Валенки Ксения Стриж о Романе Трахтенберге

 

БАТИНОВА: Сегодня у нас день Романа Трахтенберга, и к нам в студию пришла радио- и телеведущая Ксения Стриж.

 

СТРИЖ: Здравствуйте.

 

ТИХОМИРОВ: Здравствуй, Ксения. Ой, какие глазки! Ты хорошо выглядишь. Ксюша, скажи, пожалуйста, у меня сразу к тебе первый прямой вопрос: ты, как женщина с большой буквы ╚Ж╩, как воспринимала Рому?

 

СТРИЖ: Ну, как коллегу. Почему-то немножечко как младшего брата сводного. Все-таки, я смотрю, во-первых, совершенно невероятное что-то, конечно, со временем происходит, совершенно меняются какие-то векторы, восприятие жизни и все такое. Год, целый год уже прошел, так сразу вспоминаешь, что у тебя было за этот год. На самом деле здесь такие очень тонкие вещи восприятия мира, восприятия событий из-за того, что все у нас так быстро как-то и концентрированно происходит. То, что каких-нибудь 15-20 лет назад проходило, если говорить о таких грустных событиях, как год, то сейчас, в принципе, все это, конечно, сокращается┘ Тогда, я помню, 20 лет назад, 25 лет назад как-то все это очень тяжело переживалось. А сейчас то ли это наше отношение так изменилось и к жизни, и к уходу из жизни, не знаю┘ Сейчас я слушала песни в его исполнении - все-таки как ему хотелось все время петь. И пробовал себя аж, помню, с Подгородецким.

 

ТИХОМИРОВ: Я помню, кстати, они приходили ко мне на эфир.

 

СТРИЖ: И к кому они только не приходили! Они достали всех, они пели вот эти все странные, смешные песни, и из какого-то еврейского фольклора, и что-то такое военное.

 

ТИХОМИРОВ: Душа просила.

 

СТРИЖ: Да, и как он все-таки всегда, и вот даже на радио здесь┘ Кто это придумал, Лена?

 

БАТИНОВА: Рома придумывал.

 

СТРИЖ: Потому что ты же с ним работала.

 

БАТИНОВА: Да, и это было с самого начала, он отвоевывал это перед всеми.

 

СТРИЖ: Обязательно нужно спеть, и причем как-то не всегда это было уместно.

 

ТИХОМИРОВ: Добрая наша, ты посмотри.

 

СТРИЖ: Пару раз он брал, я попадала на это, он брал или редактор предлагал песню действительно такую - отечественную классику, лирику, где люди плачут, а он еще своим вот этим голосом┘ И я помню, что ╚Лебединую песню╩ прервали на середине, потому что, по всей видимости, люди были недовольны, потому что песня - это святое. Но вот это удивительно, потому что нельзя сказать, что очень сильно был как певец одарен Ромка┘

 

ТИХОМИРОВ: Он другим брал, ты же знаешь.

 

СТРИЖ: Да, да. Обычно все люди актерствующие стараются где-то что-то спеть, попробовать, но вот так это делать открыто┘ Всегда есть какое-то стеснение, что где-то я сфальшивлю, где-то я не попаду. Вот здесь я ему все время завидовала, конечно, вот этому отсутствию комплексов: ╚Да, вот так вот я пою!╩

 

БАТИНОВА: Даже эта итальянская песня, мы ее репетировали, наверное, минут 20, это для нас было очень много.

 

ТИХОМИРОВ: Ксюша, ты же понимаешь, мы все давно друг друга знаем, вроде бы друзья, а я так иногда думаю: как коллеги могут быть друзьями в нашем серпентарии?

 

СТРИЖ: Кстати, к вопросу о том, что все поменялось. Я не знаю, я иногда вдруг понимаю, что человек - мой ровесник, во всяком случае, моего поколения человек и друг┘

 

ТИХОМИРОВ: Ну, нашего поколения, кроме тебя, Лена, молодуха.

 

БАТИНОВА: Это я так маскируюсь.

 

СТРИЖ: И я вдруг понимаю, что то ли это со временем произошло, то ли как, но совершенно нарушились векторы понимания, осознания каких-то критериев дружбы. У нас все - и собутыльник, и коллега┘

 

ТИХОМИРОВ: Ну, все в одном флаконе в принципе.

 

СТРИЖ: Друзья, не друзья, давай дружить - вот это все какая-то такая фигня. Я в этом смысле, наверное, консерватор, у меня очень это все по полочкам лежит, и абсолютное слово ╚товарищ╩, пусть оно советское┘

 

БАТИНОВА: Товарищ, да, классное слово.

 

СТРИЖ: Да-да-да, но оно реально нормальное. Вот товарищей действительно очень много, и скорее мы, здесь собравшиеся, товарищи, помимо коллег еще товарищи. Потому что сейчас говорят: ╚Моя подруга╩, и все сразу думают: о, а что у тебя с ней, если она твоя подруга? Вот это уже такое┘ Или: ╚Мой друг╩. √ ╚Ага, так завуалировано?╩ Вообще все так как-то поменялось, надо бы взять и поставить все на свои места, потому что путаница какая-то происходит.

 

ТИХОМИРОВ: А скажи мне, как товарищ товарищу, ты Роме чем-то помогла в этой жизни или он тебе?

 

СТРИЖ: Да, я думаю, что да. Там же вообще очень тонкая была история, когда он приехал в Москву. То есть, почему он уехал, это там была темная история какая-то, но это неважно, были времена темные. Я вообще до сих пор думаю, мне так кажется, сегодня утром, зная, что сегодня такой день и что я сюда собираюсь к вам на радио, так подумала, что вообще, - конечно, сослагательное наклонение здесь неуместно, - но мне почему-то кажется, что зря он в Москву приехал, вот меня не покидает эта мысль. Потому что в Питере он был настолько самобытным, и если вы были у него там в ╚Хали-Гали╩┘

 

ТИХОМИРОВ: Я не зашел, но мне рассказывали все, когда я приезжал в Питер.

 

СТРИЖ: Туда ехали: Эрмитаж, ╚Хали-Гали╩, Исакий, это была одна из достопримечательностей. Ну, конечно, я не сравниваю это с высококультурными историями, но это была такая самобытная очень история. То есть: ╚Как, вы не были там? Вы не видели обратную сторону Питера!╩ Как был рок-клуб в свое время или митьки, какие-то их выставки в андеграундские времена. Вот это было нечто такое новое, самобытное, и он настолько вписывался в этот торжественно-культурный город, вдруг такая обратная сторона была. И он был очень самобытен, и он действительно имел более чем. Когда же он приехал сюда, здесь он немножечко, как мне показалось, все-таки в Москве потерялся, потому что здесь подобных развлечений в отличие от Питера, не хочу обидеть нашу вторую столицу, но там действительно каких-то мест развлекательных, их нет по разным причинам, как там и рекламы меньше, потому что там архитектура сама┘

 

ТИХОМИРОВ: Город почище в смысле ауры.

 

СТРИЖ: Да, да. И поэтому он здесь немножечко потерялся. И, конечно же, надо было как-то ему устраиваться. И в принципе он одной, наверное, из первых мне позвонил на предмет того┘

 

ТИХОМИРОВ: А вы были с ним знакомы еще до?

 

СТРИЖ: Нет, только визуально. Он нашел мой телефон, это несложно, было бы желание. Он позвонил, я думаю, что не мне первой, потому что я, конечно, тут не Ленин особо. Но тем не менее. Во-первых, я из этого города, во-вторых, я из этого мира, и он просто посоветоваться, чтобы я ему дала маячки какие-то, сориентировала, к кому лучше обратиться, кто может помочь, кто сейчас здесь руководит, где тут этот за это отвечает. Сориентировать его в московском, так сказать, шоу-бизнесе.

 

ТИХОМИРОВ: Как клубок, который покатился. Как нить Ариадны.

 

СТРИЖ: Нет, ну я не беру на себя такую слишком большую миссию, потому что я уверена, что он наверняка, может быть, позвонил кому-то еще, у него наверняка здесь были друзья и так далее. Но он так честно и сказал: слушай, вот мне здесь нужно сориентироваться, с кем можно иметь дело, с кем нет, кто может обмануть, кто может действительно помочь, чем вообще Москва живет, что сейчас интересно? Потому что, как ни странно, но это всегда было, есть и, я думаю, будет, в этом и есть парадокс между нашими двумя городами, Москвой и Питером, что вроде 700 километров, а как будто Япония, просто далеко. И то, что там модно, и то, что там востребовано, здесь может быть совершенно никак, и наоборот.

 

ТИХОМИРОВ: Да, Ксюха, я никогда не думал даже. Нет, на самом деле, знаешь, что мне в Роме нравилось всегда? Он был абсолютно честный. Вот он честно сказал: мне надо помочь.

 

СТРИЖ: Ну, я так еще думаю, что он просто почувствовал в то время, что мы сродни с ним, по той причине, что он, в общем-то, такой был скандальный, его либо полностью принимали, я имею в виду по имиджу, либо, наоборот, он раздражал, что в принципе можно было сказать и обо мне, потому что у меня была - я не знаю, как сейчас, но я думаю, что и сейчас тоже, - но тогда у меня была более эпатажная, что ли, подача программ. Ну, помоложе была, и это было как-то интересно, ко времени к тому - такой стеб молодежный, такая марка. В принципе он где-то почувствовал, наверное, родственность душ и так подумал, что наверняка как-то где-то отношение ко мне может пересечься с отношением к нему.

 

БАТИНОВА: Ну, он интуитивно чувствовал.

 

СТРИЖ: Я не знаю, уж помогла, не помогла, потому что потом-то мы с ним уже стали пересекаться, он уже устроился куда-то, я не помню, с чего он начинал, мы уже пересекались на разных каких-то ток-шоу, на каких-то мероприятиях и уже задружились. А потом опять у него был очень сложный период, причем совершенно недавно, у него был очень сложный период, сейчас скажу, лет 5 назад. Лет 5 назад у него клуб закрывался.

 

ТИХОМИРОВ: Это уже в Москве который?

 

СТРИЖ: Да-да, я про Москву говорю. У него клуб здесь закрывался, здесь у него тоже, естественно, он не окупался, с одной радиостанции он ушел, с другой чего-то не договорился, что-то он там долго выбирал.

 

ТИХОМИРОВ: Ну да, был у него такой завис.

 

СТРИЖ: Разбежались они с Подгородецким Петром, тоже чего-то у них произошло. И он остался на какое-то время, то есть, при всей его деятельности, он вдруг где-то на месяц, а то и два остался не у дел. Естественно, он не голодал, но сам момент деятельности вот этой, что ему нужно куда-то ездить, и вот этот провис получился и с выездными какими-то сессиями┘ И я помню, опять он мне позвонил: приезжай, поболтаем, что там у тебя, а как на той станции, а как на этой? А я тоже в тот момент переходила с одного места работы на другое.

 

ТИХОМИРОВ: Ты у нас как колобок практически была всегда.

 

СТРИЖ: Да ладно, не колобок.

 

БАТИНОВА: Нормальный процесс.

 

СТРИЖ: Просто, пока есть что делать, как развернуться на том или ином месте работы, то┘ Как только ты дошел до того, что дальше тебе не позволят уже по разным причинам, дальше уже некуда, ну и что, чего топтаться, надо дальше идти куда-то.

 

ТИХОМИРОВ: Молодец. А ты сказала такую вещь, что у нас люди очень странные, они или любят или ненавидят. И принципе у нас любят таких людей. Но самое удивительное не в этом. Как только Ромы не стало, вдруг все сказали: боже, кого мы потеряли!

 

СТРИЖ: А вот ты знаешь, как раз мое наблюдение совершенно другое. За последнее время, к сожалению, достаточно людей ушло из моего окружения, это не обязательно люди известные, и я могу сказать, что (я не знаю, хорошо это или плохо) у нас раньше очень любили мертвых, при жизни как-то не ценили, а после смерти - все друзья. А сейчас у нас и при жизни-то не очень любят, и после смерти довольно быстро забывают. Вот это такое наблюдение. Я не знаю, что более честно, что более лицемерно. Начинать любить, дружеваться и родниться после смерти, говорить, какой он был талантливый? Хороша ложка к обеду. А с другой стороны, вот это отношение реальное, - не знаю, может быть, оно имеет непосредственное отношение к тому же православию, которое мы начинаем наконец-то постигать, начали постигать после советских времен, я надеюсь, в большинстве своем все-таки искренне, - отношение к смерти более философское, более легкое, что действительно жизнь продолжается. Не то что со слезами на глазах жизнь продолжается, а действительно продолжается дело, продолжается жизнь. Другое дело, тут спорный момент насчет памяти, потому что, конечно, сложно сказать┘ Он похоронен в Санкт-Петербурге, не знаю, как там этот год все было, люди помнили, ходили?..

 

ТИХОМИРОВ: Ну, мы-то, самое главное, помним?

 

СТРИЖ: Это да.

 

ТИХОМИРОВ: Ну, согласись, что Рома был смешной?

 

СТРИЖ: Смешной. Я бы даже сказала, что он ржачный.

 

ТИХОМИРОВ: Да, он ржачный был. Я помню, как мы встречались с ним постоянно здесь, во дворике, он ходил в халате и в тапочках, я думаю: молодца, наш-то молодца выступает по-взрослому. А чем он тебя, не знаю, поразил в самое сердце?

 

СТРИЖ: В самое сердце? Ну, на самом деле, я не знаю, мне бы в голову не пришло, даже если бы я была покрыта таким количеством волос, мое тело┘ Я один раз увидела, это был культурный шок. Потому что он мне как-то открыл дверь, я к нему пришла, он открыл в трусняках таких нарядных, но очень приличных, тоже смешных, там что-то такое страшное было нарисовано, какие-то деды-морозы, санта-клаусы, я не знаю, мыши. И в таком барском, абсолютно обломовском халате. И оттуда такая шерсть, я даже не ожидала. Он же такого небольшого роста, а еще в последнее время, когда он схуднул. И когда он придумал в своем шоу, один из номеров у него был - это за какое-то безумное количество денег его кто-то может из зала побрить┘

 

БАТИНОВА: А, это один или несколько раз было.

 

СТРИЖ: Сбрить, по-моему, бороду┘

 

БАТИНОВА: Бороду вообще он сбривал за 50 тысяч баксов, это было его высшее, он всегда очень этим гордился.

 

СТРИЖ: А самого его, по-моему, за полтос можно было всего побрить. И он говорил, что один раз его брили. Я говорю: а после этого такая растительность, они же еще больше растут. Наверное, изначально было все так поскромнее. И вот это меня действительно искренне поразило, потому что я у него была на представлении, там он это дело предлагал, правда, при мне не брили. Но то, что само это предложение пришло┘ То есть, в принципе, человек настолько был, я не знаю┘ не было у него преград каких-то. Ну что, треш - значит треш до конца.

 

ТИХОМИРОВ: А я думаю, что это для нас для всех такое движение: не надо бояться себя, не надо стесняться себя, ну да, нос немножечко перерос (это я про себя), а что стесняться? Надо, наоборот, гордиться этим.

 

БАТИНОВА: Он делал шоу, причем не шоу, он всегда называл это варьете, говорил, что я делаю все как надо, все как по книжке. Поэтому уж если делать, то делать до конца.

 

СТРИЖ: Не знаю, сколько людей позвонили в новогоднюю ночь Вере, его жене, я набрала, потому что что-то мне подсказало, что все-таки то был ноябрь, и вот сразу декабрь, и вот Новый год вроде, и это все как-то не очень хорошо. Она подошла, такой светлый у нее голосок: ой, Ксюша, спасибо, вот мы тут с подружками сидим. Я ее поздравила с 2010 годом, пожелала всего хорошего, сказала, что все помним, любим, если что-то нужно, чтобы обращалась, и так далее. Очень мило мы с ней поговорили. Надеюсь, что в эту новогоднюю ночь все так же будет.

 

ТИХОМИРОВ: Ксюша, спасибо большое, что ты пришла, успехов тебе, счастья.

 

СТРИЖ: Вам тоже не хворать.

 

ТИХОМИРОВ: Знаешь, что радостно, радостно, что ты в хорошей боевой форме. Глядя на тебя, я понимаю, что, может быть, и я еще ничего, а Ленка-то вообще, что про нее говорить.

 

БАТИНОВА: Мастер комплиментов.

 

СТРИЖ: Льститель.

 

ТИХОМИРОВ: Ксюша, до встречи, рады тебя еще раз видеть.

 

СТРИЖ: Пока, спасибо, что позвали. Счастливо.

 

БАТИНОВА: Счастливо.