Валенки Максим Суханов

3 марта 2014, 12:00

Персоны

 

ТИХОМИРОВ: Уважаемые друзья, в студии появился он, большой и – прости, Максим, - лысый Максим Суханов. Замечательный актер театра и кино. Максим, очень рады тебя видеть.

 

СУХАНОВ: Здравствуйте.

 

ТИХОМИРОВ: Но ты опять пришел, и всё это пространство заполнилось тобой. Максим, сегодня будет очень тяжелый разговор. У меня простуда, на протяжении недели не могу отоспаться, отлежаться, поэтому некоторые вопросы мои будут неожиданные. Но всё это списывай на то, что меня немножечко трясет.

Максим, начнем с самого главного. Совсем недавно моя хорошая подружка пригласила меня на премьеру спектакля. Сказала, будет весь гламур, тужур и так далее. Спектакль назывался "Возвращение домой". В главных ролях Максим Суханов и Максим Виторган. И, зная тебя, зная твой перфекционизм и отношение к сцене, к слову, к тому, что происходит… Тем более режиссер Владимир Мирзоев, которого я очень люблю. Я тебе скажу только одно: вот все хороши, и молодые актеры. Но ты - бесподобен. Я подумал: а что здесь делает Максим? И когда я потом читал все  рецензии на этот спектакль в прессе, все говорили: "О! И, конечно, Максим Виторган! Такой замечательный актер!" А я тебе могу сказать: а он мне не понравился. Он был самый слабый из вашей команды. И меня все время это немножечко смущало. Я понимал, что отличный пиар-ход, отличный, как говорится. Но ведь ты понимаешь, в чем дело? Ведь искусство есть искусство. И все в команде должны быть подвержены одному стремлению - главной точке, ради чего ставится спектакль. Извини, это мое личное мнение, частное.

 

СУХАНОВ: Очень хорошо. Мнений ведь очень много. Вот недавно, когда была у нас встреча после очередного спектакля со зрителями (мы решили делать такой формат, потому что все меньше и меньше есть где собираться людям и пообщаться)…

 

ТИХОМИРОВ: Умным людям?

 

СУХАНОВ: Умным, может, даже глупым. Но просто пообщаться, послушать друг друга, позадавать вопросы, поотвечать на них. И кто-то, допустим, в мою сторону сказал: все то, что вы делаете, Максим, это уже давно никому не нужно.

 

ТИХОМИРОВ: Кто это? Жалко, что я не остался.

 

СУХАНОВ: Был такой человек. Но дело не в этом. Это прекрасно, когда, наверное, по-разному считывается то, что происходит, особенно в драматическом театре. Что же касается Максима и его роли. Конечно, здесь лучше на этот комментарий отвечать режиссеру, но все-таки Мирзоев пригласил Максима как тонкого актера, умеющего быть контрапунктом всему тому, что происходит, во всяком случае, в этой семье, о чем спектакль. Контрапунктом, который, в конце концов, имеет шанс вырваться из этого замкнутого круга пещерного сознания.

 

ТИХОМИРОВ: А вот можно я расскажу нашим слушателям, о чем спектакль?

 

СУХАНОВ: Да, конечно.

 

ТИХОМИРОВ: Значит, приезжает старший сын со своей молодой женой на  родину в Великобританию, к своему папе и двум его братьям. Все хорошо. Они веселятся. Папа - деспот и тиран, такой, знаете, просто вождь в семье. Всех гнобит, ходит с палочкой, постоянно кричит. Кстати, все старые люди очень похожи. Я даже поразился, я думаю: неужели так постарел? Потому что ты был просто старик такой. Сильный старик! В конце концов, старший сын успешный, он в Америке, он богатый, преподаватель, профессор. В общем, все заканчивается тем, что сынок уезжает обратно к себе в Штаты, а жену оставляет им на растерзание. И папа говорит: "И мы будем ее иметь (простите за выражение), дети… В общем, мы будем с ней жить, и она будет радоваться… А в свободное от работы время она будет работать проституткой". Это такая глупая фабула, та, которая на поверхности. На самом деле, Максим, за этим спектаклем, за этой мыслью лежат очень глубинные, философские размышления. И я могу сказать, что мне показалось больше всего. И я, знаешь, вдруг подумал, что в жизни странная вещь: мы очень не любим диктата. Мы очень не любим, когда над нами кто-то стоит и погоняет нас плеткой. Но когда этот диктатор нам разрешает делать то, что мы хотим, мы говорим: "Мы любим тебя". И вот я удивился, когда вдруг во время спектакля вот эти два брата, которые постоянно спорили с отцом, но как только папа сказал: "а давайте-ка мы эту девочку оприходуем и она будет наша", и они стали командой. И это, конечно, страшно.

 

СУХАНОВ: Да, это страшно. Это инстинкты пещерного сознания.

 

ТИХОМИРОВ: И которые никуда не деваются. Самое главное, что весь мир живет, к сожалению, по этим канонам.

 

СУХАНОВ: Большинство.

 

ТИХОМИРОВ: Но это же английская пьеса.

 

СУХАНОВ: Да, конечно. И эта пьеса написана в 64-м году, и до сих пор она актуальна. Актуальна тем, что все-таки инстинкты, они преобладают и сильно зажимают любой свободный дух, который появляется, не важно, во семье или в каком-то обществе.

 

ТИХОМИРОВ: А что это? Это, скажем так, это аксиома, от нее никуда не деться, это будет всегда. У меня ощущение, что это возникает периодически и всегда.

 

СУХАНОВ: Наверное, так сложно сказать, будет ли это всегда. Главное, наверное, от нас зависит, чтобы процент именно таких случаев все больше уменьшался или мы все делали для того, чтобы показывать, насколько это ужасно и насколько это приводит, в конце концов, к разрушению личности такого рода межличностные отношения.

 

ТИХОМИРОВ: Еще один вопрос. В этом спектакле возникает такая аллюзия, что главный герой - это такой  "Сталин". И я знаю, что ты несколько раз обращался к этому образу, и у Никиты Михалкова, и в сериале "Дети Арбата". И когда я видел тебя в этом образе (особенно в "Дети Арбата"), об этом писали многие критики, о том, что ты был очень точен именно в деталях, но меня поразила там одна сцена, когда Сталин (которого ты играешь) о чем-то говорит, кого-то отправляет опять на расстрел, и ест мед. И ты его ел так сладострастно и страшно! Я удивился! Ты же погружался в этот образ. Вот что для тебя Сталин?

 

СУХАНОВ: Одно дело - что для меня Сталин, а, другое дел, что для меня был Сталин, когда мне необходимо было его играть и необходимо было им проникнуться и, в общем, влюбиться в этот персонаж.

 

ТИХОМИРОВ: Да!

 

СУХАНОВ: Иначе, в общем, когда ты делаешь персонаж, и он тебе не дорог, то ты ничего интересного не сделаешь. Так или иначе, мне было интересно двигаться в ту сторону, где, наверное, Сталина никто не знал и никто не видел. То есть, как мы тогда говорили с Андреем Эшпаем, с режиссером, мы двигались в сторону его одомашнивания. То есть он у нас застыл. В общем, образ его довольно-таки каменный. Мы видели его портреты, видели чуть-чуть хроники. Но как он существует дома, как он общается с горничной, как он болеет…

 

ТИХОМИРОВ: А вот откуда ты черпал эту информацию?

 

СУХАНОВ: Я не знаю. Я это себе представлял, я фантазировал, что он именно таким образом существует в одиночестве. Ну, фантазия моя росла-росла и, в конце концов, то, что получилось. Но это мне казалось самым интересным - наблюдать за такого рода больным, в общем, человеком, но в его домашней обстановке.

 

ТИХОМИРОВ: Но он был мил, он был хорош и поэтому еще более страшен.

 

СУХАНОВ: Конечно. Но я не думаю, что тиран, который не мил и который неприятен, он долго может просуществовать. Наоборот, им очень близко это качество, когда они могут понравиться буквально всем, с кем они общаются. Конечно.

 

ТИХОМИРОВ: Я слышал, я общался с людьми, которые общались лично со Сталиным, они все говорили в один голос: он был безумно обаятельный человек!

 

СУХАНОВ: Милейший человек. Да, безумно обаятельный. Ну, в общем, так оно и сейчас происходит, если мы будем общаться с кем-то.

 

ТИХОМИРОВ: Я не хочу сравнивать, например, Гитлер и Сталин, это две совершенно разные фигуры, но ведь, по большому счету, люди любят обманываться. Я видел выступление Гитлера, хронику, это огромные толпы народу. Я не видел там никакого, скажем так, специально зажженного патриотизма. Я видел реально горящие глаза, которые кричали: "Да, да! Давай!" Я думаю: "Откуда это?" Ведь, на самом деле, может быть, действительно, сильная личность всегда нужна человеку слабому.

 

СУХАНОВ: Но мы не можем все равно говорить о Гитлере или о Сталине, допустим, в контексте сегодняшнего времени и не беря контекст того времени, когда они существовали и правили. И время, и все, то чем жил народ в той стране, где это возникло, это тоже очень важно. Контекст. Конечно, откуда он был выведен, из какого экономического коллапса и к какому подъему привело то, что стали открываться заводы, делавшие оружие.

 

ТИХОМИРОВ: Да, мы все на подъеме, у нас всех праздник!

 

СУХАНОВ: И я могу сказать, что я все-таки думаю, что людей думающих и задумывавшихся, их гораздо меньше в мире, чем  тех, кто может распознать опасность. И это не потому, что кто-то дурак, а кто-то умный, а просто, как только люди начинают чувствовать для себя какое-то направление в сторону комфортного жития, им кажется, что это тот человек, который действительно по-настоящему хочет именно для него хорошей жизни.

 

ТИХОМИРОВ: Мне хотелось бы еще  поговорить о "Борисе Годунове", об этом фильме, который совершенно незаметно, к сожалению, прошел на экранах нашей страны полтора-два года назад, по-моему, премьера была. И где ты играл Бориса Годунова. И для меня это тоже было одно из больших потрясений, потому что, когда ты смотришь фильмы Мирзоева, когда смотришь тебя, я понимаю, что искусство как раз заставляет задуматься. В последнее время, к сожалению, для нас искусство стало - это развлечение, это целлулоид, это счастье, успех, улыбки.

 

СУХАНОВ: В общем, может быть, не будем даже называть это искусством. Это просто развлечение.

 

ТИХОМИРОВ: Но народ валит. И им нравится. Но, Максим, я хотел поговорить немножечко о другом. Я хотел поговорить о твоей творческой судьбе. Зная твой темперамент, твой талант и, посмотрев твои роли в театре, в кино, я думаю, ну, почему Максим Суханов - замечательный актер, не капитализирует то, что он заработал? Почему он не снимается в мега-сериалах, не прыгает с вышки, не танцует на льду? Почему Максим не зарабатывает бабло (прости за выражение), которое он может зарабатывать в два-три, в десять раз больше, и оставаться еще немножечко таким нонконформистом, а иногда, может быть, делать и для себя что-то?

 

СУХАНОВ: Как-то с самого начала у меня стало получаться, что мне совсем не интересно принимать участие там, где я не могу влюбиться в материал. И это исключительно моя проблема. То есть кому-то нравятся сериалы, кому-то нравятся вышки и именно такое существование. Я просто не получаю от этого удовольствие. И как только я перестаю получать удовольствие от того, что я делаю и куда я вкладываю самого себя, я понимаю, что, в общем, это путь к моему разрушению, как актера.

 

ТИХОМИРОВ: То есть ты бережешь себя.

 

СУХАНОВ: Можно, наверное, сказать и так. Конечно, я, в том числе, берегу себя.

 

ТИХОМИРОВ: Свое "я".

 

СУХАНОВ: Да. Потому что думаю, что там не очень-то есть путь назад, когда ты уже встаешь на этот путь.

 

ТИХОМИРОВ: Пути назад нет, все уже.

 

СУХАНОВ: Если бы я не считал это компромиссом по отношению к себе, то я, вполне возможно, с удовольствием бы этим занимался и тоже было все в порядке. Но как только ты понимаешь, что ты чувствуешь, когда что-то не то, вот даже когда тебе говорят: нет, это то, это правда, а ты чувствуешь, что это неправда…

 

ТИХОМИРОВ: Какой барометр у тебя внутри очень чуткий!

 

СУХАНОВ: И многие ведь чувствуют, даже если по центральным каналам тебе говорят, что вот это вот все правда, а ты чувствуешь, что это неправда, ты все равно будешь опираться на свое собственное "я" и на свою интуицию.

 

ТИХОМИРОВ: Да, Максим, но, с другой стороны, если говорить вообще о внутренней правде, ведь человек, например, совершает преступление или идет на какой-то, скажем так, неправильный шаг в своей жизни, он преступает через себя, он прекрасно знает, что он делает что-то неправильное. Мы сами себя иногда загоняем.

 

СУХАНОВ: Правильно. Ну, значит, мы, в конце концов, и будем наказуемы. В конце концов, сколько веревочка не тянулась…

 

ТИХОМИРОВ: Ну, да. Она превратится в петлю, я понял. Хорошая шутка. Слушай, Максим, но все-таки… Я почему с болью в сердце говорю о том, что тебя мало на экране, что тебя мало в театре? Мы постоянно говорим о том, что мы  должны воспитывать молодежь, она должна воспитываться на каких-то хороших идеалах, на каких-то хороших примерах. В тебе есть то хорошее мужское начало, которого так не хватает на экране, в театре, в жизни. Ты, как камертон. Скажи мне, Филипп Киркоров - камертон для современной молодежи? Ну, Филипп Киркоров - хотя бы талантливый певец.

 

СУХАНОВ: Ну, да. Для кого-то и Филипп, наверное, камертон. Ну, что я могу сказать? Я, конечно, тоже хочу больше работать и хочу, чтобы и предложений было больше. Но, к сожалению, и предложений не очень много. Да из тех предложений, что приходят, я еще, конечно же, отбираю, что для меня интересно. Я не знаю, как тут повернуть это колесо, но, так или иначе, пока мне все-таки  удается сняться в одной картине за два  года или за два с половиной года. И я, в общем, тем выбором, который, в конце концов, делаю, доволен. И последняя картина Константина Лопушанского, роль…

 

ТИХОМИРОВ: Я не видел. Это что за картина?

 

СУХАНОВ: Это вот Константин Сергеевич пригласил меня, это оригинальный сценарий о революции, об актере, который существует в предлагаемых обстоятельствах революции. Да. Вот видишь, это было 37 копий всего на всю страну, и он прошел таким незаметным показом. Фильм называется "Роль".

 

ТИХОМИРОВ: Я обязательно посмотрю. Скажи мне, вообще, возвращаясь к актеру, как мессии, ведь для нас, для россиян, русский актер - это всегда был не просто актер, и театр был всегда не просто театр. Начиная от Волкова, и кончая Малым театром. И вообще театр - это всегда был, если не фронт, то, по крайней мере… И "Ревизор", то же самое. И даже "Чайка". Это всегда была не пощечина обществу, это всегда была возможность поговорить с обществом и направить его в нужное русло.

 

СУХАНОВ: Театр - потому что является… Хотим мы этого или не хотим, но драматический театр является отражением того, что происходит вокруг того, где мы живем. Я думаю, что скучен будет тот театр, который рассказывает о каком-то космическом будущем или еще более скучен театр будет, который рассказывает о прошлом какими-то методами того же прошлого. В любом случае, если речь идет о настоящем и о всем том, что происходит вокруг нас, мы любую пьесу прочитываем именно через наше время, то, что мы переживаем. И поэтому, я думаю, конечно, все то, что демонстрируется, все то, что создается, оно очень важно для людей, которые могут прочесть тот месседж, который посылают артисты и режиссер со сцены.

 

ТИХОМИРОВ: Но ведь еще должен зритель придти на этот спектакль. Вот что самое ужасное!

 

СУХАНОВ: Должен придти, да. Ну, мы должны позаботиться о том, чтобы в потоке этой плотной информации о нас было тоже как-то заявлено. То есть мы не просто должны сделать спектакль и сидеть ждать…

 

ТИХОМИРОВ: Когда же они придут и посмотрят на нас, красивых.

 

СУХАНОВ: Да, надо чуть-чуть поработать, постараться. Обязательно.

 

ТИХОМИРОВ: Кстати, Максим, совсем недавно, несколько дней назад, на экраны вышел фильм Алексея Германа, который так ждали - "Трудно быть богом".  И удивительно, насколько полярны мнения по поводу этого фильма. Потому что Антон Долин, наш замечательный кинокритик, который  работает у нас на радиостанции, мнению которого я очень доверяю, он в восторге. Но, безусловно, основная часть моих знакомых (особенно женского пола, которые посещали эту картину), они, конечно, просто в ужасе и говорят: "А, что это?!" А вот действительно, насколько искусство может быть ужасным в своей прекрасности или прекрасным в своем ужасе?

 

СУХАНОВ: Я, к сожалению, не смотрел еще именно эту картину. Но я обязательно пойду и  очень хочу посмотреть. По поводу того, насколько искусство может быть ужасным, я думаю, что, если мы его будем называть все-таки искусством, то, в конце концов, оно создает внутри человека пространство, где  ты можешь чувствовать, что ты развиваешься и уходишь от себя прошлого к себе какому-то будущему, минуя вот этот вот миг настоящего. То есть ты все равно становишься лучше, о чем бы картина ни была или какие бы ужасы там ни происходили. Но, когда ее снимает талантливый режиссер (а о Германе, допустим, можно говорить только как о глыбе, о талантливом режиссере) - и я много раз пересматриваю его другие картины с большим удовольствием -  то думаю, что это исключительно только может работать на то, чтобы нам всем приобщаться к такому искусству.

 

ТИХОМИРОВ: Но вот скажи мне. Это вопрос  с форума. Но, видимо, лихорадка, как говорится, меня накрывает. Скажи, пожалуйста, а почему тогда, например, Театр Мейерхольда, который смотрел в будущее, в свое время так не понравился Сталину? И почему вдруг Мейерхольд стал тем, как говорится, злом, которое надо было уничтожить и растереть? И даже зал Чайковского (никто ведь даже не помнит о том, что там должен был находиться Театр имени Мейерхольда)?

 

СУХАНОВ: Я не знаю. Там, конечно, нужно разбираться вообще с тем, что произошло. Но, мне кажется, что все то, через что общался Мейерхольд с залом, в конечном итоге…

 

ТИХОМИРОВ: Вот эта биомеханика!

 

СУХАНОВ: Да. И биомеханика. Но в конечном итоге, все-таки попадало в подсознание тирану, и он все-таки говорил о том, что все то, что происходит вокруг…

 

ТИХОМИРОВ: Вы меня зомбируете?

 

СУХАНОВ: Да. И думаю, что на каком-то именно подсознательном уровне он понимал, что это талантливый враг именно для…

 

ТИХОМИРОВ: Талантливый враг - это хорошая фраза. Максим, я хочу спросить, а вот тот кудрявый мальчик, который в четыре года пришел в театр Вахтангова на "Синюю птицу" и попросился на сцену…

 

СУХАНОВ: Нет, во МХАТе был.

 

ТИХОМИРОВ: Но вот "Синяя птица", когда ты попросился на сцену. А вот сейчас вот взрослый Максим Суханов он бы сейчас попросился на сцену?

 

СУХАНОВ: Я думаю, что многое осталось от того четырехлетнего во мне, потому что иногда, когда я смотрю какие-то спектакли, мне с большим удовольствием хочется принимать участие в том мире, который создал режиссер на сцене. Но я сдерживаюсь и не бегу.

 

ТИХОМИРОВ: Я держу себя в руках!

 

СУХАНОВ: Но, думаю, ощущения такие я в себе все-таки сохранил.

 

ТИХОМИРОВ: Да, это очень хорошо. И еще один такой странный вопрос. Вчера я спускался на станции метро "Белорусская", вдруг увидел большую группу людей, они были глухонемые. Я в какой-то момент себя поймал… Они сели в один вагон, мы ехали с ними вместе. Они друг с другом переговаривались на языке жестов. И я вдруг подумал, что мы находимся… Это даже не иностранцы, это люди с другой планеты. Мы совершенно не понимали друг друга. По крайней мере, я их вообще не понимал. И у меня вдруг всплыл в сознании фильм "Страна глухих", где ты играл бизнесмена, бандюка. И я подумал, почему… И, главное, удивительная история: все в вагоне как-то дистанцировались от них, возник такой вакуум. И я подумал: мы очень боимся, мы понимаем, что это незаразная болезнь - глухонемые люди. Но мы все равно боимся этих людей, мы боимся вообще не только инакомыслия, мы боимся людей, которые инвалиды. И я вдруг поймал себя на мысли, что это на каком-то физиологическом уровне.

 

СУХАНОВ: Да. И результаты этой боязни, того, что для этих людей мало, что у нас есть, чем они могут пользоваться, как все остальные.

 

ТИХОМИРОВ: В том-то и дело! И они смотрятся совершенно инородным телом.

 

СУХАНОВ: Да. Ну, тут можно только пожать плечами.

 

ТИХОМИРОВ: Ну, что? Глухонемых в Госдуму или что? И слепых?

 

СУХАНОВ: Да нет! Не обязательно же в европейском парламенте будут сидеть глухонемые, чтобы для глухонемых было все сделано в стране.

 

ТИХОМИРОВ: Но кто-то должен лоббировать их отношения. Я считаю, что вот этот фильм "Страна глухих" это действительно такой манифест и попытка заставить на этих людей посмотреть по-другому.

 

СУХАНОВ: В том числе. И, рассказав о том, что это совершено, конечно, другая страна, но, в том числе, чтобы на них было обращено внимание. Потому что существует и театр глухонемых. Но, насколько я знаю, он находится не в очень хорошем состоянии, финансовом, я имею в виду. Поддерживается не очень. Я думаю, что талантливые люди в нем есть не менее чем в обычном театре.

 

ТИХОМИРОВ: Я просто все время думаю, вот мы возвращаемся… Ты - актер, и мы должны говорить, по большому счету, об актерском ремесле, о том, какие награды, звания (об этом, кстати, тоже попозже), а мы все время возвращаемся к социуму, к власти, к людям. Я вдруг в какой-то момент себя поймал на мысли, что, когда люди находятся в разных конгломерациях, когда они не сталкиваются друг с  другом, не сообщаются, как сосуды, ими  гораздо легче управлять.

 

СУХАНОВ: Конечно. Но я вам могу сказать, что и в Европе, где, допустим, мы можем говорить, что, наверное, все прекрасно, все равно…

 

ТИХОМИРОВ: Но там тоже…

 

СУХАНОВ: Там, конечно, тоже… Все равно дается как можно больше выговориться людям для того, чтобы из этого мнения было услышано что-то все-таки, чтобы что-то правильное и что можно взять для себя, для того, чтобы уметь что-то поменять. Ведь чем больше и интереснее количество мнений, тем, в общем, как мне кажется, и страна будет чувствовать себя сильнее.

 

ТИХОМИРОВ: Я, например, смотрел французское телевидение. Там программы-говорильни по три часа. И люди говорят. Итальянцы, они все говорят. Так ярко, темпераментно! Я понимаю, что они говорят о чем-то о своем.

 

СУХАНОВ: О своем, конечно. Так мы всегда будем чем-то недовольны. И, в принципе, правильно, конечно, мы должны всегда оппонировать тем людям, которые являются властью. Им же будет интереснее существовать, когда есть оппоненты, которые могут их критиковать.

 

ТИХОМИРОВ: Ну, да. Потому что, когда они молчат, все гораздо хуже, как в "Борисе Годунове".

 

СУХАНОВ: Конечно. Допустим, если мы устраиваем эти вечера после спектакля. Остаются люди, где-то две трети зала после каждого спектакля  остается.

 

ТИХОМИРОВ: Это мы говорим про спектакль "Возвращение домой"?

 

СУХАНОВ: Да. И они рассказывают все то, что они сейчас пережили. Кто-то рассказывает, что он ничего не пережил, но он остался здесь для того, чтобы это сказать.

 

ТИХОМИРОВ: Понять?

 

СУХАНОВ: Нет, сказать, что он ничего не понял и это, может быть, не надо уже играть. И, в общем, ты с каждым должен найти, как сказать, канал взаимопонимания, чтобы все-таки его понять, что он имеет в виду, когда говорит, что он ничего не понял. И поговорить с ним об этом.

 

ТИХОМИРОВ: Это такая обратная связь?

 

СУХАНОВ: Конечно, это - обратная.

 

ТИХОМИРОВ: Но она опасная. Ведь даже художника  обидит всякий. Вот когда он говорит: "Максим, я не понял, что вы играете". Это же обижает?

 

СУХАНОВ: Ничего. Меня не обижает.

 

ТИХОМИРОВ: Ну, здрасьте, не обижает! Максим, как это, не обижает?

 

СУХАНОВ: Ну, так.

 

ТИХОМИРОВ: Вот сейчас написал там кто-то: "А чего за фигня тут вообще у вас идет  по радио?" И это меня все равно дергает, несмотря на  то, что у меня вот такой слой кожи и все остальное.

 

СУХАНОВ: Но это свои такие…

 

ТИХОМИРОВ: Это, да, это свои. Максим, очень странно, как бы это сказать не то, чтобы помягче, а чтобы попонятнее. Ты знаешь, в чем дело! Очень многие люди всегда думают, что в его судьбе играют роль родители, преподаватели, случай и так далее. А ведь, на самом деле, мы делаем свою судьбу сами, своими руками. Я, например, когда посмотрел твои юношеские фотографии (я внимательно их разглядывал, под микроскопом практически) я все время думал: я не верю, что вот этот юноша худой, с усами, с огромной шевелюрой, что это Максим Суханов,  лысый…

 

СУХАНОВ: Превратился.

 

ТИХОМИРОВ: Да, превратился. Я думаю, эта метаморфоза - это что, личные, внутренние переживании? Или все-таки поработал стилист, продюсер, менеджер, импресарио?

 

СУХАНОВ: Да нет, это как-то так обтесалось. Но что касается лысины… В общем, у меня не особенно есть альтернатива. Я не могу заниматься тем, чтобы ходить куда-то и пересаживать себе волосы.

 

ТИХОМИРОВ: Ну, почему? Некоторые пересаживают.

 

СУХАНОВ: Ну, я понимаю. Мне просто очень скучно. Помимо того, это, наверное, еще и болезненно. Ну, не знаю.

 

ТИХОМИРОВ: Это очень болезненно.

 

СУХАНОВ: Ну, вот! Откуда пересаживать? Вот. Поэтому я сразу решил, что лучше уж ходить так и, в общем, на это смотреть гораздо более интереснее, чем на то, что было бы.

 

ТИХОМИРОВ: А усы, например? Вот Владимир Зельдин! Вот он долгое время играл без усов. А потом, как усы у него отрасли, и он сразу стал совершенно другим актером. И совершенно другое обаяние появилось и все остальное.

 

СУХАНОВ: В моем случае у меня большая есть палитра, я могу клеить разные усы. И также надевать разные парики. Поэтому, мне кажется, что такой образ или просто такой вид он больше приспособлен к профессии, нежели чем к другой.

 

ТИХОМИРОВ: Да. Скажи мне,  пожалуйста, я спрашивал  неоднократно у актеров, ведь многие считают (по крайней мере, священнослужители, но сейчас в меньшей степени), что актер - это дьявольская профессия. И раньше (ты знаешь по истории), что не хоронили актеров в пределах храмов, в пределах кладбищ, их хоронили за кладбищем. А я долго думал, почему, с чем это связано? А потом поймал себя на мысли, что, конечно, когда актер погружается в некий образ человека, он все равно, скажем так, заносит в себя бациллу и того же диктатора, того же палача. Или, например, Дон Жуана. Но все  равно что-то остается в нем внутри, и это начинает в нем жить и  развиваться. И я вот думаю, а как очистить себя, например? Вот ты вошел в образ, а как выйти потом из него? Вот того же, например, папы, которого ты играешь в "Возвращение домой"? Это же ужасный образ. Собирательный, я понимаю.

 

СУХАНОВ: Да, да, но это все-таки образ. И мы когда говорим о драматическом театре, всегда имеем в виду то, что у нас есть границы, которые мы не переходим. Мы их можем все время отодвигать, я имею в виду, эти границы пограничного состояния. Но мы их не переходим, чтобы не уйти в диагноз. А что же касается того, что священники хотели, чтобы актеры даже лежали на других кладбищах, ну, я думаю, что они, в общем,  чувствовали, опять же, своим нутром большую конкуренцию с людьми, которые выходят на сцену, и могут тоже проповедовать через свое искусство.

И я думаю, надеюсь, что не все  священники с этим были согласны.

 

ТИХОМИРОВ: Я думаю, что, да. Кстати, по поводу звания. Мне очень понравилось, я прочитал в твоем интервью. Мне очень понравилось твое сравнение (потому что это твое сравнение) о том, что в тоталитарном государстве все должны быть по званиям и у актеров должны быть тоже звания. Я вдруг подумал впервые в жизни о том, что звание "заслуженный артист", например, Советского Союза, это звание практически, как генерал или майор.

 

СУХАНОВ: Конечно.

 

ТИХОМИРОВ:  А зачем сейчас у нас остаются эти звания?

 

СУХАНОВ: А сейчас остаются, потому что люди продолжают в это играть. В общем, это глупость, которой все заболели и никто уже даже не представляет, откуда истоки этой глупости. Но это, как с мавзолеем Ленина. Уже давно надо было понять, что не нужно лежать там Ленину, а уже давно  нужно вынуть оттуда и похоронить с мамой, как он просил. Нет, он до сих пор тут лежит. И все, вроде как об этом забыли, вроде как он там и не  лежит.

 

ТИХОМИРОВ: Даже иностранцы иногда, смотрю, ходят, фотографируют его.

 

СУХАНОВ: Ну, конечно. То же самое и с этим.

 

ТИХОМИРОВ: Слушай, а по поводу мамы, кстати. Я увидел твою маму и …

 

СУХАНОВ: Потом, по поводу званий. Хорошо, если уж вы даете звания, тогда сделайте процедуру  разжалования. Вы за что-то даете эти звания!

 

ТИХОМИРОВ: А если ты сыграл плохо!

 

СУХАНОВ: В конце концов, он может сыграть даже не очень плохо, а ужасно. Ну, разжалуйте тогда, играйте до конца в эту игру. Нет, этим награждают так, что человек просто…

 

ТИХОМИРОВ: Это уже, как могильная плита.

 

СУХАНОВ: Конечно.

 

ТИХОМИРОВ: Максим, когда я увидел интервью с твоей мамой, я вдруг поймал себя на мысли, что мама, говоря о том, как воспитывала тебя и, говоря  о том, что  все-таки это было такое немножко женское воспитание, она говорит, что основной приоритет в  твоем воспитании это была бабушка. Я так удивился! Потому что я редко вижу, когда мамы, как говорится, говорят: да, конечно, это мой ребенок, я его холила, лелеяла, но бабушка … И я подумал, а как же? Воспитывался такими женщинами! Правда, очень крепкими и по характеру, и по настроению! Вырос вот такой брутальный мужчина. Просто у нас очень  боятся женского воспитания.

 

СУХАНОВ: Напрасно. Хотя, я не знаю, может быть, каких-то женщин боятся, а не  женского воспитания.

 

ТИХОМИРОВ: Да! У нас есть такие женщины. Не будем показывать пальцами. Дай бог!

 

СУХАНОВ: Не знаю. Я все свое детство вспоминаю очень гармоничным и органичным. И даже если и были какие-то взбрыки с той или другой стороны, то они во мне такого следа, как какая-то травма, они во мне не оставили. То есть я все то время все равно вспоминаю с большой радостью и с  тем, что мне всегда было интересно.

 

ТИХОМИРОВ: А тебе и сейчас интересно. Я вижу прям.

 

СУХАНОВ: Да  сейчас-то мне еще больше. Но всегда было интересно, что мне расскажет мама, куда она меня повеет. Даже когда мы просто ходили на ее   работу, когда она работала, а я ей что-то такое помогал, и тогда мне было интересно находиться в каком-то новом пространстве и все что-то изучать. Поэтому думаю, что не надо говорить о том, что есть мужское воспитание, есть женское. Вот это вот по половому признаку. Нет, есть умное, мудрое воспитание, а есть глупое, чудовищное воспитание.

 

ТИХОМИРОВ: Просто  в преддверии 8 Марта, мне кажется, многим не хватало материнской любви. Вот у нас почему-то так построены взаимоотношения в обществе и среди людей очень часто… Я когда вижу вот это: "Сядь! Встань! Иди отсюда!" и  ор стоит, мать-перемать, на детей орут, кричат, самоутверждаясь на них. Я думаю, ну, как так может быть?

 

СУХАНОВ: Ну, это ужасно. Я даже не знаю, как это комментировать. Это вот все персонажи из нашего спектакля. Это полученная когда-то травма в детстве от своих родителей, которые точно так же себя вели и разговаривали с этими детьми, унижая их, не принимая в расчет их собственное человеческое достоинство, и  теперь они то же самое распыляют на пространстве своей семьи.

 

ТИХОМИРОВ: Но когда, когда, скажем так, яд перестанет действовать?

 

СУХАНОВ: Эти процессы, думаю, что занимают века. Вообще вот этот переход из  рабского состояния в более-менее цивилизованное не может происходить скачкообразно. Это медленно-медленно должно как-то вытравляться. Но процесс этот очень медленный.

 

ТИХОМИРОВ: Максим, а ты хочешь, чтобы у тебя был сын?

 

СУХАНОВ: У меня есть сын.

 

ТИХОМИРОВ: Когда это ты успел?

 

СУХАНОВ: Он родился 5 июля.

 

ТИХОМИРОВ: Ничего себе! Я тебя поздравляю!

 

СУХАНОВ: Спасибо.

 

ТИХОМИРОВ: Я просто подумал, что у такого мужчины должен быть сын. Я понимаю, дочки - прекрасно.

 

СУХАНОВ: И не один, наверное.

 

ТИХОМИРОВ: Да, и не один. Я прочитаю тебе несколько СМСок, которые пришли к нам на нас СМС-портал. "Здравствуйте, Максим. Слежу давно за вашим творчеством. Видела вас в спектаклях в Москве и в фильме "Роль", вы анонсировали. Специально посмотрела. Спасибо за эти роли". Татьяна, Оренбургская область пишет. И: "Огромное спасибо за гостя. Вечером поищу фильм. Вот так, по крупицам мы выискиваем таких, как Максим, как Герман". Это Марина из Санкт-Петербурга. Кстати, мы ничего не сделаем страшного, если мы скажем, где Максима можно увидеть в ближайшее время?

 

СУХАНОВ: В ближайшее время. Во-первых, в Санкт-Петербурге состоится спектакль "Возвращение домой" 10 марта. Мы первый  раз повезем его и будем играть в ДК Горького. 12 марта мы будем играть в театре на Малой Бронной этот спектакль. И 12  мая и 16 июня мы будем играть в театре Маяковского в Москве.

 

ТИХОМИРОВ: Максим, и скажи мне, пожалуйста, когда сын немножечко подрастет, ты поведешь его во МХАТ на "Синюю птицу"?

 

СУХАНОВ: Я думаю, что я как можно больше буду его везде водить. И не только в МХАТ.

 

ТИХОМИРОВ: Я просто образно, сам понимаешь.

 

СУХАНОВ: Да! И мы вместе побежим на сцену.

 

ТИХОМИРОВ: Максим, огромное тебе спасибо, счастья, успехов. Спасибо за твои роли, спасибо за то, что ты есть. Потому что людям нужны ориентиры. И вот ты один из таких ориентиров.

 

СУХАНОВ: До свидания. Спасибо.

Валенки. Все выпуски

Все аудио
  • Все аудио
  • Доктор Хаос
  • Естественный отбор
  • Любимец публики
  • НИИ им. Батиновой и Тихомирова
  • Толковый словарь

Видео передачи

Популярное аудио

Новые выпуски

Авто-геолокация