Валенки Геннадий Хазанов

ТИХОМИРОВ: Итак, дорогие друзья, сегодня у нас в студии находится актер, руководитель московского Театра эстрады Геннадий Хазанов. Здравствуйте, Геннадий Викторович.

ХАЗАНОВ: Здравствуйте, дорогие радиослушатели.

ТИХОМИРОВ: Конечно, хочется вас называть Геннадий, но, вы знаете, нельзя…

ХАЗАНОВ: Давайте остановимся на Геннадии и всё.

ТИХОМИРОВ: Мне тоже так кажется. Несмотря на то, что вы директор…

ХАЗАНОВ: Я не директор, я - художественный руководитель. Но это не имеет никакого значения. Я вообще не очень понимаю, когда артисты настаивают на том (хотя я в данном случае не как артист выступаю), так вот, они настаивают, чтобы их называли по имени-отчеству, да еще со сцены. Я никогда не мог понять, почему замечательные наши артисты, проработавшие всю свою жизнь на эстраде, Мария Миронова и Александр Менакер, почему они настаивали, чтобы на сцене - Мария Владимировна Миронова и Александр Семенович Менакер?

ТИХОМИРОВ: А может быть, это комплексы?

ХАЗАНОВ: Я не знаю, мне кажется, что это неправильно. У артиста должно быть имя.

ТИХОМИРОВ: Да! У него должно быть просто имя.

ХАЗАНОВ: И вообще, фамилия, конечно, важна, но…

ТИХОМИРОВ: Но уже в меньшей степени. Геннадий, начнем, как ни парадоксально, не с того, что я задумал. Дело в том, что мы только что получили новость о том, что наш замечательный Николай Цискаридзе стал ректором балетного училища в Санкт-Петербурге. А в 2012 году вы поддерживали его, чтобы он стал директором Большого театра. И, между прочим, проявили большую мудрость и гражданскую позицию. А почему вы поддерживали Николая?

ХАЗАНОВ: Я вам расскажу. Кстати, пользуясь возможностью, что мы в прямом эфире, я Колю поздравляю, потому что 20 минут назад я пытался ему дозвониться, он не брал трубку; обещал мне несколько дней назад, вернувшись в Москву, меня набрать, не позвонил. Я начал тихо ворчать и думаю: сейчас позвоню Коле, поздравлю его и скажу: "Раз ты уже руководитель Вагановского училища, будь любезен, выполняй свои обещания". Я вам скажу, в чем дело. Николай Цискаридзе учился в одном классе Московского академического хореографического училища с Алисой, с моей дочерью. И маленький Коля приходил к нам в дом.

ТИХОМИРОВ: Да вы что!

ХАЗАНОВ: И мы знаем его практически с самого раннего, что называется, даже не отрочества, а с детства.

ТИХОМИРОВ: С коленок практически.

ХАЗАНОВ: Да. Поэтому, когда подошел момент естественного завершения активной сценической жизни… Я говорю - активной, потому что все-таки у нас есть гениальный пример: Майя Михайловна Плисецкая, которой в следующем месяце исполняется 88 лет. Она, конечно, на сцену не выходит, но не надо забывать, до какого возраста она танцевала. И это всегда была царица на сцене.

ТИХОМИРОВ: Я помню ее 70-летний юбилей, когда она вышла, и рука пошла… Я подумал: мама, так никто не сделает! Так что ж Николай?

ХАЗАНОВ: Так вот, берег этого сценического океана был уже виден. И я узнал, что у Анатолия Иксанова заканчивается контракт директора Большого театра. Я Анатолия Геннадьевича знаю очень много лет и абсолютно ничего против него никогда не имел и не имею по сей день, несмотря на то что он на меня обиделся до такой степени, что, недавно встретившись со мной в Риге на 130-летнем юбилее Русского театра имени Михаила Чехова, он прошел мимо, понимая, что надо как-то реагировать при встрече, а здороваться ему не хотелось, да и мне, честно говоря, тоже в связи со всем вышеизложенным.

Коля обратился ко мне с просьбой поддержать его кандидатуру на освобождающееся место директора Большого театра. Я, конечно, сказал, что, Коля, я, безусловно, такую поддержку окажу, хотя мне кажется, что твое пространство гораздо больше в области художественного руководства. Но в театре так всё структурировано, что там есть руководитель оперы, там есть руководитель балета и руководитель оркестра. Это немножечко вроде бы пересекающиеся дороги, но тем не менее автономные. Короче говоря, я подписал письмо. Более того, я взял на себя инициативу, и я разговаривал с Галиной Борисовной Волчек, я поговорил с Олегом Павловичем Табаковым…

ТИХОМИРОВ: Слушайте, это прямо у вас получается такая президентская мини-кампания.

ХАЗАНОВ: Да, я рассказал, что вот у Анатолия Иксанова заканчивается срок и Коля хочет попробоваться на это место. И результат был. Единственным человеком, который не подписал это письмо по своим личным соображениям, была Ирина Александровна Антонова, которая сказала, что она уже обращалась к главе государства с какой-то просьбой и ей неловко вроде каждый раз ставить свою подпись под письмом. Мы всё это прекрасно поняли. Ну, что делать? Нет так нет. После этого началась просто какая-то пляска смерти на корабле. В чем только не обвиняли подписавших письмо…

ТИХОМИРОВ: Какие страсти!

ХАЗАНОВ: Причем это было сделано так, что несколько человек, прямо говорю, испугавшись, отошло…

ТИХОМИРОВ: Отозвали свои подписи?

ХАЗАНОВ: Да. Они публично раскаялись в содеянном. Я не собирался ни в чем раскаиваться, я ничего преступного не совершал, тем более что в конце концов ничто под луной не вечно. Продолжаю разговор о том, что, конечно, Коле ближе была художественная функция…

ТИХОМИРОВ: Да, но дело не в этом. Вы же не совершали никакого переворота государственного.

ХАЗАНОВ: Нет.

ТИХОМИРОВ: Вы просто предложили…

ХАЗАНОВ: Но это государственный переворот с точки зрения окружения Анатолия Геннадьевича Иксанова. Причем там были довольно известные и, прямо скажем, уважаемые люди, которые в силу определенных человеческих контактов решили поставить палки в колеса.

ТИХОМИРОВ: А вот скажите мне, Геннадий, почему так…

ХАЗАНОВ: Но наш президент, как человек мудрый (я на этом настаиваю), он не стал вмешиваться вообще в эту ситуацию, отпустил ее. И более того, некоторое время назад я прочел (по-моему, это было в Интернете), что министр культуры Российской Федерации пригласил Николая Максимовича к себе на встречу, они обсудили вопрос о заключительном спектакле, который 31 декабря на сцене Большого театра Коля будет танцевать, "Щелкунчик". Кстати, у Коли 31 декабря день рождения. И он всегда в день своего рождения, все годы, танцевал "Щелкунчика". И министр культуры, понимая, что это абсолютно нормально… Вообще с людьми надо расставаться по-человечески. Со всеми. Включая и Анатолия Геннадьевича Иксанова. Не надо, как бы сказать, жить на уничтожение других.

ТИХОМИРОВ: А мне кажется, мы этим питаемся.

ХАЗАНОВ: Ну, что делать? Я не хотел бы углубляться в такие дебри… В общем, короче говоря, я читаю, что министр культуры Российской Федерации донес до сведения Николая Цискаридзе, что ему отказано в его поползновениях придти в Вагановское училище. Это я читал. Прошло некоторое время…

ТИХОМИРОВ: Даже так?

ХАЗАНОВ: Да, да. Ну, в Интернете всё это есть. Это было буквально в прошлом месяце. Вот именно во время той встречи, когда они договорились о заключительном "Щелкунчике" 31 декабря, именно тогда министр культуры поставил в известность Николая Максимовича о том, что он не будет директором Вагановского училища.

ТИХОМИРОВ: Как быстро бежит время!

ХАЗАНОВ: Как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Не будем фамилию бога называть. Поэтому так получилось в результате, что сегодня этот же министр культуры днем, в тот момент, когда я Коле звонил, поехал представлять в Вагановское училище нового директора. А художественным руководителем этого учебного заведения стала потрясающая балерина Ульяна Лопаткина.

ТИХОМИРОВ: Действующая.

ХАЗАНОВ: Таким образом, заметьте, Николаю Максимовичу дана возможность освоиться в директорском пространстве. Я ничего не хочу произносить дальше. Пути господни неисповедимы, потому что Николай Максимович зачем-то назначен туда директором.

ТИХОМИРОВ: Отлично! А теперь, Геннадий, пора поговорить о вас.

ХАЗАНОВ: Обо мне?

ТИХОМИРОВ: Конечно!

ХАЗАНОВ: Да мы только обо мне и говорим. Во-первых, давайте обо мне поговорим в каком ключе?

ТИХОМИРОВ: Вот вы стали художественным руководителем…

ХАЗАНОВ: Счастье, что мы в прямом эфире. Во-первых, я этим пользуюсь. Я поздравляю руководителя ВГТРК Олега Борисовича Добродеева, у которого сегодня не просто день рождения, он у нас двойной отличник: ему сегодня 55 лет. Вот пользуюсь случаем. Пользуюсь случаем поздравить Романа Григорьевича Виктюка, у которого сегодня день рождения.

ТИХОМИРОВ: Но у него там, по-моему, счастливые семерки пошли уже.

ХАЗАНОВ: Но ему 29…

ТИХОМИРОВ: Да, да, как обычно.

ХАЗАНОВ: …всегда 29 лет. Поэтому я сейчас, ожидая нашей с вами встречи, отправил ему СМС: «Я тебя поздравляю. Опять 29. Я уже состарился, а тебе всё 29 лет».

ТИХОМИРОВ: А вот возвращаясь к вам, вы знаете, Геннадий, думаю, вы не хотите вспоминать, вы тут недавно были на одном, как это модно, радиостанционном канале, у вас брали интервью. А параллельно шли эсэмэски, и можно было любому человеку читать, что о вас думают и что говорят. И я был поражен таким крайне негативным отношением к вам. Но самое главное было не в этом. Бог с ним! Люди, вы знаете, разные бывают, они могут писать доброе, хорошее, плохое…

ХАЗАНОВ: Не надо еще забывать одно мудрое определение: некоторым кора головного мозга досталась от дуба. Не надо это забывать, и тогда относиться ко всякого рода проклятиям достаточно спокойно.

ТИХОМИРОВ: Но вы держали удар. И я подумал: это же надо! Вы прожили достаточно большую часть жизни. Вы держали удары при Брежневе…

ХАЗАНОВ: Не большую, а бо'льшую. Причем значительно бо'льшую.

ТИХОМИРОВ: И я думаю: а откуда эти силы? Мне кажется, ваше поколение (мы уже говорили за кадром), оно не имеет права уже стареть. Потому что вы всегда должны быть дубами, но не голова…

ХАЗАНОВ: Ну да, понятно. А мне просто интересно, это было на каком-то канале, что, прямой эфир был?

ТИХОМИРОВ: Да, это был прямой эфир.

ХАЗАНОВ: А, телевизионный? И шли эсэмэски?

ТИХОМИРОВ: Да-да-да.

ХАЗАНОВ: Но не надо забывать, кто конкретно этот канал смотрит. Поэтому из кого выбирать?

ТИХОМИРОВ: Ну да. Но я про другое. Ведь мы же не вечные. Вам не жалко свое здоровье, себя, чтобы тратиться вот так?

ХАЗАНОВ: На что?

ТИХОМИРОВ: А вот на что? Просто приходить в эфир. Вы даже сейчас разговариваете, я вижу, как вы завелись, как в вас появился накал. Гораздо легче сидеть, например, в кресле…

ХАЗАНОВ: Пожалуйста. Если вы хотите, чтобы наша беседа перешла в режим вялого шамканья, я могу это сделать, потому что я достаточно давно уже занимаюсь актерской профессией.

ТИХОМИРОВ: Нет, торопиться не надо.

ХАЗАНОВ: Но вы же говорили, что я такой энергичный.

ТИХОМИРОВ: Так откуда силы?

ХАЗАНОВ: Откуда я знаю, откуда силы?

ТИХОМИРОВ: Знаете, для меня когда вы стали открытием? Это было, наверное, уже лет 20 или 30 назад, я еще был студентом. И вдруг "Олимпийский", кооперативное какое-то шоу типа "Ха-ха". Что-то такое, всё нескладухи, огромный стадион, битком народа. И вдруг из темноты выходите вы. Прошло 5 минут, и я вдруг понял, что вы овладели всей этой толпой. Они смеялись, плакали. И я подумал: о-о-о!

ХАЗАНОВ: Даже не знаю, я не знаю, сколько плюсов и сколько минусов я получил от возможности и от способности… ну, не хочется такой глагол употреблять, но - управлять таким количеством людей. Почему я тут усматриваю и некую минусовую сторону? Вы знаете, большая аудитория… Я имею в виду не сейчас, когда мы беседуем с вами, находясь в закрытом пространстве, в этой студии, а нас могут слушать гораздо больше людей, чем, скажем, на концертах слушали, сидя в зале. Но я вижу только вас. Дальше, кто слушает нашу беседу, он слушает; я не знаю, сколько их, и где они сидят, и как они реагируют. Так вот, это своего рода наркотическая игла - большая аудитория, которую ты видишь. Это своеобразная игла. И когда ты подсаживаешься на эту иглу, а дальше ты лишаешься такого количества зрителей, у тебя начинается естественная ломка, что я и начал ощущать где-то к середине 90-х годов. И мне понадобилось много-много лет для того, чтобы адаптироваться в другой системе.

ТИХОМИРОВ: Камерной.

ХАЗАНОВ: Вообще к другой системе координат. В чем она выражена? Она выражена в освобождении от зависимости от реакции такого количества людей. Я не могу лукавить и не могу говорить, что вообще у меня нет этого органа, слушающего реакцию зрительного зала. Это ложь, неправда. Но я перестал так нервничать, я перестал так истерить оттого, что в тот или иной момент, скажем, не возникает смех, который я ожидаю. Вы не представляете, что со мной было! Я был молодым артистом, выходил на сцену, я всегда выискивал в зале человека, который не смеется. Вот все смеются, а один сидит - и он мне мешал жить. Потом я объяснил, в чем дело. Я работаю на сцене, если это можно таким словом назвать. То есть я существую на сцене в качестве очень остро воспринимаемого приемника. Я настроен на эту волну, на волну этого зрительного зала. И я вижу, как оттуда кто-то посылает помехи. Он это может делать совершенно неосознанно, ему не нравится этот артист. Почему он не имеет права иметь свои приоритеты: этот нравится, этот не нравится? Я, правда, не очень понимаю, зачем тогда ходить на сольные выступления. Но я говорю сейчас не о сольных выступлениях, а о сборных, где люди сидели совсем не потому, что на меня пришли, а вообще пришли там на концерт какой-то, и вдруг выходит на сцену артист Хазанов. Но ему, вот этому человеку, не нравится ни его юмор, ни он сам. Вообще всё не нравится. Как говорили мои предки в лице мамы - "от" и "до", она говорила. Вот так. Ну и что тут такого? Вот зависимость стала корректироваться. Я думаю, что мне это придало гораздо больше сил.

Последние 15 лет моей жизни я тесно связан с режиссером Леонидом Григорьевичем Трушкиным, который возглавляет первый частный театр в нашей стране, еще в советское время он был создан, Театр Антона Чехова. Прошу не путать с МХАТом имени Чехова.

ТИХОМИРОВ: Я знаю, да, да.

ХАЗАНОВ: Нет, это я сейчас не вам говорю. 15 лет назад, что называется, меня почти принудил к сожительству сценическому режиссер Трушкин. И я сначала уползал, убегал под разными предлогами, не хотел играть спектакль, который играю и сегодня, через 15 лет, он играется 15 лет при аншлагах, спектакль "Ужин с дураком". Я - единственный артист, который все 15 лет выходил на сцену в этом спектакле. Менялись исполнители, я один все спектакли сыграл. Даже наш замечательный, великий, потрясающий Олег Валерьянович Басилашвили, и тот играет с заменой, с дублером. Так вот, восемь лет назад на сцене Театра эстрады появился спектакль "Морковка для императора". Я реализовал когда-то пожелание моего педагога…

ТИХОМИРОВ: Это циркового училища, которое через дорогу от нас?

ХАЗАНОВ: Да, через дорогу от того места, где мы с вами беседуем. Надежда Ивановна Слонова однажды сказала мне: "Вам когда-нибудь обязательно надо сыграть Наполеона". И я так отнесся к ее словам скептически. Думаю, что-то она, старая, ничего не соображает, что она вообще говорит?! Поэтому, когда 1 декабря 2005 года, в день, когда мне исполнилось 60 лет, я играл премьеру, закончился спектакль, и что-то там зрители радостные кричали, причем кричали, наверное, даже больше не по поводу спектакля, может быть, а по поводу дня рождения, я шел в гримерку и думал только об одном: как замечательно моя Надежда Ивановна когда-то сказала, и как ее мечта через столько лет стала реальностью!

ТИХОМИРОВ: Я прочитаю несколько эсэмэсок. "Геннадий очень умный, честный, открытый человек. Спасибо, что вы есть. Когда вы приедете в Ставрополь?" И философский вопрос: "Скажите, пожалуйста, вот сегодня много юмора, но нет сатиры. А ведь страна-то летит в разные края" – от Сергея из Набережных Челнов. Мне действительно кажется, что в последнее время у нас нет сатиры. У нас есть юмор ниже пояса, выше пояса, вообще, скажем так, без пояса и без пола. Но вот с сатирой как-то стало в последнее время сложновато. Или мне так кажется?

ХАЗАНОВ: Мне не кажется, что у нас исчезла сатира. Давайте просто посмотрим, что называть сатирой.

ТИХОМИРОВ: Да, над чем смеяться.

ХАЗАНОВ: Нет, что мы определяем как сатиру.

ТИХОМИРОВ: Сатира в первую очередь. естественно… Ну, надо же шутить над кем? Только когда мы шутим над властью предержащей, тогда это сатира. А над собой - это уже юмор.

ХАЗАНОВ: Понимаете, какая вещь. Я бы сказал, это такой вопрос не минутный, может быть, в интервью слишком маленькое пространство для того, чтобы об этом говорить. Надо сначала определить, что такое сатира, что мы понимаем под сатирой. Скажите, пожалуйста, а вот проект под названием "Гражданин поэт" это не сатирический проект?

ТИХОМИРОВ: Сатирический, да.

ХАЗАНОВ: Или, например, "Эхо Москвы" в той части, где выступает Шендерович?.. Хорошую шутку вспомнил про Шендеровича, что он способен довести девушку до пяти сарказмов за ночь.

ТИХОМИРОВ: А ведь он писал для вас в свое время.

ХАЗАНОВ: Ну и что? Всё дело в том, что вообще сатирик - это человек, который присваивает себе право судить других. Это можно делать, пока человек не впускает в себя главную мысль: прежде чем судить других, может быть, надо с собой разобраться? Тебе кто это право дал, господь или кто-то другой?

ТИХОМИРОВ: Но мы все время всё отбираем в борьбе за жизнь.

ХАЗАНОВ: Я понимаю. Вот с чего вдруг эти люди решили, что им дано право судить других?

ТИХОМИРОВ: Внутреннее желание.

ХАЗАНОВ: Желание - это я понимаю. Вот у меня, например, такого желания нет. Оно исчезло очень давно. Мне кажется, потому что я повзрослел, может быть, я поумнел, может быть, я помудрел. У моего любимого мудреца Станислава Ежи Леца замечательная фраза была: "Временами несгибаемая позиция - это результат паралича". И это имеет отношение не только к несгибаемой власти той или иной, которую у нас принято уже называть и диктатурой, и авторитаризмом. Я хотел бы в зрачки посмотреть этим людям и сказать: вот вы кричите про диктатуру, вам запрещают сатиру реализовывать. Я - руководитель Театра эстрады. Я вам в прямом эфире ответственно говорю, что представить себе, что в советское время что-нибудь подобное проекту Миши Ефремова и Дмитрия Быкова… Да нет, даже смешно об этом говорить. Но допустим, что что-то такое как-то появилось. Так вот, желающие пусть наберут сейчас в Интернете строчку "Хазанов и КГБ" и дальше напишут, дальше, после этого: "Алеф" ("Алеф" - название одного журнала). И там, когда они войдут на этот сайт, они увидят статью про шута… в общем, статья обо мне. В этой статье приведены два документа переписки Комитета государственной безопасности с Центральным Комитетом Коммунистической партии Советского Союза с резолюцией первого лица нашей партии генсека Андропова к принятию мер. После этого я остаюсь безработным, после этого около полугода меня не пускают в эфир. После этого мне начинают говорить, что нет сатиры, а она когда-то была?! Вот эти люди, которые пишут и говорят, что была сатира, а теперь ее нет, вот я задаю вопрос этим людям: как быть? Как быть с объяснениями в Комитете государственной безопасности в ноябре 1983 года? (В этом году 30 лет будет.)

ТИХОМИРОВ: А я читаю уже: в "Голубом огоньке" идеологически вредная и сомнительная в эстетическом отношении интермедия Смолина "Письмецо"…

ХАЗАНОВ: Да, да. Ну вот, вы уже видите. Желающие пусть прочтут этот документ, имеющий номер. Вот так. "Шут, влияющий на жизнь", по-моему, так называется?

ТИХОМИРОВ: Да, да.

ХАЗАНОВ: Ну вот, да, я вспомнил. Это к разговору о том, есть сатира или нет сатиры.

ТИХОМИРОВ: А скажите мне, откуда у вас такая смелость всегда была?

ХАЗАНОВ: Да по дурости! Дурак был! Самоуверенный дурак, который знает точно, потому что только энергия заблуждения может… Другое дело, что это нельзя вообще изъять, но для этого нужны внутренние мотивации у людей. Вот у меня этих мотиваций нет, потому что я считаю, что сегодня, при том что я очень хорошо вижу отсутствие всякой благостной картины и не выдаю желаемое за действительное, просто я говорю, что сегодня можно словом навредить. Сегодня у тебя есть возможность реальная, что бы там ни говорили, продемонстрировать это на избирательном участке, на митинге, если у тебя есть такое желание. Вовсе не обязательно этот митинг проводить на Красной площади…

ТИХОМИРОВ: Да где угодно.

ХАЗАНОВ: В этом же всё и дело!

ТИХОМИРОВ: Если у тебя правильная мысль, ты соберешь даже в Медведково.

ХАЗАНОВ: Я про это и говорю. Нет! Нужно сделать так, как вот ты хочешь, забывая, что ты сам ведешь себя как самый последний большевик.

Мне могут сказать, что сила действия равна силе противодействия. Да, но этот закон действует и в обратную сторону точно так же. И никакого настоящего противодействия еще и не наступало, если люди кричат, что нет сатиры. О какой сатире идет разговор? И причем тут советское время, когда колбасы в магазине не было, а я произносил фразу в спектакле "Очевидное и невероятное", там человек беседует со своим подчиненным и говорит: "Я тебя не могу послать в командировку в Тулу, потому что пришла такая на тебя информация, что ты хочешь за границами Московской области остаться, что у тебя там родственники в Тульской области и что ты, значит, говорил о том, что в Туле плохо с колбасой. Так вот, чтобы ты понял: плохо без колбасы, а с колбасой - всегда хорошо". Вот после этой фразы на спектакль, который я играл на сцене московского Театра эстрады в 1981 году, Московский городской комитет партии назначил специальную комиссию, которая пришла для того, чтобы закрыть этот спектакль. Я всё хорошо помню. Поэтому эти истерические возгласы: "Диктатура! Ужас! Кошмар! Свободы нет! Ничего нет!" - ребята, у вас или Альцгеймер наступил, или вы не помните, или вы не знаете.

ТИХОМИРОВ: Не знаете. И не помните.

ХАЗАНОВ: А если не знаете, поинтересуйтесь. Я сейчас не вам говорю, а тем, кто задает этот вопрос. Вот и всё.

ТИХОМИРОВ: Слушайте, а можно отойти в другую сторону…

ХАЗАНОВ: Можно отойти. Я только хочу сказать. Я слушал "Последние известия", там криминальная новость была. Так вот, я сижу, беседую с вами, как на иголках. У меня две недели назад исчез сотрудник театра. У меня послезавтра должен в Театре эстрады быть вечер мой под названием "Я вспоминаю", а я его не могу играть, потому что этот человек ведет всю звуковую и видеопартитуру, а ни у кого нет больше этой информации.

ТИХОМИРОВ: А его ищут?

ХАЗАНОВ: Да. И вот я обращаюсь к тем, кто нас слышит. Алексей Поваров, сотрудник московского Театра эстрады. Его нет нигде, он не отвечает на телефоны, его близкие родственники не знают, где он. Больше всего меня поражает, что близкие родственники, даже узнав, что так на работе беспокоятся, им даже не приходит в голову обратиться в органы, чтобы этого человека начали искать. Я приехал к вам совершенно просто во взведенном состоянии, не понимая, почему отец, который жив, так спокойно реагирует…

ТИХОМИРОВ: А у нас это нормальное состояние сейчас, к сожалению. Слушайте, но я хочу отойти в сторону. Знаете, что я вспомнил? Что в свое время, скажем так, когда вы только вышли на эстраду, вас еще осенил, как говорится, крестным знамением Леонид Утесов. И вы работали вместе с его оркестром. Но до этого на этом же самом месте стоял еще один представитель, скажем так, нашей эстрады - это Евгений Петросян. Я думаю: как удивительно, из одного места вдруг родились совершенно два разных человека!

ХАЗАНОВ: Должен вам сказать, что я уже пришел к Утесову другим человеком. Леонид Осипович, царствие ему небесное, он был дивный, нежный и талантливый бесконечно, и очень мудрый человек, очень… Но дело в том, что я пришел в оркестр, которым он руководил, уже практически (ну, не полностью) сформировавшимся. Я к тому времени знал, что такое успех, несмотря на то что мне было всего 23 года, я вышел из стен училища циркового и эстрадного искусства. А там, на этом месте, действительно работал Евгений Петросян. Он решил покинуть оркестр. Оркестр мало работал в Москве, Женя захотел работать больше и имел на это право. И более того, жизнь показала: столько десятилетий этот артист держится, что называется, просто в головной шеренге. Кто-то может его любить, кто-то может его не любить - это второй разговор. Но факт остается фактом: из долгожителей практически, кроме Петросяна, никого и нет. Потому что даже очень талантливый артист Роман Карцев уже куда-то передвинулся на далекую обочину. Ну и так далее. Вот и всё.

ТИХОМИРОВ: Да… Я просто к тому, что все-таки мне кажется иногда, что жизнь очень незаслуженно относится к великим. Я по поводу Утесова вдруг вспомнил…

ХАЗАНОВ: Знаете, я бы не стал так говорить по поводу незаслуженного. А что незаслуженного? Человек прожил жизнь в народной любви, почете, в достатке. А что ему недодано? Ну, звезда Героя Социалистического Труда, которую он так жаждал получить к 85-летию. Но за то, что он отказался идти на антисионистский вечер в Колонный зал Дома Союзов…

ТИХОМИРОВ: Это что, серьезно?

ХАЗАНОВ: Неужели вы думаете, что я это буду использовать как повод для шутки? Да, действительно, в начале 70-х годов в Колонном зале было такое антисионистское совещание, на которое пришли и Райкин, и Плисецкая, я уж сейчас не помню, кто еще. Возглавлял этот антисионистский комитет Драгунский, генерал. Было очень широко освещаемое мероприятие, где клеймили позором агрессивный Израиль. И Утесов отказался туда идти. И не потому, что Утесов не считал себя евреем, не поэтому. А просто Утесов для народа прожил как Утесов, а не как Лазарь Вайсбейн. Понимаете? Вот и всё. Ему не хотелось этого. Зачем? Ему же не предлагал никто в свое время отбросить фамилию Утесов и выходить на сцену как Вайсбейн. Нет, всех устраивал Утесов. Но как только понадобилось, чтобы он выступил в этом антисионистском вечере, вспомнили, что он Вайсбейн. Вот и всё.

Что касается Театра эстрады… Мне очень хотелось бы воспользоваться возможностью, если такая возможность у меня есть…

ТИХОМИРОВ: Пожалуйста.

ХАЗАНОВ: Мы начали сезон. На следующий, 2014 год падает такая серьезная цифра - 60 лет Театру эстрады. И мы, конечно, очень хотели бы, чтобы этот сезон зрителям принес бы как можно больше радости, новых работ, премьер. Вот первая премьера, о которой я хочу сказать. Она состоится через три дня, 31 октября. Замечательный московский театр "Геликон-опера" и наш московский Театр эстрады играют премьерный спектакль "Любовь навсегда" (так называется этот спектакль), Дмитрий Александрович Бертман, руководитель "Геликон-оперы", он постановщик, он сделал такое шоу, которое построено на шлягерах двадцатого века. Эти музыкальные номера исполняются оркестром "Геликон-оперы", его потрясающими певцами. И вся визуальная часть довольно интересно решена.

ТИХОМИРОВ: Вы мне скажите, там не будет таких визуальных сцен, как, я до сих пор не могу забыть, в "Кармен", вы не видели у него в театре? Когда главная героиня залезла в машину, а в это время сзади к ней пристроился второй главный герой. И она поет, и в это время происходит акт соития. Я не смеялся так ни до, ни после. Это реально, это сделано так классно и так смешно, и при этом она поет очень хорошо: "Любовь, любовь…" Это очень смешно было.

ХАЗАНОВ: Конечно, было бы смешнее, если бы он пристроился к машине. Но это уже не Бертман, это уже другие, это уже следующая генерация режиссерская. Вот 31 октября…

ТИХОМИРОВ: Поздравляем! А кстати, Геннадий, говорят, что это проклятое место - Дом на набережной, Театр эстрады. Ведь это же был такой, скажем так, придворный театр при этом доме. Там же кино смотрели, насколько мне известно.

ХАЗАНОВ: Но вообще театром-то это до 1961 года никогда не было. Это был клуб Совета министров. Сначала имени Рыкова, потом Рыкова расстреляли, и просто стал клуб Совета Министров Союза ССР. А в 1961 году артисты эстрады получили свой дом.

ТИХОМИРОВ: Но ничего, привидения Рыкова не ходят?

ХАЗАНОВ: Нет, привидения Рыкова нет. Только мои привидения ходят по театру и высматривают, где чего не так. И у нас еще, вот не могу не рассказать, 22 декабря еще одна премьера под чудесным названием "Поэтический Петербург". Поэзия девятнадцатого – двадцать первого веков. И наша дивная, теперь уже многолетняя петербургская жительница (а вообще-то она москвичка) Светлана Крючкова, народная артистка России…

ТИХОМИРОВ: Это мощная женщина.

ХАЗАНОВ: Да, да. И вот наша любимая Светушка играет…

ТИХОМИРОВ: Но сложная.

ХАЗАНОВ: Непростая, да, непростая. Но неважно.

ТИХОМИРОВ: Нет, но талантливая.

ХАЗАНОВ: Да. И вот она играет моноспектакль "Поэтический Петербург" 22 декабря. Я с таким ожиданием, вы знаете, у меня прямо слюна, что называется, выделяется.

ТИХОМИРОВ: А вот скажите мне, Геннадий, как так происходит в этой жизни? Учились в строительном институте, вдруг цирковое училище. Работали на эстраде. В принципе, первые стендап-шоу - это были ваши стендап-шоу. Я считал в какой-то момент, что это предательство, когда вы вдруг взяли и ушли со сцены большой. Я не понимал тогда внутренних причин, когда вы вдруг возглавили театр. Вы все время меняете свою судьбу. Мне кажется, что очень часто мы боимся поменять свою судьбу. Вот мы встали в колею и поехали.

ХАЗАНОВ: Еще раз процитирую мою незабвенную Надежду Ивановну Слонову, моего педагога, моего наставника, моего гуру. Она мне часто говорила: "Гена, путайте карты, не дайте к себе привыкнуть. Если вы почувствуете, что отмычка от железной двери под названием "Успех" уже у вас в кармане навсегда, вы начали умирать".

ТИХОМИРОВ: Да… Слушайте, а тяжело быть таким. Ведь актер кто такой? Передатчик. Чем глупее, тем лучше.

ХАЗАНОВ: Все-таки артист - передатчик до определенной степени. Если ему удается трансформировать заложенный материал как собственную программу, сделать это своими мыслями и чувствами… Поэтому артист не может играть всё подряд. Я играю спектакль "Морковка для императора", играя Наполеона, решаю для себя главный вопрос, который в этой пьесе поставлен: что есть истинная ценность человеческой жизни? Власть? Почет? Слава? Деньги? Или что-то другое? Всё бренно. И жизнь конечна. Надо часто задавать себе вопрос: на то ли ты тратишь свою жизнь?

ТИХОМИРОВ: Ну да. После этого, конечно, надо закрыть мою, по крайней мере, речугу. Но напоследок все-таки скажите мне, Геннадий, когда вы впервые пародировали Брежнева, кто вам разрешил это? Вы получили разрешение или это вот прямо… Что вы почувствовали, когда вышли на сцену тогда еще советской эстрады?

ХАЗАНОВ: Мне никто не разрешал. Но, вы знаете, смелость-то небольшая была, потому что Брежнева уже не было в живых. Я не уверен, что сейчас я стал бы это делать. Понимаете? Потому что сейчас я, конечно, могу, пока дурачишься, но его уже нет в живых.

ТИХОМИРОВ: По крайней мере, Обама еще остался, но он далеко.

ХАЗАНОВ: Обама? Обама пускай будет счастлив (хотел сказать: в своем бараке)…

ТИХОМИРОВ: Но это будет уже совсем другая шутка. Геннадий, спасибо вам большое. Успехов, счастья.

ХАЗАНОВ: Вам спасибо. И спасибо радиослушателям. Спасибо, что дотерпели до конца.

ТИХОМИРОВ: Они говорят "мы любим вас", и это самое главное.