Сергей Стиллавин и его друзья Встреча с Павлом Астаховым

СТИЛЛАВИН:  Обычно первый час нашего вечернего эфира это самые жаркие такие, интересные новости этого дня, но сегодня мы с удовольствием подстроились под нашего гостя, потому что до нового года в декабре мы обсуждали очередную, к сожалению, нехорошую историю с нашими детьми в Европе Западной, и нас консультировал, давал оценку по телефону в прямом эфире Павел Астахов. И мы поймали его на слове и заставили пообещать придти к нам в гости в прямой эфир уже в новом году. И вот сегодня Павел Алексеевич у нас в гостях. Павел Алексеевич, добрый вечер.

АСТАХОВ:   Добрый вечер. Уже запугал – заставили пообещать. Я сам сказал, что, ребят, давайте приду и расскажу честно, подробно, пожалуйста.

СТИЛЛАВИН:   Павел Алексеевич, мог бы у нас быть формальный повод для разговора…

АСТАХОВ:   К сожалению, слишком много, каждый день.

СТИЛЛАВИН:  Да, да. Но пятилетие в должности. Мы последний раз, так быстро время пролетело, именно в этом составе встречались до вашего назначения на должность Уполномоченного при президенте Российской Федерации.

АСТАХОВ:   Да, был такой период в моей жизни лет 20, когда я был адвокатом.

СТИЛЛАВИН:  Да, да. И вот эти пять лет промелькнули, но поскольку мы так обсудили эту ситуацию, поскольку доклад президенту готовится, и забегать вперед, ну, просто не красиво, это правила плохого тона, мы будем иметь в виду эту дату 11 января, как такую веху, но будем говорить обо всем. И, Павел Алексеевич, первая тема все-таки продолжить тот разговор, который  тогда начался по телефону, о ситуации с детьми в Западной Европе, чьими родителями являются либо россияне, либо один из родителей россиянин. И вы сказали тогда по телефону, что это небольшая доля из тех вопросов.

АСТАХОВ:   Ну, я сказал, что  это один  процент от той работы, которую мы ведем. И, честно скажу вот сейчас, как на духу, что это та тема, которой я хотел бы меньше всего заниматься в сфере защиты детства, это разбирать эти дела за рубежом в чужой юрисдикции, по чужим законам. Но нам приходится этим заниматься, потому что вдруг пошел целый вал обращений, это началось, ну, почти сразу, как только был создан аппарат Уполномоченный, я заступил в эту должность. Я напомню, что уже весной 2010 года, а я вышел на работу 11 января 2010, мне пришлось ехать в Финляндию, для того чтобы заниматься делом Роберта Рантала, 6-летнего мальчика, которого забрали в Финляндии из семьи и фактически лишили родительских прав родителей. Папа финн Вели-Пекк Рантала, а мама гражданка России из Петербурга, петербурженка Инга Рантала. Ну, вот удалось создать прецедент тогда. В процессе 4-дневных переговоров тяжелейших на уровне двух советников президента, я и президента видел  Финляндии во дворце, тогда еще Тарья Халонен была, до уровня муниципальной опеки в городе Турку, удалось убедить их вернуть ребенка и восстановить родительские права. Ну, это вот был такой серьезный прорыв, прецедент, но потом критике шквальной подверглись все эти министерства, значит, что вот, дескать, русские наклоняют нас, независимых финнов и так далее, и с тех пор, конечно, многое изменилось. На сегодняшний день у нас только в производстве больше уже ста таких дел и обращений. Отдельной строкой надо сказать про Норвегию, где еще более жесткая система. Просто один пример приведу. Вот у нас в 2013 году, на 2014 пока не скажу точно цифру, а, нет, скажу, на 2014 год -  61 тысяча детей были выявлены, как оставшиеся без попечения родителей, это, в том числе, дети, изъятые из семей от жестокого обращение и так далее. В России 61 тысяча. А в Норвегии за этот же год 53 тысячи. Только у нас почти 150 миллионов население, а в Норвегии 4,5. Понимаете активность работы? То есть  активность работы органов опеки и защиты детей сопоставима норвежская и российская при вот таких масштабах. Поэтому не обращать на это внимание нельзя, тем более вот эти случаи вопиющие, как вот дело Оскара Шионка, ну, до сих пор оно тянется, мама рыдает, не знает, куда еще податься, ей запрещают рассказывать это журналистам, ее стращают всячески. Бабушка выступила по телевидению российскому по «России-1», сказала: «Лучше бы он остался в России», тут же поменяли приемную семью. То есть мы добились того, что, во-первых, нас смотрят, нас слушают, это совершенно точно. Мне каждый день присылают мои норвежские,  как их назвать, друзья, агенты, помощники, переводы моих заявлений, выступлений, эфиры.

СТИЛЛАВИН:   Сходятся переводы?

АСТАХОВ:   Абсолютно сходятся, да. Они в этом смысле как раз, они педантичны во всем, в том числе, и переводят дословно. Было уже два обращения посла по этому поводу, так называемые  памятные записки, это не нота, это не протест, а памятная записка, где было сказано, что вот, наверное, Уполномоченный неправильно себе представляет работу службы защиты детей  Барневарн. Я себе ее правильно представляю, очень хорошо знаю, просто в Норвегии не рассказывают про протесты самих норвежцев, а было две больших демонстрации против этой службы. Что сделала в ответ норвежская служба защиты и правительство? Они дали еще больше денег в эту систему. В общем, хотелось бы меньше про это говорить, но, тем не менее, приходится с этим работать.

Полностью интервью с гостем слушайте в аудиофайле.