Вечер с Игорем Ружейниковым Марат Гельман √ гость Игоря Ружейникова и Влада Анциферова

 

АНЦИФЕРОВ: Сегодня в гостях в рубрике ╚Профессия - циник╩ у нас Марат Гельман, которого представляют как галериста, публициста, да и политтехнологом Марат Гельман тоже побывал. Поводом для нашей сегодняшней встречи стала, как ни странно, книга и, как ни странно, не Марата Гельмана, а некоего человека, который подписывается как Иван Матвеевич Хо, сокращенно - И.М.Хо.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Книжка с тремя шестерками. А для тех, кто не знает, что такое три шестерки, там расшифровывается: ╚Рождение Зверя╩.

 

АНЦИФЕРОВ: Я читал эту книгу в метро, признаюсь, потому что больше было негде. Косились на меня женщины, перед которыми я стоял, а они сидели. Так вот снизу заглядывали, перешептывались: 666.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Дорогие друзья, разумеется, будем говорить не только о книге, разумеется, не только о политтехнологиях, но будем все-таки стараться узнать у Марата: профессия политтехнолога, профессия галериста (причем все это через запятую) - есть там цинизм или нет? Вы готовы к этому, Марат?

 

ГЕЛЬМАН: Ну да. Легко. Если говорить о профессии политтехнолога, то в ней столько же цинизма, сколько в профессии адвоката. В принципе, адвокат берется за дело, он себя как бы со своим клиентом не идентифицирует, не становится им, но в то же время профессионально ведет его дело, стремится выиграть. И должен быть профессионален, и должен быть циничен.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Ну да, в общем, здесь как с выборами.

 

ГЕЛЬМАН: И, конечно, есть и там, и там какие-то свои кодексы. Но я думаю, что более┘ Наверное, эти две профессии наиболее циничны, потому что если не абстрагироваться от того, что от этих выборов зависят какие-то судьбы, то ты плохой политтехнолог, у тебя ничего не получится.

 

РУЖЕЙНИКОВ: И контракт будет последним?

 

ГЕЛЬМАН: Дело даже не в контракте. Дело в том, что ты как бы вне профессии. Вот. А если ты абстрагируешься, то ты вроде как играешь в шахматы, но при этом это какие-то человеческие судьбы. Вот. И поэтому, собственно говоря, фигура политтехнолога так всех аттрактирует, что ли, все время задают проклятые вопросы. Но такая профессия есть, так же как есть много других. На самом деле очень много циничных профессий, например, парикмахер тоже циничная профессия┘

 

РУЖЕЙНИКОВ: Одна из самых.

 

ГЕЛЬМАН: Потому что, когда девушка идет на свидание, она хочет выглядеть лучше, чем она на самом деле есть. И там, соответственно, модельеры, имиджмейкеры так называемые. То есть это тоже некий обман. Но вопрос в том, что это некий обман, по поводу которого в обществе есть понимание допустимости. Да, ведь адвокатов мы понимаем? То есть мы понимаем их ситуацию, и при этом, значит, это вполне как бы приличная часть общества.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Хорошо вы сказали: вполне приличная.

 

АНЦИФЕРОВ: Итак, все-таки скажем о книге. Что это за книга? Это томик, в котором, как ни странно, 666 страниц.

 

РУЖЕЙНИКОВ: А я, кстати, не обратил внимания.

 

АНЦИФЕРОВ: Я думаю, что издательство хорошо сверстало.

 

ГЕЛЬМАН: Ну, это очень просто кернингом добиться того, чтобы было ровно 666.

 

АНЦИФЕРОВ: Добились, и, в общем, получилось. Главный герой этой книги - некий достаточно молодой, видимо, ближе к сорока человек. Это важно, потому что он успел захватить все судьбоносные события в нашей стране. Человек политтехнолог, у него маленькое агентство, с помощью которого он, собственно, эти все технологии и осуществляет, помогает тем, кто хочет добиться власти, денег, этого, собственно, достичь. Ему приходит по электронной почте предложение провести какое-то время, которое он выберет, на неком волшебном острове, где дозволено все. Ну, в первую очередь что интересует технологов и читателей этой книги? Конечно же, секс.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Я бы так не сказал. Дозволено всё! Дорогие друзья! Дозволено всё! Всё!

 

ГЕЛЬМАН: Секс дозволен даже у нас.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Иногда да. С тех пор, как он появился у нас, дозволено, да.

 

АНЦИФЕРОВ: Ну, здесь как основное условие - это все-таки недопустимость некоего насилия, а, так сказать, по согласию все возможно, никаких моральных устоев, границ нет. Человек всеми правдами и неправдами туда пытается отправиться: при том, что его пригласили, здесь его тормозят разнообразные силы, поскольку многие, оказывается, хотят туда попасть, хотят встать на его место. Он, в конце концов, туда все-таки прорывается. Встречает на этом острове весь цвет политической и шоу-бизнесовой элиты, и не только нашей страны, но и мира.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Что нам неинтересно совершенно. Главное все-таки - нашей страны. Понимаешь? То есть под своими реальными фамилиями, под слегка замазанными псевдонимами - узнаваемые люди все.

 

АНЦИФЕРОВ: Кончается все очень просто, как, собственно, и должно, - рождением Зверя. И Зверем этим является, собственно, наш дорогой политтехнолог.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Кто написал эту книжку - неизвестно. Как вы понимаете, И.М.Хо - это не часто встречающееся имя в наших пенатах, да и в любых пенатах, хотя пишут подобное часто без точек. Вот. Написал один из политтехнологов на самом деле, который скрывается, пока еще не от правосудия. Который скрывается┘

 

АНЦИФЕРОВ: От общественного мнения, как мы узнали сегодня.

 

РУЖЕЙНИКОВ: И Марат Гельман рассказал, что даже уже было какое-то письмо издательству АСТ с просьбой и требованием запретить издание подобных книг. Вот что это?

 

ГЕЛЬМАН: Требования запретить не было. Было некое такое ╚а-та-та╩ издательству, которое┘

 

РУЖЕЙНИКОВ: Ай-ай-ай, низззя!

 

ГЕЛЬМАН: ┘которое, значит, занимается, большими тиражами издает ширпотреб. Вот. И, собственно говоря, надо сказать, что вообще политтехнологи в последнее время очень часто становятся главными героями романов. Первый написал о них Проханов, последний - Пелевин. То есть все-таки людей вот эта фигура очень возбуждает. Но главное другое, мне кажется, здесь надо сказать, что политтехнолог, в общем-то, так же как и адвокат┘ тайны, которыми он владеет, это не его тайны. Поэтому рассказать он их не может. Видимо, И.М.Хо очень хочется. И не только И.М.Хо, а многим политтехнологам.

 

АНЦИФЕРОВ: ╚Им.хо.чется╩.

 

ГЕЛЬМАН: Да. Но вообще ИМХО √ это знаете что, да? ╚Мое сугубо личное мнение╩. Вот. Им очень хочется что-то рассказать. Рассказать нельзя, потому что это чужие тайны, и поэтому появляются вот эти литературные произведения. И вот как есть произведения о политтехнологах, есть и произведения самих политтехнологов, которым кажется, что Проханов и Пелевин - это чистая профанация, они не знают, как происходит все на самом деле, и вот мы сейчас, значит, возьмем перо и компьютер в руки и расскажем, как все происходит действительно, на самом деле.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Интересно. Ведь это же потом еще и читать надо. Я не об этой книге, я далек от того, чтобы давать литературные оценки, хотя я книгу прочитал. Но вот я знаю, кто такой Проханов, я знаю, кто такой Пелевин. Я знаю, что они умеют писать. А политтехнолог, он не всегда умеет писать. И потом все-таки, Марат, ну согласитесь, когда писались ╚Generation╩, ╚Гексоген╩, ну, тогда политтехнолог был более заметной фигурой. Даже не столько фигурой. Тогда контор политтехнологов было, как собак нерезаных.

 

ГЕЛЬМАН: Действительно, вы абсолютно правильно сказали, что политтехнолог был заметной фигурой, как бы ключевой. Была какая-то политическая игра. Можно было выиграть, можно было проиграть. Начиная с 2004 года вместо политтехнологов можно: налоговый инспектор, прокурор┘

 

РУЖЕЙНИКОВ: Дешевле обходятся, кстати.

 

ГЕЛЬМАН: Дело даже не в ╚дешевле╩, там ребята не экономят деньги. Дело в том, что стопроцентный результат. Все-таки в игре с политтехнологом, хорошим или плохим, гарантию стопроцентную никто тебе не даст. А налоговый инспектор всегда может как бы ее дать. Поэтому я как раз думаю, что именно вот эта запоздалость, она связана с тем, что, потеряв какую-то творческую работу, они обрели много свободного времени для того, чтобы писать художественную литературу.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Интересно, а за это убить могут, а? Дело все в том, что в этой книге есть нелицеприятные портреты многих действующих политиков, государственных чиновников. Книга написана озорно. То есть подробное описание не только разнополого, но и однополого секса, причем как между женщинами, так и мужчинами.

 

АНЦИФЕРОВ: Но однополый, заметьте, отдан все-таки на откуп литературному деятелю. Политиков не впутали в это. Так что не убьют.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Вообще могут за это убить или нет?

 

ГЕЛЬМАН: Нет. Я думаю, что АСТ - крупное издательство, оно все внимательно прочитало, то есть что касается юридической части. А что касается так называемого мокрого, мне кажется, что ни одно литературное произведение не может восприниматься как некий компромат. То есть это вымысел, и, собственно говоря, я думаю, что история просто не знает случаев, потому что ведь такой жанр, когда ты прочитываешь реальных персонажей, это было и у Бальзака. То есть это исторически┘

 

РУЖЕЙНИКОВ: Да у всех, конечно.

 

ГЕЛЬМАН: Я хочу сказать, что за это можно было попасть в немилость. Но как бы жизнью поплатиться - не знаю. То есть не было такого. Это безобидные игры.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Безобидные?

 

ГЕЛЬМАН: Да, да.

 

АНЦИФЕРОВ: Главное тут читателя, конечно, все-таки этим заинтересовать. Я не нашел здесь указаний о тираже, какой тираж у этого произведения, я не знаю.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Мы сейчас его поднимаем с тобой забесплатно, между прочим.

 

АНЦИФЕРОВ: Да, да.

 

ГЕЛЬМАН: Но я хочу сказать, что, конечно, всех интересует┘ Дело в том, что вот эта вера в то, что есть некие технологии обмана, манипуляций и что они всесильны, она, конечно, интригует. И люди хотят понимать, как это происходит. Это вот касается, например, обеих моих профессий. Если человек не понимает сути происходящего, ему кажется, что все вокруг манипуляция. Например, когда я говорил о том, что иногда погода в день выборов влияет на результаты больше, чем усилия политтехнологов, то как-то так на меня скептически смотрели. А это реальность, кстати.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Так это с вас все началось, не с Лужкова, разгоняющего облака?

 

ГЕЛЬМАН: Когда идет дождь, либерально настроенный электорат не ходит вообще на выборы. Пошел дождь - коммунисты победят. Так и получается. И никаких политтехнологов! Вот. То есть я хочу сказать, что демонизация в обществе существует. И какая-то такая заявка, что сейчас вам расскажут правду, расскажут, как все на самом деле, она получает отклик. Кроме всего прочего, очень важно понять, что даже не в литературе, а в чтении, так же как и в смотрении кино, очень важно, что жанр разработан. То есть, условно говоря, если тиражи у ╚666╩ большие, то и Пелевину и Проханову надо сказать спасибо. То есть они сформировали читателя подобных историй. И мы уже готовы читать подобные истории, потом можем их сравнивать друг с другом, могут появиться какие-то запойные чтецы подобных историй, которые будут, начиная от ╚Хвост виляет собакой╩, выискивать книги. То есть это как бы появился некий целый жанр. Вот. И я думаю, что точно не последняя книга в этом жанре.

 

РУЖЕЙНИКОВ: И даже это не зависит от накала так называемой политической борьбы на нашей сцене, да?

 

ГЕЛЬМАН: Возможно, если появится какая-то реальная игра, то интерес к этим книгам будет подогрет. Например, на Украине, где она более реальная, там, значит, ╚Американское сало╩ книгу читали. То есть там интерес к написанию и чтению таких книг гораздо больше, потому что у них вот эти избирательные битвы┘

 

РУЖЕЙНИКОВ: У них позже начались они просто.

 

ГЕЛЬМАН: Они позже начались, но они как бы этой литературой иллюстрируются.

 

АНЦИФЕРОВ: А у нас только воплощение творческих амбиций оставшихся без работы политтехнологов.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Да ты знаешь, судя по всему, этот автор┘ Я не знаю, кто это, честно абсолютно. Причем я сознательно у своих знакомых┘

 

ГЕЛЬМАН: Я с ним встречаюсь в Твиттере. Он, как это называется┘ мой фолловер, периодически комментирует достаточно умно мои твиты. Вот. Но это точно не литератор.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Но это один человек?

 

ГЕЛЬМАН: Да, да.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Там кто-то есть с таким именем, да?

 

ГЕЛЬМАН: Нет, нет, это он действительно. Значит, это точно не литератор, и я думаю, что это именно такой эксперимент литературный. То есть это как бы конструкт.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Скажите, а вам никогда не хотелось под псевдонимом писать? Вот смысл вам есть писать под псевдонимом, Марат?

 

ГЕЛЬМАН: У меня такая личная история. Это где-то лет пять тому назад был такой кризис, жесточайший кризис. Мне казалось, что все самое главное я уже сделал в своей жизни. Как бы галерея в 1990-е годы была главным таким местом, средоточием всей культурной жизни. А в 2000-е годы √ одна из десяти, двадцати и так далее. И, более того, когда я приходил в свою галерею, я им мешал, своим сотрудникам. Собственно говоря, им нужно было мое имя. А я уже вроде и не нужен был. И у меня было такое, значит, я тогда думал, а что же делать? Что бы ты ни начинал, сразу же выскакивало, что главным ресурсом является твое имя. И была идея как бы отказаться на какое-то время, начать какой-то проект анонимный. Не литературный, конечно. Но потом случился пермский проект, он был настолько авантюрным, что, в общем-то, вывел меня из этого состояния. И сейчас я как бы снова нормально себя чувствую и не чувствую желания исчезнуть в качестве Марата Гельмана. Но действительно было такое. Было.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Вы знаете, Марат, поскольку пермский проект, его нельзя считать когда-либо завершенным, я уже сейчас хочу вас поздравить. Дело все в том, что я громче всех кричал о невозможности вообще какого-либо воплощения. Я очень глупо хихикал, глупо шутил на эту тему. Вот я все свои слова беру назад. В общем, мои поздравления.

 

ГЕЛЬМАН: Спасибо, спасибо! Но это была авантюра.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Авантюра удалась.

 

ГЕЛЬМАН: И, собственно говоря, это было то, что тогда мне нужно было для себя, я имею в виду, чисто психологически. Но вообще надо сказать, что политтехнологи - это люди анонимные в принципе.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Я про политтехнологов и Пермь расскажу забавную историю, попрошу ее оценить. Она очень короткая. Действительно, в 1990-е годы кто только не подъедался на ниве политтехнологий, и ваш покорный слуга тоже. Я в свое время снял фильм предвыборный про одного из кандидатов, который избирался в далеком-далеком, как это принято говорить, регионе, он был одномандатником. А до этого он был бизнесменом в Перми. И у меня в фильме идет закадровый текст, голос с легким местным выговором говорит, что вот, мол, а в Перми-то он как хорошо работал, потому что там ╚зоны свободные экономические╩. Там на самом деле в 90-е годы была свободная экономическая зона. И в этот момент, как иллюстрация хорошей работы и жизни в свободной экономической зоне в Перми, там идут кадры Дубая. Поскольку мой приятель, который со мной работал, он делал телевидение Дубая, какой-то канал, у него это осталось, давай, говорит, вставим. Все прошло очень хорошо, фильм показали по местному телевидению раза четыре, все было классно. Вот это есть обман или нет? Там слова не было, что это Пермь, допустим, вообще не было. А то, что он работал в Перми хорошо и успешно, это еще подтверждается тем, что он и в том регионе очень хорошо и успешно после этого работал, и сейчас работает, и депутат он (догадайтесь, от какой партии), и все нормально.

 

ГЕЛЬМАН: Ну, я так бы сказал, что, видимо, против вас никто не работал.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Работали. Нет, я занимался только кино и все.

 

ГЕЛЬМАН: Я имею в виду, что они, конечно, могли бы это найти и попытаться сделать из этого историю. Поэтому я бы сказал так, что это не обман, а это ошибка, которая могла стоить каких-то голосов вашему клиенту. Вообще надо сказать, что если уж говорить, что интересного в этой профессии, то представьте себе, что вы режиссер, вы ставите спектакль на сцене с какими-то актерами, но одновременно еще парочка режиссеров ставит свои спектакли по другим пьесам, но с этими же актерами. Соответственно при этом в процессе тут же сидят сценаристы и пытаются реагировать на реплики из других спектаклей. То есть это такой процесс - если абстрагироваться от содержания этой работы, то есть выбора власти, - что он может увлечь. И поэтому, собственно говоря, многие как-то увлекаются. Вот меня это все-таки не увлекало. Я, как только появилась возможность не заниматься этой профессией, а жить за счет галереи, за счет искусства, сразу это дело бросил.

 

АНЦИФЕРОВ: То есть это было ради денег?

 

ГЕЛЬМАН: У меня исключительно, да. Я начал в 1995 году, когда очень была сложная ситуация в галерее, когда надо было ее закрывать или искать деньги, и завершил в 2004-м.

 

АНЦИФЕРОВ: Не зря вы все-таки произнесли фразу про человеческие судьбы несколько раз. Когда мы говорили про парикмахера, который помогает девушке обмануть своего возлюбленного, я как раз хотел заметить, что в том-то и дело, что особой беды нет в том, что она обманет одного, если она, конечно, не шла на свидание с футбольной командой или филармоническим оркестром. А у нас-то тут, извините, ╚парикмахеры╩ надувают не одного. У нас звонок.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Причем догадайтесь, из какого города.

 

СЛУШАТЕЛЬ: Юрий из Перми, предприниматель в инновационной сфере. Как-то Игорь Ружейников произнес в передаче, что у вас там в Перми такой интересный, то есть не интересный, а смешной губернатор. Я бы сказал, он интересный, креативный губернатор, но много есть различных особенностей в каждом человеке.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Мне, честно говоря, когда Марат Гельман в Перми присутствует, мне в Перми Гельман нравится.

 

СЛУШАТЕЛЬ: Марата Гельмана я давно знаю, как-то подходил, разговаривали. Я хотел бы узнать, Марат, вы присутствуете в Перми как политтехнолог? Значит, я подопытный кролик, мне это не нравится. Или вы создаете обстановку такую креативную, творческую, по крайней мере, допустим, намерение у вас есть?

 

ГЕЛЬМАН: Я с 2004 года политтехнологиями не занимаюсь в принципе, ни в Перми, ни в Москве, нигде. Ну, вы знаете, я в Перми делаю культурный проект достаточно масштабный, делаем это вместе с губернатором Чиркуновым, но при этом к политике не имею никакого отношения и не хочу иметь.

 

АНЦИФЕРОВ: Мы ответили?

 

РУЖЕЙНИКОВ: Человек призадумался.

 

АНЦИФЕРОВ: А между прочим, за нашим эфиром Иван Матвеевич Хо следит, и поступают сообщения, Марат их нам передает, что книга-то вообще не про электорат ни про какой, а про любовь книга.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Вообще все книги про любовь на самом деле.

 

ГЕЛЬМАН: Иван Матвеевич здесь передает, что он, во-первых, будет писать продолжение, то есть доказывает, что он писатель, а во-вторых, да, что это не об электорате, а о любви. Но дело в том, что это, помните, как в анекдотах: пытаемся сделать швейную машинку, а получается все равно пулемет.

 

АНЦИФЕРОВ: Как человек, который читал эту книгу целиком и полностью, должен сказать, что у Ивана Матвеевича как раз про любовь получилось там не очень, прямо даже совсем никак.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Некие технические аспекты любви там присутствуют.

 

АНЦИФЕРОВ: Ну да, технологии есть, а любви нет.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Марат, скажите, пожалуйста, хотя глупо художника спрашивать, а зачем художественный проект нужен, но все-таки это настолько не похоже на то, чем вообще занимается художник, всё, чем вы занимаетесь в Перми. Как это? Вас это действительно как авантюра увлекло?

 

ГЕЛЬМАН: Было несколько этапов. Вначале все-таки это идея впервые сформулировать какие-то формальные признаки у русского искусства. Русское искусство, оно вообще очень литературно, визуальное. Если вы любого международного критика спросите, какое оно, русское искусство, он будет говорить: оно умное, оно концептуальное, оно ироничное, но никогда не будет говорить о форме. И вот первая выставка ╚Русское бедное╩ - это была попытка моя сформулировать формальные признаки русского искусства. Но когда я встретился с Чиркуновым и понял его проблемы┘ А проблемы были очень простые: с 2002 по 2009 год, за семь лет город потерял 150 тысяч жителей. Кстати, в этом году у нас впервые положительный миграционный баланс. То есть два с половиной года прошло, и уже положительный миграционный баланс.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Это, по-моему, сейчас первый город в России кроме Москвы, где есть положительный миграционный баланс.

 

ГЕЛЬМАН: Ну, в Москве очень большой, в Казани еще есть положительный. 60 процентов молодежи от 18 до 30 лет хотели уехать из Перми, сейчас 7 процентов. То есть была интересная задача: если удастся с помощью искусства решить какие-то нехудожественные задачи, поднять город, сделать жизнь действительно интересной, то тогда будет гораздо проще искать ресурсы для искусства. И мы поставили задачу очень просто, что если раньше в министерстве культуры Пермского края главной задачей было поддерживать деятелей культуры, то теперь у них главная задача √ это обеспечить насыщенный культурный досуг для всех пермяков.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Это как?

 

ГЕЛЬМАН: Вот я объясню сейчас. Две трети людей в мире работают на нелюбимой работе, для них жизнь начинается тогда, когда работа заканчивается. Поэтому, если ты обеспечиваешь интересный культурный досуг, ты фактически даешь им эту жизнь. И, собственно говоря, мы начали с того, что мы формировали институции культурные и мы формировали серию событий. Вот сейчас ╚Белые ночи Перми╩ - это будет целый месяц такой фестиваль, уже не только для пермяков, но и для гостей. У нас там 13 крупных фестивалей, это уже два месяца насыщенной культурной жизни, то есть люди хотят оставаться в Перми, потому что примерно уровень жизни везде одинаковый, зарплаты примерно везде одинаковые, проблемы везде примерно одинаковые, но зато в Перми ты получаешь вот эту насыщенную культурную жизнь, насыщенный досуг. И мы начали именно с этого поворота. Специфика именно в этом была, и, собственно говоря, конфликты были именно в этом, потому что мы сказали, что нет у нас такой задачи - поддерживать деятелей культуры, и деятели культуры вообще не должны быть профессиональными нищими, если вы хотите вместе с нами обеспечить насыщенный культурный досуг √ welcome. С этого началось. А потом вдруг выяснилось, что, так как везде ничего не происходит, просто всё начало нам помогать. Нам начало помогать то, что, например, все международные крупные телевизионные компании, им уже надоело ездить в Москву и в Питер, и вдруг появилось куда. И у нас там получасовой фильм на Би-би-си, несколько статей в ╚Нью-Йорк таймс╩, то есть как бы началось это движение. Потом повезло, что Путин у нас читает ╚Шпигель╩. В какой-то момент встречает Чиркунова и говорит: ╚Ну, как там культурная столица?╩ √ ╚???╩ √ ╚Я в ╚Шпигеле╩ прочитал, что культурная столица теперь не Москва, не Питер, а Пермь╩.

 

РУЖЕЙНИКОВ: И нехорошо улыбнулся.

 

ГЕЛЬМАН: Потом оказалось, что не только мне, а многим из моих коллег стало в Москве немножко уже как-то тошно не тошно, но┘

 

РУЖЕЙНИКОВ: Некомфортно, скажем так.

 

ГЕЛЬМАН: Приторно. И с удовольствием такие дотации в город сделали. Ну а потом пришло какое-то осмысление, вот сегодня у нас уже есть достаточно стройная теория, что децентрализация культурной жизни √ это главный такой тренд, который мы хотим запустить и который, возможно, станет единственным положительным трендом, по крайней мере в ближайшие несколько лет. В июне у нас такой серьезный экзамен, потому что в июне мы рассчитываем на то, что пермский бизнес начнет на культурном проекте зарабатывать. Например, у нас сейчас открылось 100 летних кафе, чего не бывало.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Летние кафе как-то к искусству┘

 

ГЕЛЬМАН: Нет, это важно, у нас же фестиваль.

 

РУЖЕЙНИКОВ: А, приезжает народ, фестиваль.

 

ГЕЛЬМАН: Конечно. У нас вдвое увеличилось количество таксопарков в городе, на 60 процентов увеличилось количество самолетов, транспортный поток в Пермь. То есть мы вот сейчас в июне начнем считать доход от культурного проекта.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Но это трудно, согласитесь.

 

ГЕЛЬМАН: Это непросто, экономических теорий нет таких, но по крайней мере, если спрашивают, что вы делаете, я говорю: мы пытаемся использовать искусство как инструмент для возрождения территории, города.

 

АНЦИФЕРОВ: Какое счастье, что в 2004 году Марат Гельман с пути политтехнологий свернул. Тут на форуме пишут, что нет такой профессии, Игорь.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Циник - нет такой профессии. А есть же список профессий на самом деле. Вот, кстати, профессии политтехнолог в этом списке нет. Удивительно.

 

АНЦИФЕРОВ: Честно говоря, не помню.

 

ГЕЛЬМАН: По поводу того, что профессии циник нет, в принципе, конечно, надо согласиться, но просто из желания противоречить я скажу, что есть. Когда мы собираем такие команды для брейнсторминга, то обязательно в команде должен быть один человек-энциклопедия, его задача - всегда выдавать. И должен быть обязательно один циник, скептик, который подвергает такой резкой критике любую идею. Так что вполне профессия, иногда берешь, думаешь: вот этого человека возьму циником.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Как адвокат дьявола подвергает сомнению святость того или иного кандидата, собственно говоря.

 

ГЕЛЬМАН: Да. Так что, с одной стороны, нет такой профессии, а с другой стороны, все-таки есть.

 

АНЦИФЕРОВ: Вот такого нам тоже надо будет пригласить человека, всегда подвергающего все сомнению.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Он нас выживет, это во-первых, а во-вторых, в любом средстве массовой информации человек, который все подвергает сомнению, это представитель работодателя. Или хозяин, если это частная контора.

 

АНЦИФЕРОВ: Ответственный секретарь была такая профессия.

 

ГЕЛЬМАН: У нас в Перми главный слоган нашей команды: ╚Скептики будут посрамлены╩. Потому что ты приходишь, сначала все скептики, потом их меньше, потом их меньше.

 

АНЦИФЕРОВ: Вот вы сказали про децентрализацию культурной жизни, а мне интересно, какие-нибудь еще города просятся к вам?

 

РУЖЕЙНИКОВ: Теперь-то уж?

 

АНЦИФЕРОВ: К вам в Пермь.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Возьмите нас в Пермь!

 

ГЕЛЬМАН: Мы создали вот эту программу ╚Культурный альянс╩. Я сейчас работаю в Твери, то есть в Твери мы открыли большой проект, буквально две недели тому назад была презентация его. Как это ни парадоксально, тоже Речной вокзал, там будет музей. Но там издательский кластер будем делать, то есть такой центр книги.

 

АНЦИФЕРОВ: Ну да, там исторически сложилось, что типографии.

 

ГЕЛЬМАН: И там 30 процентов полиграфии, мы хотим вокруг этого построить издательский кластер. В этом году в Пермь на ╚Культурный альянс╩ 11 городов приезжает, и, главное, это же не культурный ╚Макдоналдс╩, то есть каждый город должен найти вот это свое лицо. Есть какие-то вещи универсальные, но обязательно должны быть какие-то уникальные вещи для каждого города. Но, в принципе, Казань, Самара, Ульяновск, Уфа - эти города сейчас начинают с нами работать, мы им начинаем оказывать пока методическую помощь. То есть в Твери я лично вожусь с этим, а с остальными городами просто помогаем. Поэтому очень важная работа, которую мы сделали в Перми, это мы сломали предубеждение, что это невозможно. И как только это предубеждение было сломано, выяснилось, что во многих городах есть какие-то команды, которые могут реализовывать проекты. Просто у них не хватало, может быть, какой-то мощи, для того чтобы сломать предубеждение. А другую часть работы они вполне могут делать.

 

АНЦИФЕРОВ: Культурный франчайзинг, друзья.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Практически. Я вам слоган дарю для Ульяновска. Ульяновск - это, конечно, удивительный город, оттуда уезжают все.

 

АНЦИФЕРОВ: Даже Владимир Ильич уехал.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Вот слоган о нем: ╚Единственный город в России, давший стране двух премьеров╩. Нет больше таких городов пока. Город двух премьеров.

 

ГЕЛЬМАН: Да. Ну, там проблема, конечно, с тем, если говорить об Ульяновске, что город федерального значения, суперважный город, как Питер - колыбель революции, так Ульяновск - родина Ленина; вдруг ему предлагается провинциальная судьба небольшого города, чуть меньше чем полумиллионный город. Но люди к этому не готовы. То есть там, в общем-то, Ленин сейчас скорее их тянет, им сейчас надо как-то оторваться от этого премьера.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Хотя бы от этого, да. А про Керенского никто уже и не вспоминает. Марат, спасибо вам большое. Я в Перми был последний раз 20 лет назад, тем не менее спасибо вам за ваш проект. Много таких проектов быть не может, поскольку Гельман один.

 

ГЕЛЬМАН: Ну, приезжайте в июне в Пермь, будет очень-очень хорошо, настоящая европейская жизнь.

 

РУЖЕЙНИКОВ: Спасибо.

 

АНЦИФЕРОВ: Отлично.