Вечерний канал Елена Камбурова в гостях у Дмитрия Глуховского и Тутты Ларсен

ЛАРСЕН: Сегодня у нас действительно личность, которой можно поклоняться, перед которой можно преклоняться безо всякой иронии. Здравствуйте. Елена Антоновна Камбурова, народная артистка России, певица, актриса, исполнительница огромного количества песен для кино и к тому же основатель и художественный руководитель театра музыки и поэзии.

КАМБУРОВА: Здравствуйте.

ЛАРСЕН: Очень интересно, театр музыки и поэзии – это что? Это как? Как в театре музыку и поэзию совмещать?

КАМБУРОВА: Как раз очень. Сущности, которые просто дополняют друг друга. В поэзии есть музыка, в музыке есть поэзия. И если это музыка, и если это поэзия, то они очень-очень серьезно соединяются, поэтому в тот момент, когда я почувствовала, что есть не только я одна, но есть ряд людей, подобных мне, и не только те, кто выходит на сцену, но и те, кто способны нас выслушать, понять, а может быть, и полюбить, вот и появилась эта идея театра, и он все-таки возник.

ЛАРСЕН: Я просто не знала о существовании такого театра, расскажите, где он находится?

КАМБУРОВА: Прекрасно. Напротив Новодевичьего монастыря, очень красивый вид, когда выходишь из театра. На Пироговке. Мы существуем, у нас два небольших камерных зала, и, в общем, это не значит, что мы можем только в них работать, мы можем выходить на сцену и в больших залах. Но здесь та атмосфера, которая очень-очень сближает нас с нашим зрителем. И я, например, как зритель и слушатель очень люблю находиться в камерном пространстве, потому что здесь невозможно фальшивить.

ЛАРСЕН: Да, не обманешь глаза в глаза.

ГЛУХОВСКИЙ: У многих москвичей есть такое ощущение, что сейчас происходит некий театральный ренессанс. Не говоря о том, что растут цены на билеты и соответственно зарплаты актеров, но все это, видимо, говорит о том, что театр пользуется популярностью у людей, и людям не жалко денег, и становится модным и популярным такое времяпрепровождение, досуг. Вы на себе это ощущаете как-то? Можете это подтвердить или опровергнуть?

КАМБУРОВА: Понятно, что касается нашего театрика, мы все равно немножко отдельно, и у нас свой зритель, и мы когда начинали три года тому назад, уже серьезно пошла конкретика спектаклей и постоянных, начал появляться зритель. Ну, во-первых, это из моих, тех, кто ходит на мои выступления. У нас нет недостатка в наших зрителях, и поэтому мне трудно судить. Но я знаю, что вообще в театры, конечно, начали ходить. Другое дело, качество репертуара и качество плодов, которые получают те, которые приходят на спектакли. Это уже второй вопрос.

ГЛУХОВСКИЙ: А что, падеж, да? Падеж уровня актерской игры?

КАМБУРОВА: Нет, не только, у нас все-таки продолжается прекрасная традиция рождения хороших театральных актеров, а то и отличных. И поэтому┘ Другое дело, что я вижу, что очень часто им нечего играть. Актер рождается и вырастает на материале. И когда есть потрясающий материал и актер┘ А так он может всю жизнь в сериале, что-то похожее на атмосферу сериалов и в театрах происходит, поэтому и там бывает, что нечего играть.

ГЛУХОВСКИЙ: То есть главная проблема структурная – это отсутствие хороших драматургов и сценаристов, потому что актеры есть, режиссеры есть.

КАМБУРОВА: Ну, и это, конечно, да. Хотя существует мировая драматургия, и, в общем, все очень относительно. Когда написана пьеса┘ Ведь проблемы те же самые, по сути, ничего не меняется. И в нашем театре идет спектакль ╚Антигона╩ по Софоклу, это Древняя Греция, это 3 тысячи лет тому назад, но проблемы абсолютно те же.

ЛАРСЕН: Ну, ценности-то на самом деле у людей не особо меняются.

КАМБУРОВА: Просто очень многое в сегодняшнем времени уценено. Это похоже на то, как, такой маленький пример, я ходила мимо помойки, вдруг вижу потрясающий шкаф, там резьба по дереву. И это стоит и вроде бы никому не нужно. Был период, когда все выбрасывалось, такая мебель. Теперь ее очень трудно достать, и делается что-то похожее на нее, но это было. И, в общем, что-то похожее на уценку ценностей┘

ЛАРСЕН: Все равно происходит. А если говорить именно о вашем жанре. Ведь вы говорите о том, что страдает репертуар театральный вообще, но ведь вы как человек, который работал, кто пел песни на музыку Таривердиева и Саульского, на стихи Поженяна, Кима, Левитанского, Новеллы Матвеевой, вы как никто должны сейчас это остро ощущать, эту нехватку современного репертуара. Или все-таки я ошибаюсь и есть авторы достойные?

КАМБУРОВА: Есть, конечно, во-первых, опять же, потому что в моих руках вообще все сокровище поэзии, которое было за 20 веков. И, во-вторых, и сегодня пишут интересные авторы, их немного, но они есть. И поэтому я нехватку репертуара не ощущаю.

ЛАРСЕН: А как вы находите этих молодых авторов нынешних, современных?

КАМБУРОВА: Ну, во-первых, мне очень много показывают, приносят, и адрес у нас очень такой конкретный. Другое дело, что заблуждаются. Многим кажется, что вот это и есть поэзия. Я ведь тоже в свое время заблуждалась, я писала стихи, и мне казалось, что это прекрасная поэзия, не только мне, но и моим друзьям. Но прошло довольно большое количество времени, и я поняла, что просто я зарифмовывала какие-то свои в основном гражданские чувства. Но многим это не приходит в голову, они продолжают писать, и более того, сегодня такое время, когда многие могут себе позволить выпустить сборник. И поэтому появилось огромное количество, сейчас как никогда пишут стихи. Какое-то море.

ГЛУХОВСКИЙ: А у меня, напротив, есть несколько знакомых поэтов, которые говорят, что совершенно сейчас поэзия не востребована и что с прозой сейчас настоящий бум и расцвет, десятки тысяч наименований издается прозы во всех жанрах и серьезной литературы. Поэзия совершенно не востребована, нет просто моды на поэзию, как она была в 60-х и в Серебряный век наш.

ЛАРСЕН: Когда вы начинали, собственно, петь, когда поэты собирали концертные залы почище артистов.

ГЛУХОВСКИЙ: Сейчас Евтушенко, конечно, продолжает гастролировать, но все-таки к этому такое отношение, как к ретроэкзотике, нежели к какому-то серьезному явлению.

КАМБУРОВА: Сама поэзия, Ее Величество поэзия в этом не виновата. Это то, как образовало общество отношение к ней, и сегодня оно такое. Но два процента есть. А удельный вес каждого представителя из этих двух процентов, он очень велик. И, знаете, у меня бы тоже опустились бы руки┘ Ну что такое, включаешь любую радиостанцию, любое, почти любое телевидение, что-то в жанре песни смотришь – это настолько другая галактика, все другое, и ты понимаешь, что да, язык Эллочки Людоедочки, он, собственно, норма. А все остальное – исключение. Это действительно страшно. Но очень много утешительных моментов. Потому что я продолжаю выступать в Москве и во многих городах России, езжу к своим зрителям в Израиль, в Америку, в другие страны, и я вижу конкретно эти два процента, эти глаза, я читаю их письма в Интернете, теперь есть еще такая возможность общения, я вижу, что увеличивается количество молодых лиц в залах, и для меня это тоже показатель. Для меня это чудо такое.