Красавица и чудовище Светлана Мастеркова о своей спортивной карьере

ДОВЛАТОВА: Мы приветствуем легендарную женщину, потрясающего человека, удивительную красавицу – вот кто спортсменка, – Светлану Мастеркову. Она не просто выиграла дистанции 800 метров и 1,5 километра, дважды – Олимпийские игры. Когда Светлана победила на этих дистанциях величайших спортсменок мира, сказали, что она не просто бегунья, это – человек, который дирижирует бегом. Это человек, у которого искусство в крови. И именно поэтому сейчас Светлана и телеведущая, и актриса. Я не знаю, у тебя так много ипостасей, ты так талантлива во всем.

ТРАХТЕНБЕРГ: Подожди, я чего-то пропустил. Тайсон ее не догнал, что ли? Она убежала от него?

ДОВЛАТОВА: Она убежала от всех, Роман. И, если хочешь, и от тебя убежит.

МАСТЕРКОВА: Именно по этим словам я поняла, что будет смешная программа. Здравствуйте.

ТРАХТЕНБЕРГ: Привет. Будет не смешная. Просто где я и где спорт! Теперь мы знаем, что ты занималась бегом. Я, по крайней мере, узнал.

МАСТЕРКОВА: Это называется легкая атлетика.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ты не просто бегом занималась?

МАСТЕРКОВА: Нет, легкая атлетика.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, легкая атлетика – это легкая атлетика.

МАСТЕРКОВА: Бег бывает разный. Бег бывает трусцой, бег бывает для здоровья, для души.

ДОВЛАТОВА: Бегом занимаешься ты до ларька.

ТРАХТЕНБЕРГ: А ты для души или трусцой?

МАСТЕРКОВА: За деньги, за славу.

ТРАХТЕНБЕРГ: А как называется бег за деньги? Просто интересно. На короткую дистанцию или за большой гонорар?

МАСТЕРКОВА: Легкая атлетика. Да.

ТРАХТЕНБЕРГ: Твоя любимая дистанция какая была?

МАСТЕРКОВА: Самая любимая – 800. Потому что всю жизнь посвятила этой дистанции. А самая легкая – это 1500, потому что она была после дистанции 800 метров, соответственно, после Олимпийских игр. И, конечно, она далась мне очень легко. Я не нервничала, не переживала. Я обычно говорю: ╚Я праздновала победу на дистанции 800 метров, и это происходило на дистанции 1500 метров╩. Поэтому мои соперницы очень переживали. Я же, наоборот, я бежала, ну, только что не могла улыбаться: все равно темп очень высокий. Но задача была очень простая.

ТРАХТЕНБЕРГ: Скажи, пожалуйста, а мужчины тоже на 800? Мужчины на километр бегали?

МАСТЕРКОВА: Мужчины! Борзаковский Юра, олимпийский чемпион, гениальный человек, человечек, и его техника бега и тактика также лучшие в мире. Я помню, когда он был маленький, приходил на стадион и просил разрешения через моего тренера посмотреть на мою технику, на мою тренировку. И вот, можно сказать, на моих плечах вынесла я его на Олимпийские игры.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну у мужчин-то какая дистанция?

ДОВЛАТОВА: То же самое, классические дистанции. Но, кстати, то, что касается техники Мастерковой, тоже опять-таки писали и говорили, что идеальная техника. Она чего делает? Она сначала вырывается первой.

МАСТЕРКОВА: Это тактика, Аллочка.

ДОВЛАТОВА: Тактика, извини. Тактика. Она вырывается первой и идет лидером.

МАСТЕРКОВА: А знаешь, почему я вырывалась первой? Просто-напросто нужно было занять хорошую позицию для того, чтобы проходить дистанцию так, как тебе хочется. Когда у меня болели ноги, мои соперницы любимые, которых я часто выводила на хорошие результаты, они часто меня благодарили за быстрый бег, оттого что они попали на те или иные соревнования, выполнив норматив. Так вот, тогда, когда они знали, что у меня травма, они, конечно, когда я бежала ╚в коробочке╩┘ А что значит ╚в коробочке╩? Я не могла разбежаться, я сидела в компании. Так вот, они старались мне и по ножкам пробежаться, и за трусики-то меня схватить. Я думаю: ╚Эх вы, братья-сестры!╩ Поэтому во избежание таких моментов, когда я была уверена в себе, что я очень сильная, выходила вперед и никому не мешала бежать быстро. И себе просто этим помогала.

ТРАХТЕНБЕРГ: А вот что хорошего может быть в беге, объясни, пожалуйста. Вот бежишь и бежишь, устаешь.

ДОВЛАТОВА: Фигура хорошая, Роман.

МАСТЕРКОВА: Навряд ли по поводу фигуры. Фигура, конечно, все равно от природы дается. Я помню несколько этапов развития меня в легкой атлетике. Первый этап – меня заставили придти в легкую атлетику. Раньше в школу на урок физкультуры приходил тренер и выбирал себе. Вот первая стадия, да, это как бы попросили – приду. Вторая стадия – это первые кроссовки подарили, дали за заслуги. Там же не каждому раздавали. На белой подошве, ╚Адидас╩. Господи, это же все помнят. Потом стипендию дали, талоны на питание. Вот это была как бы уже работа.

ДОВЛАТОВА: Стимул.

МАСТЕРКОВА: Но когда я получила настоящее удовольствие от того, что я делаю, бегу 10 километров, для меня это было ужасно раньше. И вот когда я поняла, что бег – это моя любовь, я бежала 10 километров и каждый свой шаг контролировала и для себя ставила задачи: вот пробежать каждый круг, с холмами, с буреломами, с прыжками через лужу, за одно и то же время. И у меня получалось. И мне тренер говорил, что это аптека. А ╚аптека╩ на терминологии спортивно-беговой говорит о том, что вот прямо как таблеточку размерили, одинаковое время на каждом круге до конца дистанции.

ТРАХТЕНБЕРГ: А какое самое большое расстояние ты бегала за раз?

МАСТЕРКОВА: 25 километров, было раз в жизни. Это было далеко-далеко, Среднегорье было. Было очень сложно. Но я была очень толстая, и меня решили вот таким образом, чтобы я сбросила вес. Я пробежала 25 километров из нужных 18. Ну, тоже своего рода характер вырабатывался.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, мы нашли со Светланой точечки соприкосновения. Я тоже всего один раз в жизни пробежал 25 километров в армии, марш-бросок был. Вспомнил. Выкладка. В конце меня тащили, я оперся на автомат Калашникова, который тащили два человека.

ДОВЛАТОВА: Вы всегда, Роман, пристроитесь.

ТРАХТЕНБЕРГ: Да. И я бы с удовольствием не бежал и сказался бы больным, но нельзя было, к сожалению.

И мы сейчас будем писать биографию в прямом эфире. Начнем с самого начала. Итак, Светлана, ты москвичка?

МАСТЕРКОВА: Нет, я сибирячка.

ТРАХТЕНБЕРГ: Сибирячка. В каком городе ты родилась?

МАСТЕРКОВА: Я родилась в городе Ачинске, недалеко от Красноярска, Сибирь.

ТРАХТЕНБЕРГ: Это сколько километров от Красноярска?

МАСТЕРКОВА: 350 километров.

ТРАХТЕНБЕРГ: Это там, где Лесосибирск?

МАСТЕРКОВА: Это практически в этой стороне, это рядом. Очень рядом.

ТРАХТЕНБЕРГ: Понятно. Вот ты родилась. Мама, папа?

МАСТЕРКОВА: Моя мама – повар, папа к тому времени, как только я начала понимать, что ╚где мой папа╩, его уже не было тогда. Ну это, видимо, знаете, не то чтобы нелюбовь ко мне, а взрослые разборки привели┘

ТРАХТЕНБЕРГ: Нет, нет, пойми правильно.

МАСТЕРКОВА: Нет, нет, это совершенно нормальная история.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я просто хотел узнать, чем занимались родители, чтобы понять, из какой среды?

МАСТЕРКОВА: Из средней, обыкновенной.

ТРАХТЕНБЕРГ: Нет, не средняя и высокая. А направленность занятий. То есть мама – повар. Понятно.

МАСТЕРКОВА: Да. Папа, наверное, был водителем. Классический вариант такой.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, красиво, да. То есть она готовит, он возит.

МАСТЕРКОВА: Да, он развозит.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ни к селу ни к городу вспомнилось: ╚Собака лает, ветер носит╩.

ДОВЛАТОВА: Всегда так вспоминается – ни к селу ни к городу.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, вот ты родилась. Отдали тебя в детский садик или нет?

МАСТЕРКОВА: Нет, я никогда не ходила в детский садик, потому что моя мама была из многодетной семьи. И ей пришлось пойти работать поваром, потому что нужно было обеспечивать, кормить просто-напросто семью. А кормить каким образом? В конце смены у поваров того времени заведующая выставляла на всю группу, которая работала, команду, как она там называется, яйца, масло, сахар. И вот девочки разбирали все это бесплатно и несли домой. Это, конечно, была такая весомая помощь для семьи. Поэтому мама профессию не выбирала. Просто нужно было кормить бабушку, дедушку и сестер.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я про тебя говорю. Ты-то в детский сад не ходила. Почему?

МАСТЕРКОВА: Не ходила. Я не ходила в детский сад, потому что все время была с бабушкой. И в школу я пошла уже без мамы. Мама уехала в Красноярск. Мое детство было очень такое спокойное, очень бедненькое, но родное, домашнее.

ДОВЛАТОВА: Я тебе хочу сказать, что очень полезно, когда девочек воспитывают хорошие бабушки, потому что они передают им свою мудрость.

МАСТЕРКОВА: Аллочка, вот моя история была совсем другой. Потому что бабушка и дедушка работали. Я помню, в 7 утра они меня будили, кормили борщом, закрывали в квартире и уходили на работу.

ТРАХТЕНБЕРГ: А почему в детский сад было не отдать тогда? Непонятно. Проблемы какие-то?

ДОВЛАТОВА: Может быть, не было рядом детского сада?

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, как не было? Везде детские сады.

МАСТЕРКОВА: Нет, были детские сады. Не знаю, по каким причинам. Может быть, не было денег платить 50 рублей в месяц.

ТРАХТЕНБЕРГ: Там не платили 50 рублей в месяц.

МАСТЕРКОВА: Я не знаю почему. Но мне кажется, что в какой-то момент я поняла, что просто мне хорошо сиделось дома. Я никуда не убегала.

ДОВЛАТОВА: А дома ты чем занималась?

МАСТЕРКОВА: Ничем. Ничем. Я помню, плакала, открыв форточку, кричала: ╚Помогите, спасите╩, потому что какой-то дяденька позвонил в дверь. И я в глазок посмотрела, что там стоит мужчина. Мне показалось, что это бандиты. Но вообще было не очень хорошо. Я не думаю, что я отношусь к той семье, где, вот ты сейчас сказала, бабушки – это хорошо, мудрость передают. Нет, моя семья вся работала. Я всегда была одна и начинала жизнь самостоятельно.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я пытаюсь, Светлана, понять, в какой момент ты решила заниматься спортом. Меня не интересует, богатая семья, небогатая. Меня интересует: ты не ходила в детский садик, и ты все свое сознательное детство раннее провела дома.

МАСТЕРКОВА: Да, просидела дома.

ТРАХТЕНБЕРГ: В четырех стенах, смотрела телевизор. Потом ты поступила в школу. Школа обыкновенная какая-то?

МАСТЕРКОВА: Обыкновенная школа.

ТРАХТЕНБЕРГ: Не спортивная, никакая?

МАСТЕРКОВА: Не спортивная.

ТРАХТЕНБЕРГ: Или ты чем-нибудь занималась? Может быть, музыкой какой-нибудь, может быть, не знаю, в какую-нибудь школу искусств ходила, рисовала? Может быть, в кружки вышивания? Ты рассказывай.

МАСТЕРКОВА: До школы мы с подружками хотели записаться в эстрадное пение. Мы хотели стать эстрадными певицами. Но набор закончился, и мы пошли в хоровое пение. Пели хором: раз, два, три. Нам надоело, мы ушли в танцевальный клуб, хотели быть на волне модных тенденций, двигаться, брейк-данс и так далее. Но опять нам не хватило мест, мы ушли в народные танцы. Там отплясали пару месяцев и также ушли. Вот. А легкая атлетика пришла ко мне в 11 лет. Причем она пришла действительно ко мне, потому что тренер выбрал меня.

ДОВЛАТОВА: Прямо на физкультуре?

МАСТЕРКОВА: Да, тренеры раньше приходили в школу на урок физкультуры и выбирали более-менее подходящих девочек. Критерии были обыкновенные: длинные ноги, худое тело. Соответственно, это легкая атлетика.

ТРАХТЕНБЕРГ: А мальчиков не выбирали?

МАСТЕРКОВА: Наверное, выбирали и мальчиков, но в то время я даже не помню. Но, наверное, по такому же принципу, действительно. Потому что мальчики тоже занимались легкой атлетикой. И вот меня привели в легкую атлетику. Я помню первый свой день, когда я пришла, у меня были сандалии, такая рубашка с острым воротничком, брюки какие-то. И я бегала. Мне никто не запретил бегать в такой одежде. Но в конце тренировки мне сказали: ╚Светуль, на самом деле вот такая должна быть одежда, как вот девочки-мальчики бегают╩.

ДОВЛАТОВА: В кедах?

МАСТЕРКОВА: Да. Но я, конечно, не собралась с силами, с духом сказать бабушке, что мне нужно 10 рублей на трико, на все эти прибамбасы. Я постеснялась, потому что действительно очень бедная семья была. Я думала, она мне не даст просто-напросто. И вообще закрыла эту тему навсегда.

ТРАХТЕНБЕРГ: То есть решила не приходить на вторую?

МАСТЕРКОВА: Да, ушла с тренировки, и все, и закончилась эта история. Думала: была и была, и забыли. Нет. Тренер еще раз пришла. И до тех пор, пока она не пришла ко мне домой и точно уже не объявила бабушке, что очень хочет, чтобы девочка тренировалась, ваша внучка, но нужно дать ей 10 рублей, чтобы она купила трико и кеды, носки и футболку. Тогда бабушка, конечно же, под давлением, под влиянием авторитетным тренера дала мне 10 рублей. Что я делаю? Я иду в ╚Детский мир╩. Представляете, я захожу в ╚Детский мир╩. Вот направо спортивный отдел, а налево┘

ТРАХТЕНБЕРГ: Сразу цитата вспоминается: ╚Ведь школа же никуда же не убежит же!╩

МАСТЕРКОВА: Заходишь, смотришь √ спортивный отдел. Я вроде шаг делаю в спортивный отдел, смотрю, а там синее трико, резины, какие-то железяки, и пахнет каким-то ужасным, тяжелым оттуда запахом. Я разворачиваюсь и вижу: все в рюшечках, все в ромашечках, все беленькое-розовенькое. Конечно, я ухожу в отдел, где продаются платья. И на эти 10 рулей покупаю себе платье в горох с тремя рюшками, гольфы, сандалии, все это собираю, иду радостная домой и понимаю, что влетит. И я все это прячу в долгий ящик куда-то. Даже не помню, где это все лежало.

ТРАХТЕНБЕРГ: И говоришь: ╚Я потеряла╩.

МАСТЕРКОВА: Нет, никто не узнал. И никто не спрашивал, что я вообще делаю, хожу ли я на тренировки, где эта одежда спортивная. Все как бы верили, что вот эта тетечка тренер, она вроде как следит за мной. Как бы ответственность уже со всех снята. С бабушки особенно, работающей. Так вот, через какое-то время приходит опять тренер и говорит: ╚Ну пожалуйста, ну разрешите ей тренироваться╩. Бабушка: ╚Да что вы говорите! Уже и денег дала╩. ╚А где твое спортивное трико?╩ – сказала она мне. И я вспоминаю, что я ее обманула (уже и забыла про этот случай). Ну, призналась, конечно. Мне, конечно, не влетело, но бабушка была очень расстроена. А когда бабушка расстроена, это лучше, чтобы влетело. Потому что игнорирование полное было. И варенье нельзя было есть из тазика, которое пенкой покрывалось, когда варилось.

ТРАХТЕНБЕРГ: Пенки – самое вкусное.

ДОВЛАТОВА: А из чего она варенье делала?

МАСТЕРКОВА: Да из чего угодно. Смородина, крыжовник. Самое главное, когда подходишь с ложечкой, пеночку снимаешь, она такая сумасшедше вкусная. Вот. И вот такой поход. Я потом не нашла это платье. Кто-то, видимо, решил, что это завалявшееся уже, или размер, может, был уже другой. Вот. 11 лет – это толчковое такое для меня.

ТРАХТЕНБЕРГ: Так бабушка дала по второму кругу десяточку?

ДОВЛАТОВА: Она, наверное, потом сама сходила.

МАСТЕРКОВА: Нет, нет. 10 рублей опять было вложено в мою ладошку детскую. Я уже пошла, с горечью посмотрела в отдел, где все это опять блестело, переливалось. Зашла в темный отдел, где было все синее, черное, и кеды были ужасные, и пахло резиной. Взяла и пошла с этими вещами на тренировку. Но самое хорошее началось тогда, когда я первый раз зашла в спортзал в спортивной одежде. У нас вахтер, которая принимала детей, которые заходили, она говорила: ╚Девочка, закройте плотно дверь, – потому что мороз, холодно, – девочка, вот веничек там, снежочек отряхните с валеночек╩. Но она с таким уважением относилась к каждому ребенку и особенно ко мне, я очень хорошо это помню, и я какое-то время из-за нее приходила на тренировки. Потому что мне так не хватало уважения, мне так не хватало вот этой ценности, поскольку я просто живу. Вот мы сейчас любим наших детей оттого, что они просто живут. И, конечно, не хватало у меня такого. Потому что мама работала в одном месте, я жила в другом. Долгая история. Но вот когда я приходила на тренировку и когда все тренеры говорили обо мне какие-то хорошие слова: ╚Молодец, смогла, ух ты, ну ничего себе! Обогнать вот эту спортсменку! Ты молодец!╩ – вот ради этого. Вот это меня будоражило.

ДОВЛАТОВА: Тебе не хватало любви.

МАСТЕРКОВА: Мне не хватало любви, да. Вот как обычно говорят женщины, если нет у девушки отца, с первым встречным, который погладит по голове, она может просто уйти, в розовых очках прожить всю жизнь, при этом получая пендюлей конкретных. Я отдалась легкой атлетике за то, что меня любили, обожали, я даже не слышала и не видела ничего негативного. Мне казалось, что этого и в жизни вообще не было.