Сергей Стиллавин и его друзья Интервью Алисы Мон

СТИЛЛАВИН: Сегодня у нас пятница и мы стараемся по пятницам привносить в нашу жизнь чуть-чуть больше искусства, иногда культурки. И в любом случае приглашаем в нашу студию творческих людей, тех людей, которых вы рады слышать в нашем эфире, хотите от них же самих узнать что-то больше. И, вы знаете, не скажу, что тысячу лет, это будет неправда, но очень давно хочу лично познакомиться с женщиной, которую вы знаете на нашей эстраде в конце 80-х. У нас сегодня в гостях Алиса Мон.

МОН: Ура!

СТИЛЛАВИН: Доброе утро. Алис, у нас сегодня, вот ты видишь, в студии много людей, есть Лена, она москвичка и она жена, поэтому, что называется отрезанный ломоть.

МОН: Не флиртовать, да, я поняла.

СТИЛЛАВИН: К сожалению, да. Есть у нас ребята, девочка, мальчик из Тольятти, наши слушатели. Девочке всего 22 года, 1990 года рождения. Она, естественно, то время не застала. Как я, например, не вырос на группе Wings, извините, и Beatles меня совершенно никак не зацепил в то время, когда он был. Но Алиса была в то время для нас яркое пятно.

ИНВАЛИД: Да почему пятно-то?

СТИЛЛАВИН: Когда включаешь телевизор… Да потому что все остальное обрыдло. А Алиса солнце. Я предлагаю сначала познакомить наших слушателей, тех, которые, может быть, не очень в теме, с поправкой на те аранжировки, на те звуки, но все равно. Товарищ Инвалид, вы руководитель концессии. Какой послушаем?

ИНВАЛИД: У нас есть три трека, есть, кстати, ремикс один, если хотите.

СТИЛЛАВИН: Нет, ремикс не надо, тогда все испортим.

ИНВАЛИД: Я, например, помню, конечно же, «Подорожник-трава».

СТИЛЛАВИН: Давайте ее послушаем. Лена, вы помните?

ЛЕНА: Конечно, все песни практически.

СТИЛЛАВИН: Конечно, мы помним. Давайте послушаем «Подорожник-трава». Я так понимаю, что это год 1986, 1985?

МОН: 1988.

СТИЛЛАВИН: Алисочка, много вопросов зреют.

МОН: Так давайте же.

СТИЛЛАВИН: Скажи, пожалуйста, ты удивлена, что мы эту песню взяли?

МОН: Я думала, что будет «Подорожник», ну, ладно, но не в таком виде.

ВЕСЕЛКИН: Нет, а в каком виде, кстати, он должен быть, какой-то другой еще вид есть?

МОН: Нет, ну, конечно, есть перепевка, с «Балаганом Лимитед», с первым составом, я как бы всегда мечтала с каким-нибудь народным коллективом записать эту песню.

СТИЛЛАВИН: Алис, понимаешь, как раз в этой песне, в этом варианте, мне кажется, очень сильная аутентичная история того, почему 90-е годы эстрада отвратная у нас, мне кажется в стране была, потому что из советских песен взяли один простой принцип. Я помню, какой-то поэт-песенник в кавычках, не мостр, а типовой отвечал: в песне должна быть четкая фишка, чтобы зритель зрительно представлял. Ну, грубо говоря, здесь «Подорожник-трава», потом «Моя вишневая девятка» и так далее. Ну, какие-то визуальные вещи, тупые, вокруг них крутилось. А здесь, понимаешь, как раз в этой штуке, истории в конце 80-х у Алисы очень элегантно слились, во-первых, уже более современные, продвинутые ритмы, ну, сегодня об этом сложно говорить, 25 лет прошло.

ИНВАЛИД: В то время это было актуально.

СТИЛЛАВИН: При этом советская эстетика в плане интеллигентного подачи материала, мелодия, голос, все здесь есть. Алис, а на каких инструментах это все записывалось тогда? Вот эта студия, чем была набита?

МОН: В основном, это все-таки, кстати, были живые инструменты, потому что и группа у нас живьем работала на тот момент, и, естественно, все записывалось вживую. Я вообще не могу вспомнить, что за клавиши были. Явно какая-то такая….

СТИЛЛАВИН: Балалайка.

МОН: Балалайка, да. Ну, в любом случае в каждый инструмент вкладывалась душа человека.

ВЕСЕЛКИН: Нет, ну, там, во-первых, каждой песне, я должен сказать, что тогда записывали мало, кстати говоря, не так много, таких вот то, что сейчас делается, продюсирования особого не было, поэтому тогда записать песню это вообще некое священнодействие было, потому что студий было мало.

СТИЛЛАВИН: А сколько времени над этой штукой работали, чтобы записать?

МОН: Да нет, ну, как-то вообще это быстро, но у нас был репетиционный на базе Новосибирской филармонии, мы целый год репетировали, поэтому приезжала комиссия из Москвы.

СТИЛЛАВИН: Алис, было, вот чтобы молодые наши слушатели понимали, наши совсем юные, которые привыкли к тому, что у нас звезды получаются двумя способами сегодня типовые, обычные, либо это какой-то телепроект, откуда потом ребята, девчонки дальше идут, либо просто сразу к продюсеру.

МОН: С чемоданчиком.

СТИЛЛАВИН: Без чемоданчика.

ВЕСЕЛКИН: Нет, есть аргументы иногда другие.

СТИЛЛАВИН: С несессером просто идешь и из аптеки что-нибудь. Скажи, пожалуйста, твой путь, расскажи, потому что я понимаю, что ты наверняка в интервью говорила об этом неоднократно, но, тем не менее. Ведь ты родилась в маленьком городке новосибирском? Нет?

МОН: Нет, это Иркутская область.

СТИЛЛАВИН: Как шоу-бизнес в итоге, в него ты влилась, что произошло в твоей жизни?

МОН: Да вообще как-то все так стихийно было, но при этом все закономерно.

СТИЛЛАВИН: Твои родители кем тебя видели, ну, когда ты в школе училась?

МОН: Меня вообще-то всегда видели, прежде всего, поющим человеком, плюс ко всему сочиняющим, и поэтому, естественно, было смутное мнение, что я все-таки буду на сцене. Но дело в том, что я музыкального образования не получала, все на слух, и, естественно сомнений было больше, что вряд ли.

СТИЛЛАВИН: После школы куда ты пошла?

МОН: В политехнический институт. Через полгода ушла, отработала лаборанткой в школе, уехала в Новосибирск, поступила в пед.

СТИЛЛАВИН: Это было соответственно, еще Брежнев, нет, Брежнева уже не было.

МОН: Брежнев как раз в этот период умер.

СТИЛЛАВИН: Но еще перестройка не началась же, да? Это 1982, 83-й год?

МОН: Да, 1982-й.

ВЕСЕЛКИН: Самый застойный.

СТИЛЛАВИН: Да, да. Андропов. И куда ты устроилась без музыкального образования в Новосибирске?

МОН: Так вот я и металась, то в пед, то в мед на акушерку, а потом уже просто сказали, что открылось отделение эстрадное в музыкальном училище.

ВЕСЕЛКИН: Гоните ее туда, чего она, действительно.

МОН: Причем джазовое отделение.

СТИЛЛАВИН: А что тогда сдавали на вступительных экзаменах?

МОН: Ну, во-первых, пели и сольфеджио.

СТИЛЛАВИН: И не нужна была корочка, что ты музыкальную школу закончила?

МОН: Ну, все были в шоке, когда я пришла в сольфеджио, не зная вообще нот. То есть, когда мне стали диктовать ноты, я стала высчитывать по линеечкам, где же это все находится.

ВЕСЕЛКИН: А что спасло-то, кстати говоря, ну, стала высчитывать, а дяденька профессор что?

МОН: Дяденька сказал так: через год придешь, учи сольфеджио. Потому что я была единственная, наверное, на потоке, кто получил пятерку по специальности. А на следующий год я уже поступила, но я целый год пела в джазовом оркестре при училище.

СТИЛЛАВИН: А что, ты зарабатывала этим уже или тебе приходилось еще работать?

МОН: Нет, ну, так параллельно, меня и в ресторан сразу взяли, в «Интурист», то есть, как-то вот так пошло все очень быстро.

ВЕСЕЛКИН: Кстати говоря, из ресторана, я многих музыкантов знаю, одна беда есть, оттуда трудно вырваться.

СТИЛЛАВИН: Как говорят, последними, кто вырвался, как раз Стас и Лепс.

ВЕСЕЛКИН: Да. Их оттуда вырвали, там были люди специальные. Так эти музыканты и певцы, они поют все и поют всеми манерами, и очень трудно потом, выйдя на большую эстраду.

СТИЛЛАВИН: Свою собственную приобрести, то есть, универсальность такая приобретается, которая тебя самого стачивает.

ВЕСЕЛКИН: Уничтожает индивидуальность.

МОН: Ну, моя универсальность, скорее всего, была в тембре, и это был первый как бы плюс, чтобы мне все-таки попасть в профессиональную группу.

СТИЛЛАВИН: Алис, идиотский вопрос задам, женщин нельзя спрашивать о возрасте, а музыкантов и певцов нельзя спрашивать, на кого они похожи. Но мне казалось, что ты молодая, новая реинкарнация, сейчас вот переслушиваю записи, у меня такое ощущение, если бы Советский Союз продлился, ты бы молодой реинкарнацией Анциферовой. Вот по тембру, мне так кажется.

МОН: Есть такое дело, да

СТИЛЛАВИН: То есть, у нее же очень большой диапазон от девочки до такой….

МОН: Да, и, причем вот это еще носовое такое.

СТИЛЛАВИН: Вы знакомы лично, кстати?

МОН: Да.

СТИЛЛАВИН: Ну, и как, вы ничего не делали лично вдвоем, в паре?

МОН: Нет, совместного ничего не было. А, слушайте, кстати, хорошая идея!

СТИЛЛАВИН: Мне кажется, это очень было бы интересно, она же великий вокалист.

МОН: Да.

СТИЛЛАВИН: И у тебя тоже прослеживаются в голосе, и мощный есть голос, и такой, как девочка ты можешь.

МОН: Да, могу.

СТИЛЛАВИН: Алис, а такой вопрос тогда сразу, раз доверительная беседа. Можно без фамилий, понятное дело, никому не хочется портить жизнь, у меня складывается ощущение из интервью, которое я читаю, что на нашей эстраде, ну, как в любом бизнесе, есть теневые потоки, и на нашей эстраде потоки поделены между монстрами всеми известными. И в эти тусовки актер, певец должен войти, в одну из, я не знаю, сколько три, пять этих тусовок?

МОН: Да.

СТИЛЛАВИН: И что наши звезды великие эстрадные, они не обладают, к сожалению, ну, я не говорю о христианской всепрощаемости, но, в принципе, не обладают отрывом от ревности, и я так понимаю, что есть жертвы, скажем так, ревности и недобросовестной конкуренции.

МОН: Ой, как я вас понимаю.

СТИЛЛАВИН: Со стороны больших звезд, которые, ну, я слышал истории, читал, что наши большие монстры, которые сегодня сидят на почетных креслах, в свое время, заметив конкурента, гасили и мешали делать концерты и так далее. Мы знаем все эти фамилии, не хочется просто преследований персональных, и тебе проблем, но, серьезно, а какие условия выдвигались, для того, чтобы благополучно сосуществовать, когда есть суперстар, а ты типа начинаешь наступать, потому что той же Анциферовой, она часто говорит про эти проблемы.

МОН: Еще 20 с лишним лет тому назад, не побоюсь этой цифры, мне поступил мудрый совет: держись от всех подальше. И как-то вот так я, бог миловал, потому что, действительно, никогда не стремилась попасть в какой-то клан, тусовку, я была всегда отдельно. Ну, я понимаю, что где-то я, конечно, теряла, а где-то, может быть, и сохранила себя до сих пор благодаря этому.

ВЕСЕЛКИН: Это точно. Алис, смотри, во-первых, очень приятно, что этого пафоса, которого мы все ж дали, прибежала, так сказать, как девчонка, очки даже сняла, ничего не побоялась, увидев наше утреннее прекрасное настроение, в этой косыночке замечательной.

СТИЛЛАВИН: Лето на дворе.

ВЕСЕЛКИН: Дело в том, что недавно я смотрел моих товарищей по телевизору…

СТИЛЛАВИН: Кто твои товарищи?

ВЕСЕЛКИН: Ну, CarMan, Сережа.

МОН: Кстати, недавно с ним на гастролях вместе были.

СТИЛЛАВИН: Он все тот же.

ВЕСЕЛКИН: Серега, он танцует все то же.

СТИЛЛАВИН: И не хочет отказываться.

ВЕСЕЛКИН: И он так же двигается, потому что настолько яркий был в свое время персонаж, они же концерты закрывали, вот я помню телешоу последним закрывали, там прям все стояли и орали, и вся пластика движения, все сохранено было. Но какая-то вот, и между этим я словил себя на мысли, что зависимость от репертуара и поведение, она есть. Вот ты сказала сначала, ты напугалась аутентичной записи, говоришь, что у меня что-то есть другое, ты вообще чувствуешь, что зависишь от аудитории? Или, наоборот, ты совершенно спокойна: а мне все равно, мне двигаться не надо, как огурец не надо танцевать.

СТИЛЛАВИН: В блестящих кальсонах.

МОН: Нет, все равно…

ВЕСЕЛКИН: Проблемы-то есть, проблемы и возраста, в кальсонах, да, блестящих. Есть же такие люди, которые не могут без кальсон без этих, в принципе.

СТИЛЛАВИН: Женщинам проще, мне кажется.

МОН: Недавно совсем была ситуация, когда я просто вышла вроде как в платье со шлейфом, а зажигала я вместе с балетом, для меня нет, наверное, не существует этих всех препонов, что ли. Ну, я, мне кажется, какая я в жизни, так я и на сцене себя веду. И многие после концерта больше даже выражают не то, как я пела, а как я себя веду на сцене.

СТИЛЛАВИН: Мне кажется, у Алисы такой редкий случай, когда и в жизни, и в клипах, которые мы видели, обаяние передается, потому что иногда телек сглаживает, или, наоборот, обманывает. Давайте послушаем мою любимую вещицу. Шедевр «Обещай не сдержать обещание», великая фраза 80-х. Это ремикс?

ИНВАЛИД: Да.

СТИЛЛАВИН: Ну, дорогие друзья, к сожалению, вещь представлена в ремиксе, и она стала, может быть, более удобоваримой для тех людей, которые тот звук 80-х не переваривают, но в то время, конечно, была более оригинальная песня, звук съедает, к сожалению, ту изюминку, которая была. Но в любом случае, представление у вас есть. Алиса, все-таки в хронологическом порядке хотим дальше продолжить. Алиса, год прошел, ты подрабатывала в ресторане, учила сольфеджио.

МОН: Меня отчислили за профнепригодность.

СТИЛЛАВИН: А что такое сольфеджио?

ВЕСЕЛКИН: Это когда нотку тебе дают, а ты записываешь, как диктант.

СТИЛЛАВИН: Как она звучит?

ВЕСЕЛКИН: Не как звучит, что это за нотка.

СТИЛЛАВИН: Это какая нота?

МОН: Ну, это еще ладно, знаете, когда отвернешься, а потом найди эту ноту на клавишах.

СТИЛЛАВИН: Хорошо. А-а-а. Какая нота?

ВЕСЕЛКИН: Я-то сольфеджио не учил, чего нота.

МОН: Какая?

СТИЛЛАВИН: А-а-а.

МОН: Это нота «а».

ИНВАЛИД: Это не нота, Сергей.

ВЕСЕЛКИН: Сам пропел ее и спросил.

СТИЛЛАВИН: Ну, я не знаю. И прошел год, ты снова в Новосибирском училище. Театральное?

МОН: Нет, это было музыкальное училище, это оно и есть, ну, поступила я на джазовое отделение, полтора года проучилась, потом отчислили за профнепригодность. Но я думаю, причина была, конечно, в другом.

СТИЛЛАВИН: Хулиганство?

МОН: Нет, ну, потому что пела я уже в ресторане, кому это надо.

ВЕСЕЛКИН: Действительно, испорченный материал, это называлось.

СТИЛЛАВИН: А чем занимались остальные твои товарищи по учебе, если нельзя петь в ресторане, то, что можно?

МОН: Они, во-первых, учились хорошо, закончили, но, правда, не знаю как у них жизнь сложилась.

ВЕСЕЛКИН: Все в ресторанах сейчас, наверное, а вы вот на большой сцене.

СТИЛЛАВИН: Алис, а в то время ресторан отличался от того, что сегодня есть у нас? Потому что эти все рассказы о кабаках: кабак, завалиться - это не очень мне понятно, потому что никогда не заваливался.

МОН: А так и было.

ВЕСЕЛКИН: А я заваливался, там же музыканты. Вы вот играли, там же группа была.

МОН: Конечно.

ВЕСЕЛКИН: Это пиколкой не обойдешься, там все вместе стояли.

СТИЛЛАВИН: Что за публика ходила в рестораны?

ВЕСЕЛКИН: Ну, в наш, конечно, ходила вот такая.

СТИЛЛАВИН: Уже были тогда бандиты?

МОН: Конечно.

СТИЛЛАВИН: Это был 1984-85-й уже?

МОН: Конечно, уже был. Ну, они, правда, все очень респектабельно выглядели, и картежники были там, разная публика.

ВЕСЕЛКИН: Фарцовщики.

СТИЛЛАВИН: То есть, гуляли будущие хозяева.

ВЕСЕЛКИН: Грузины, кстати говоря, очень много грузины посещали, в джинсах, в дубленках.

СТИЛЛАВИН: А как они вели себя с артистами?

МОН: Ну, нас очень уважали, никто не позволял никаких фамильярностей и фривольностей по отношению ко мне, потому что как-то, видимо, сразу, во-первых, мужики мои поставили так ситуацию, что ко мне должно так было относиться, это раз, а потом, наверное, и я как-то старалась.

СТИЛЛАВИН: То есть, ты с музыкантами познакомилась и именно это был ресторанный ансамбль? Вы там встретились?

МОН: Они меня вообще туда уговаривали очень долго, потому что я буквально через сквер работала в кафе «Эврика», где мы лабали, извиняюсь, джаз, а начальница, ну, директриса этого кафе вырубала все время общий рубильник, чтобы только мы прекратили это делать.

ВЕСЕЛКИН: То есть, это не формат был практически?

МОН: Ну, естественно.

СТИЛЛАВИН: А были какие-то контролеры кроме самодуров в плане директора кафе, потому что эстрада, которая была официальной, понятно, вся литовалась, а вот то, что пели в ресторанах, кто контролировал, или это было на откуп директорам?

МОН: ОМАН, организация музыкальных ансамблей, она базировалась в филармонии, мне кажется, это было вообще в каждом городе, и иногда приходили люди, которые отслеживали рапортичку, те песни, которые звучали.

СТИЛЛАВИН: Ну, типа, как Онищенко.

МОН: Да.

ВЕСЕЛКИН: А процент западный, какой должен был, процентов 30-ть мог быть?

МОН: Вот этого я, к сожалению, не помню. Но дело в том, что, так как у нас был статус ресторана «Интурист», поэтому мы имели право.

ВЕСЕЛКИН: О, вот это свобода!

МОН: Петь фирму, то есть, полностью.

СТИЛЛАВИН: А, кстати, в этом ресторане «Интурист» сами иностранцы-то были? Заезжали в Новосибирск?

МОН: Конечно. Мало того, они еще нас записывали на магнитофон и увозили с собой.

СТИЛЛАВИН: Это поляки?

МОН: И поляки тоже.

ВЕСЕЛКИН: ГДР, Польша, Югославия. Болгары не в счет.

ИНВАЛИД: Румыны.

МОН: Поляков мы особенно любили, потому что это были самые лучшие фарцовщики. Мы буквально с них снимали, можно сказать, все именно на танцполе, мы уже рассматривали, что мы с них снимем.

ВЕСЕЛКИН: А румыны еще, говорят, торговали хорошо.

МОН: Не помню, поляки хорошо.

СТИЛЛАВИН: Леха фарцевал тоже, активно очень.

МОН: Ну, у нас были и ФРГ, и америкосы приезжали. Я иногда даже просто приходила их послушать, когда они кушали, как они разговаривают. Вот это обалдеть.

СТИЛЛАВИН: То есть, страна, в принципе, имела интересный досуг: купить, продать, украсть и весело выпить. Что тогда пили в ресторане люди большей частью, они чем набухивались?

МОН: Больше водку. Да, ну, как-то ничего не поменялось в этом смысле, мне кажется.

ВЕСЕЛКИН: Водка универсальный продукт.

СТИЛЛАВИН: Алис, а как произошел скачок все-таки уже на собственные песни? Из того, что вы пели чужой материал, и вот вы перешли к своему чему-то?

МОН: Ну, это случилось, потому что я рассталась со своим бывшим мужем, собственно, он же и написал «Подорожник», и «Обещаю». А потом мне пришлось как-то выживать, и, наверное, я, ну, рискнула, так сказать, заняться своим собственным творчеством. Вот и с «Алмаза» все и началось.

ВЕСЕЛКИН: А у виска никто не крутил, да ты что уходишь, как это можно, продюсер это все, это же другая жизнь.

СТИЛЛАВИН: Нет, Алис, это мы перескакиваем в 90-е.

МОН: Да.

СТИЛЛАВИН: А вот я имею в виду, от ресторана к публичности, это было через альбом «Магнит», или сразу на телек? Как произошел скачок? Вот смотрите, вы работаете в ресторане, тебя за профнепригодность выперли из училища, а как попасть, ведь мы-то тебя помним по центральным каналам.

МОН: Ну, это было забавно, потому что я просто напросилась в группу.

СТИЛЛАВИН: А группа где играла?

МОН: Это должен был быть мужской состав группы «Лабиринт».

СТИЛЛАВИН: То есть, должен был петь, играть мужик.

МОН: Ну, руководитель мой будущий муж, с которым я даже не предполагала, что все так сложится, он мне сразу сказал: женщина на корабле - крушение, потому что мы именно к нему пришли домой проситься всей бригадой из кафе «Эврика», всем джазовым составчиком. И он меня как-то так обломил. И потом я стала ходить на репетиции, и что-то там записала без его ведома с ребятами на магнитофон, тот сказал, ну, ладно, пускай приходит, поет.

СТИЛЛАВИН: А как эти записи стали распространяться?

МОН: Нет, ну, мы целый год репетировали, он писал, вся музыка была его, Муравьева Сергея Михайловича. И как-то получилось потом плавненько, что, в основном, весь репертуарчик ко мне перекочевал. Я стала практически солисткой.

СТИЛЛАВИН: То есть, он писал для мужчины, он и тексты писал?

МОН: Нет, тексты нет, музыку только. Но он сотрудничал с Лидой Козловой, с женой Михаила Танича, она первая стала, кстати, писать для меня текст. Танич очень долгое время сопротивлялся, говорил, да ну, девчонка с периферии, а потом «Подорожник», вот.

ВЕСЕЛКИН: Подождите, секундочку, это Танича слова?

МОН: Конечно.

ВЕСЕЛКИН: Но очень важно, практически из периферии или филармония какая-то периферийная, это тоже нужно попасть в Москву, и это делалось или через конкурсы артистов эстрады, так с «Песнярами», ну, много примеров есть.

СТИЛЛАВИН: Сан-Ремо.

ВЕСЕЛКИН: Да, нет, серьезно, конкурс, другого там пути не было.

СТИЛЛАВИН: Зелена Гура.

ВЕСЕЛКИН: Что произошло-то?

МОН: Ну, Муравьев каким-то образом договаривался с ними.

ВЕСЕЛКИН: «Золотой Орфей».

СТИЛЛАВИН: Нет, серьезно, как скачок-то произошел?

МОН: Нет, ну, просто Муравьев договорился?

ВЕСЕЛКИН: С кем договорился-то?

ИНВАЛИД: Схема нужна, нужна схема.

СТИЛЛАВИН: То есть, он был продюсером, да?

МОН: Ну, продюсер, не было такого понятия в то время. Ну, просто был руководитель группы, композитор.

СТИЛЛАВИН: А я помню: Алиса Мон и группа «Лабиринт».

ВЕСЕЛКИН: Название-то хорошее.

МОН: Ну, для начала это был просто «Лабиринт».

СТИЛЛАВИН: А «Обещаю», кто написал текст?

МОН: Лида Козлова.

СТИЛЛАВИН: Супруга?

МОН: Да.

СТИЛЛАВИН: И пошло, да?

МОН: И пошло.

СТИЛЛАВИН: И в каком году впервые по центральному телевидению показали в итоге?

МОН: Наверное, это был 1987-86, это была «Утренняя почта».

СТИЛЛАВИН: Вы приехали в Москву сниматься?

МОН: Да, мы туда приехали.

СТИЛЛАВИН: Типа клип.

МОН: Ну, вообще я, действительно, была такая деревня, ой. Но меня как-то завело то, что мне сказали, ну, так, это был разговор не со мной, а я просто рядом стояла, и Муравьеву сказала женщина, которая меня на следующий день должна была снимать, вчера снимали Пугачеву, какой она трудоголик. Я думаю, ну, все, тогда я сделаю еще круче. Как-то вот так.

СТИЛЛАВИН: А кто режиссировал, кто был режиссером того, как ты должна смотреться в кадре?

МОН: Да никто, это все экспромт.

СТИЛЛАВИН: Кто говорил, как это делать?

МОН: Нет, пока меня красили, потому что я зашла в гримерку, и все как-то так девочки встали и сказали: ой, какие глазки, и все как на меня накинулись. И пока они меня рисовали, то есть, я была как хамелеон, у меня и голубой, и зеленый присутствовал, меня накрасили, ну, потому что много было людей. И пока они меня красили, мне давали рекомендации, как мне красиво глазки опустить, вот тебе вот это идет, то.

СТИЛЛАВИН: Гримерши?

МОН: Я так это все на ус намотала. Ну, так они все прибежали смотреть, когда съемка была.

СТИЛЛАВИН: Сколько дублей делали, чтобы первую запись?

МОН: Ну, я не помню, это же было в той жизни.

ВЕСЕЛКИН: В павильоне снимали?

МОН: Да, это был павильон, это была стационарная камера, и я перед ней, там крупняки, кстати, крупный план, по-моему, глаза крупным планом вообще еще не снимали никогда, и тут вдруг вот так. И я еще взяла так, имела наглость подмигнула, и все это.

СТИЛЛАВИН: Это называется сейчас секси.

МОН: Да, да.

ВЕСЕЛКИН: Черненко увидел, сказал: о-о-о-о.

СТИЛЛАВИН: Какой Черненко? Откуда? 1986 год!

ВЕСЕЛКИН: Правильно, 1986 год, он увидел и туда сразу.

СТИЛЛАВИН: Это Горби уже был давно, ты чего?!

ВЕСЕЛКИН: Хорошо, поменяю формулировку, Горби увидел и началось.

СТИЛЛАВИН: Алис, показали программу «Утреннюю почту», что, она была бесконтрольной, кто-то литовал ее, проверял, вот пришли люди без консерваторского образования, спели песню, ну, понятно, руководитель, но сверху-то должна была прикрышка какая-то быть?

МОН: Ну, я не знаю, видимо, на тот момент мы уже сдали программу «Лабиринт», она была уже утверждена.

СТИЛЛАВИН: В Москву?

МОН: Вообще для гастролей. Практически у меня был сольный концерт на тот момент.

СТИЛЛАВИН: А ты участвовала в утверждении? Ну, ты была?

МОН: Ну, как…

СТИЛЛАВИН: Расскажи молодежи, вот сегодня есть, например, группа, я, кстати говоря, очень удивляюсь, что в то время, когда не было YouTube, интернета и скачивания песен и без промоушэна, группы раскручивались. Сегодня, когда есть все источники, музыкантов нет, ну, практически.

ВЕСЕЛКИН: Они просто закончились, Сережа. Тогда же было меньше народу все-таки.

СТИЛЛАВИН: Это все да. Но сегодня просто ты запишешь хорошую песню, если она понравится, люди ее оценят, гастроли начинаются. Ну, также происходит же иногда. А тогда надо было сдать экзамен такой, программу.

МОН: Программу. Ее должна была утвердить московская комиссия.

СТИЛЛАВИН: То есть, вы должны были спеть весь концерт пятерым, сколько человек принимало?

МОН: Ну, много, и все солидные, это они потом бухали там, а так вообще страшно было.

СТИЛЛАВИН: А замечания они высказывали, например, как ты двигаешься, не коротковата ли юбчонка? Потому что то, что началось в 90-х, когда бабы полезли на эстраду без юбок, там понятно, что литование закончилось. А вам говорили по имиджу какие-то поправки, как улыбнуться?

МОН: Обсуждение по имиджу происходило без нас, без группы. Просто мы нервно курили в коридоре.

ВЕСЕЛКИН: Вызывали руководителя, наверное?

МОН: Конечно.

ВЕСЕЛКИН: Сергей Михайлович, поди-ка сюда, друг, мы тебе скажем.

СТИЛЛАВИН: А какую ставку ансамбль получал за выступление? Ведь назначали сумму? Вот концерт столько-то. Сколько группа получала за концерт официально?

МОН: Ну, у всех там, у одного три рубля за концерт.

СТИЛЛАВИН: А у каждого свое, басист - два, а солист?

МОН: Ну, я так же, по-моему.

СТИЛЛАВИН: Трешку за концерт? И сколько в то время можно было сыграть вот за месяц концертов официально?

МОН: Мы в день четыре концерта могли отработать.

ВЕСЕЛКИН: Отфигачить, хотела ты сказать.

МОН: И в одном городе, на одной площадке можно было 10 дней быть.

СТИЛЛАВИН: Без выходных чесали?

МОН: Без выходных, да.

СТИЛЛАВИН: Погодите, ну-ка, быстро умножаем, Четырежды три двенадцать, да на трешку, 360, это, ребята, больше, чем начальник конструкторского бюро на заводе.

ВЕСЕЛКИН: Иосиф Давыдович давал 221 концерт.

СТИЛЛАВИН: Официально?

ВЕСЕЛКИН: Официально.

СТИЛЛАВИН: В каком году-то?

ВЕСЕЛКИН: Всегда.

СТИЛЛАВИН: Чесали, чесали группа «Лабиринт» и Алиса Мон, потом расстались вы с Михалычем.

МОН: Да, с Михалычем, так его и называли все: Михалыч.

СТИЛЛАВИН: И Алиса, откуда взялась песня «Алмаз»? Это ты написала сама?

МОН: Это уже я.

СТИЛЛАВИН: Это полностью, и мелодия твоя?

МОН: Да.

СТИЛЛАВИН: И стихи?

МОН: Конечно.

СТИЛЛАВИН: И так надо было поправлять материальное положение, правильно? Но это уже были 90-е, уже никто не принимал программы, уже все, если выстреливает, то…

МОН: Там была другая ситуация. Никто не хотел реанимировать Алису Мон, потому что прошло много времени.

СТИЛЛАВИН: А сколько много для эстрады?

МОН: Ну, много.

СТИЛЛАВИН: Лет пять где-то, шесть?

МОН: Для них и пять… Ну, может быть, они цену себе набивали, в тот момент ведь в любом случае надо было уже иметь деньги, для того чтобы снимать клипы.

СТИЛЛАВИН: А мы сейчас послушаем новую работу, премьеру. Конечно, для нас, как для фанатов, для нас встреча с новым произведением это всегда предынфарктное состояние, потому что ты думаешь, как не разрушить нажитое вот теми вещами. Но будем благосклонны. Алиса, как называется песня?

МОН: «Степ бай степ».

СТИЛЛАВИН: Товарищ Инвалид выкручивает ручки, не надо выкручивать нам ручки. Товарищ Инвалид ищет канал, через который сочится музыка.

ВЕСЕЛКИН: Почему-то отказалась аппаратура читать такую прекрасную…

ИНВАЛИД: У нас не выведен сюда CD-плеер, к сожалению.

МОН: Как?

СТИЛЛАВИН: Это судьба. Чуть-чуть «Алмаза», давайте, послушаем и вернемся к разговору. А, может быть, оно и к лучшему. Вот эта песня, с ней Алиса начала самостоятельную жизнь на эстраде без помощи Михалыча.

МОН: Да, вроде как.

СТИЛЛАВИН: Алис, продюсеры какие-то подключались тогда к тебе? Или тебе пришлось машину закладывать, не знаю, хату?

МОН: Нет, ну, конечно, подключались, деньги же, деньгами же запахло, естественно, тут же появились продюсеры, которые потом в результате эти деньги и подчикирили, можно так сказать.

СТИЛЛАВИН: То есть, кидалово.

МОН: Конечно, конечно.

СТИЛЛАВИН: Правда?

МОН: После этого опять пошла просадка, потому что все равно нужны были деньги, нужно было поддержать вот эту планку «Алмаза» и пролоббировать…

СТИЛЛАВИН: Нельзя вынимать из ПИФа слишком рано. Деньги должны работать.

ВЕСЕЛКИН: А в чем прикол? Взять, раскрутить и знать, что ты работаешь, что песня работает, кинуть и смыться?

МОН: Нет, у него просто жена была поющая, она на тот момент рожала, а он, собственно говоря, видимо, так все и запланировал, что пройдет времечко и он как раз все это дело потихонечку подтянет себе. Вплоть до того, что даже за альбом «Алмаз» он тоже все деньги получил, кстати, я потом об этом узнала. Причем сумма не маленькая была на тот момент. Он просто ходил и методично получал.

СТИЛЛАВИН: Мы знаем таких людей, они в любой сфере бизнеса есть. Алис, скажи, пожалуйста, как ты сегодня смотришь на молодых исполнителей? Кто-то тебе симпатичен, как профессионал, как картинка, ну, все, совокупность?

МОН: Савичева Юля очень мне нравится из молодых. Ну, сейчас как-то там, ну, не знаю, Юлия Началова, я считаю, все равно она, ну, да, она уже матерая, конечно. Фамилия просто такая Началова, она вечно молодой будет.

СТИЛЛАВИН: А из мальчишек кто-нибудь есть сегодня?

МОН: Нет, я все равно люблю больше стариков наших.

ВЕСЕЛКИН: Кобзон, никуда не денешься.

МОН: Не могу сказать нет, не могу.

ВЕСЕЛКИН: Не, я в хорошем смысле слова.

СТИЛЛАВИН: Скажи, пожалуйста, а то, что происходит вообще сегодня в музыке, ну, ладно, прошли мы этап 90-х по тотальным рэпам, ну, там и вторая половина 90-х тоже смазана вся, сегодня что происходит с музыкой? Как ты, следишь за этим?

МОН: Ну, конечно, во-первых, мелодия себя исчерпала.

СТИЛЛАВИН: Кончились ноты, наконец-то.

МОН: Она-то хочет еще быть, эта мелодия, но, видимо, не можется людям, это очень сложно. И, если я слышу мелодию, конечно, радость на душе.

СТИЛЛАВИН: Ну, мы сейчас находимся, если брать те же хит-парады музыкальных радиостанций, ну, в тотальном плагиате, то есть, постоянный ремикс за перепевкой, использование каких-то битов, ну, все откуда-то стырено.

МОН: Да, и слышно, как это все сложено, да.

СТИЛЛАВИН: Склеено.

МОН: Склеено, да.

ВЕСЕЛКИН: Да, конструктор такой. Ну, это же на потребу, в принципе, делается обществу. Это же такая музыка утилитарная стала, она должна просто звучать, и человек должен узнавать, прежде всего.

СТИЛЛАВИН: Ой, нет, а Beatles - это для интеллектуалов было, а не для стадионов.

ВЕСЕЛКИН: Beatles предельно талантливые люди.

СТИЛЛАВИН: Хватит.

ВЕСЕЛКИН: Не хватит, я на этом буду всегда настаивать, чтобы вы…

СТИЛЛАВИН: Наркоманы ваши.

ИНВАЛИД: Исключение подтверждает правило. Почему наркоманы?

МОН: Нет, ну, там вот как раз мелодия.

ВЕСЕЛКИН: Конечно, мелодия, прежде всего.

СТИЛЛАВИН: Им было проще, потому что перед ними не было 40-летия паразитирования на мелодию. Конечно, а как сейчас придумать новую мелодию, их же не безграничное количество? Семь нот плюс диезы, да бемоли, итого сколько? Семью три 21, все.

ВЕСЕЛКИН: Вопрос не в складывании. Вот у вас так и получается, понимаете, а когда талантливый человек пользуется 7 нотами, получаются великие произведения.

СТИЛЛАВИН: Алис, что касается организации шоу-бизнеса, по сравнению с 80-ми годами сегодня эта сфера стала цивилизованней? Вот ты говоришь, с альбома деньги стырили, правильно? Сегодня как дело обстоит? Тоже нельзя никому доверять? Ворье одно?

МОН: Ну, денег нет, мне нечем проверить, собственно. Нет, шучу, конечно, есть, на жизнь хватает, слава богу. Просто, мне кажется, ничего не изменилось, ничего. Может, масштабы изменились.

СТИЛЛАВИН: А ты задумывалась хоть раз над тем, чтобы в минуты, когда было не очень просто, сменить род деятельности и что-то, заняться чем-то вообще другим?

МОН: А я и занимаюсь еще чем-то другим, я же не могу только это. В общем, всеядный человек, кстати. Все яды люблю.

СТИЛЛАВИН: Ну, открой нам маленький секрет, что ты делаешь, совершенно не относящееся к шоу-бизнесу?

МОН: У меня есть мужчина, сами понимаете, это я люблю. Ну, у меня дом, у меня сын недавно женился и думаю, вот-вот, скоро внуки будут.

СТИЛЛАВИН: На бабушку ты не тянешь.

МОН: Собаку подарили, я с ней гулять люблю, и вообще я ее очень люблю, родителей своих люблю, с мамой практически каждый день созваниваемся. Вообще люблю жить, люблю любить, люблю музыку, вас люблю.

ВЕСЕЛКИН: Это самое главное, ради этого, собственно.

СТИЛЛАВИН: Спасибо. Не смогли мы сегодня послушать, к сожалению, трек новый, но вы его ищите, «Степ бай степ», Алиса Мон. Алиса, огромное спасибо, что вы у нас сегодня были в гостях. Инвалид предатель.