Красавица и чудовище Сергей Зверев в гостях у Романа Трахтенберга и Аллы Довлатовой

ТРАХТЕНБЕРГ: Сережа Зверев к нам пришел. Он только проснулся, пришел к нам. Как бы было хорошо, если бы мы к тебе пришли с микрофоном.

ЗВЕРЕВ: Да, и с утра в шоке, и вы – с микрофоном.

ТРАХТЕНБЕРГ: А, здравствуйте, Сергей! Как вам спалось?

ЗВЕРЕВ: А сейчас сколько времени, кстати?

ДОВЛАТОВА: 19 часов 11 минут московское время.

ЗВЕРЕВ: У меня такое раннее утро сегодня. Это что-то!

ТРАХТЕНБЕРГ: К сожалению, приходится на работу вставать. А ты встаешь, когда хочешь, да?

ЗВЕРЕВ: Нет, не когда хочу. У меня съемка закончилась поздно вчера. Практически утром закончилась. Я в 8 приехал домой. Но я в таком был перевозбужденном состоянии, что я не мог уснуть.

ТРАХТЕНБЕРГ: А чего снимали-то?

ЗВЕРЕВ: А чего-то снимали. И ходил-ходил, и то телевизор, потом что-то еще. Но потом все-таки заставил себя уснуть. И вот только проснулся, принял душ, позавтракал и приехал к вам.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, и хорошо, что приехал, хорошо, что уснул.

ДОВЛАТОВА: И, главное, хорошо, что ты проснулся.

ЗВЕРЕВ: Знаете, самое главное для здоровья, для голоса – это сон. И чем ты больше спишь, тем у тебя лучше самочувствие. Говорят, типа, ╚мне хватает 4 часа╩. Мне 4 часа не хватает. Мне вот хорошо, когда я сплю, например, 9 хотя бы.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, да! А лучше 29.

ЗВЕРЕВ: Это и то маловато. Нет. Маловато для меня 9. Но и то как-то я могу работать, я, правда, буду очень раздражительный и буду тупить. Но если я сплю 12 часов, все, – это идеально.

ТРАХТЕНБЕРГ: 12 часов для тебя нормально?

ЗВЕРЕВ: Я тогда сделаю больше дел, больше работы, чем я сплю, например, 4 часа. Я ничего не сделаю.

ТРАХТЕНБЕРГ: А вот Довлатова, она вообще не спит, она думает только гадости, про меня придумывает какие-то.

ДОВЛАТОВА: Ну, зачем же вы так говорите, Роман? Это мысли вслух.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ладно. На самом деле мы сейчас будем говорить о Сергее Звереве и писать его биографию в прямом эфире. Вот мне тут письмо прислали мои друзья, такая группа ╚Стоматолог и Фесун╩, они сейчас делают такой диск, называется ╚ЖЗЛ╩, то есть ╚Жизнь замечательных людей╩.

ДОВЛАТОВА: Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.

ТРАХТЕНБЕРГ: С Алексиным они вместе делают. И уже есть несколько песен, в частности, есть песенка про Ксюшу Собчак, есть песенка ╚Письмо Батурину╩ называется. Есть песенка, называется ╚Я хочу на место Константина Эрнста╩. Вот песенку они прислали, стихи следующей песни, шлягера, мелодию пока не знаю, ╚Зверев Сергей╩ называется. Я стихи прочту:

Он мужчина брутальный и такой нереальный,

Он звезда, что сияет, и всем путь освещает.

Он король эпатажа, кроет всех трехэтажным.

И назло всей Европе сам находится в шоке.

И припев:

Зверев Серега, тебя так много! Ну и отлично!

Ты такой симпатичный.

И второй куплет есть:

Он такой вездесущий, даже телеведущий,

И на троне гламурном восседает недурно.

Сам себя подстригает и наряды меняет.

Все он делать умеет, даже сына имеет.

И опять:

Зверев Серега, тебя так много!

Ну, и отлично, ты такой симпатичный!

ЗВЕРЕВ: Ух ты, какая песня!

ТРАХТЕНБЕРГ: Тебе посвященная. Даешь добро?

ЗВЕРЕВ: А там нет еще мелодии-то?

ТРАХТЕНБЕРГ: Не дошла, очень тяжелая. Они мне прислали, там даже уже есть черновой вариант.

ЗВЕРЕВ: И как-то они прям хорошо это все сложили. Это ж прям работа была какая серьезная.

ТРАХТЕНБЕРГ: Еще подкорректируют. Это рыба, они написали, это первый такой вариант.

ДОВЛАТОВА: Ты можешь еще что-нибудь про себя хорошее туда включить.

ТРАХТЕНБЕРГ: А вот сейчас мы как раз и узнаем, что там хорошего. И, может, ты снимешься в клипе у них.

ЗВЕРЕВ: А они прям уже и поют, и снимают клипы, и все у них?

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, конечно, богатые ребята такие.

ЗВЕРЕВ: Да?

ТРАХТЕНБЕРГ: Конечно.

ЗВЕРЕВ: Я бы снялся бы. У меня как раз новые стринги сейчас есть в стразах. Красиво. Чего нет-то?

ДОВЛАТОВА: Биография в прямом эфире. Это, дорогие друзья, возможность вам познакомиться с Сергеем Зверевым не тем, которого вы знаете сегодня, а тем, каким он был еще давным-давно.

ТРАХТЕНБЕРГ: Да ладно, давным-давно. Ему сколько? Совсем недавно. Лет 20.

ЗВЕРЕВ: Мне как всегда, да, вот. Не больше.

ТРАХТЕНБЕРГ: На вид не больше 20.

ДОВЛАТОВА: Прекрасно. Значит вот каким он был 20 лет назад. Сережа, когда ты родился? Где же ты родился?

ТРАХТЕНБЕРГ: Когда – не надо говорить, а вот где. Нас интересует так, где ты родился и кем были твои родители?

ДОВЛАТОВА: А почему когда – не надо, если это было 20 лет назад?

ТРАХТЕНБЕРГ: 20 лет назад┘.

ЗВЕРЕВ: Так уже и понятно, когда, если 20 лет назад.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ты же умеешь считать. Ты же у нас единственная счетовод.

ДОВЛАТОВА: И, таким образом, я могу посчитать, что Сергей Зверев родился в 1988 году.

ТРАХТЕНБЕРГ: В Антверпене.

ДОВЛАТОВА: Вот он сейчас сам скажет, где.

ЗВЕРЕВ: Но родился я на самом деле на Байкале.

ТРАХТЕНБЕРГ: А где?

ЗВЕРЕВ: Есть такой поселок Култук. Многие думают, что на Байкале есть только Иркутск. На самом деле там очень много всяких поселков, деревень. Но я родился в маленьком, таком рабочем поселочке.

ТРАХТЕНБЕРГ: Но ты не прибедняйся. В Иркутске тоже плохо, я там был.

ЗВЕРЕВ: Как – плохо? Там хорошо.

ТРАХТЕНБЕРГ: Да, ладно! Чего ты рассказываешь! В Иркутске есть центральный проспект, деревянные дома, которые сносить нельзя, которые представляют ценность какую-то архитектурную и художественную.

ЗВЕРЕВ: Конечно.

ДОВЛАТОВА: Историческую.

ТРАХТЕНБЕРГ: И люди в 35 градусов моются на улице под колоночкой, потому что там нету ни водопровода, ничего. Как это? Это хорошо?

ЗВЕРЕВ: Ну, сейчас много строится новых домов, есть уже потепление, и есть надежда на то, что уже немножко полегче стало. Вот за этот последний год более-менее. Единственное, что болит душа за то, что вырубили половину тайги. Скорее всего, за это. Это очень богатое место. Страна наша может гордиться, что есть Байкал, например, столько свежей воды. И грибы, ягоды, нефть. Богатейший край. Но он такой нищий. Но есть надежда, что сейчас уже будет получше, конечно. И люди там всегда добрые и они очень терпеливые. Они много работают. Говорят, что там одни алкаши. Это неправда. Там очень много работают люди. И они верят, что все-таки жизнь будет на Байкале более лучше. Сейчас очень много новых домов строится, и частных домов.

ДОВЛАТОВА: Он так говорит, такое впечатление, что он руководит какой-то строительной корпорацией на Байкале.

ТРАХТЕНБЕРГ: Мы все в шоке, о чем вы думаете, и быстро, и дальше как положено. Сережа, а ты приезжаешь туда, вообще, в Култук-то свой?

ЗВЕРЕВ: Я – очень редко. Я родился в Култуке, жил там 50 на 50, я жил еще в деревне, где жила моя бабушка и моя тетя. А это от Култука еще 200 с лишним километров.

ТРАХТЕНБЕРГ: И там есть жизнь?

ЗВЕРЕВ: А там как раз и очень интересно, очень красивые места. Ну, и здесь места красивые, в Култуке, и в деревне еще лучше.

ДОВЛАТОВА: А как называлась деревня?

ЗВЕРЕВ: Деревня называлась, это даже не деревня, а село Гужиры.

ТРАХТЕНБЕРГ: А что это значит?

ЗВЕРЕВ: Гужиры – это на бурятском что-то значит, я понятия не имею, что это значит, но там же бурятов очень много.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, гужиры, не до жиру, наверное.

ЗВЕРЕВ: Нет, Гужиры – это как раз деревня или поселок, я не знаю, что это. Село Гужиры очень такое село, Богом помеченное, там есть белый камень, шаман-камень. Все это недалеко, там есть река, красивейшая река. Природа – необыкновенная красота просто.

ТРАХТЕНБЕРГ: Что мы про природу пришли, Серега, говорить?

ЗВЕРЕВ: Я хочу сказать, что это богатый край и там очень талантливые люди. Откуда у меня корни русские, российские? Потому что у меня было с чего взять, это русские песни, это фольклорные костюмы. Это у меня бабушка фольклорно выражалась, тетя и дедушка. Кстати, дедушка у меня, дедушка Андрей, он воевал, он дошел до Рейхстага с 41-ого до 45-ого. И после того, как закончилась война, он еще воевал на одной войне, которую мы не знаем. И тоже там победил, и приехал такой весь в орденах. Конечно, очень тяжело было ему. И дедушка, и дядя мой, они были ранены, особенно мой дядя Кеша, у него контузия была. Потом служил мой отец, мой брат, я служил. То есть у меня такая была семья.

ТРАХТЕНБЕРГ: Подожди, до твоей службы мы дойдем. Итак, ты родился на Байкале и воспитывался 50 на 50 в Култуке этом, то в Гужирах. А в детских садик тебя не отдавали?

ЗВЕРЕВ: Отдавали. И ясли. У меня первая любовь была, когда мне было 4 года, в яслях я влюбился в бурятку Абадуеву Таню. Она была невозможно красивая, нереально красивая. И первый раз была звезда в шоке, когда Абадуева Таня нагадила в моей сексуальный горшок. У нас у всех, у каждого был свой горшочек. Мой горшочек был с ягодками такой. И эта звезда, короче, нагадила. Но ей можно было, потому что она моя была, любимая самая звездуля.

ТРАХТЕНБЕРГ: Она красиво хоть нагадила?

ЗВЕРЕВ: Она была необыкновенно красивая, у нее были раскосые глаза. Она была как балерина, статуэточка такая, тоненькая-тоненькая. Такое впечатление, что у нее были глисты, очень худая. Потом мы встретились уже, сколько лет прошло, она, конечно, такая же все красивая.

ТРАХТЕНБЕРГ: Глистов вывела, нет?

ЗВЕРЕВ: Я не знаю, но она очень хорошо выглядит до сих пор.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, этот детский садик был обыкновенный или с каким-то уклоном, может быть, модельным, может быть, парикмахерским?

ЗВЕРЕВ: Нет, детский садик был, я не случайно сказал, что это Богом помеченное место. Потому что детский находится до сих пор, он без изменений, он так и остался с того советского периода. Он на таком месте солнечном, и там всегда солнце. Вот, например, когда у нас днем ложились спать, то спать было невозможно, потому что так ярко светило солнце. Ну, уснуть нереально просто. Наши все храпели, спали, я не мог уснуть, потому что это просто солнечное место. И у нас такие беседки были, играть было очень интересно, песочницы, все такое яркое, советское в хорошем смысле этого слова детство.

ТРАХТЕНБЕРГ: Во что играли-то в детском садике?

ЗВЕРЕВ: Ну, во что только не играли.

ТРАХТЕНБЕРГ: В докторов я знаю, в парикмахеров не играл, просто интересно?

ЗВЕРЕВ: Ну, там были, конечно, какие-то куклы, но мне было не до кукол, потому что я был любимчиком девчонок. И я там просто был звезда вселенной, мне казалось. И у меня столько было подруг, я им всем задание давал, естественно, был главный тусовки. И я уже себя чувствовал такой звездой нереальной, я помню. И единственная была проблема: я терпеть не мог, я не мог научиться, не знал, как разложить раскладушку, там она какая-то была тяжелая. И это за меня кто-то все время делал, из ребят или из девчонок. И я не понимал, как это. И проблема была еще, как зашнурить, зашнуривать┘

ДОВЛАТОВА: Завязать шнурки.

ЗВЕРЕВ: Завязать шнурки, как это можно, тоже постоянно за мной, 4 года мне было.

ТРАХТЕНБЕРГ: Интересно, а ты научился?

ЗВЕРЕВ: Научился. Я вставляю просто, не люблю шнурки с детства. Я научился. И в 4 года, по-моему, в 4 года первый раз. Начало зимы, меня мама поставила, как я помню, утром рано, почему-то меня так рано в ясли водили, на снег и сказала: ну, вот с сегодняшнего дня ты будешь ходить сам. Я помню, как мне было обидно. За то, что, как же так, теперь сам ходить. Тогда я понял, что это у меня начало какой-то новой жизни, которую я не знаю. Это было начало моей новой жизни, и потом незадолго меня уже перевели из яслей в детский сад. И это казалась такая взрослая жизнь, я сам уже ходил, за ручку меня водили. Но водила меня уже в то время матерщинница соседка, тетя Люда.

ТРАХТЕНБЕРГ: Тетя Люда, пользуясь случаем, хотим вам передать привет и большое спасибо за бесценный вклад в развитие Сергея Зверева.

ЗВЕРЕВ: А почему меня водила соседка? Потому что папа работал в две смены, мама работала в две смены.

ДОВЛАТОВА: А где работали родители?

ЗВЕРЕВ: Мама работала, такой ╚Автомежтранс╩, она работала там, перевязывала, перевязки.

ДОВЛАТОВА: Она была медицинским работником?

ЗВЕРЕВ: Да, она санитаркой была. А папа был механизатором. Вот они до ночи на работе, я в детском саду, и вот эта матерщинница тетя Люда меня водила туда-сюда.

ДОВЛАТОВА: Дорогие родители, не бросайте, пожалуйста, своих детей на соседок теть Люд, иначе может получиться звезда, которая всегда в шоке.

ТРАХТЕНБЕРГ: Не знаю, сегодня он не в шоке, он сидит такой расслабленный.

ЗВЕРЕВ: Не, я расслабленный, потому что мне надо же все вспомнить, а знаете, когда умный и красавец. Надо что-то выбирать одно. Сейчас я вот включил ум, вспоминаю.

ДОВЛАТОВА: А скажи нам, пожалуйста, умный и красавец, а в школу ты когда пошел, в каком возрасте?

ЗВЕРЕВ: Нет, это вы сразу перепрыгнули. Дело в том, что в 6 лет у меня папа погиб. И через год мама вышла замуж. И мой отчим решил, что надо уезжать в какую-то теплую страну, теплый край, где можно заработать нормально, и чтобы хоть было солнце. Вот восточно-казахстанская область. По-моему, он там служил, поэтому знал.

ТРАХТЕНБЕРГ: Рядом с Чуйской долиной.

ЗВЕРЕВ: Это был город Усть-Каменогорск. И вот вся семья выехала в Восточно-Казахстанскую область, город Усть-Каменогорск. Это новый промышленный город-центр.

ДОВЛАТОВА: А соседку Люду тоже взяли с собой?

ЗВЕРЕВ: Тетя Люда матерщинница, короче, осталась там.

ДОВЛАТОВА: Правильно говорят, что все то, что ребенку до 6 лет привил, то в нем и осталась.

ЗВЕРЕВ: Но у меня потом соседка матерщинница появилась там, куда мы приехали, там еще круче была. С такими наворотами, что будь здоров.

ТРАХТЕНБЕРГ: Хочу сказать, что был я в том Усть-Каменогорске, еле живой уехал оттуда, там еще царят времена начала перестройки, начала 90-х годов. Уважаемые слушатели, не рекомендую вам посещать этот город. Как ты, Серега, выжил?

ЗВЕРЕВ: А в то время это был молодежный город, молодежный центр с огромным центром культуры, Дворец металлургов. Это было что-то необыкновенной красоты. Город очень яркий, он молодежный, там очень модно одеты люди молодые. Там очень интересно было жить и учиться. Я пошел, кстати, не сразу, я поступил в техническое училище.

ТРАХТЕНБЕРГ: Школа обыкновенная была?

ЗВЕРЕВ: Так получилось, что я в первый класс пошел в школу обычную, но приехала моя тетя и бабушка, и они сказали, что же вы ребенка так мучаете, он такого цвета у вас, вот погибнет прямо ребенок.

ДОВЛАТОВА: Какого цвета был Сергей Зверев в то время, мы выясним позже.

ЗВЕРЕВ: Бледный.