у него нет явного какого-то прототипа, и если его искать, то история получится весьма запутанной.

ПЧЕЛОВ:  Ну, у Пьера действительно прототипа явного нет. Понимаете, здесь нельзя сказать, что вот у таких главных героев, как Андрей Болконский или Наташа Ростова, или Пьер Безухов есть какой-то один прототип, как, предположим, у князя Болконского старшего или графа Ростова. Это, конечно, образ художественный, это художественные образы, это совмещенные из разных черт разных людей, и поэтому здесь говорить невозможно о том, что вот какие-то конкретные люди были непосредственными прототипами. Но вообще граф Безухов как таковой, вот семья графа Безухова, она ведь вообще весьма любопытна с точки зрения дворянства того времени. Ну, начнем с того, что Пьер незаконнорожденный сын.

СТАХОВСКИЙ:  Что само по себе.

ПЧЕЛОВ:  Да, что само по себе весьма существенно. И незаконнорожденный сын, который потом был признан своим отцом, и, более того,  он унаследовал ведь все огромное состояние своего отца. Теперь, если мы посмотрим на фамилию Безухов и графский титул, сам по себе графский титул, он свидетельствует о том, что это люди как раз, ну, по всей видимости, которые получили графский титул за определенные заслуги. Это не старинное русское дворянство, ну, там тоже могли быть, конечно, случаи, Толстые тоже получили графский титул, несмотря на то, что они были уже тогда дворянами очень древнего происхождения. Но, как правило, все-таки графский титул означал признание заслуг и как бы движение по выслуге или по определенным обстоятельствам. И вот здесь мне кажется, что сам образ, само вот это явление графов Безуховых, это некая попытка показать дворянство екатерининского времени, которое оказалось на верху социальной лестницы, и, конечно, обладало большими средствами вот благодаря такому, как говорится, случаю. Ну, вот зовут отца Пьера граф  Кирилл Владимирович Безухов. Но фамилия, конечно, обычно так сопоставляют с фамилией Безбородко. Ну, Безухов – Безбородко как бы. Но ничего кроме общности фамилии, конечно, мы не находим никаких других примеров. Хотя Безбородко это был абсолютно, относительно простой человек, который действительно благодаря своим способностям, попав ко двору Екатерины, сделал совершенно головокружительную, невероятную карьеру.

СТАХОВСКИЙ:  Вы имеете в виду Александра Андреевича.

ПЧЕЛОВ:  Да, разумеется, Александр Андреевич Безбородко, который, в конечном итоге, стал светлейшим князем Российской Империи. А вот это имя Кирилл, оно, как мне представляется, может отсылать к роду Разумовских. Кирилл Григорьевич Разумовский, вот братья Алексей и Кирилл Григорьевичи, которые попали, так сказать, в случай при Елизавете Петровне, вознеслись очень высоко и были богатейшими людьми. И вот Кирилл Григорьевич Разумовский, вельможа, который обладал огромным совершенно состоянием, состояние Разумовского было абсолютно колоссально, но в какой-то степени вот имя Кирилл, оно может отсылать к вот этой категории лиц, к этой категории дворянства, которое действительно оказалось наверху именно вот благодаря определенным обстоятельствам XVIII века, и поэтому и получило такие невероятные богатства. Конечно, такого состояния не могло быть ни у князей Болконских, ни у графов Ростовых. И, заметьте, что там есть, у самого этого Кирилла Владимировича детей нет, есть внебрачный, как Пьер. Ну, внебрачные дети в XVIII веке были очень распространенным явлением, прямо скажем, в особенности у таких вельмож знатных. Но есть племянницы, три племянницы.

Племянницы носят характерную очень фамилию – они Мамонтовы, они княжны Мамонтовы. А Мамонтовы, ну, это такая ссылка к Мамоновым, к Дмитрию Мамонову, это тоже род, который возвысился, хотя он очень древний, тоже Рюриковичи, но возвысился он благодаря фавору Александром Матвеевичем и Дмитрием Мамоновым при Екатерине Великой. Здесь тоже даже в фамилии родственников старого графа Безухова есть некая такая связь с екатерининской эпохой, и вот с теми фамилиями, которые оказываются, достигают определенного положения благодаря определенным обстоятельствам. У Кирилла Григорьевича Разумовского, кстати, была племянница Софья  Апраксина, которая играла при нем очень важную роль в последние годы его жизни, фактически держала все хозяйство и самого Кирилла Григорьевича под контролем, оттеснив в какой-то степени детей.

И вот эта ситуация, когда племянницы тоже оказываются вовлеченными в эту интригу, вы помните, что княжна Катишь,  которая пытается выяснить, что там с завещанием, знаменитая битва за портфель с завещанием старшего Безухова, вот это все ситуация, которая показывает нам другое дворянство, другую категорию дворянства, вот именно дворянства, не такое, как Ростовы и Болконские,  не служилое дворянство, не дворянство, которое изначально природное дворянство, вот то дворянство Российской Империи, та аристократия, которая сформировалась уже в послепетровское время благодаря определенным, или службе своих представителей, или вот какому-то фавору, каким-то обстоятельствам. И вот соответственно родственный круг, который здесь возникает, каким-то образом родственник и  князь Василий, каким-то образом родственница и княгиня Трубецкая, которая прототипов таких ярко выраженных не имеет под собой, ну, это бедная родственница, видимо, муж уже скончался, значит, Бориса надо пристроить. И вот начинается какая-то ситуация с наследством Безухова сложная, которая заканчивается тем, что незаконнорожденный сын Пьер оказывается как бы законным наследником и получает все это богатство в свое распоряжение. Ну, и тут уже начинается борьба за самого  Пьера. То есть, понимаете, вот это разные слои тогдашнего общества дворянского, они Толстым очень интересно показаны с разных сторон.

СТАХОВСКИЙ:  Да, здесь такой разворот, возврат к одной из самых главных тем, которая вообще возникает вокруг и этого романа, в частности,  о роли личности в истории, о роли народа в истории. Дворянство, по сути, тоже народ, по крайней мере, все являются подданными государя императора. И что этот народ не представляет собой, мы произносим да, дворянство, но вдруг выясняем, что дворянство это не нечто цельное, единое, похожее, абсолютно одинаковое друг на друга, что это собрание очень разрозненных, очень не похожих друг на друга лиц.

ПЧЕЛОВ:  Конечно. Вы понимаете, это собрание разных лиц, это собрание как бы разных слоев, разных сообществ. Но, тем не менее, все они составляют как бы общее сообщество, они, конечно, обладают определенной целостностью, поскольку это сословие, которое мыслит себя именно так, как некое единое сословие. Но в то же время категории могут быть разными. И Толстой очень хорошо показывает эти категории. Он показывает категории придворных, лиц, которые возвышены, таких  как князь Василий или Анна Павловна Шерер. Он показывает дворян, ну, обычных, если можем так выразиться, конечно, более простых, как Ростовы или наследственно служащих отечеству на военном поприще, как Болконские. Там ведь очень интересные есть такие вещи и конкретные прототипы. Вот яркая очень личность там Марья Дмитриевна Ахросимова, вот эта Настасья Дмитриевна Афросимова, на самом деле, и Толстой прямо указал, что она была прототипом этого образа, так же, как Денис Давыдов был прототипом Дениса Давыдова. Вот тоже яркая представительница старого московского барства, которая объединяет вот это дворянское общество Москвы, а потом и Петербурга, она объединяет как бы своей личностью, своим авторитетом, своим мнением чрезвычайно весомым, образ очень яркий, и очень интересный. И та же самая Настасья Дмитриевна была прототипом и Хлестовой  в «Горе от ума». То есть это образы, которые жили в русской литературе  не только у Льва Николаевича Толстого.

СТАХОВСКИЙ:  И настолько они были яркими, что не пользоваться ими было бы просто грешно.

ПЧЕЛОВ:  Да, было просто невозможно. Или посмотрите, например,  жена графа Ростова, Наталья. Но, на самом деле, мы понимаем, что это бабушка Пелагея Николаевна. Но фамилия, которую дает Толстой ей, это Шиншина, это фамилия тоже очень старого дворянского рода. Ведь роман писался тогда, когда Лев Николаевич был в очень близких дружеских отношениях с Афанасием Афанасьевичем Фетом. А Фет был, считал себя, во всяком случае, внебрачным сыном помещика Шеншина, и очень долго добивался того, чтобы его признали Шеншиным, чтобы его признали представителем этого русского дворянского рода, и он добился этого в конечном итоге, уже позже. Но, тем не менее, вот эта дружба Фета и Толстого, она тоже отразилась в романе в присутствии фамилии Шиншиных, ну, там через «е» они пишутся, на самом деле, в романе через «и». Вот Шиншины, это тоже дворянство такого типа. И, более того, Толстой делает их прямыми родственниками Толстых, то есть настолько вот эта дружеская близость, она воплотилась как бы и в близость родственную, которой, на самом деле, не существовало, но которую Толстой в этом романе представил.

Так что здесь очень много интересных таких вещей, понимаете, интересных образов, семейных образов, родовых образов, образов, которые отразились в романе благодаря происхождению, воспитанию и тому кругу, к которому Лев Николаевич Толстой принадлежал. Потому что при всем своем очень сложном, очень таком неоднозначном пути и жизненном, и творческом, тем не менее, Лев Николаевич это был, конечно, представитель русского дворянства, русской аристократии самой высокой пробы. Но именно вот того слоя, который добивался всего своей службой, своим трудом, и который нес в себе очень мощный культурный заряд, собственно говоря, во многом создавший русскую культуру второй половины XVIII и XIX, и середины XIX, и даже позже. Вот этот импульс продолжался…

СТАХОВСКИЙ:  Ну, практически вплоть до революции.

ПЧЕЛОВ:  Да, он продолжался, продолжался. Это была очень такая культурно-интеллектуальная среда, очень мощный слой, который, собственно, и держал во многом русское общество, из которого вышли люди разные, но которые сыграли очень большую роль в истории русской культуры. И тот же Пушкин. Тоже к этому слою ведь принадлежал, на самом деле, это тоже  древний дворянский род. И Чаадаев, и Грибоедов, можем назвать десятки имен. Все находились между собой в родстве.

СТАХОВСКИЙ:  С другой стороны, это не удивительно, потому что это время, когда о всеобщем образовании не было и речи, и поэтому, безусловно, люди, которых мы сегодня помним, и тех, которых вы перечислили, получили помимо собственного безусловного таланта они просто имели доступ, по крайней мере, к образованию, к изучению языков, для того чтобы иметь не только мысли, но и способ их выражения.

ПЧЕЛОВ:  Конечно.  Понимаете, это результат  екатерининских реформ, конечно. И во многом результат Манифеста о вольности дворянства, еще Петром III  подписанным. Тут Екатерина создала свободное сословие в России и попыталась поспособствовать тому, чтобы вырос культурный уровень этого слоя. И он действительно вырос. Это были люди, которые уже к началу XIX века представляли собой такую с высоким потенциалом культурным среду, которая дала вот такой мощный всплеск совершенно замечательных представителей в разных областях, ну, преимущественно, конечно, в гуманитарных, хотя потом не только. Которые, собственно говоря, и смогли совершить вот тот мощный культурный поворот, который произошел в России, начиная со второй половины XVIII века. Это очень важное явление. И Толстой был плоть от плоти именно вот этой среды. И он ее смог совершенно блестяще в романе передать. Потому что весь образ жизни, уклад жизни, это все буквальные наблюдения. Даже, если мы, когда мы читаем эту замечательную сцену, как Ростовы отдают свои подводы под раненых в Москве, и что разоряет их, в конечном итоге, мы понимаем, что это художественный умысел Льва Николаевича, но именно так и мог поступить его дед Илья Андреевич Толстой, понимаете. Это было совершенно органично и понятно для людей того круга. Это выглядит, поэтому с такой невероятной убедительностью. Или старый князь Болконский, который, умирая, в принципе, понимая, узнав, что французы приближаются уже к Москве, он не выдерживает этого всего, потому что это старый солдат, старый военный еще суворовских времен.

СТАХОВСКИЙ:  Обида задушила.

ПЧЕЛОВ:  Да, это обида за державу, за страну, за Россию, которой он отдал все. И по-другому быть не могло, потому что  все его предки были такими, начиная с XIV века и дальше, они все вот так верой и правдой служили России. Потрясающе переданы вот эти черты, вот эти качества, они переданы очень ярко Толстым, именно потому, что это было абсолютно органично для него, он это прекрасно понимал. Он сам вырос вот в этих  традициях, как бы то ни было, даже оставшись в раннем возрасте без родителей, образы которых он чтил, и мать, и отца, которого он бесконечно уважал. Ну, можно вспомнить «Детство»,  еще одно произведение Толстого, где тоже отразились образы и матери, и отца, и бабушки, это как раз Пелагея Николаевна там представлена очень ярко. Вот этот уклад жизни, этот семейный уклад, культурный уклад, и эти представления о чести, о долге, определенный императив нравственный, который был дан этим людям при воспитании, он остался и остался с Толстым, конечно, на всю жизнь.

СТАХОВСКИЙ:  Да, это понятно. У меня есть последний к вам вопрос. Удивительно увлекательный рассказ. Удивительный, не потому что, в хорошем смысле этого слова, что массу открытий можно было для себя сделать. Сам Лев Николаевич в романе каким-то образом присутствует, ну, так, чтобы в очередной раз попробовать поставить в этом точку?

ПЧЕЛОВ:  Ну, вы понимаете, дело в том, что весь роман это сама личность Льва Николаевича.

СТАХОВСКИЙ:  Это, безусловно.

ПЧЕЛОВ:  Все его переживания, мысли, все его представления того времени, он, конечно, выразил очень ярко в этом произведении. Это Толстой определенного периода, конечно. Потом ведь он относился очень по-разному к этому, это известно, это уже следующая эволюция Толстого. Она очень сложная, очень противоречивая, но это эволюция великого человека, гениального человека, масштаб личности которого совершенно невероятен. Поэтому о Толстом нельзя говорить так вот обыденно как-то, как иногда у нас бывают какие-то вещи, это совершенно невероятная личность. Но, безусловно, конечно, «Война и мир» это был мощнейший этап его жизни и мыслей.

СТАХОВСКИЙ:  И как хорошо, что этот этап в его жизни был.

ПЧЕЛОВ:  Конечно.

СТАХОВСКИЙ:  Спасибо вам большое.

ПЧЕЛОВ:  Спасибо.