Сергей Стиллавин и его друзья Иван Охлобыстин в гостях у Сергея Стиллавина

 

СТИЛЛАВИН: Дорогие друзья, доброе утро вам всем. Я думал, это будет спокойная, тихая пятница. Вчера, вы помните, примерно в это же время мы простились с Иваном Ивановичем Охлобыстиным, потому что он вчера нас кинул. И я подумал, что эта страница перевернута навсегда и, когда я пойду к избирательному участку, то если увижу там в бюллетене эту фамилию, то просто выцарапаю ее ручкой. И вот сегодня у нас в гостях Иван Охлобыстин. Ребята, поприветствуем мужчину!

 

ОХЛОБЫСТИН: Здравствуйте. Простите меня, бога ради. У меня, правда, съемки ночные были, я вот сейчас три часа спал. Ну, благо у меня Оксанка за рулем была когда-то, вчера везла, а сейчас сам.

 

СТИЛЛАВИН: Значит, друзья мои, у нас сегодня в гостях Иван Охлобыстин. У нас много к Ивану вопросов. И, во-первых, Ваня, что за, будем говорить так, шабаш ожидается 10-го числа, завтра? Поскольку вся Москва уже несколько месяцев увешана плакатами, я в эфире "Маяка" слышу каждый день, каждый час твой голос, который вопиет┘ Кто-то говорит, что это реклама "Евросети" будет.

 

ОХЛОБЫСТИН: А кто-то говорит, что это реклама Путина, чтобы оттянуть голоса у коммунистов.

 

СТИЛЛАВИН: Да-да-да. Ваня, что это будет завтра за мероприятие?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, вот это логичное продолжение, скажем так, возрожденной культурной традиции литературных вечеров, просто в обновленном виде.

 

СТИЛЛАВИН: Типа "Поэт и гражданин"?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, в общем, противоположная сторона того же самого, несмотря на то, что Михаил Олегович Ефремов мой кум и родственник получается уже по религиозной линии. Там-то либералы, а мы-то все-таки такие национал-патриоты, мы не очень ладим, мы не согласны по многим вопросам, включая ношение, выдачу короткострелов представителям титульной нации.

 

СТИЛЛАВИН: Иван оставил свой короткострел в машине сегодня.

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну да, официальный, чтобы не было┘ Я уверен, сейчас уже где-то ездит машина с мешком кокаина и еще тремя нелегитимными короткострелами.

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, ну ты какой-то мирный. Я по роликам-то уже привык, что ты будешь агрессивный, кидаться будешь на людей, кусаться и говорить прокламации.

 

КОЛОСОВА: Мы другого ожидали.

 

СТИЛЛАВИН: Серьезно, сколько времени будет длиться мероприятие? И можно это назвать шоу? Или это будет митинг? Или что это такое?

 

ОХЛОБЫСТИН: Вы знаете, это будет речь, это нечто среднее между докладом представителя общества "Наука и знание" и, я не знаю, какого-нибудь спортивного сообщества, вот что-то такое.

 

СТИЛЛАВИН: А почем билеты на речь?

 

ОХЛОБЫСТИН: Самые дешевые √ 200 рублей.

 

СТИЛЛАВИН: Что необычно в принципе сегодня.

 

ОХЛОБЫСТИН: Да, что необычно. Но мы решили, что этот процесс не должен монетизироваться, не подлежит монетизации. Да, собственно, он и так не подлежит, потому что объемы сами по себе, сколько ни назначай, все равно не окупятся.

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, вот я не знаю, ты старательно изображаешь нормального человека или ты на самом деле?.. Я сейчас не пытаюсь тебя поддеть, просто в последних сообщениях о тебе, с тех пор как мы последний раз виделись, было столько┘

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, я тогда был нормальный ведь?

 

СТИЛЛАВИН: Да. Но был пистолет.

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, у меня стресса не было и контузии тоже не было. Пистолет у меня с детства. Пистолет и нож у меня с детства. Нож - от папы, пистолет - после того, как я смог это получить официально.

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, просто многое изменилось. Ты перестал быть, насколько я знаю из СМИ по крайней мере, священником. Затем ты оказался в "Евросети", потом в гримерке с Ксюшей, судя по последним роликам. И, наконец, вот эта "Доктрина-77" и слова в официальных СМИ о том, что не все одобряют твое желание стать президентом.

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, я могу их понять, когда я высказываюсь за выдачу короткострела представителям титульной нации.

 

СТИЛЛАВИН: Начнем с малого.

 

ОХЛОБЫСТИН: Начнем с малого - с церкви (на самом деле √ с самого большого). Ничего не поменялось. Значит, после того как "Царь" прошел, у нас же как? Роль, образ, артист, потом что за ним следует? А если он без трусов не бегает, значит, еще какая-то лажа должна быть. А вот лажа, значит, такая, что он представитель церкви, да он еще в кино снимается, ах, негодяй, ах, мерзавец! Хотя я не вижу противоречий никаких, это общество просто не готово было. И я решил, что будет по-честному. Я люблю этот институт, у меня там все родственники, получается. Я набрал огромную аудиторию родственников по крестной линии, кумов, кумовство такое произвел у себя. И, посоветовавшись со своими же друзьями - священниками, епископами и просто верующими людьми, мы решили сделать такую буферную фазу, что вроде как и мало артистов-то, надо как-то заполнить дырки-то. Смотрим что попало, там мечутся с пистолетами, но не так, чтобы по гражданской позиции, а так мечутся на экране, навязывают детям, что нужно в кого-то целиться. Либо без трусов опять же история, тоже нам она не очень нравится. Мне кажется, вопрос деликатный. Вот если декларируешь, значит, чего-то не можешь, это опять же тоже обидненько. И поэтому решили дистанцироваться: например, пока я снимаюсь в кино, я под запретом. Есть официальная форма, то есть я не могу служить, что для меня крайне болезненно, потому что это была самая комфортная обстановка во всей моей жизни в эти годы, когда я служил. Служил я честно, как любой рок-н-рольщик. Знаете как, уходишь с концерта Игоря Ивановича Сукачева (тоже кум, кстати) и понимаешь, что деньги заплачены недаром. То есть человек умеет отдаваться поэзии, отдаваться музыке. И здесь так же, и по актерской линии так же. В общем, моя задача была┘ я считаю, что хороший артист, нас учили так во ВГИКе (нас учило золотое, бриллиантовое поколение - Бондарчук-старший и иже с ними), что задача артиста - это не реализовывать себя, любимого, во всех ипостасях, сыграть всех - от Ленина до Гитлера, а реализовать задачу режиссера. То есть выслушать, и если еще удастся туда такую личностную нотку, то очень хорошо. Но не всем это доступно.

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, а ты поясни все-таки мирским людям технологию отстранения тебя или самоустранения от служения.

 

КОЛОСОВА: Это как отпуск?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, это как штрафбат.

 

СТИЛЛАВИН: Потому что в Интернете, в газетах, в журналах была такая история, что, мол, тебя изгнали, как скверну.

 

ОХЛОБЫСТИН: Нет-нет-нет.

 

СТИЛЛАВИН: Или была такая мысль, что, мол, тебя как бы рукоположили не совсем, так сказать, со всеми посовещавшись.

 

ОХЛОБЫСТИН: Есть третье┘

 

СТИЛЛАВИН: Вообще вот внутренняя структура, иерархия церкви, она какая? Тебя могут, например Чаплин, взять и выгнать из церкви?

 

ОХЛОБЫСТИН: Меня может Священный Синод запретить к служению.

 

КОЛОСОВА: А за что такое бывает вообще?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, это надо, я не знаю, ребята, убить, съесть и изнасиловать постового милиционера. Это что-то чудовищное нужно сотворить с учетом толерантности нашей церкви и возможности приятия любого человека. Церковь-то, собственно, не разбирает, кто ты - инопланетянин или представитель группы мигрантов. Для церкви перед Христом все едины. Нет, это принятая форма. Вот, предположим, во времена войны, когда полковому священнику приходилось брать автомат в руки, когда уже все остальные были убиты (не автомат тогда еще, винтовку-трехлинейку - замечательное, кстати, оружие) и это единственный вариант, как отстоять нужную высоту Руси православной, после этого шел какой-то запрет, потому что человек связан с убийством все-таки, на три года, а могли вообще отстранить. Были исторические обстоятельства, когда шведы пытались взять маленький домик перед крепостью, в котором был закрыт, запрещен, я не помню уже, за какие шалости или по каким недоразумениям, протодьякон, который палил из семи стволов из бойницы, и раза четыре не могли его приступом взять все армады шведского войска. И периодически он выходил и, обращаясь к стене, где был правящий архиерей, говорил: "Снимите запрет!" Умереть хотел, короче говоря. А тот не снимал, потому что хорошо крепость держал. В итоге сняли, и он погиб как человек, его сожгли, его подожгли со всех сторон, потому что он единственный, он был как защитник Брестской крепости. Там очень много случаев и очень много вариантов, как это может быть. Это может быть и по необходимости, это может быть и в связи с крайним безобразием натуры.

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, когда ты вернешься как отец Иоанн? Ты себе определил, или как пойдет?

 

ОХЛОБЫСТИН: Значит, как пойдет, мы посмотрим. Вот выдалась возможность эта - то, о чем шумим-то, собственно, почему не попробовать? Очень много вопросов, которые хотелось бы решить. Мы все время себя в какие-то рамочки такие ставим, что нельзя. Вот русские, предположим. Мы начали стесняться, я поймал себя на мысли, признаваться в компании, что мы русские. Или выезжаем за границу - не общайся с русскими, говорят, сразу погружайся в языковую среду. Бред какой-то!

 

КОЛОСОВА: А если не знаешь?

 

ОХЛОБЫСТИН: А если не знаешь, вообще ни с кем не общайся, так, знаками передавай. Если собираются там представители трех других национальностей, то это у них может быть совещание по какому-то, я не знаю, национальному празднику. Ну, это нормально. А если три наших - то ОПГ сразу. В силу того, что мой народ добрый, наш народ добрый и злата мира имел меньше всех остальных, за исключением там совсем уж неразвитых, не вошедших в стадию активности и пассионарности наций, укор в этом - ну, он глупый. Потому что, в принципе, мы мягкие, мы торговать не умеем. Вот, предположим, я считаю, что нужно сделать для представителей русского┘

 

СТИЛЛАВИН: Это подкоп под книгу "200 лет вместе"?

 

ОХЛОБЫСТИН: "200 лет вместе", кстати, вот он начался. Хотя я не сторонник такой активной теории заговора, но все-таки что-то есть, какие-то априорные истины. Пока "Арбидол" мы весь не сожрем, средства от рака мы не найдем. Вы знаете как, в удивительной периодике гибнут ученые, которые хотят представить на мнение ученого сообщества очередное лекарство от рака. И они то срываются на машинах, не умеючи ездить за рулем, да еще в Альпах, куда заехали-то не пойми как, их занесло туда; то гибнут от чего-то, перепили, я не знаю┘ Вот за последний год, я не знаю, три-четыре ученых, не обязательно по раку, а вот что-то такое┘ То же самое с энергетикой. Пока мы уголь весь не выкопаем, пока мы весь газ не сожжем, не продадим, а деньги не переведем куда надо, то есть не нам, у нас не введут никогда электростанции пятого поколения. Есть какой-то такой замык, такой парадокс в самом развитии. Приоритеты - деньги, деньги, деньги, деньги┘. Все, нет идеи - есть деньги. А деньги не могут быть идеей, деньги - это такая опосредованная вещь, бумажка, которая ничего из себя не представляет, только так, номинально. Вот доллар, вообще он не обеспечен золотом. Был знаменитый, смешной очень случай, кстати сказать, за что Шарля де Голля я почитаю. После великой победы. Америка-то включилась в войну на последних парах, правда, а так за золото продавала┘

 

Если кто не знает (у нас, к сожалению, школьники не знают), мы участвовали во второй мировой, и 90 процентов успеха - это наш успех был, я имею в виду русских. Русских┘ Вспомните фильм Шлёндорфа по Гюнтеру Грассу "Жестяной барабан", там идет дикторский текст: "И когда в наш город после фашистов пришли русские". И сразу кадр идет: такой упитанный казах с автоматом ППШ влазит в подвал. То есть русский такой┘ Русский - это мера ответственности, это тоже нужно к этому относиться без психической аномалии. Человек, который говорит, что я русский┘ Например, вот я русский в семи поколениях, но борода у меня что-то не очень растет, татарва-то сто процентов есть. Это продолжая тему по поводу "200 лет вместе". Вот они начались, я думаю, как следует, никогда так не были близки нации. Потому что по факту: их оставили, их заставляют сейчас отдать те земли, которые они честно отвоевали. А отвоевал-то кто? Со второй мировой вернулись наши евреи и уехали созидать там в 1948 году Израиль. А если что сейчас случится, а Запад приложил все усилия для того, чтобы рассорить, опозорить просто, Восток они изнасиловали во всех возможных позициях, они сделали самую большую глупость, которую можно было сделать: они устранили Каддафи. Я был у Каддафи┘

 

СТИЛЛАВИН: Ты?

 

ОХЛОБЫСТИН: Я был у Каддафи, "Зеленую книгу" он мне подарил. Но так это случайно было, не потому, что велик или хорош, а потому, что просто получилось так.

 

КОЛОСОВА: Ну, так просто не подпустят.

 

ОХЛОБЫСТИН: Нет-нет-нет, вот он относился, кстати, к категории людей, которые умеют разговаривать и с простыми людьми. Он был необычайно дипломатичный, вот дипломат, прямо гений дипломатии внутренней, со знанием Востока. Вот мы смотрим фильмы 80-х, 90-х годов. Там если террористы, то ливийские. Хотя при этом странно: где появляются террористы, туда же летят бомбить точечными ударами, как они говорят, но разносят там все вокруг. У них не очень с электроникой, широко мыслят. А по Ливии ударов не наносили. Каддафи был клапан, который давал дозированную вот эту меру терроризма, и весь Восток был доволен: вроде как ответили, а вроде хаоса и кипежа нет. А сейчас они из-за того, что в какой-то момент, видимо, он стал взрослым, видимо, какие-то были неприемлемые условия в связи с тем, что доллар совсем уж не обеспечен золотом┘

 

По поводу Шарля де Голля не договорил. Что Шарль де Голль послал несколько пароходов, наполненных долларами, собрал по всей Франции. Ну, там же написано, что золото - обеспечение, давайте лучше назад нам золото. И так он восстановил часть экономики Франции после войны. Так они его до сих пор очень недолюбливают. А мне нравится проезжать мимо гостиницы "Космос", потому что там стоит ему памятник. Вот такой вот смекалистый дядька. Так мы, знаете, сразу ух в разные стороны┘

 

СТИЛЛАВИН: Обо всем, да. Понятно. Нет, ну теория мирового заговора нам тоже нравится, у нас и Рустам Иванович про теорию знает все┘

 

КОЛОСОВА: У нас Рустам проповедует, да.

 

ОХЛОБЫСТИН: Нет, это некие договоренности, наверное, существуют и существуют некие привязанности друг к другу на основании бизнеса, еще чего-то, без этого никак. Сообщества. Влияние есть.

 

СТИЛЛАВИН: Ну, короче говоря, ты скажи, Ваня, честно: завтра начнешь крушить гидру?

 

ОХЛОБЫСТИН: Нет, завтра я просто попытаюсь поделиться, максимально величественно это оформив (по моим представлениям), так, чтобы люди знали, что не потеряли даром час с лишним, своим представлением об окружающем. И рекомендую делать это всем остальным, потому что вот нам навязали, что мы не можем мыслить широко, все-таки скептицизм нас очень портит на самом деле, мы боимся выглядеть дураками, когда делимся своим мировоззрением. А это еще большая чушь, потому что всегда есть умнее, всегда есть красивее. Ты не говоришь - тебя не поправляют, ты умнее не становишься. А если ты что-то придумал действительно настоящее, ты не имеешь возможности этим поделиться. В нас это вдалбливали прямо столетиями. И от этого надо избавляться. Если мы научимся мыслить широко, выражать себя не в ущерб остальным, пытаться выразить свое мировоззрение, может быть, мы придем к какому-нибудь консенсусу мировоззренческому.

 

СТИЛЛАВИН: Ну, Ваня, вопрос главный. Понятно, что сейчас не очень много, возможно, времени для ответа. Ты имеешь единомышленников не только среди, например, "обычных людей"? Есть те, кто бы разделял твое мнение, будучи выше тебя по социальной лестнице, во властных структурах?

 

ОХЛОБЫСТИН: Во властных - нет. Нет, я хохочу, когда просматриваю периодически Интернет, особенно серьезные политологические, мудреные, перенасыщенные терминами тексты, где, значит, доказывается абсолютно, что это такой эффектный жест Путину: вот, смотрите, меня не выберете - я все погружу в хаос, у меня даже для этого человек есть. А другой доказывает столь же убедительно, что, поскольку я хожу в церковь и Медведева со свечкой видели, получается, что я его человек. Я не имею отношения ни к какой партии. Вот в данном случае я представитель только сам себя, скажем так, нас, вот нас!

 

СТИЛЛАВИН: Да. Итак, кандидат "нас" Иван Охлобыстин сегодня у нас в гостях. Вчера не доехал, а сегодня превозмог себя, и вот он у нас в гостях. Эсэмэсок много, я так чувствую, народу нравится Иван Иванович. Иван Иванович, вопрос: пойдешь ли ты действительно на выборы? Вот принципиальный вопрос, который стоит. И как ты будешь бодаться с Прохоровым?

 

КОЛОСОВА: И за кого будешь голосовать?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, голосовать за себя я не смогу, а за других будет глупо. Бодаться я ни с кем не хочу, от соловьевской передачи "Ринг" я отказался, я деликатно объяснил, что это же спор. А в споре, очевидно, один дурак, а другой подлец. Ни тем, ни другим я быть не хочу, веселить его. Собственно, такой пиар не нужен, можно и в "Интернах" побегать с криками. Примерно то же самое, да еще это и к добру и к созиданию. А пойду ли, буду ли - да, я пойду до конца, если Святая церковь благословит. Но тут такая, знаете, вилка получается. Это возможно только в том случае, если Священный Синод┘ Вообще по социальной доктрине этого нельзя делать, хотя это странно тоже с точки зрения конституционного права. Но вот смиряюсь я, как чадо церкви, мне даже уже больше (чем мои политические амбиции, финансовое состояние или еще что-то - что бы там ни было), мне ближе аудитория церковная и идеал. Я верующий человек. Я вот сейчас об этом говорю и, наверное, напрасно, потому что получается такая декларация, это не очень деликатно по отношению ко всем остальным. Но есть поправка, что в особых случаях это возможно. Вот если церковь сочтет, Синод или сам Святейший, это особым случаем, а мне кажется, это особый случай, потому что если сейчас не появится вот эта сила национал-патриотов - адекватных, умеющих думать, размышляющих, которая более-менее реабилитирует всеми изнасилованный термин┘ то пойду до конца, да. И мне кажется, что все хорошо будет. Меня спросили на Пионерских чтениях (там и Прохоров был, мы пожали руки) журналисты: сколько нужно денег, как вы считаете, для вашей предвыборной кампании? Я думаю: елки-палки, я и не знаю, сколько денег. Мне казалось, что людям нравится, это и без денег надо делать, если люди примут как концепт. А без денег-то ничего не делается. Я так навскидку говорю: полтора миллиарда┘ Подходят, спрашивают у Прохорова: "А хватит Охлобыстину полтора миллиарда?" Он говорит: "Ой, ему гораздо меньше хватит". Ну, можно понять, все не по 50, как обычно, рублей за голову.

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, программа и главные мысли, главные вещи, которые ты хотел бы изменить? Вот ты думал об этом? Потому что знаешь, что самое страшное? Очень страшно, когда у политиков, которые могут, умеют работать, нет чистых помыслов. И еще обиднее, когда есть чистые помыслы, но нет, так сказать, хватки или умения это реализовать, тоже забравшись туда. Потому что масса примеров, когда такие как бы чистые идеалисты приходили в разных странах к власти, но, так сказать, итог-то печальный.

 

КОЛОСОВА: Все равно один человек не может ничего изменить в этом мире. И тупо абсолютно надеяться на то, что ты придешь и все изменишь.

 

ВАХИДОВ: И люди спрашивают адрес предвыборного штаба.

 

ОХЛОБЫСТИН: "Евросеть", любой салон "Евросети".

 

СТИЛЛАВИН: Ваня, времени очень мало, но вопросы хотелось бы задать из уважения к слушателям, которые писали. Может быть, какие-то самые массовые.

 

ВАХИДОВ: Как снимаете стресс?

 

ОХЛОБЫСТИН: Снимаю. Работаю. Я беспрерывно в нем нахожусь. Еще никак. Но вообще раньше снимал на татами, и это идеальный путь, я не знаю, лучше ничего в моей жизни не было на предмет техники снятия стресса. Когда выходишь в перчатках, в шлеме, чтобы не калечить, в накладках на голени и начинаешь буцкаться, у тебя всё уходит, все нервы по поводу кому мыть тарелки.

 

КОЛОСОВА: "Не перемелет ли вас система? Хватит ли сил душу уберечь?" - Артем.

 

СТИЛЛАВИН: Волнуются избиратели.

 

ОХЛОБЫСТИН: Еще раз, с вашего разрешения.

 

СТИЛЛАВИН: Не перемелет ли система?

 

ОХЛОБЫСТИН: Может, может перемолоть. Ну, не знаю, вот пока не перемолола, а было много┘ Я же в свое время работал в пиаре, то есть 1990-е годы прошли, я вычислил для себя сегмент, когда понял, что в романтику уже, в "Сталкера" никто не верит, уже никто не пойдет со свечой, прикрывая свечу, за идеалами, и жертвоприношение никто не принесет, я вычислил сегмент, который вот самый окупаемый, и работал в нем. Работал со Стасом Белковским, в АПН, с Аркашей Шварцером. Ну, там много почтенных лиц, достойных уважения в силу профессионализма. Ну, черный пиар, да, ничего не поделаешь. В данном случае знание этого помогает мне придерживаться чувства реальности, реального.

 

КОЛОСОВА: Дмитрий Анатольевич сказал, что одна из главных проблем нашего российского народа - это бедность. Вы в чем видите нашу главную проблему?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, это знаете как, такая мудрость: к вечеру всегда темнеет┘ Я однажды, меня вот в Твиттере убедили (у меня много людей там, 30 с чем-то тысяч подписчиков): а вы, говорят, на Твиттер Дмитрия Анатольевича послали? Я думаю: а действительно, чего я жду, надо послать, хоть выразить уважение президенту, нормально, не так, чтобы вылизать задницу, а именно выразить.

 

КОЛОСОВА: И подпись: кандидат в президенты.

 

ВАХИДОВ: Просто: Димон, здорово!

 

ОХЛОБЫСТИН: Нет, тоже некорректно, все-таки мы должны соблюдать┘ Бесконечное уважение вызывают английские футбольные болельщики, которые встают даже с пивными кружками, когда звучит гимн королеве. Они вот искренне за королеву. То есть в этом есть что-то подкупающее. А мы сидим со слюней, в общем, ничего да никак.

 

СТИЛЛАВИН: Так ты написал?

 

ОХЛОБЫСТИН: Я написал, и мне приходит, значит, в 6 часов утра цитата такая: "Для того чтобы настоящий правитель смог адекватно управлять, он должен знать┘" И идет там еще┘ То есть там даже не секретарь сидит, там на роботе поставлен Конфуций.

 

СТИЛЛАВИН: А вопрос-то какой был?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, доброе утро. Никакого вопроса не было.

 

ВАХИДОВ: Очень может быть, что это Владимир Владимирович отвечал.

 

СТИЛЛАВИН: Много вопросов по детишкам. Как-то их в строгости и в веру обращаете? И вообще как воспитываете?

 

ОХЛОБЫСТИН: Ну, мне повезло с женой. Она верующий человек, и она как была комсорг, так и осталась. И мы, когда пришли в церковь, мы поняли, мы приняли на веру, во-первых, то, что нам преподавал наш духовник, а он у нас очень адекватный человек, духовник, без истерики это все, но при этом совсем строгий человек. И она их довольно часто причащает. И они у меня очень системные в этом отношении, у них есть те титановые столбики, на чем базируется психика, должна базироваться психика. Естественно, они будут проходить все подростковые рефлексии, как и все остальные дети. Я видел несколько поколений, на моих глазах уже выросли и прошли этот страшный период подростка, церковных детей. Они стабильнее. Они стабильнее, у них представления адекватнее о семье, их не надо убеждать, что да как. Они знают эту простую вещь, что бабы боятся рожать не потому, что квартиры нет, а потому что в глазах мужиков не видят собачьей преданности: все за тебя, любимая. Если бы они видели, у них бы вопрос по поводу жилплощади┘ жили бы на мешках, да много бы детишек было. Это просто мы как-то все в полумеру живем, чего-то боимся, чего-то пытаемся, я не знаю┘ Чай, не вороны, живем-то там┘ как пыль.

 

СТИЛЛАВИН: Это хорошо - обвинять мужиков, я в этом с тобой согласен. Но что с мужчинами сейчас происходит, по-твоему, в чем проблема, почему мельчают люди?

 

ОХЛОБЫСТИН: Никакой проблемы нет, вообще нет никакой проблемы.

 

КОЛОСОВА: Нет мужика - нет проблемы.

 

ОХЛОБЫСТИН: Да. Нет мужика, собственно, это и женщин касается. Нет идеи, мы не умеем жить. Мы без идеи не живем. Нас деньги не увлекают до той степени, чтобы можно было на дот ринуться, нас увлекает идея. Мы можем прямо пожертвовать всем за жизнь чужого ребенка. Ну, много примеров, когда он явный подонок в жизни внешне-то, неожиданно совершает поступок, который ему не свойствен. Это внутри, на уровне генетики. Нам не дают возможности это реализовать. Просто нас загоняют в некую такую, я не знаю, как назвать-то, структуру, формат, в котором мы не можем себя реализовать ни как мужчины, ни как граждане. То есть вот все на полумерах. И проблемы нет. Проблема только в одном, что нет идеи, не к чему идти. У меня есть идея, я верующий человек, слава богу, и мне привили со времен моих посещений проповедей Иоанна Ладожского, я вот как-то так проникся идеей монархии. Ну, он объяснял хорошо, то есть это не было, что "боже, царя храни, ура!". Вот этой ерунды нету. Есть логичное объяснение: ребята, вот семья - папа главный, он сильнее мамы, но мама дома главная, потому что папа на раскаленную сковородку может сесть, потому что он не знает, где она стоит. Всё, природа сама всё систематизировала. Дальше - нация. Потому что одна деревня живет, другая, Петрович - самый главный┘. Ну, это долго объяснять.

 

СТИЛЛАВИН: Друзья мои, мне жаль, что у нас было всего лишь чуть-чуть меньше часа. Иван Охлобыстин у нас сегодня в гостях. Ваня, спасибо большое тебе, что пришел.

 

КОЛОСОВА: Спасибо!

 

ОХЛОБЫСТИН: Спасибо за то, что выслушали.