Владислав Ветров: В человеке должна быть "игралка"

Сегодня артист театра "Современник" Владислав Ветров востребован как никогда. В кино мы знаем его Василия III из "Ивана Грозного", он сыграл Чехова в фильме Марлена Хуциева "Невечерняя", в театре работал с лучшими режиссерами – Анджеем Вайдой, Кириллом Серебренниковым, Михаилом Буткевичем. А недавно исполнил одну из главных ролей в многосерийном фильме "Кедр" пронзает небо" и, по признанию режиссера Александра Баршака, "сделал это тонко – и страшно, и смешно".

- Владислав, у вас в "Кедре" очень интересный персонаж – этакий чувствительный чекист со слабым сердцем. Он подличает, доносит, обрекает людей на смерть, но чрезвычайно при этом переживает, капли сердечные пьет... Расскажите, как шла работа над образом?

- В процессе съемок линия персонажа постепенно развивалась, росла – мы фантазировали каждый раз, не единожды обдумывали каждую сцену, репетировали. Я придумал такое существо, у которого сразу, если он пытается сделать что-то неправильное – стучит на товарищей, предает, – страдает здоровье. То ухо прострелит, то сердце схватит, то он падает в припадке, то нервный тик начинается. Сама природа против того, что он делает, и наказывает его на каком-то кармическом уровне. Фуджиев мнит себя разведчиком, думает, что рожден для разведывательной работы за рубежом, и идет против своей природы, а та ему за это мстит. Это было интересно играть, и мне кажется, должна получиться неплохая роль. Я не думаю, что это будет совсем черный-черный человек, за которым скучно наблюдать. Он разный. У него и любовная линия есть.

- Наверняка такая же непростая, как он сам?

- Фуджиев оженил супругу товарища своего, его ребенка воспитал, а его самого отправил в лагерь и въехал в его квартиру. Очевидный злодей, но сделан так весело!

- "Кедр" пронзает небо" посвящен первому полету человека в космос. А вы когда-нибудь мечтали о небе? Ведь ваш отец – военный летчик, мама – авиационный технолог…

- Конечно. Я вырос, играя приборами из самолета. "Кедр" мы снимали под Киевом в открытом музее авиации, и я нашел реактивные самолеты, на которых папа воевал в Корее, МиГ-15, МиГ-17. Нахлынули всевозможные воспоминания, потому что я уменьшенными их копиями играл дома. Такими самолетиками оловянными, с которыми пилоты на земле проигрывали предстоящие полеты в воздухе, – кто куда летит, где какие виражи. Одно время я ни о чем ином, кроме неба, и не мыслил, но маме хватило переживаний из-за папы, поэтому она запретила об этом даже думать и старшему брату, и мне – пришлось повиноваться.

- Режиссер говорит, что вы сыграли само время, передали суть сталинской эпохи. Как вам это удалось?

- На самом деле, я люблю играть и не думать о каком-то политическом или социальном подтексте. Я играл интуитивно. Между актером интуитивным и актером школы – огромная пропасть. Я пытаюсь слушать и исходить из того, что я вижу и слышу. Тем и хорош альянс с Баршаком, что можно все придумывать, созидать, фантазировать. Вообще, я считаю Александра, несмотря на его молодость, очень серьезным художником и потрясающим человеком. И был бы рад встретиться с ним в другом проекте.

- К вопросу о школе: насколько я знаю, вы "университетов не кончали" – во всяком случае, театральных.

- Ну да, и слава Богу. Авансом знаний не получишь на этом поприще. Считаю, что к теории надо обращаться лишь по мере возникновения надобности. В человеке должна быть "игралка", он играть должен. Мы всЈ умеем. Но только с возрастом начинаем себе разрешать поступать так, а не иначе, считать так, как считаем нужным. Нам не нужен кто-то, кто разрешил бы нам играть. Педагог формирует твои убеждения в профессии. С этим надо быть предельно внимательным.

- Значит, у вас самого нет соблазна заняться преподаванием?

- На курсе Кирилла Серебренникова я проводил три занятия по импровизации. Я никогда так не волновался, как в тот момент, когда перешагнул порог школы-студии МХТ. Это было что-то запредельное. Сидят студенты, записывают за мной, слушают. Чувствуешь огромную ответственность за то, что ты это втюхиваешь. Это же твои личные наблюдения, впечатления от профессии, а индивидуальности-то разные… Ну, прочитал мастер-класс, показал, что есть такое направление, и хорошо. А вот провести их от первого курса до последнего – тут надо не оступиться и вовремя сказать человеку какие-то больные вещи, я так не могу. Помогать я помогаю, а вот что-то менять кардинально, советовать… Я и сам не советую и не понимаю, когда кто-то имеет наглость подходить к коллегам и советовать. Даже пытаюсь остановить, это неприемлемо.

- И сами ничьих советов никогда не слушали?

- Советы слушал внимательно, но, по большому счету нового ничего не узнавал. Просто то, что было открыто самим собой на практике, искало подтверждения в ком-то более авторитетном, чем я сам. Я уверен, что все знания уже лежат в нас, только у кого-то надо спросить разрешения, чтобы их реализовать. Парадокс советского человека.

- По кому же все-таки "сверяли" свои наблюдения? Кто для вас авторитет в профессии?

- Это Александр Кайдановский, Михаил Буткевич – уникальный человек, который отчасти имеет отношение к воспитанию такого мастера, как Анатолий Васильев, это сам Васильев, Савва Кулиш, удивительный Марлен Хуциев, Анджей Вайда, Кирилл Серебренников, Геннадий Тростянецкий, многие другие...

- Очень многие актеры, даже окончившие театральные училища, не могут пробиться дальше массовки, а вам, хоть и поночевав на московских вокзалах и в рижских офисах, удалось в конце концов стать ведущим актером одного из лучших российских театров. А история вашего знакомства с кино вообще невероятна и удивительна. В чем тут секрет? Действительно достаточно одного таланта и везения для успеха?

- Упорная моя кость и природная моя злость – только этим я и преодолевал ситуацию. Иного я и не предполагал: ну тянет меня в эту сторону – что тут сделаешь? Ради этого я и готов был претерпеть достаточно сильные драматические моменты своей истории. Не ходить по головам, а именно претерпеть. Зеркало жизни сразу не срабатывает, с задержкой какой-то. Увидел себя в другом качестве – изволь подождать, пока это зеркало сообразит и отразит тебя таким, каким ты себя видишь в будущем. Это называется целеполаганием, намерением. Согласитесь, это все-таки нереально: мальчик из города Таганрога, мечтая о съемках в каком-нибудь фильме, не предполагал, что его в какой-то картотеке найдут на Ленинградской студии. И через какое-то время он оказывается в Баден-Бадене, в фильме "Дымъ", в окружении таких артистов, как Татьяна Васильева, Станислав Любшин. И я играю главную роль, и все это за рубежом, и это приключение не кончается, потому что три серии, а тогда снимали долго, около полутора лет – это чудеса, такого не бывает! И это все потому, что ты определил туда цель, все остальное уже получается само собой.

- А помните свою самую первую театральную роль?

- Это был ввод в пьесу "Материнское поле" по Чингизу Айтматову. Я играл слепого солдата, который возвращается с войны и говорит "все вернутся, все вернутся" – вот и все. Переживание высшего порядка, на самом деле. Много лет прошло, но я иногда до сих пор тыкаюсь, как слепой солдат на войне: бывает такой материал, такие встречи, неблагодатные для художественного результата – приходится воевать вслепую.

- Если говорить о хорошем материале, какие свои роли считаете самыми удачными?

- У меня не так много ролей, которыми я дорожу и которые во мне что-то переворачивали. За всю жизнь могу насчитать не более пяти работ, за которые мне не стыдно. И в основном это кинематографические роли: Тимирев в "Адмирале", Василий III у Эшпая в "Иване Грозном", негодяй и мерзавец Фуджиев в "Кедре", ну и в театре пара ролей. Там все же многое зависит от твоего сегодняшнего состояния и мироощущения – может получиться, может не получиться.

- А провалы случались? И с чем они были связаны?

- Провал был с "Бесами" у Вайды, потому что излишне слушал режиссера. Когда он уехал, я просто занялся диалогами, партнерами, смыл тот грим, который он мне выдумал, и все-таки доверился себе. Когда-то Иннокентий Михайлович Смоктуновский крестил меня на актерский путь, я вопросы глупые ему задавал, мучил его, а он сказал: да всегда я был такой, какой был, всегда! На самом деле доверие к себе – вот все, к чему мы идем. Надо взять ответственность на себя и сказать: да, я так думаю. Что хотите делайте со мной – я так вижу, так делаю, потому что я художник – не надо ориентироваться ни на кого. У каждого свой мир, свои тараканы. Есть читатели, есть писатели – надо определиться, кто ты.

- Не могу не спросить о роли Чехова в фильме Марлена Хуциева. Съемки начались много лет назад, а до массового зрителя лента так и не дошла.

- Чехов – моя болевая точка. Я вижу, что с годами Чеховых на экране появляется все больше. Если б фильм вышел тогда, в 2003-2004 году, был бы показан на Венецианском фестивале, куда его приглашали, наверное, жизнь у меня сложилась бы по-другому. Я не видел ничего, из того, что снято, поскольку снималось на пленку. Я знаю, что Марлен Мартынович собрал два ролика по 40 минут, показывает их на фестивалях, встречах, на родине Чехова. Я как-то встретил его случайно, говорит – будем доснимать. Но как меня склеить-то можно с 2002 годом? Он сам автор, а пока автор жив – сценарий гибок. И я жду, когда он меня пригласит. Хотя во мне уже что-то как-то… не так. Я посмотрел всего восемь минут, ролик на юбилее Марлена Мартыновича в Доме кино – впечатление это произвело колоссальное, и на людей в зале, и на меня. Действительно, я очень похож в гриме на оригинал, удивительная манера съемки, достаточно спокойные по сравнению с сегодняшним днем планы, долгие. Но они дают ощущение документального кино, хроники – это очень интересно посмотреть. Однако когда мы это увидим, неизвестно…

- Ваша жена Екатерина Кирчак – тоже актриса. Доводилось сниматься или играть на одной сцене вместе?

- Увы, нет. Какой-то эпизод был еще на заре наших отношений у Кирилла Серебренникова, но, по-моему, он так и не вошел в фильм. Не сводит судьба. Хотелось бы, конечно, но кому-то надо с сыном сидеть, Севушка еще маленький.

- Что считаете своим главным достижением в жизни?

- Главное достижение, конечно же, дети. У меня четыре Ветрова, и все они похожи. Дочь Анастасия, сын Данила, его сын Ярослав и его трехлетний дядя Всеволод. В них что-то одно во всех сидит внутри, одна доминанта. Это чудо и большое счастье.

***

Владислав Ветров родился 9 февраля 1964 года в военном городке Цхакая на территории Грузинской ССР в семье летчика. По настоянию родителей окончил Таганрогский радиотехнический институт. Работал в Таганрогском драматическом театре, Рижском театре русской драмы и Ростовском академическом театре драмы им. Горького, где сыграл ряд ведущих ролей. Был принят в труппу театра "Современник" в 2002 году, после непродолжительной работы в "Школе драматического искусства" Анатолия Васильева.

Заслуженный артист России (1998). Член Союза театральных деятелей России, Член союза кинематографистов России, Член гильдии актеров кино России. Автор пьес "Шугар фри", "Петунья под стеклышком", "Идеальная пара", киносценария "Куба далеко".

Людмила Хлобыстова, RUTV.ru