Валенки Константин Крюков

ТИХОМИРОВ: Уважаемые слушатели, теперь поговорим о прекрасном, об искусстве. Дело в том, что у нас в студии находится актер Константин Крюков. Здравствуйте, Константин.

КРЮКОВ: Всем добрый день.

ТИХОМИРОВ: Рад вас видеть.

КРЮКОВ: Взаимно.

ТИХОМИРОВ: Константин, прежде чем мы будем говорить действительно об искусстве, все-таки давай закроем тему по поводу оружия. Скажи мне, пожалуйста, вот  твое личное мнение, надо ли давать нашему народу право на ношение оружия?

КРЮКОВ: Я думаю, ну, это мое субъективное мнение, что, да. Мы должны иметь такое право. Но мы должны очень строго относиться к тому, как мы это право человеку передаем. То есть если у нас будет какая-то комиссия или, в общем, тот процесс, по которому человек будет получать право на ношение оружия, он должен быть реальным. Потому что у нас есть такие процессы, которые просто нереально пройти. Но он должен быть абсолютно бескоррупционным, очень строго, жестко контролируемым. Тогда - да.

ТИХОМИРОВ: Хорошо. Ну а теперь переходим к делу. Константин, конечно, мы знаем тебя, и многие любят тебя за эту роль в фильме "9 рота".

КРЮКОВ: Спасибо.

ТИХОМИРОВ: И это действительно хороший фильм. Нельзя говорить о фильме "гениальный, талантливый", но, скажем так, он крепко, профессионально сделан и сделан очень с душой и очень искренний. А скажи мне, я все время думаю об одном: когда актер играет какой-то образ, когда он выходит на какой-то пик страстей, о чем он думает? Вот что заставляет его, например, быть честным в кадре или не честным?

КРЮКОВ: Ну, вообще он думает об обстоятельствах внутри кадра и внутри сцены.

ТИХОМИРОВ: Потому что, нет, потому что тут камера, тут режиссер, тут коллеги, тут гримеры и так далее, и тому подобное, тут есть тысяча, куча вещей, которые находятся за пределами кадра и на которые ты тоже обращаешь внимание. Ты же не зомби, правильно?

КРЮКОВ: Ну нет, в какой-то момент, если тебе интересно, ты любишь, что ты делаешь, в какой-то момент это все выключается, потому что бывают очень сложные сцены, где, если ты будешь на это обращать внимания, ты никогда их не сыграешь.

ТИХОМИРОВ: Ну да.

КРЮКОВ: И наоборот удовольствие в том, что ты попадаешь в этот миг жизни и переживаешь хотя бы какие-то секунды некой чужой жизни, чужой ситуации. Ну я не знаю, мне кажется, в этом и есть какое-то наслаждение от нашей профессии, потому что ты должен от этого получать какое-то удовольствие. Ты попадаешь в совершенно иные ситуации, ты их проживаешь, и иногда ты даже удивляешься, как ты на них реагируешь. Это вообще такая частая штука бывает, особенно когда там режиссеры, актеры на нескольких проектах, они там не любят смотреть плей-бэк, то есть они не любят смотреть, что получилось. А иногда очень люди всегда анализируют, что они сняли, а иногда видно: ой-ой, как ты странно отреагировал, а почему так? Ну, потому что так-то, так-то, так-то... И там уже возникает какая-то своя жизнь, какая-то своя схема, и она очень интуитивная бывает, то есть ты не всегда что-то можешь объяснить.

ТИХОМИРОВ: А скажи мне, с философской точки зрения, все-таки папа у тебя доктор философии, Виталий Дмитриевич.

КРЮКОВ: Да.

ТИХОМИРОВ: А скажи мне, актер не разрежает свое личное "я", примеряя то один образ, то другой, то третий? Ведь в какой-то момент ты можешь заиграться.

КРЮКОВ: Вообще, конечно, надо было бы сказать "нет".

ТИХОМИРОВ: Жесткое "нет".

КРЮКОВ: Жесткое "нет", да. Но в прошлом году у меня был такой опыт, я три месяца находился на съемочной площадке одного жутко циничного молодежного комедийного проекта. И мы за три месяца стали абсолютными идиотами и циниками, такими современными, беспринципными, циничными уродами. И прямо стык в стык, вот я вышел с этого проекта и я ровно на следующий приехал к Дмитрию Дюжеву на съемки "Чемпиона".

ТИХОМИРОВ: Так.

КРЮКОВ: И вот где-то всю смену мне требовалось вложить в это все свои силы, чтобы адаптироваться, потому что после этой информационной среды приехать и услышать Диму Дюжева, который говорит про любовь, про человеческие поступки, о том, как это все прекрасно, и ты должен сыграть человека... И ты думаешь: боже мой, стоп, как же откинуть весь багаж трехмесячного идиотизма и вникнуть сейчас в то, что происходит? Ну, конечно, это откладывает какую-то свою печать, но я к этому опять-таки отношусь очень положительно, с точки зрения, что мы получаем просто какой-то интересный опыт. Потому что я часто в кино делаю какие-то вещи, которые я никогда в жизни не сделаю.

ТИХОМИРОВ: А это счастье.

КРЮКОВ: Да. Вот я, например, помню, мы с Василием Владимировичем Пичулом снимали такое 12-серийное творение, называлось "Второе восстание Спартака". Вот я приезжаю на площадку, он говорит: "Костя, видишь пятый этаж?" Я говорю: "Да". "Вот тебе надо будет залезть. Я знаю, что ты высоты боишься, но как это же кино". И я говорю: "Ну да, как бы это ж кино"... И вот такое тоже очень странное психологическое для себя оправдание, ты понимаешь, что в жизни никогда ты бы такой вещи не сделал, ни за что, даже за деньги, но для кино, в общем-то, надо сделать все.

ТИХОМИРОВ: Нет, у меня была история, я залез на какую-то пирамиду там в джунглях, под камеру, я залез, и говорят: все, сняли! И я понимаю, что я не могу слезть, я боюсь. И тогда говорю: включай камеру! И как только включили камеру, я слез.

КРЮКОВ: Да-да-да.

ТИХОМИРОВ: И я тогда понял, что это совершенно другая история.

КРЮКОВ: А в кино, понимаете, это еще доля ответственности, там 150 человек группа, режиссер, актеры, как это получится на кадре, да.

ТИХОМИРОВ: На телевидении попроще. Костя, ты знаешь, на самом деле мы поговорим и о ролях, и камнях, и обо всем на свете, и о картинах. Но прежде, знаешь, я достаточно хорошо знаю твоего дядю Федора Бондарчука. И я думаю, что долгое время Федор, знаешь, как тот Илья Муромец, который долго не мог начать свою активную творческую карьеру, все-таки вот эта печать отца, печать рода, мне кажется, иногда довлеет над художниками. Скажи мне, вот ты из такого рода, дедушка - замечательный режиссер, Сергей Федорович, тебя это подталкивает или мешает?

КРЮКОВ: Ну, я не знаю. Мне кажется, и я, и Федор, насколько я его вижу и наблюдаю, мы очень любим нашу большую семью. И, наверное, мы этому только рады. Другое дело, что, зная опять-таки себя и Федора, мне кажется, что степень ответственности перед самим собой у нас гораздо выше, чем перед нашей семьей, родственниками и будущими родственниками, и вообще прочими людьми. Потому что Федор очень самокритичный, очень строгий сам к себе и такой очень профессиональный человек. И поэтому я думаю, что, наверное, даже семья иногда легче относится к тому, что мы делаем, нежели мы сами. Поэтому я не могу сказать, что это прямо вот сильно давит-давит. Другое дело, что в жизни в связи там школой в Москве, ну и вообще в связи со всем, это играло прямо большую и яркую роль. Я вот, честно, до 18 лет был Крюковым, никому не известным.

ТИХОМИРОВ: Да, никому не известным, прятался там по заграницам...

КРЮКОВ: Я учился в юракадемии, никто не знал, из какой я семьи, я это миновал. А другое дело, когда вышла "9 рота", у меня был третий курс юракадемии, вот тут все началось, потому что все юристы, весь преподавательский состав все про меня поняли, почему меня не было на лекциях, и вообще где я был. Ну и дальше как-то так все по жизни пошло. Ну я не знаю, я горжусь своей семьей, я всех очень люблю, и не могу сказать... Наверное, это и заслуга моих старших, что они как-то не воспитали меня в такой какой-то нагнетательной истории, что вот, боже, ты должен держать лицо семьи всячески и так далее.

ТИХОМИРОВ: Слушай, я неоднократно наблюдал за творческими семьями, где, например, папа или мама были известные актеры, и они все время своих детей стараются направить куда-нибудь в другое русло: юристы, там финансы - все что угодно, но только не в актеры. И я говорю: ну как вы можете это делать, когда вот видно, что, например, Вова, ваш сын, это просто замечательный прирожденный актер? Нет, танкист! Нет, танкист, и всё! И потом все равно вот актерство берет свое. Почему люди так боятся?

КРЮКОВ: Ну, потому что, во-первых, это очень такая сложная, не очень удобная для обычной бытовой жизни профессии, наверное.

ТИХОМИРОВ: Ну это да.

КРЮКОВ: Потому что с ней сложно основать семью. Слава богу, в нашей семье есть такой опыт, мы знаем, как это делать с нашей профессией, но большинству людей это немножко мешает. Ну и вообще, более того, для мужчин это такая достаточно зависимая профессия, потому что ты должен ждать хорошего предложения, ты должен ждать и выбирать, или ты будешь сниматься во всем подряд...

ТИХОМИРОВ: Ну это, в общем, как говорится, я называю это, я говорю: я как девушка на выданье все время чувствую себя.

КРЮКОВ: Да, да. И поэтому, наверное, в первую очередь для мужчин, всем говорят: нет-нет, пожалуйста, иди кем угодно, но только не туда, только не туда... Но как бы в итоге судьба и гены все расставляют.

ТИХОМИРОВ: Да, как говорится, природа берет свое.

КРЮКОВ: Да.

ТИХОМИРОВ: Скажи мне, а ты с дедушкой общался вообще, нет?

КРЮКОВ: Да, я общался, я жил там большую часть своего детства за границей, но они часто приезжали с бабушкой. И я, если честно, с ним не общался как с великим режиссером Сергеем Федоровичем Бондарчуком, я с ним общался как с дедушкой. Он был очень хорошим дедушкой, у него было фантастическое чувство юмора, он постоянно издевался над младшими, всячески над ними подтрунивая, подшучивая.

ТИХОМИРОВ: А как он мучил бедного ребенка?

КРЮКОВ: Он мучил бедного ребенка... Например, я ходил, все время дедушке говорил, что, деда, я хочу стать астрологом. Прошло два дня, дедушка пришел с огромным томом, страниц 500, положил мне на стол и сказал: "Хочешь стать астрологом? Вперед!" Это была какая-то энциклопедия астрологии, я открыл первую страницу, думаю: так, всё, астрологом я больше быть не хочу. Не знаю, у него была такая особенность, он к детям, ну по крайней мере ко мне, относился как к взрослым, он очень вел серьезные беседы и как-то так...

ТИХОМИРОВ: Хорошо иметь такого деда.

КРЮКОВ: Да, чаще всего с детьми играются, а он так всегда был к нам очень серьезен.

ТИХОМИРОВ: Слушай, скажи мне, Костя, вот, знаешь, мне иногда даже кажется, что это какое-то видение. Я еще был совсем маленький и шел по Тверскому бульвару, а навстречу мне шел огромный мужчина в черном пальто, в больших очках, седой... только волосы у него были не седые, а фиолетового цвета. И я понял, что это Сергей Федорович Бондарчук. Я вот думаю: это видение, привиделось мне, или на самом деле какой-то момент был, когда он покрасил волосы в фиолетовый цвет, как вызов некий? Вот я не знаю, может быть, он был со съемок или еще что-то, я реально тебе говорю, что это было  прямо на Тверском бульваре, я это помню, как сейчас. Я все время никак не могу понять:  правда это или нет?

КРЮКОВ: Ну, я думаю, что это могло быть связано со съемками.

ТИХОМИРОВ: Да, да, да.

КРЮКОВ: Потому что такие эксцессы, конечно, бывают, да, когда люди смотрят и думают: что с человеком, почему у него усы красные или там еще что-то. Но о том, конкретно фиолетовый цвет, я не слышал, не знаю, но я думаю, это было вполне возможно.

ТИХОМИРОВ: Слушай, ну знаешь, он был похож на Жана Маре. Я вдруг подумал, что у него была такая абсолютно даже не европейская, а мировая внешность. Я думаю: а как так происходит вообще, что, например, вот вроде бы есть национальность, нации, народности, и вдруг человек становится над миром, над миром.

КРЮКОВ: Ну, вы знаете, он был... Ну даже на бытовом уровне, все квартиры, где они там жили, я сейчас живу на даче, где жила Ирина Константиновна и Сергей Федорович, они настолько пропитаны вообще мировой культурой как таковой, литературой, живописью, что, наверное, это зависит от какого-то человеческого образования и от того, насколько он себя...

ТИХОМИРОВ: Все-таки образование?

КРЮКОВ: Насколько он себя сам наполняет какой-то информацией из всего мира. Потому что он был очень, жутко начитанным человеком. И насколько я его помню, он никогда не сидел без дела, он либо какую-то воспринимал информацию, либо создавал. Он очень любил заниматься живописью, он делал много, кучу прикладных вещей, он вырезал из дерева. В общем, он никогда не сидел на месте. И степень там тех знаний, которые в нем были, она, мне кажется, особенно на то время, учитывая то, что это было за политическое время и как люди там, к какой информации они имели доступ, к какой нет, он был жутко информированным человеком, он кучу всего знал. Мне кажется, от того, насколько человек много знает, зависит вообще, к чему он себя причисляет: ко всему миру или к какой-то конкретной деревне.

ТИХОМИРОВ: Хорошо, возвращаемся к тебе. Константин, вот ты не зря сказал про астрологию. Ты знаешь, в детстве мне папа подарил такую книжицу, я открыл ее, а там были минералы, драгоценные камни и так далее, и тому подобное. Она был, знаешь, такая, ну как иллюстрация того, какие камни бывают на территории Советского Союза. И я помню, все время гладил их. И некоторые камни мне нравилось гладить, например, там оникс, еще что-то, а некоторые камни, у меня было какое-то отторжение к ним, я их прямо вырывал из книжечки и выкидывал. Я вот думаю, интересно, я знаю о том, что ты увлекаешься камнями, ювелирным искусством, а ведь камень на самом деле ведь несет какую-то энергетику.

КРЮКОВ: Ну, слушайте, это очень такая большая тема. Они все, конечно же, несут энергетику, они все совершенно разные. А когда ты с ними работаешь, у тебя это еще превращается в целый огромный мир, потому что у каждого камня свои свойства, кто-то там считается недрагоценным, хотя тебе лично, например, он очень нравится.

ТИХОМИРОВ: Ну да.

КРЮКОВ: Я не верю в какие-то мистические свойства камней, я верю только в мистическое свойство там бриллиантов и изумрудов за счет их стоимости.

ТИХОМИРОВ: Ну, конечно, женщины сразу почему-то, знаешь, как-то вот... Тут у нас была Люба Успенская, ты знаешь, как сверкнула перстнем с брюликами, и я так подумал: ох, ослепительная женщина!

КРЮКОВ: Ну это связано с их стоимостью, это самая большая мистика в этом плане. Но на самом деле это огромный-огромный и очень глубокий и интересный мир, в который, наверное, усидчивым людям интересно как-то вгрызаться. А относительно вот камней по знаку Зодиака и так далее ничего не могу сказать.

ТИХОМИРОВ: Ну нет, ты же не астролог.

КРЮКОВ: Это нет.

ТИХОМИРОВ: На самом деле долгое время, ну по крайней мере в средневековье, ювелиры - это были алхимики, это были люди, которые занимались не только созданием произведений искусства, они занимались тем, чтобы найти этот философский камень. А у тебя не возникало такое желание, что действительно, может быть, есть такая волшебная формула, позволяющая свинец превращать в золото?

КРЮКОВ: Ох, слушайте, я думаю, что волшебная формула, она, наверное, есть, но она все-таки где-то должна произойти у нас в голове, а не на ювелирном столе, и тогда свинец станет золотом. Но на сегодняшний день, вы знаете, сейчас могу рассказать, есть вообще очень разные технологии. И исходя из внешнего вида материала, я уже иногда не совсем понимаю, имеет смысл, грубо говоря, делать это из золота, или, может быть, это стоило бы покрыть, тогда это будет гораздо дешевле, но будет выглядеть абсолютно так же. Вот мы с партнером моим спорили, у нас комплект сережек лежит, один из синтетических корундов, а другой из рубинов. Синтетика реально выглядит лучше, ну вот как ты ни крути, она выглядит лучше.

ТИХОМИРОВ: Да ладно!

КРЮКОВ: Вот она абсолютно выглядит... у нее и лучше цвет, она идеальная. Она дешевле, она синтетика, все об этом знают, но внешне, как ты ни крути, она выглядит лучше. Конечно, так с точки зрения кармы, души и так далее...

ТИХОМИРОВ: Ну да, мы же любим все одушевлять.

КРЮКОВ: В настоящих рубинах, которые природного происхождения, ты это видишь, в них есть там включения, они не совсем чистые.

ТИХОМИРОВ: Там есть жизнь, да.

КРЮКОВ: Да, и там есть какая-то реальная жизнь. Синтетика, она плоская, мертвая, очень красивая...

ТИХОМИРОВ: Но очень красивая. Эх, черт, вот как бы разгадать: где женщина настоящая, а где, к сожалению...

КРЮКОВ: Ох, это гораздо сложнее.

ТИХОМИРОВ: Ну, мы к этому вернемся, но чуть-чуть попозже. Ты знаешь, есть еще один вопрос. Есть такой известный ювелир Николай Ешкин, не знаю, знаешь ты или нет его, но он делает совершенно уникальные вещи. И, по-моему, все оперные дивы во всем мире имеют обязательно в своей коллекции хотя бы одно его кольцо или там, не знаю, колье или, может быть, серьги. И я, наблюдая за ним долгие годы, мы-то с ним приятельствуем, вдруг поймал себя на мысли, что ювелиры - это отдельная порода людей. Они, с одной стороны, очень замкнутые, очень закрытые, а с другой стороны, такие, которые воспринимают мир, как такую одну большую рану. И я вот думаю: а как в тебе сочетается актерская профессия и это, скажем так, влечение к ювелирному искусству, к рисованию картин?

КРЮКОВ: Вообще я могу сказать, у меня такая была до какого-то момента сильно разорванная жизнь, потому что отец у меня целиком и полностью рациональный человек из бизнеса, мама - актриса, и соответственно во мне уже два таких очень противоборствующих начала, которые друг друга не понимают и не принимают. А дальше там юридическое образование, геммология. При этом я в 18 лет попал в кино и так там и остался. И я как-то все время интуитивно думал: как же это все это соединить, чтобы одно работало на другое? И в итоге абсолютно интуитивно, без умысла, я даже и не понял, как это случилось, стал заниматься ювелирным делом. Я сам делаю эскизы, я очень хорошо знаю материал, с которым работаю, потому что я получил это образование. Я сам занимаюсь этим бизнесом, в чем мне очень помогла моя юридическая академия. А мое актерство, моя публичность и так далее дают мне какие-то большие прерогативы в том, как это можно все продвинуть и донести до потребителя и людей. Вот так в одной точке сомкнулись практически все мои интересы, и чему я очень рад. Вот свить из этого такую вот штуку было достаточно сложно.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а скажи мне, очень часто, давай признаемся честно, люди говорят: ну, конечно, он или богом поцелован, или у него как бы сразу была там серебряная ложечка в стаканчике. Одно дело - ты родился в семье известных людей, а другое дело - вот мы, простые. А я вот думаю, ведь на самом деле не имеет значения, где ты родился, вопрос, ты правильно сказал, интереса к миру и насыщения себя информацией.

КРЮКОВ: Ну, вы знаете, наверное, да. Просто люди, которые так говорят, очень редко смотрят на тех людей, которые реально родились с серебряной ложечкой и никуда с этой ложечкой не дошли.

ТИХОМИРОВ: Да.

КРЮКОВ: Потому что если ничего не делать и никуда не идти, и как-то не развивать свою жизнь, то, наверное, с серебряной ты ложечкой или без - неважно, ты в любом случае, у тебя будет не очень интересная жизнь. Я думаю, что, знаете, как правило, люди не стесняются рассказывать о хороших моментах в своей жизни и очень не любят рассказывать о плохих.

ТИХОМИРОВ: Да, есть такая партия...

КРЮКОВ: Поэтому это тоже такая очень однобокая штука - говорить о каких-то успешных людях, что  у них по жизни...

ТИХОМИРОВ: А о чем ты, например, никогда не вспоминаешь, по крайней мере стараешься не вспоминать?

КРЮКОВ: Ой, слушайте, я очень много о чем...

ТИХОМИРОВ: Прости.

КРЮКОВ: Нет, я очень много о чем вспоминаю. Я для себя-то часто вспоминаю какие-то тяжелые ситуации в моей жизни, связанные с моей семьей, там с отцом, с какими-то переездами и так далее, но я никогда об этом не рассказываю, и совершенно мне этого не хочется. И, по-моему, очевидно, что у всех людей на свете бывают жутко сложные моменты.

ТИХОМИРОВ: О которых никто не знает.

КРЮКОВ: О которых никто не знает и вряд ли узнает. Я, причем, сам понял, что совершаю некую ошибку. Я все лето летал по Европе на встречи со всякими партнерами, с часовщиками, производителями воды и так далее. Плюс пережил одну операцию, мне было жутко плохо длительное время, но при этом я, конечно же, все эти поездки, выкладываю фотографии в  Instagram.

ТИХОМИРОВ: То есть ты тоже, да, подорвался.

КРЮКОВ: Да. Сижу, значит, во Франции, в Эвиане, выкладываю вид с моего балкона. И мне девушка пишет: "Константин, неужели вам не скучно так жить?" И я задумался. Я думаю, вот она смотрит на эти все фотографии и думает, что я реально три месяца сижу в Европе и тупо ничего не делаю вообще.

ТИХОМИРОВ: Ну да, любуясь пейзажами.

КРЮКОВ: Катаюсь по разным странам, да, и любуюсь пейзажами и видами из номеров. Нет, ну вообще если как бы так обо мне судить, то, наверное, можно меня ненавидеть и считать, что я абсолютный идиот.

ТИХОМИРОВ: Слушай, Константин, пока ты говорил, я внимательно изучал твои картины. И ты знаешь, я, конечно, не психоаналитик и не психолог, но в какой-то момент я вдруг поймал себя на мысли, что для тебя женщина - это не просто женщина.

КРЮКОВ: Ну, как и для любого мужчины...

ТИХОМИРОВ: Да, это действительно так. Нет, просто для тебя женщина - это не просто, ну, знаешь, для некоторых - это физиология, секс или просто любовь. А для тебя женщина - что-то гораздо более высокое. Я думаю: а с чем это связано? Понимаешь, в последнее время, мы очень утилитарно относимся ко всему, в том числе и к близким людям, и к тем же женщинам.

КРЮКОВ: Ну, вы знаете, относительно живописи, для меня, наверное, самое важное - это какая-то... знаете, есть такое слово, вроде простое и всем понятное, символ. А с точки зрения анализа этого слова, это какой-то образ, который всегда несет большую смысловую нагрузку.

ТИХОМИРОВ: Да.

КРЮКОВ: И поскольку живопись - это как бы некое такое выразительное искусство, состоящее из внешнего проявления, из формы, то нагружать эту форму смыслом можно только каким-то символизмом, и соответственно... Ну, я очень большой любитель символов как таковых.

ТИХОМИРОВ: Да, я это уже понял.

КРЮКОВ: И женщина для меня несет огромный информационный заряд. И вообще в живописи я, наверное, прибегаю именно вот к... для меня это такая, знаете, игра в бисер, я пытаюсь совместить какие-то вещи на уровне символов, но при этом чтобы они смыслово друг с другом коррелировали. И иногда получаются очень неожиданные, какие-то странные такие сочетания, но они мне нравятся, поскольку они для меня какие-то решают вопросы по жизни, я для себя что-то новое открываю. И вообще живопись - это такая очень интересная, субъективная штука для каждого, это какое-то решение своих задач собственных.

ТИХОМИРОВ: И ты знаешь, ты меня, конечно, извини, я почему-то в этих картинах, я не вру тебе, я брал интервью у твоей мамы, но, правда, это было давно, я вижу почему-то твою маму.

КРЮКОВ: Ну, моя мама - это, наверное... ну как, наверное, главная женщина в моей жизни, потому что она меня вырастила, мы очень много общались. И, к сожалению, она рано ушла.

ТИХОМИРОВ: Она была прекрасная, я до сих пор не могу забыть, я реально тебе говорю, она меня поразила своим таким необычным шармом и такой иронией по отношению... я, конечно, делал микрофон чуть-чуть потише, но я просто был удивлен, ты знаешь. И при этом она абсолютно была доступна, в смысле того, что она была очень простая.

КРЮКОВ: Да, она была очень простая, и она была очень честная, и вообще она сильно выделялась в моей жизни от всех остальных людей вокруг. Потому что она никогда не терпела какого-то такого низкого лицемерия или какой-то неправды. Она всегда все видела, все говорила в лицо, все понимала. Но, наверное, даже, вы знаете, она так вот в нашей семье была самой большой духовной скрепкой такой, она всех держала вместе. Хотя, наверное, сильно публичным человека она не была. Но она была невероятно прекрасной мамой, и, наверное, таким лучшим другом и лучшим наставником. Поэтому, конечно, да, в моей жизни вообще ее очень много каждый день, и во мне ее очень много, поэтому и в живописи моей ее очень много. Ну да, я ее сын, она меня воспитала, конечно.

ТИХОМИРОВ: Послушай, а ты хороший отец. Или как?

КРЮКОВ: Не могу сказать, что я хороший отец, я желаю себе лучшего. Поскольку так случилось, что мы с бывшей женой... ну, мы уже бывшие.

ТИХОМИРОВ: Ну, знаешь, в жизни всяко бывает.

КРЮКОВ: Да, в жизни всяко бывает. Но мы дружим, слава богу, мы как-то взяли себя в руки, и, слава богу, у нас вроде очень хорошие отношения между нашими семьями. Потому что у нас есть Юленька, и мы все ее очень любим. И насколько я хороший отец, я думаю, мы выясним чуть позже.

ТИХОМИРОВ: Вот сейчас произошла история с Женей Плющенко, такая действительно большая человеческая трагедия. Кто-то злорадствует, кто-то действительно сострадает. И я думаю, что мы очень не умеем правильно прощаться со спортом, с любимыми, с жизнью. Ну, я говорю так философски. Почему мы не умеем красиво уходить?

КРЮКОВ: Вы знаете, я сутки наблюдаю за этим происходящим с Женей Плющенко. Я в ужасе не от Жени Плющенко, а от нашего общества вообще. Потому что люди почему-то решили, причем я не буду называть имен, и, может быть, я в чем-то не разбираюсь, люди решили, что спорт гораздо выше человеческой жизни. Я просто очень хорошо знаю, что такое проблемы с позвоночником, я там глубоко в этом внутри, я очень хорошо знаю, что это такое, я прошел 30 с лишним врачей, и я понимаю, как себя чувствует Женя. Слушайте, ну если у тебя есть выбор выступить и остаться инвалидом или не выступить...  ну, ребята, я вообще не понимаю, о чем речь идет! Это прекрасный человек, он сделал фантастические достижения за всю свою жизнь.

ТИХОМИРОВ: Да, он герой.

КРЮКОВ:  От чего он там отказался или не отказался... Ну, слушайте, он хочет - выступает, хочет - не выступает. Мне кажется, у нас слишком какое-то ангажированное такое общество. Ну, пойди, сделай то же самое и посмотри, как ты себя будешь чувствовать на его месте. Это ужасно! Слушайте, это же живой человек, у него есть боль, тело, любимые люди, и он хочет жить и нормально передвигаться дальше по жизни. Я не знаю, я прямо за него болею, я с ним, я ему благодарен за все, что он делает. И я ему благодарен в том числе за такой поступок, потому что все равно даже в спорте должен быть какой-то трезвый разум человечества. Все-таки он в первую очередь человек, а потом спортсмен.

ТИХОМИРОВ: Слушай, а скажи мне, я знаю, что это неприличный вопрос. А ты верующий?

КРЮКОВ: Да, я верующий.

ТИХОМИРОВ: Я однажды был удивлен очень, что ты... я, просто, когда прочитал то, что ты был в Японии и снимал документальный фильм о православии в Японии, я был поражен, во-первых, что в Японии есть православие.

КРЮКОВ: Да, жутко интересно. Вы не представляете, это был один из самых интересных месяцев в моей жизни. В Японии сравнительно очень большой православный приход.

ТИХОМИРОВ: Для меня это просто открытие, я реально говорю.

КРЮКОВ: Причем он состоит не из экспансов, он состоит из японцев. Поскольку Япония самая сложная страна для адаптации для иностранцев, там иностранцы не приживаются, они не ассимилируются в Японии, японцы - очень закрытая нация. И православие туда пришло и осталось вместе с японцами, у них 25 тысяч человек...

ТИХОМИРОВ: А кто им занес это православие?

КРЮКОВ: Занес туда православие один наш священник, такой святитель Николай, который был невероятно дипломатичным. Это единственный первый белый человек, которому японский император возложил венок на гроб, причем похоронен он там.

ТИХОМИРОВ: А когда это было?

КРЮКОВ: Сейчас я не назову...

ТИХОМИРОВ: Ну, примерно.

КРЮКОВ: Ну, после русско-японской войны.

ТИХОМИРОВ: А, то есть это вот прямо, это короткая история.

КРЮКОВ: Да. И в Японии на момент, когда туда прибыл наш святитель Николай, было запрещено пропагандировать какую-либо иноземную веру вообще. Он там жил в нашем русском посольстве, переводил Библию на японский язык. И первый православный человек в Японии был самурай, который пришел его, в общем-то, убивать. Просто на тот момент самураи были вне закона, потому что в Японии всегда идет состязание, ну там шло состязание между императором и Сёгуми, в общем, силовики и правящая часть.

ТИХОМИРОВ: Ну, все как обычно.

КРЮКОВ: Да. И пришел самурай его убивать, поскольку приехал человек творить зло на его родине. Соответственно убить не получилось, как-то он вот так вот с ним поговорил, что тот стал православным. И первые восемь православных человек были самураи. Поэтому дальше, я думаю, у него все пошло очень успешно.

ТИХОМИРОВ: Как круто!

КРЮКОВ: У него было очень мощное приближение, да, которое его охраняло. Но он был фантастически умным, жутко дипломатичным. На его век выпала русско-японская война и надо быть в храме и сказать проповедь, притом, что, ну грубо говоря, очень сложная ситуация. Вот он вышел и благословил людей на защиту своей родины.

ТИХОМИРОВ: Ну да, "за нашу победу".

КРЮКОВ: Да. "На защиту своей родины". Вот ты японец - защищай Японию, ты русский - защищай Россию. В общем, родину защищайте свою, а я как бы вас благословляю на защиту родины. Я не благословляю там кого-то конкретно на убийство русских, нет, я благословляю на защиту родины. Очень был мудрый, интересный человек. И поскольку японцы, они очень ценят, мне кажется, таких людей, они, конечно, относились к нему с большим интересом и до сих пор относятся с большим интересам к нашей вере. 25 тысяч человек в Японии - православные.

ТИХОМИРОВ: Слушай, Костя, скажи мне, пожалуйста, ну я понимаю: ладно, кино, тут, как говорится, потомственные люди. Я понимаю: там ювелирное искусство. Но зачем ты полез на нашу маленькую полянку телевизионных ведущих и радийных ведущий?

КРЮКОВ: Нет-нет, слушайте, я туда не лезу совершенно.

ТИХОМИРОВ: Они меня сами, говорит, тащат...

КРЮКОВ: Нет, нет. Я просто был приглашен людьми от православия для того, чтобы провести это мероприятие. И я могу сказать, был мой первый опыт телевизионный, и хотя я себя очень уверенно чувствую внутри кадра, может быть, постфактум, спустя там, сколько, четыре года или даже шесть лет, я говорю спасибо большое всей съемочной площадке, потому что я первые дней 15-ть не мог ни одного слова нормально сказать, я постоянно запинался, мы снимали по 248 дублей, я забывал текст, но все-таки это было очень интересно. Нет, это мой единственный опыт ну какого-то такого документального ведения передачи.

ТИХОМИРОВ: Нет, ну потом же ты вел еще программы, по-моему, на ТВ-3.

КРЮКОВ: Я вел передачи, да, но это такое большое развлекательное. А тут мы все-таки как-то уходили вглубь информации о Японии.

ТИХОМИРОВ: Вглубь веков. Нет, просто, ты знаешь, совсем недавно был тоже Валдис Пельш у нас, и он сейчас снимает документальный фильм о полярном летчике, о Левандовском, по-моему, фамилию боюсь просто переврать. И он говорил с таким жаром, с таким интересом. И я знаю его 155 лет, и вдруг увидел в нем глубокого человека, который думает о судьбах России, о героях, которые прославляли нашу страну. И думаю: офигеть можно, что с людьми делает возраст! Ну и потом подумал: да, в общем, как говорится, тоже немолоды... Скажи мне, Костя, ты работаешь там, там, там... А есть, скажем так, главный камертон в твоей жизни, есть главное движение - куда ты стремишься? Вот главная миссия. Очень многие люди в этом мире, в этой стране, да и вообще во всем мире, они говорят: я не знаю, зачем я живу.

КРЮКОВ: Ух! Ну, поскольку, конечно, я себя еще считаю молодым, в общем-то...

ТИХОМИРОВ: Нет, ну да, тебе еще рано, конечно, задумываться об этом.

КРЮКОВ: На днях, кстати, пришла такая мысль в голову, что я как раз сидел и думал: куда я иду, зачем я иду, и так далее. Мне кажется, что в нашем современном мире очень важно в первую очередь обратить внимание на себя: как ты идешь и как ты каждодневно живешь. Мысль моя была банальная. Просто я человек, который всю жизнь так и не понимает, куда он идет и зачем он идет. Потому что есть люди, которые рожденные с мечтой, или они ее приобрели там в каком-то юном возрасте. Вот я очень дружу с одной швейцарской часовой маркой, и основатель мне рассказывал, как в 14 лет батюшка там где он жил, в Швейцарии, священник, завел его в башню, где он увидел часовой механизм. Всё, и с этого момента понял, что он занимается часами, дальше он пошел в часовую школу, потом основал свой бренд. И так он потратил всю свою жизнь на свою мечту. Мне кажется, это жутко счастливые люди.  У меня, к сожалению, так в жизни не получилось, что я в 14 лет увидел что-то и с тех пор иду по этому. Я, конечно, в первую очередь в жизни занимаюсь кино, я большой потребитель кино, я очень много его смотрю.

ТИХОМИРОВ: А что тебе понравилось в последнее время?

КРЮКОВ: Ух! За последнее время -  "Корпорация "Святые моторы" Каракса, вот что мне понравилось за последнее время.

ТИХОМИРОВ: Слушай, тоже неплохо.

КРЮКОВ: Да. И мне очень понравился фильм "Советник". Хотя там говорят, что он недоделанный или еще какой-то, старчески маразматический, но мне он очень понравился. Но мне кажется, что в нашем современном  обществе надо в первую очередь обращать внимание на то, кто ты есть каждый день, как ты живешь, как ты говоришь, там я не знаю, как ты спишь, как думаешь. Потому что это важнее всего. Очень сложно понять, куда ты идешь, если ты, постоянно у тебя, значит, твоя голова затуманена огромным количеством информации, которая тебе не нужна.

ТИХОМИРОВ: Ну это да.

КРЮКОВ: У нас у всех там не очень хорошее здоровье, мы употребляем кучу стимуляторов каждый день, и так далее.

ТИХОМИРОВ: Даже не успеваем...

КРЮКОВ: Не успеваем, да. Я вот в 28 лет, в связи с какими-то эксцессами со своим здоровьем впервые в жизни реально понял, что деньги - это не главное. Для меня это было такое открытие! И слава богу, что это произошло в 28 лет. Я вот в прошлом году четыре дня не мог встать с кровати. Причем, я лежал в Берлине, мои друзья там...

ТИХОМИРОВ: Ты в таких прекрасных условиях, да.

КРЮКОВ: В жутко прекрасных условиях, мои друзья мне звонили, пытались меня как-то подбодрить, говорили: слушай, там пойди посмотри в окно, тебя ждет огромный красивый кабриолет, ты можешь ехать там куда угодно, мы тебе привезли машину... Но я просто не мог встать с кровати. И я понял, что деньги - это не главное, главное - здоровье и то, как мы себя внутри себя чувствуем. И как-то мне кажется, что надо больше добра делать вообще.

ТИХОМИРОВ: Ну это да. Костя, все-таки скажи мне, почему твой дядя... Федор же дядя, да?

КРЮКОВ: Да.

ТИХОМИРОВ: Почему дядя не снял в "Сталинграде"? Вот что это такое? Вот так хорошо это прозвучало...

КРЮКОВ: Такой странный вопрос, который мне все время задают. Когда снимается кино, есть разные роли, на эти разные роли пробуются разные люди. И есть люди, которые на них больше подходят, и есть люди, которые на них меньше подходят.

ТИХОМИРОВ: Нет, ты понимаешь, потому что у нас часто все думают о том, что если родственник, то, значит, должен снимать своих родственников в кино, и ты просто обязан это делать.

КРЮКОВ: Нет, ну слушайте, я же... вот мы начали сегодня передачу с того, что вся наша семья занимается кино. И я понимаю, что в первую очередь для нас работа, она важнее всего, и мы никогда там ну как-то не пожертвуем чем-то, чтобы в итоге результат был хуже. Особенно, зная Федора, для него итоговый результат, итоговый фильм, он не пойдет ни на одну уступку, ему главное, чтобы получилось так, как он хочет, не на 100 там, а на 120 процентов. И в этом плане ну как бы вопрос, почему он меня не снял там-то или там-то, это вопрос там к количеству ролей, которые были в фильме, и насколько я объективно на них подходил. Ну это такая рабочая история, тут уже ни при чем - дядя он или не дядя.

ТИХОМИРОВ: Слушай, Константин, ну что же, пришлось время практически прощаться. И напоследок можно я скажу одну мысль, не знаю, понравится она тебе или нет. Несколько лет назад я совершенно случайно с тобой столкнулся на улице, увидел твои глаза, и я подумал: какой закрытый, немножечко надменный, холодный человек. Но вот посмотрев в твои глаза, внешне, я вдруг поймал любопытство, и я подумал: а, но любопытный... А сейчас, после нашего разговора я понял еще многое. Я думаю, что, конечно, нам приходится иногда быть закрытыми, надменными, немножко прохладными по отношению к миру и жизни. Но самое главное, чтобы внутри тебя билось теплое сердце.

КРЮКОВ: Дай Бог! Спасибо вам большое.

ТИХОМИРОВ: Спасибо тебе большое. Успехов, счастья, новых ролей, новых украшений для женщин, ну и новых женщин... Нет, новых женщин...

КРЮКОВ: По идее, я вообще живу в счастье, у меня очень все хорошо. Спасибо вам большое. И спасибо вашему радио и вам за прекрасные эфиры и хорошее настроение в субботу.

ТИХОМИРОВ: Спасибо.