Валенки Татьяна Устинова

ТИХОМИРОВ: Дорогие друзья, в студии появилась она, этот человек… Я даже не знаю, как назвать этого человека.

БАТИНОВА: Богиня.

ТИХОМИРОВ: Богиня прайм-тайма.

УСТИНОВА: Да ладно вам смеяться надо мной.

БАТИНОВА: Ну правда…

ТИХОМИРОВ: У нас в студии писатель Татьяна Устинова. Здравствуй, Таня.

УСТИНОВА: Здравствуйте, здравствуйте, ребята. Рада видеть вас.

БАТИНОВА: Мы тоже, мы вас обожаем.

ТИХОМИРОВ: Да, мы тоже рады тебя видеть. Ты бодрая, веселая, энергичная.

УСТИНОВА: Это взаимно, да.

ТИХОМИРОВ: Танечка, ну вот смотрю - 21 апреля не за горами.

БАТИНОВА: Кошмар!

УСТИНОВА: Вот вредный мужик, ужас, это ужас просто!

ТИХОМИРОВ: Да, это всегда так, Таня. Ну, прости. Скажи мне, что для тебя день рождения?

УСТИНОВА: У нас день рождения - это всегда национальный праздник в масштабах отдельно взятой семьи моей. То есть у нас с самого утра это все начинается. Приезжает сестра с корзиной, и в корзине какие-нибудь или лютики, или бутылка шампанского, или еще что-то такое приятное.

ТИХОМИРОВ: Прямо с утра начинаете выпивать?

УСТИНОВА: Ну, по-разному, по-разному.

ТИХОМИРОВ: А, ну да, как получится.

УСТИНОВА: Как получится, да.

БАТИНОВА: Если сестра приедет с лютиками…

УСТИНОВА: С лютиками, да-да-да, то, значит, прямо с утра начинаем. Потом у нас, мы как-то дружим с издателями нашими. Может быть, тоже это нехорошо - дружить с начальством, может быть, это неправильно.

ТИХОМИРОВ: Это даже очень опасно.

УСТИНОВА: Да-да-да, но мы дружим. И у нас всегда бывают какие-то обеды в этот день, именно в издательстве, куда я приезжаю, и там начинается: "к нам приехал, к нам приехал Сергей Сергеевич дорогой…" Ну это как про Паратова. Для нас вот это 21 апреля пресловутое, для всех, в смысле для семьи нашей - это начало весны, она началась.

ТИХОМИРОВ: Ну, вообще, в принципе, да. 21 апреля уже точно ничего не испортит весну.

УСТИНОВА: Точно, понимаешь? Сестра мне рассказывает, которая любит очень сад, любит там что-то сажать, в отличие от меня, я не люблю, не умею. И она говорит, что в Корнуолле, в английском графстве, начинается весна сразу после Рождества, то есть начинают подснежники вылезать, первоцветы зацветают. А в нашем Корнуолле под названием Кратово, деревня, начинается после 21 апреля.

ТИХОМИРОВ: Отлично.

БАТИНОВА: А подарки? Заранее у вас спрашивают, какие подарки вам подарить?

УСТИНОВА: Спрашивают, но это не имеет никакого смысла, потому что, во-первых, я никогда не знаю, что мне надо подарить. Нет, если у меня, например, сломался телефон, и мне нужен тогда телефон, тогда я говорю.

ТИХОМИРОВ: То есть ты сигнализируешь?

УСТИНОВА: Да, я сигнализирую, совершенно верно. Но это очень редко бывает, и это, как правило, на усмотрение дарящих. И неважно абсолютно, что это. Все равно бриллиантов величиной с куриное яйца я никогда не получала и вряд ли когда-нибудь получу.

ТИХОМИРОВ: Это есть такая партия…

БАТИНОВА: А ты-то что вздыхаешь?

ТИХОМИРОВ: Ну, потому что я…

УСТИНОВА: Да. Но какие-то забавные, смешные, какие-то чудесные или вещи, или, я не знаю, каким-то особым образом замаринованный шашлык - это вот у нас так.

ТИХОМИРОВ: Татьяна, ну о дне рождения я заговорил не случайно, потому что в последнее время люди как-то перестали радоваться дням рождения, потому что считают, что…

УСТИНОВА: Наверное, мы постарели потому что.

ТИХОМИРОВ: Да, вот в этом отношении к возрасту. А я совсем недавно, как говорится, не к столу будет вспомнено, прочитал, что по ЮНЕСКО 45 лет - это только молодость чуть-чуть заканчивается, закругляется. А у нас же пенсия уже не за горами в 45.

УСТИНОВА: А у нас пенсия не за горами, да, и вся, так сказать, социальная реклама тоже на все на это направлена, что мы должны сию минуту… Как недавно совсем я увидела какой-то ролик рекламный по телевизору, где молодой человек спрашивает у девушки, чего же она не варит ему борщ, или не умеет, что ли, варить, а девушка, значит, говорит: "зато я прекрасно разворачиваю шоколадки…"

ТИХОМИРОВ: Пенсионный фонд России… Нет?

УСТИНОВА: Нет-нет-нет, ну типа реклама шоколада, не Пенсионного фонда. С моей точки зрения, реклама какого-то вывернутого образа жизни, понимаешь? Просто абсолютно. Я сразу смотрю этот ролик: будущего у этих людей нет. И так же точно и все остальное. Я тоже смотрю и думаю: нет, я сейчас, конечно, должна тут удвоить, там утроить, здесь о чем-то подумать. Но получается, что будущего тоже у меня нет, все в прошлом. Не хочу!

ТИХОМИРОВ: А почему у нас люди, несмотря на то, что не хотят думать в будущем и в прошлом времени, в то же время не хотят, чтобы Пенсионный фонд, например, повышался. Потому что ведь на самом деле 60 лет - ну что это? Это на самом деле начало жизни для многих.

УСТИНОВА: Правда абсолютная.

ТИХОМИРОВ: А сейчас получается: 60 лет - все, рубеж, досвидос…

УСТИНОВА: Нет, ну понимаешь, я считаю совершенно искренне, что очень многое зависит от образа жизни, скажем так, нации. Не отдельного взятого человека или отдельно взятой семьи, а именно от того, как живет нация. Условно говоря, там, может быть, на Британских островах вышеупомянутых 60 лет это и начало жизни. А мы трудно очень живем, ну согласитесь, мы живем трудно, это бесконечная какая-то борьба, бесконечные какие-то проблемы, бесконечные очереди в поликлиниках, введение школьной формы, отмена школьной формы…

ТИХОМИРОВ: Мы Славу Зайцева приглашаем, пусть поговорит о школьной форме.

УСТИНОВА: Ну, Слава молодец. Тут дело-то не в Славе, а в том, что все дети разные. Вот у меня сыну 12 лет стукнуло, мы покупаем, я серьезно говорю, на месяц три пары джинсов, он все время падает и их рвет.

БАТИНОВА: Конечно, конечно.

УСТИНОВА: Да. Джинсы мы покупаем в магазине за углом, где они стоят 300 рублей.

ТИХОМИРОВ: Ну, это не дорогие джинсы.

УСТИНОВА: Нет, не дорогие, и я могу вполне себе позволить. Где я буду брать брюки от школьной формы три пары в месяц?

БАТИНОВА: Да, да. Правильно, я тоже 1 сентября видела, как мамы получали инфаркт, когда их первоклашки становились на коленки в этой форме своей.

УСТИНОВА: Да вот в том-то все и дело.

БАТИНОВА: Это правда.

УСТИНОВА: Поэтому я и говорю, Слава-то сделает все прекрасно, я в этом не сомневаюсь, а мы-то что должны, мамаши-то после этого делать? И поэтому, конечно, к 60 годам у нас совершенно изношена нервная система, мы абсолютные неврастенички, у нас полное отсутствие желания продолжать зажигать, а если оно и существует, то все равно негде и нечего делать. Дети выросли, у кого есть, я не знаю что, муж и дачный участок - это значит, что жизнь удалась, в правую руку лопату, в левую мужа и на дачный участок. А у кого нет, то чего делать? И получается, что, в общем, все не очень радужно. Ну как-то что-то надо менять, мне кажется, как сказал профессор Преображенский, в голове, точно.

БАТИНОВА: А, может, это все из головы?

ТИХОМИРОВ: Нет, а, может быть, как раз вот здесь выходят на первый план писатели, как это раньше было, писатели. Писатель в России больше чем писатель…

УСТИНОВА: Больше, да. И поэт больше чем поэт.

ТИХОМИРОВ: И поэт больше чем поэт. Я вот думаю, как, например, царский режим…

УСТИНОВА: Вот ты иронизируешь, а это, между прочим, чистая правда, понимаешь?

ТИХОМИРОВ: Я знаю.

УСТИНОВА: Это больше, это бесконечная какая-то ответственность за то, что ты делаешь именно со словом. Хотя кто бы там чего мне ни говорил про то, что все перестали читать книги, все читают в Интернете, а там кто только чего не пишет, понимаешь? А все равно я чувствую эту бесконечную абсолютно ответственность за слова, просто постоянную. Вот как с книжкой про Чукотку, рассказывала только что вам, ребята.

БАТИНОВА: Да, расскажите.

УСТИНОВА: Мне срочно нужно дописать роман, а то не будет никакого 21 апреля обеда в издательстве, и все издатели оскорбятся и ничего мне не дадут. И я должна ее доделать. Книжка про радио, то есть главный герой этой книжки - радио, там все происходит на радиостанции вокруг диджеев, ведущих, там по радио объявляют убийство…

ТИХОМИРОВ: Интриги, да?

УСТИНОВА: Детективный же роман. Там на радио его распутывают, чего там только не происходит.

ТИХОМИРОВ: А внутри что происходит?

УСТИНОВА: Внутри эти микрофоны, за которыми люди, мы же здесь в студии людей не видим. Но это как только ты себе представишь, что этот микрофон и эта твоя какая-то немыслимая связь со вселенной, за что я радио люблю. Я понимаю, что мы как врачи, не представляем себе поминутно, что мы там общаемся с огромным количеством людей.

ТИХОМИРОВ: И посекундно, да. Ну, сойдешь с ума тогда.

УСТИНОВА: И посекундно, да, как мы спасаем пациентов, разумеется, нет, и врачи так не делают. Но вот эта связь мистическая на радио, безусловно, существует.

БАТИНОВА: Абсолютно.

УСТИНОВА: И она очень ярко выражена и более сконцентрированная, чем на телевидении. Ты же телевизионный ведущий, ты же понимаешь, да?

БАТИНОВА: Он даже академик.

ТИХОМИРОВ: Да ладно, уже академии нету, накрылась…

УСТИНОВА: Нет, ну все равно, здесь…

БАТИНОВА: Да, правда, на радио особое….

УСТИНОВА: Да. И, значит, я пишу этот роман про Чукотку, и, видимо, это будет первая книга, к которой будет приложен список источников, потому что мне нужна специальная литература.

ТИХОМИРОВ: Нет, Танечка, наверное, ты просто боишься. В последнее время, ты знаешь, вот с диссертациями начались волнения.

УСТИНОВА: Нет-нет-нет. Да, ну просто там как едет собачья упряжка и сколько к ней пристегнуто собак, и что такое вертлюги, и какая собака пристегнута к главному потягу, а не к нарте, это все нужно откуда-то брать.

БАТИНОВА: А, вот что, поняла, поняла.

УСТИНОВА: Конечно, конечно. И, значит, вот собственно говоря…

БАТИНОВА: А почему вы выбрали Чукотку?

УСТИНОВА: Я была два раза на Чукотке, там изумительные места. И мне там на самом деле очень понравилась радиостанция. То есть я бываю на многих радиостанциях, и там изумительная совершенно местная радиостанция, очень интересная, она интересно сделана.

БАТИНОВА: Вы сказали с названием "Пурга".

УСТИНОВА: "Пурга", да-да-да.

БАТИНОВА: Так и называется?

УСТИНОВА: Она так и называется "Пурга", да.

ТИХОМИРОВ: Радио "Пурга"? Надеюсь, это не реклама?

БАТИНОВА: Ну, с юмором, с юмором…

УСТИНОВА: С юмором, да, совершенно верно.

ТИХОМИРОВ: Таня, и вот смотри, все-таки, знаешь, я в свою, как говорится, сторону гну. Вот хорошо, да, писатель, погружение… А на самом деле раньше, например, чтобы Чехов узнал о том, как живут заключенные, он брал и ехал через всю России на Сахалин, чтобы погрузиться. И еще. Царский режим все время думал о том, как российский народ воспитать в духе патриотизма, и самое главное, чтобы ему было весело. И он всех писателей отправлял куда? На стипендию.

УСТИНОВА: На Соловки?

БАТИНОВА: В духе патриотизма, но чтобы им было весело: повеселитесь, ребята, на Соловках.

ТИХОМИРОВ: Нет, он отправлял их в Италию, чтобы они там надышались воздухом свободы, радостью, чтобы писали потом радостные романы о российской действительности. Почему у нас такого сейчас нет?

УСТИНОВА: Ну, я вообще на самом деле не знаю, кто кого куда отправлял. Гоголь сам поехал в Италию.

ТИХОМИРОВ: Сам?

УСТИНОВА: Конечно. И на самом деле здесь немножко нет вот этой корреляции прямой и наследственности нет. Нет, у литературы-то есть, конечно, с читателями хуже. Потому что безграмотность в нашей стране ликвидировал Владимир Ильич Ленин, то есть кампания по ликвидации безграмотности началась только в 20-х годах, ста лет еще нет, как люди в массе научились читать. Читало-то 10 процентов в стране, 90 процентов были в принципе неграмотны, не то, что они Льва Толстого не читали или Николая Васильевича Гоголя, или Федора Михайловича Достоевского ныне покойного, они вообще ничего не читали! И традиции чтения. Несмотря на то, что после этого появился Советский Союз, где была цензура, где нечего было совсем читать, где не было телевидения, и мы все как-то вспоминаем это время с ностальгией, что вот в это время все читали.

ТИХОМИРОВ: Ну да.

УСТИНОВА: Ребята, но больше было решительно нечего делать, только читать. Но у нас нету традиции чтения никакой, мы едва грамотные люди как нация, надо понимать. То есть, условно говоря, моя прабабушка Акулина Михайловна читать не умела, ее научили читать, она научилась при советской власти, понимаешь?

БАТИНОВА: То есть получается, что нам надо, как в этом анекдоте про английский газон, "и так 300 лет…" То есть еще должно пройти время.

УСТИНОВА: Совершенно верно, совершенно верно. А писать, если ты пишешь осмысленно, а все-таки там так или иначе я стараюсь писать осмысленно, и знаю я людей полно, пишущих осмысленно, начиная там от того же Захара Прилепина и Сережки Минаева. А если я пишу роман про врача, значит, я иду в операционную и там стою. Падаю я там в обморок, не падаю там в обморок… Потому что самой высшей похвалой для меня является, когда человек читает книгу, врач, и говорит: это похоже на правду.

ТИХОМИРОВ: Это похоже на правду. Таня, в последнее время мне приходится часто сталкиваться с молодыми писателями, ну по долгу службы. И я иногда удивляюсь: они по-русски-то говорить не могут, но за ними стоят издательства, за ними стоят промо-деньги и так далее, и тому подобное, я не буду называть эти фамилии. Такие милые женщины, девушки даже, я бы сказал, с длинными ногами, с длинными волосами, которые говорят на ломаном русском языке о том, что я написала роман…

БАТИНОВА: Зато я шоколадку умею разворачивать…

УСТИНОВА: Вот-вот-вот. Ну вот это вообще печаль, это вообще печаль…

ТИХОМИРОВ: Да. И я думаю: а кто их пускает? Нет-нет, я понимаю, что издательство должно постоянно выдавать на-гора новых писателей.

УСТИНОВА: На-гора, да, да. Ну вот смотри, я так думаю, у Михалкова Сергея Владимировича есть совершенно прекрасная пьеса. Я не знаю, кому не лень, вот достаньте, почитайте. Потому что Михалков писал еще и пьесы очень хорошие, не только про дядю Степу. И у него есть пьеса, она называется "Пена". Это сатирическая комедия, ее Театр Сатиры сто раз ставил. Но вот все, о чем ты говоришь, это пена, понимаешь? Она сойдет. А учитывая, что существуют всякие абсолютно там коммерческие понятия, которыми авторы не очень оперируют, там насыщенность рынка, емкость рынка, объем рынка…

ТИХОМИРОВ: А, даже так, да?

УСТИНОВА: Именно книжного. Поэтому когда вот это насыщение, объем и емкость, все это заполнится, разумеется, пена эта вся сойдет.

ТИХОМИРОВ: Вот тебе не обидно? Это же девальвация получается писательского труда.

УСТИНОВА: Нет, ну как? Мне некоторым образом, конечно. Мне смешно, когда вижу там девушек, о которых ты говорил, девушек я вижу где-нибудь в эфире телевизионном. И она действительно без падежей и без окончаний шпарит, и действительно бог знает что, и у неетам подстрочник под титровкой "писатель". О, боже, все пропало, все пропало! Давайте тогда, я буду подписываться домохозяйкой, потому что не хочу, не могу совершенно в эту сторону прислоняться. Но, тем не менее, тем не менее, книги хорошие есть, авторы хорошие есть. И именно, как показывает практика, хорошие авторы вечны. Ну, по крайней мере, в понимании наших 45 лет. Понимаешь, потому что человека заставить, какой бы ни был промо-бюджет, какой бы ни был там издатель-разиздатель, заставить человека читать плохой текст практически невозможно, он не станет, еще и за свои деньги плюс покупать его.

ТИХОМИРОВ: Ну в том-то и дело, немаленькие.

УСТИНОВА: Немаленькие, да, покупать и читать. Поэтому, собственно говоря, вот я как читала там, я не знаю…

БАТИНОВА: А кого вы предпочитаете?

УСТИНОВА: Того же Прилепина, Димку Быкова, из детективов Акунина читаю с удовольствием, Маринину с удовольствием читаю. Как читала, так и читаю, это десятилетие уже или два, и все у меня, в общем, с ними хорошо.

ТИХОМИРОВ: Ты знаешь, меня радует, что те имена, которые называешь, очень многие - Сережа Минаев, ты, Дима Быков - это вдруг стали такие совершенно медийные персонажи, это стали даже не писатели, а люди, которые, скажем так, продвигают некую мысль, доносят ее не через книгу, а через медиа до сознания людей.

УСТИНОВА: Нет, так ты прав абсолютно. И когда, условно говоря, начиналась эта какая-то история с телевизионной какой-то деятельностью, и тогда казалось, что это все нужно. Вот издатель, там он договорился, я не знаю, с какой-то спортивной программной и отправил автора… Нет, это правда, я сейчас не преувеличиваю, я комментировала футбольный матч с Васей Уткиным, не забуду никогда.

ТИХОМИРОВ: Да ладно!

УСТИНОВА: Да, это как раз у канала "Россия" сто лет назад была такая форма: на какие-то никому не нужные ночные трансляции приглашали к комментатору соведущего, который ничего не смыслил в спорте, но зато мог поговорить с комментатором. И я сидела ночью с Васей: номер восемь побежал налево, номер девять побежал направо… Вася страшно веселился, очень было замечательно. И казалось, что это какая-то такая бессмыслица. И действительно со временем это все приобрело абсолютно другой смысл. То есть я прихожу на радио "Маяк" не потому, что я люблю Вадима Тихомирова и Лену, и радиостанцию эту, но потому что я понимаю, что вы ерунды не спросите, а мне в принципе есть что сказать.

ТИХОМИРОВ: В том-то и дело, да.

УСТИНОВА: Да, "читайте книги, многие из них для этого написаны" - сказал Оскар Уайльд.

ТИХОМИРОВ: Да. А неплохо ведь сказал в свое время. И смотри, Таня, но с другой стороны я вдруг замечаю, что в последнее время тренд меняется, не потому, что вы изменились или ты перестала говорить умные и правильные вещи, а потому, что вдруг, я смотрю, Сережа Минаев пропал и ты, и все почему-то как-то начали немножечко отходить в сторону. А с чем это связано?

УСТИНОВА: Нет, на самом деле мы все здесь, никто не пропал никуда, все на месте.

ТИХОМИРОВ: Нет-нет, я знаю, да. Изменился заказ?

УСТИНОВА: Нет, изменилась немножко среда, скажем так, обитания. То есть вот эта телевизионная медийная среда изменилась, и в ней стало скучно. То есть кто бы что ни говорил, но необходимы какие-то новые проекты, необходимы какие-то совершенно другие истории, необходимы какие-то умные ведущие. Если это все время глупые ведущие или если это все время какие-то…

ТИХОМИРОВ: Одни и те же ведущие…

УСТИНОВА: Нет, ну даже не одни и те же. Хорошо, пусть одни и те же, но с какими-то другими действительно мыслями и с другими подходами, тогда это имеет смысл.

ТИХОМИРОВ: Ну, они развиваются, да.

УСТИНОВА: Если ты десять лет назад понимаешь, что эта программа была такой, и сейчас такая же, мне не интересно.

ТИХОМИРОВ: Все это смерть, нет, это смерть.

БАТИНОВА: Ну да, конечно.

ТИХОМИРОВ: Таня, вот мы разговариваем, а вы все время что-то делаете, какие-то пометки у себя в блокноте. Что это такое?

УСТИНОВА: Да нет-нет, это я просто так пишу, что мне в голову приходит, всякую ерунду. Нет, ну правда, у меня, видишь, он здесь, со мной, и он весь исписан.

ТИХОМИРОВ: Я вот вижу, вижу.

УСТИНОВА: Ну, вот "творчество - это не участие в самодеятельности", вот это почему-то записано посредине страницы.

БАТИНОВА: Творчество - не участие в самодеятельности? Классно! Агата Кристи находила свои сюжеты за мытьем посуды, я слышала.

УСТИНОВА: Ну, наверное, да. Но на самом деле сюжет-то - это самое простое, что только может быть, то есть сюжет придумывается моментально.

БАТИНОВА: Да? Правда?

УСТИНОВА: Может быть, у нее он придумывался за мытьем посуды, у кого как. Сложнее все это записать, деталями обложить, правильные какие-то причинно-следственные связи выстроить. А вот так вот - бах, бабушку-старушку зарубили топором, студент… И получается "Преступление и наказание".

БАТИНОВА: Да, хорошая идея, новая такая, свежая. А название еще, наверное, трудно придумывать?

ТИХОМИРОВ: Это, конечно, да. Для этого издатели есть, они такие придумщики, да.

УСТИНОВА: Это точно, это точно.

ТИХОМИРОВ: "Кровавая бойня"…

УСТИНОВА: Да-да-да, какие-нибудь "Мерзкие твари".

ТИХОМИРОВ: Таня, совсем недавно произошло событие, которое, мне кажется, любой писатель должен схватить и наложить эмбарго, и сказать: это моя тема в искусстве. Умер Борис Березовский.

УСТИНОВА: О да, это страшно любопытно.

ТИХОМИРОВ: И я вот думаю, в Голливуде, уже даю гарантию, сейчас уже 33 сценариста пишут сценарии по поводу этой кончины, и будет сниматься блокбастер. Почему у нас вот такая неоперативность?

УСТИНОВА: Нет, ну, во-первых, фигура очень одиозная, согласитесь. То есть это человек, требующий внимательного изучения, это не устройство в собачьей упряжке, давай, Маня, про Чукотку, это все гораздо сложнее. Я думаю, что в связи именно с тем, что жил он очень непонятно и в последнее время закрыто, то есть люди, которым сейчас 20-25 лет, мало о нем осведомлены. А всякие бабушки и дедушки вроде меня как-то вот пока осторожничают.

ТИХОМИРОВ: Осторожничают, да.

УСТИНОВА: То есть это, боже мой, титан же, и непонятно с каким знаком, то есть скорее понятно, чем непонятно, то ли с плюсом, то ли с минусом. И очень сложная фигура, и очень странная смерть. И потом вообще истории - кто убил Мартина Лютера Кинга или президента Кеннеди, они вечные, и они скорее все-таки публицистические, нежели авторские. То есть это нужно копаться, собирать, источники искать, которые тебе все-таки что-то расскажут, это вот такая работа другая.

БАТИНОВА: Но вы же брали реальных людей в качестве своих героев.

УСТИНОВА: Прототипов - конечно, конечно.

ТИХОМИРОВ: И Березовский, мне кажется, тоже был. Вот как-то в одном из романов, что-то я читал, да.

УСТИНОВА: Был, был, да. Он называется Сосницкий.

ТИХОМИРОВ: Да, точно!

УСТИНОВА: Да-да-да, был, конечно, конечно. Так или иначе, разумеется, какие-то значимые фигуры, которые интересны всем и мне как гражданину России, они страшно интересны, там опять же неважно, с каким знаком, они так или иначе в романы попадают, а как же, иначе это все совсем смысла не имеет. Но изучать биографию и выстраивать вот вокруг реального человека историю, что, допустим, привело его туда или сюда, в рай или в ад, сложно, страшно.

БАТИНОВА: Тут на форуме Вторая теща вам вопрос задает: "Сегодня прошла новость, что через какие-то пять миллионов лет мужчины как вид исчезнут за ненадобностью. И за ради кого женщины пойдут на преступления?" Хороший вопрос, да?

УСТИНОВА: Хороший, смешной. Спасибо, да. Уверена, что нет, не исчезнут, решительно никак. Покуда Господь не перепридумал мир наш каким-то другим образом, разделив нас на какие-то другие ячейки - на восемь полов, на три пола или напротив, значит…

ТИХОМИРОВ: Нет, электричества не будет, у нас плюс и минус должен быть. Вопрос стоит: кто плюс, а кто минус?

УСТИНОВА: Да-да-да, абсолютно верно, совершенно верно. Вот покуда это он не перепридумал там, у себя, сочиняя нашу биографию как человечества, он же ее тоже сочиняет как биографию человечества, он же пишет там этот свой роман, понимаете? И он его пишет так, как мы не знаем, как он его пишет и куда он это напишет. И герои у него выходят из-под контроля и огорчают его, и радуют, и занимаются невесть чем.

ТИХОМИРОВ: Таня, а у тебя тоже герои выходят из-под контроля иногда?

УСТИНОВА: Ну, конечно, то и дело.

ТИХОМИРОВ: Да?

УСТИНОВА: Но пока он не перепридумал, никто никуда не вымрет, все останутся, где были.

ТИХОМИРОВ: Таня, мне в твоих произведениях нравится одна очень хорошая вещь, я называю это позитивный фатализм, если так можно выразиться. И я все время думаю: почему люди никогда не понимают о том, что все дурные поступки приведут их именно к этому, а все хорошие поступки приведут к хорошему. Ну ведь это закон жизни, который…

УСТИНОВА: Абсолютный. Причем, мне кажется, что в последнее время, или, может быть, я плохо образованный человек, может быть, так всегда было, мне кажется, эта связь - преступления и наказания, очень убыстрилась, сократилась. То есть не нужно ждать, как, вот я не знаю, там у Островского, когда купчина-злодей на том свете будет призван к ответу. Вот этого не нужно ничего ждать, потому что все это призывается сейчас, у всех на глазах. И мне кажется, что ну настолько тоже много примеров, как тебе просто показывают: не ходи туда, не делай так, остановись, оглядись, если ты не знаешь, что делать, паузу возьми, дыхание переведи… И мне удивительно, почему люди это не слышат, почему, что такое? Я все равно на этом буду настаивать, и в романах своих тоже: слушайте себя, слушайте подсказки этого ангела-хранителя, который всегда стоит за правым плечом. Ну стоит он, ребята, несмотря на то, что у нас есть Интернет и двигатели внутреннего сгорания, все равно он там стоит и все равно он нас как-то пытается по крайней мере оградить. И надо его слушать.

ТИХОМИРОВ: Таня, и еще. Ты знаешь, еще пока Павел Астахов не стал самым главным защитником детей, ты в своих романах всегда защищала маленьких детей.

УСТИНОВА: Да, это правда.

ТИХОМИРОВ: Я честно могу сказать, что иногда было настолько прямо остро и звонко, и у меня было полное ощущение, что или тебя в жизни бросили, или ты видела какие-то примеры в этой жизни, потому что… Нет, и ты была первая настоящая защитница маленьких подрастающих россиян. Прости, что громко.

УСТИНОВА: Спасибо, да. Но я считаю, что нет ничего на свете хуже, чем беззащитность, ну хуже вот, так сказать, для носителей этой беззащитности - для стариков и для детей, понимаешь? И я, несмотря на то, что я благополучный человек, то есть у меня мама и папа, и бабушки, и дедушки всегда (тьфу-тьфу-тьфу) были рядом со мной, и родители сейчас остаются. Я надеюсь, что мы еще какое-то время продолжительное побудем в жизни наших детей, но, тем не менее, для меня ничего нет хуже, чем я вижу каких-то этих маленьких попрошаек возле метро, или когда машина останавливается, и они суют эти какие-то букеты первоцветов в эти машины, или там, я не знаю, вот эти какие-то грязные, замурзанные ручки, которые тянутся в эти стекла… Это катастрофа! Я не знаю опять же, что имел в виду Достоевский, когда говорил, что красота спасет мир, но я знаю, что он имел в виду, что вообще ничего на свете не стоит этой пресловутой слезы ребенка, понимаешь? Вот это я знаю. И с моей точки зрения, детей надо защищать, охранять, спасать, чтобы у него была пижама с зайцем и книжка на ночь, и каша утром. И точка, и всё. И хоть вы тут все я не знаю чего придумаете себе: войну Северной Кореи, нефть, сланцовый газ - вот чего хотите вы придумывайте, играйте в это, уважаемые взрослые, но у ребенка вот это должно быть, точки опоры.

БАТИНОВА: Браво!

ТИХОМИРОВ: Да, Таня. Слушай, я знаю, что ты очень дружишь с Павлом Астаховым, который мне тоже глубоко симпатичен. Но для многих людей вот эти лимузины, вот этот его английский такой вид и все остальное вызывают чувство: кто этот человек, почему он должен защищать детей, вот пойди сюда…

БАТИНОВА: А какой он должен быть, защитник детей, по вашему?

ТИХОМИРОВ: Вот, да, как ты думаешь, какой он должен быть, защитник детей? И кто должен защищать наших детей, если государство пока находится в стороне?

УСТИНОВА: Ну, мне кажется, Павел делает все, говорю я совершенно искренне, для того, чтобы выполнить эту работу чрезвычайно сложную и несмотря на все эмоции нуждающуюся в абсолютно четком, понятном и регламентированном выполнении. То есть я поговорить с ним или застать его в Москве, может быть, где есть там, я не знаю, какая-то английская четкость и лимузины, я не могу его иногда. Просто это ведь правда, то есть он все время или в Красноярске, или в Краснодаре, или в Сыктывкаре, или в Сызрани, в детском доме. Для того, чтобы с этим со всем управиться, разумеется, нужна совершенно железная нервная система и понимание того, для чего ты это делаешь. Мне кажется, у Павла оно есть и было всегда. Мне кажется, вот если, так сказать, говорить в более такой женской, пола-то два у нас все-таки, господь-то так устроил в системе координат, то, конечно, ребенка должны защищать прежде всего, помимо законов, помимо государства, помимо Владимира Владимировича Путина, который почему-то всегда и во всем виноват…

ТИХОМИРОВ: Ну, это всегда, это нормально…

УСТИНОВА: Да. Его все-таки должны защищать мама и папа, и бабушка. И от этого нужно начинать плясать, а потом переходить в какие-то системы координат законодательной базы, одобрения этой базы Советом Федерации, выборов омбутсмена или назначение его. Ну вот все-таки, мне кажется, опять же несмотря на то, что, может быть, я сейчас непатриотичную вещь скажу, но если вы не уверены, что вы знаете, что вы будете делать с вашим ребенком, не рожайте его. Сейчас существует миллион средств контрацепции, которыми можно воспользоваться. Если вы не понимаете, что именно вы ему дадите, не в материальном, боже сохрани, плане, абсолютно, да, а если он вам не нужен, и вы уже вот сейчас начинаете мечтать о том, как вы его куда-то сбагрите - в детский дом, в интернат…

ТИХОМИРОВ: Павлу Астахову…

УСТИНОВА: Павлу Астахову, да. Не нужно приводить его в этот мир, потому что есть наказуемый грех-то.

ТИХОМИРОВ: Слушай, Таня, я сейчас вот просто впервые об этом задумался.

БАТИНОВА: Ну почему у нас? Во всем мире есть такие тоже службы, которые помогают таким женщинам, которые сомневаются в своих детях.

УСТИНОВА: Совершенно верно.

БАТИНОВА: Я думаю, что, может быть, у нас это тоже будет когда-то.

УСТИНОВА: Совершенно верно. И я абсолютно точно знаю, что перед Павлом Астаховым, перед Владимиром Путиным, перед Дмитрием Медведевым, перед ними перед всеми, стоит мама с папой сначала, а уже потом все они, прекрасные люди.

ТИХОМИРОВ: Да.

БАТИНОВА: Ну, знаете, слушатели нам пишут о вашей позитивной энергии и благодарят вас за это, подпитываются.

УСТИНОВА: Спасибо, спасибо.

БАТИНОВА: И спрашивают: бывают ли у вас такие случаи, когда хочется всех послать и громко рыдать?

УСТИНОВА: То и дело бывают, и я тогда громко рыдаю. Другое дело, что это такое довольно быстро проходящее состояние, то есть вот это вот "меня никто не любит"… Меня всегда в таких случаях очень смешно спрашивает сестра, я звоню сестре Инке с криками: "меня не любят, никто не любит…", она всегда меня спрашивает: "Никто - это кто?" Я тут, как коза в воротах останавливаюсь, пытаюсь сообразить: никто - это действительно кто? То есть кто сейчас, в данную минуту недостаточно меня любит? И тут как-то меня сразу отпускает. Но, разумеется, я очень эмоциональная и темпераментная, я хочу рыдать, когда невмоготу, то рыдаю, но стараюсь все-таки близким, опять же учитывая, что у меня в семье одни мальчики, и мальчики, которые утешать меня в моих несчастьях не будут, они не способны физиологически. Вот я сейчас это говорю всем девочкам, которые едут в машинах, слушают "Маяк", которым, может быть, на работе повезло - удалось там радио включить, слушают "Маяк".

ТИХОМИРОВ: Ну да, они слушают.

УСТИНОВА: Дорогие девочки, я не знаю, через пять миллионов лет выродятся ли мужчины или нет, но сию минуту, покуда у нас есть в запасе эти пять миллионов лет, нужно в голову взять, особенно молодым девочкам, что мужчину нельзя перевоспитать. То есть что бы вы ни делали, как бы вы себя ни убеждали в том, что вы отучите его пить пиво, любить его маму и вместо его мамы полюбить вашу маму, перестать встречаться с друзьями…

ТИХОМИРОВ: Таня, ты идеальная жена, ты все знаешь это…

УСТИНОВА: Да-да-да, значит, проводить время на рыбалке, если он, допустим к этому склонен. У вас ничего не выйдет. Вы должны себе это сказать, опять же, как и с ребенком, до того счастливого момента, как вы пойдете в ЗАГС. Считать, что у всего человечества до вас не вышло и выйдет конкретно у вас, не надо, у вас тоже ничего не выйдет. Это первое. И второе. Мужчина в принципе не способен утешать вас в ваших несчастьях, типа того, что "я поправилась на полтора килограмма", он не станет.

ТИХОМИРОВ: Да, это не наше.

БАТИНОВА: Спасибо вам, да.

ТИХОМИРОВ: Таня, пришел из Новгородской области такой комплимент: "Татьяна - умница, все правильно говорит! Захотелось начать читать ее книги".

УСТИНОВА: О-о-о, спасибо, спасибо. Почитайте. Вот последняя ничего, которая называется "Сразу после сотворения мира", ничего книжка, от первого до последнего слова про врачей. Очень мне нравится "Хроника гнусных времен". Они не все одинаковые, естественно.

ТИХОМИРОВ: Да. Вот, кстати, Таня, а почему ты так неровна? Вот иногда читаешь тебя, вот реально, я не могу оторваться. 

БАТИНОВА: Неровно…

УСТИНОВА: Нет-нет, это правда.

ТИХОМИРОВ: А иногда думаю: нет, все хорошо, все узнаваемо, но чего-то…

УСТИНОВА: Да-да-да, чего-то не хватает. 

ТИХОМИРОВ: Чего-то не хватает, да.

УСТИНОВА: Ну, это нормально абсолютно, потому что я человек, и у меня бывают разные настроения, состояния, нелюбовь к себе одолевает меня чудовищная, нелюбовь к тексту, нелюбовь к героям, а его надо дотянуть, этот текст и этого героя, куда его девать?

ТИХОМИРОВ: То есть тоже бывает слово "надо"?

УСТИНОВА: А как же, конечно. Во-первых, я не знаю, куда деть его.

ТИХОМИРОВ: Убить. В детективах так просто…

УСТИНОВА: Нет, нет, убить-то его можно, но историю-то про него надо договорить. Понимаешь, я не верю ни во что: ни в черную кошку, ни в сглаз, ни в порчу, но я точно знаю, что слова, написанные на бумаге, это мистика потрясающая совершенно, нельзя бросить. То есть вот так, чтобы у тебя где-то там болталась какая-то незаконченная история, это все равно, что вот чья-то какая-то жизнь не закончена, надо ее дописать. Бывает, что это я пишу все через силу, это никуда не годится, а бывает все вот прямо на одном дыхании, и тогда все хорошо.

БАТИНОВА: А какие больше вам нравятся книги, которые получились, которые на одном дыхании были написаны?

УСТИНОВА: По-разному.

БАТИНОВА: По-разному, да?

УСТИНОВА: По-разному. То есть, есть роман, который называется "На одном дыхании", и он так и был написан, и он хороший. А есть роман, который очень долго я чего-то мучила, прямо там много месяцев, "Близкие люди", там условно говоря, он называется, и он тоже хороший. По-разному, по-разному.

ТИХОМИРОВ: Таня, знаешь, если бы я был аналитик, а у меня в принципе есть такие способности аналитические, то я бы очень проследил бы твою личную жизнь. Потому что ты настолько откровенна в своих романах, что иногда я вдруг понимаю, что вот сейчас вот семья на грани развала, что-то происходит. А это на самом деле так?

УСТИНОВА: Ну, бывает. Нет-нет, бывает, конечно. Разумеется, я больше придумываю, чем это какие-то реальности. Как мой муж всегда говорит: "Устинова, нет от тебя никакого проку, весь пар в свисток!" - говорит мой муж. Это чистая правда, ну в смысле вот всё.. Что такое писание слов, текстов? Да это сублимация, то есть я же действительно живу там другой жизнью, и я там другая, и герои там другие, и системы координат там подчас другие. И, конечно, когда я описываю какие-то истории, в том числе и любовные, они, разумеется, там в 300 раз преувеличенные, додуманные, сочиненные. Но, конечно, впечатление какое-то бывает, а как же?

ТИХОМИРОВ: Я просто думаю, может быть, нам, чтобы или взбодрить свою жизнь, или успокоить, может быть, тоже начать писать, для того, чтобы…

УСТИНОВА: Можно, можно, можно. Я всегда девушкам говорю: девушки, хотите жениха хорошего? Сядьте и напишите про него историю. Не надо выкладывать ее в Интернет, боже сохрани, не надо писать ее так, чтобы за нее завтра дали Нобелевскую премию по литературе, но вы просто сядьте и тихонечко напишите, что вы хотите, картинку нарисуйте, как вы себе видите этот день с ним. Неважно, может быть, этот день будет через два года или пять лет после вашей там встречи, но вот как, что-то же вы видите, кроме того, что он откроет вам банковский счет. Напишите, и чем вы точнее и вернее это опишите, тем точнее и вернее будет выполнен заказ. Со словами нельзя шутить, я верю в эту теорию.

ТИХОМИРОВ: Вначале было слово, да.

УСТИНОВА: Да, да. Вот я в нее верю. Я не знаю другие теории, там справедливы ли они, но вот в эту я верю абсолютно точно: вначале было слово, до всего!

ТИХОМИРОВ: Таня, ну и, конечно, хотелось спросить. У каждого чекиста есть мечта пострелять из револьвера.

УСТИНОВА: Из пистолета Дзержинского, да.

ТИХОМИРОВ: Из пистолета-маузера Дзержинского. А какая мечта у писателя? Ну, кроме тиражей, кроме узнаваемости, популярности.

УСТИНОВА: Ты знаешь, мне всегда хотелось и сейчас хочется, бывает, написать, как кто-то. То есть понимаешь, я читаю текст и я хочу написать, как Бродский. Я понимаю, что я никогда не смогу этого сделать, никогда, никогда, никогда, никогда…

ТИХОМИРОВ: Никогда не говори никогда!

УСТИНОВА: Но я хочу. И потом я читаю того же Диму Быкова, и я хочу написать, как Дима. Вот я знаю, что никогда, никогда я не смогу так написать! Я убиваюсь, почему он это видит, а я нет? Мы почти ровесники, мы друзья, мы люди, которые могут друг другу ночью по телефону и сказать какую-нибудь ахинею. Но он это увидел, и у него в тексте это есть, и благодаря ему это увидела я, а я не увидела, я проглядела, я - бестолочь!

БАТИНОВА: И это позволяет вам дальше расти и прогрессировать?

УСТИНОВА: А завидовать позволяет таким светлым, прекрасным и теплым чувством. Поэтому написать "как" - это моя мечта, я просто очень бы хотела написать "как".

ТИХОМИРОВ: Слушай, Таня, и все-таки все писатели - медиумы, они все равно заглядывают за горизонт. Вот скажи нам здесь, втихаря, пока никто не слышал, а что нас ждет вообще, вот по твоим ощущениям? Все-таки ты писатель, это в первую очередь.

БАТИНОВА: Будет ли война с Северной Кореей?

ТИХОМИРОВ: С Северной Кореей, да, я очень волнуюсь…

УСТИНОВА: Ты знаешь, я думаю, что это время - остановиться, оглянуться, понять, что есть наказуемые поступки, оно еще есть, не выбрано оно, а есть еще оно. И у нас, несмотря на то, что мы все время очень плохо себя ведем, в целом человечество как вид, все равно вот это время пока осталось. Можно я короткую цитату прочитаю из блокнота, ты меня спрашивал, что ты пишешь…

БАТИНОВА: Да-да-да.

УСТИНОВА: Это цитата из Евгения Шварца, написано почему-то так. "Умоляю вас, будьте терпеливы, прививайте, разводите костры, тепло помогает росту. Сорную траву удаляйте осторожно, чтобы не повредить здоровые корни. Ведь если вдуматься, то люди в сущности тоже, может быть, пожалуй, и со всеми оговорками, заслуживают тщательного ухода".

БАТИНОВА: Маэстро!

ТИХОМИРОВ: Да, Таня, вот ты можешь… Вот что значит телевизионные программы, радиоэфиры. Вот как скажешь… А что после этого? Вот что нам теперь делать минуту теперь после этого?

УСТИНОВА: Читайте Шварца. Говорю я сейчас всем радиослушателям и особенно радиослушательницам. Кажется, что пьесы читать трудно. Ничего не трудно. Возьмите Шварца Евгения Львовича и прочтите. Во-первых, вы получите восхитительный совершенно заряд бодрости. А, во-вторых, удовольствие от того, что вы встретитесь с этими героями. А, в-третьих, может быть, у вас улучшится настроение.

ТИХОМИРОВ: Таня, и, пожалуйста, сейчас перед лицом товарищей огромная просьба: в будущих романах чтобы не было героев, похожих на нас. Я знаю, у тебя есть такая маленькая слабость.

УСТИНОВА: Есть, конечно, есть.

БАТИНОВА: А почему нет?

УСТИНОВА: Я это очень люблю, куда-нибудь вписать знакомых.

БАТИНОВА: Вадичка так пококетничал…

ТИХОМИРОВ: Особенно когда это отрицательные герои, типа Сосновского…
БАТИНОВА: Спасибо вам огромное, спасибо.

УСТИНОВА: Спасибо.

ТИХОМИРОВ: Спасибо большое. Таня Устинова была у нас.