Дина Корзун: "Я не делаю ничего героического"

В Петербурге заканчиваются съемки исторической драмы "Все началось в Харбине…" по мотивам книги воспоминаний Бориса Христенко "Повесть о пережитом". События ленты, которую для канала "Россия" снимает Леонид Зисов, разворачиваются с 1928 по 1953 год, сначала на территории Китая, затем в СССР. В основе сюжета – судьба одной из миллионов советских семей, пытающейся выжить, сохранить любовь в лихолетье репрессий. Мать семьи, жену диспетчера КВЖД Матрену Эйбоженко, в 40-е годы сгинувшую в лагерях, сыграла Дина Корзун – известная актриса театра и кино, чьи роли в "Стране глухих", "Куке", "Последнем прибежище" и многих других, в том числе иностранных лентах, отмечены не только вниманием зрителей, но и престижными кинопремиями. О ее новой роли мы поговорили с Диной на съемочной площадке, где она появилась в простом легком платье по моде 30-х годов, со скромной прической и доброй обаятельной улыбкой – настоящее воплощение материнской любви и тихого семейного счастья.

- Дина, мне кажется, в кино у вас таких ролей еще не было. Интересно попробовать себя в непривычном амплуа?

- Я с большим интересом взялась за эту работу. Моя героиня для меня оказалась олицетворением материнства, заботы, любви. Обычно я играла либо роковых красавиц, либо что-то такое всегда ведущее, здесь же я – поддерживающее начало. Я увидела в Матрене такого охраняющего ангела. Она защищает, переживает, любит, волнуется, помогает, увещевает – короче говоря, созидает. Мне очень понравилась роль, сценарий написан интересно, замечательные диалоги.

- При том, что в кино это новый для вас опыт, вы, как многодетная мама, наверное, чувствовали себя легко и естественно в подобном образе?

- Да, по жизни мне это близко, и по-актерски это очень важно. У меня трое детей, и сейчас они – мой главный приоритет. У меня три года назад родилась старшая дочь, два года назад родилась младшая, и я сейчас с таким счастьем занимаюсь со своими малышами! А моему старшему сыну в этом году будет 22.

- Вот это да! Получается, вы стали мамой очень рано и сейчас уже, можно сказать, "профессионал" со стажем и опытом в этом деле.

- Да, я родила сына, когда мне было 19 лет. И сразу же пошла учиться в Школу-студию МХАТ. Чудом туда поступила и начала учиться очень плотно. Поэтому сыночек мой рос в театре. Ему приходилось после школы приходить ко мне в гримерную, сидеть, учить уроки. Я забегала, проверяла, потом мы бежали в театральный буфет, ужинали, потом у меня начинался спектакль, а он либо стоял за кулисами, махал мне рукой, либо сидел у гримеров, расчесывал парики или ходил к работникам сцены, помогал там сбивать декорации. В общем, первые его годы прошли за кулисами, а потом я из театра ушла.

- Вы как-то говорили, что, создавая набросок роли, каждую свою героиню пытаетесь представить каким-то персонажем, которого знаете, человеком из своего окружения. На этот раз, получается, по большей части наблюдали за самой собой?

- Не совсем. Это такой собирательный образ. Мне хотелось найти немножечко не похожую на меня грацию и интонацию. Эта женщина жила в первой трети ХХ века, она совсем другая, не современная. Методом проб и ошибок приходилось искать нужную ноту. А заранее подготовиться не получилось – мы встретились с командой сразу на съемках, предварительных репетиций не было. Но тут уж я принимаю действительность такой, какая она есть, с радостью и благодарностью отношусь к команде телефильма, в который меня пригласили, к продюсеру и режиссеру. К моим партнерам – "сыновьям", которых играют прекрасные ребята Данила Козловский и Филипп Ершов, моему "мужу" Игорю Иванову. У нас сложились чудесные отношения. Это самое главное, когда такая доверительная и приятная партнерская ситуация, нечасто такая химия возникает.

- Можете выделить какую-то линию, эпизод, сцену, которые показались особенно яркими, врезались в память?

- Мне всегда интересно играть эмоционально наполненные сцены, где нужно плакать, кого-то защищать, бежать, упасть – мне легче достать из себя эмоции, чем очень точно, детально, со смыслом сыграть что-то одним взмахом ресниц. Очень яркая была сцена на железнодорожной станции, где стоят большие паровозы начала ХХ века. Мы с "сыном" Володей играли очень волнительную сцену: он бросает под поезд скрипку, потому что ему не разрешают ехать в Америку учиться в консерваторию – семья решила, что все останутся вместе и не будут отказываться от советского гражданства. Им казалось, что они смогут уехать в Петербург, и все будет чудесно. Но судьба распорядилась иначе. Почти все они погибнут в лагерях или пройдут мучительную школу жизни…

- А вы знаете, как ваши бабушки-дедушки пережили 30-е годы? Какой была их школа жизни?

- Мне об этом ничего не известно. Историю семьи моего отца, Александра Корзуна, я не знаю, потому что он был разлучен со своим отцом, когда был маленьким. Они жили в Белоруссии, моего деда тоже звали Александр Корзун. А моя бабушка была из очень простой семьи, крестьянской, жили они тоже в Белоруссии, их было 12 человек. Я больше знаю об их истории во время войны, в 40-е. Они были совсем молодыми ребятами, когда немцы ворвались в Белоруссию. Кого-то из них угнали на работы. Война – это такое большое страшное пятно в моей памяти. Бабушка много мне рассказывала, и я всегда воспринимала ее рассказы так, будто я сама через все прошла, очень живо. Когда мы играли и во дворе кричали "Немцы!", у меня мороз шел по коже. То есть мне знаком другой момент в истории страны.

- Я знаю, что на этих съемках все научились чему-то новому: Даниле Козловскому довелось управлять паровозом, Анна Чиповская научилась танцевать чарльстон, а что у вас?

- А я, кстати, тоже танцевала. Правда, там такая история произошла... В промежутке между съемками я получила травму, упала очень сильно. Меня толкнул мотоцикл, и я приехала с разбитыми коленками и с черным от синяков лицом, поэтому танцевать очень красиво и здорово не смогла. Но в кино и в театре адреналин, сцена всегда действуют как обезболивающее: прозвучала команда "Камера! Мотор!", и я пошла танцевать. Хотя была готова дублерша, и мне сказали: ты только начни, а дальше уже будем снимать со спины ее. Но в результате обошлись только моим танцем. Правда, по окончании дубля я, прихрамывая, еле доползла до своего стульчика. Конечно, совсем уж лихого чарльстона у меня не вышло, но, мне кажется, для героини такого положения и возраста, как Матрена, этого было достаточно. А вообще, там так зажигательно играли настоящие музыканты, и такая была чудесная декорация: снимали в гимназии, зал абсолютно был похож на начало века – с колоннами, с красным бархатом... В таких условиях очень хотелось танцевать, даже с разбитыми коленками.

- Ваша героиня живет на чужбине, но говорит, что полюбила Харбин, хоть он совсем "другой". Вы тоже последнее время живете не в России. Можете сказать, что прикипели сердцем к Лондону, что он стал по-настоящему "своим"?

- Если проводить аналогию, то тут есть существенная разница. Матрена хоть и любит Харбин, мечтает вернуться назад, домой, на родину. Она понимает, что там, где они живут, начинается гражданская война, будущего нет, и скорей всего, придется уезжать. Они ждут, пока кто-то решит их судьбу. А я не чувствую такой несвободы.Просто так получилось, что моему мужу (бельгийский режиссер-документалист Луи Альфред Франко – прим. ред.) надо сейчас быть в Англии – он 10 лет жил со мной в Москве, теперь мы живем в Лондоне, и мне там очень нравится. То, что в Лондоне приятнее жить, – это факт. Воздух чище, город зеленее, уровень благосостояния выше, пробок меньше. Детям там хорошо, и мне, соответственно, тоже. У меня нет границ, я могу и путешествовать по Европе, и летать в Россию. Я не ощущаю, что есть кто-то, кто решает за меня, как мне жить.

- Чем, кроме воспитания детей, заняты ваши будни в Лондоне?

- У меня много дел, много друзей, я открыла там фонд "Подари жизнь", по всем английским законам. Называется он Gift of Life, и по уставу мы занимаемся тем, что собираем деньги на лечение российских детей. В Лондоне очень много русских людей, которые не равнодушны к проблемам больных детей и хотят помогать. Нам уже год, и мы собрали около пяти тысяч фунтов, что почти миллион долларов. Это очень здорово, и все это благодаря нашим благотворителям, тем, кто жертвует, кто нам верит. Так что дел у меня там хоть отбавляй: двое малышей, фонд и работа.

- В этом году вас с Чулпан Хаматовой предложили номинировать на Нобелевскую премию мира за вашу благотворительную деятельность. Как вы это восприняли?

- Я считаю, что ничего героического мы не делаем. Это нормальное поведение современных людей. Во всем мире благотворительность не героизм, нет в этом ничего особенного, и за это не нужно давать Нобелевскую премию. Помогали, помогают и будут помогать тем, кто в беде. Поэтому огромное, конечно, спасибо за такие мысли – оценили, наверное, нашу смелость и наше упрямство. Но у нас не хватило бы сил и уверенности продолжать нашу работу, если бы не поддержка наших благотворителей – российских людей, которые присылают на счет нашего фонда пожертвования. Это вот они и есть "Подари жизнь". Не Чулпан и Дина, а российские граждане. И вот если они достойны Нобелевской премии – хорошо. Но на самом деле, благотворительность – это просто признак нормального цивилизованного общества. А наша страна, по рейтингу журнала Life, на 140-м месте в списке благотворительности. Впереди нас – африканские страны. Мы с большим удовольствием говорим, что мы впереди всех по духовности, отзывчивости, культуре, но если путешествовать с открытыми глазами по миру, можно увидеть, что все это, по большей части, остатки советской пропаганды. Так что нам есть еще куда расти и развиваться, для того чтобы вернуть себе то лицо, которое нам нравится.

Людмила Хлобыстова, Russia.tv