От трёх до пяти «Лев Кулешов открыл важнейшие законы кинематографа»

О советском киноавангарде в эфире «Вестей ФМ» рассказывает историк Роман Жигун. Ведущие – Евгений Сатановский и Сергей Корнеевский.

ЖИГУН: Советский авангард абсолютно невозможен без теории. А самая главная теория – это теория монтажа. И здесь мы должны поговорить о выдающемся теоретике кино, хотя он был и кинорежиссёром тоже, это Лев Кулешов. Лев Кулешов сам по себе ничего не изобретает, он открывает очень важные законы. Точно так же, как Исаак Ньютон, он же ничего не изобретает – силу всемирного тяготения, он её открывает и как-то систематизирует. И здесь мы должны поговорить об эффекте Кулешова.

Что представляет собой эффект Кулешова? Сам Кулешов демонстрирует его в таком, можно даже сказать, научном короткометражном фильме. Нам показывают лицо мужчины, потом показывают тарелку супа, потом показывают то же самое лицо мужчины с этим же самым выражением, те же самые кадры. А после этого показывают мёртвую девочку, лежащую в гробике. После этого нам в третий раз показывают те же кадры с лицом мужчины, и демонстрируют красивую женщину, которая вальяжно лежит на диване. Что стремится показать Лев Кулешов? В зависимости от контекста одно и то же выражение лица на одних и тех же кадрах интерпретируется зрителем абсолютно по-разному. Одно и то же выражение лица с одних с тех же кадров мы можем интерпретировать как изображение чувства голода, как изображение тоски по умершему ребенку или же как изображение чувства вожделения. И эффект Кулешова – это важнейший закон кинематографа, который используется ста процентами кинорежиссёров, без него современный кинематограф просто немыслим. Причём его можно использовать грубо, его можно использовать очень тонко.

Гипотетический пример грубого использования эффекта Кулешова. Нам показывают, допустим, ребенка в красивом особняке, который открывает рождественские подарки. Эти кадры вызывают у нас чувство комфорта и уюта. Но поставь эти же самые кадры после изображения голодных эфиопских детей, сами кадры не поменялись, но воспринимаются совершенно по-другому – вызывают чувство дискомфорта. Но это, конечно, такая очень грубая возможность использовать эффект Кулешова, этим чаще всего пользуется пропаганда, причём достаточно безопасная для её авторов. Ты про человека ничего плохого не говоришь, ты просто ставишь его в нужный контекст при монтаже. И сами кадры, сам монтаж как бы задаёт настроение, а у тебя чистые руки, и предъявить тебе особо нечего.

Но чаще всего эффект Кулешова используется более тонко и менее манипулятивно, менее заметно для зрителя. Нужно отметить, что именно советские киноавангардисты показали, что фильм можно писать музыкальную композицию. Они создавали настоящие монтажные симфонии, с возвышениями, с какими-то нисходящими мотивами. Они были способны довести монтаж до какого-то апофеоза, сочленяя те или иные кадры, а потом плавно из него вывести. Об этом мы ещё поговорим.

Следующее очень важное явление, открытое Львом Кулешовым, – это географический эксперимент Кулешова. Что он представляет собой? Представьте себе, я нахожусь рядом с Красной площадью и кидаю мячик куда-нибудь за границу кадра, и этот мячик ловят, допустим, в центре Нью-Йорка. И зрителем это воспринимается как единое непрерывное движение. Я кинул мячик из центра Москвы, а поймали его в центре Нью-Йорка. Таким образом Лев Кулешов доказывает, что с помощью монтажа кинематографист может модифицировать пространство.