Служебный вход Спектакль "Цари" – о поэтах, без которых история нашей нации бессмысленна

Чем интересен спектакль "Цари"? Об этом культурный обозреватель Григорий Заславский беседовал с художественным руководителем театра "Эрмитаж" Михаилом Левитиным в программе "Служебный вход" на радио "Вести ФМ".

ЗАСЛАВСКИЙ: В студии Григорий Заславский, добрый день. Я с удовольствием представляю нашего сегодняшнего гостя – это заслуженный деятель искусств… Нет? Народный артист?

ЛЕВИТИН: Да.

ЗАСЛАВСКИЙ: Вы не заслуженный деятель искусств?

ЛЕВИТИН: И заслуженный деятель искусств.

ЗАСЛАВСКИЙ: А, значит, и то, и то.

ЛЕВИТИН: Да-да-да.

ЗАСЛАВСКИЙ: И это Михаил Захарович Левитин – художественный руководитель театра "Эрмитаж". Здравствуйте.

ЛЕВИТИН: Здравствуйте.

ЗАСЛАВСКИЙ: Я, естественно, увидел в очередной раз в ваших руках карандаш и подумал, что об этом тоже можно и стоит поговорить. Вот с годами ваша любовь к карандашам, она как-то меняется? Вот какие-то новые формы, новые какие-то открытия в карандашах? Вот что интересного про карандаш вы узнали за последнее время, есть что-то?

ЛЕВИТИН: У меня даже передача была на телевидении большая по поводу моих карандашей. Но дело в том, что это тактильное чувство, у меня только тактильное отношение. И как привык к карандашам – не лакированным, не крашеным, простым, лучше немецким. Ну там они раньше тиражировались, сейчас очень тяжело с ними, мне привозят откуда могут и не попадают в мои желания. К сожалению, я консервативен и в этом тоже – я люблю все, как начиналось.

ЗАСЛАВСКИЙ: Так и, наверное, иногда вы жалеете о том, что нет и химических карандашей? Химических, помните? Вот карандаш, который послюнявишь…

ЛЕВИТИН: Нет, я не любил химических, потому что пачкало губы, язык, это как-то…

ЗАСЛАВСКИЙ: Да. Зато вот действительно пишешь то сереньким, то вдруг оно становится сине-зелененьким.

ЛЕВИТИН: Да, синеньким и зелененьким. Нет, я их не любил.

ЗАСЛАВСКИЙ: Тогда про спектакль.

ЛЕВИТИН: Давайте, конечно.

ЗАСЛАВСКИЙ: Давайте? Спектакль называется "Цари" – та премьера, которая только-только вышла. И я не успел еще ее посмотреть.

ЛЕВИТИН: Приходите.

ЗАСЛАВСКИЙ: Обязательно, да, планирую, естественно. И вопрос, конечно же, он очевидный: что вы такого хотели понять про царей, и поняли ли что-то, чего не знали раньше?

ЛЕВИТИН: Когда мне кто-то задавал близкие вопросы, близкие вопросы, я говорил: ну, мне царь – Борхин, царь – Дашкевич, царь – Эрдман, Высоцкий, Ким – ну те, кто создавали вместе со мной эти спектакли, большая группа. Не говоря о Пушкине и о Есенине. Я действительно ставил не о царях, меньше всего на белом свете меня интересуют политики.

ЗАСЛАВСКИЙ: Вот мне тоже показалось это немножко неожиданным.

ЛЕВИТИН: Да, да. Я писал, конечно, о поэтах как о царях, о поэтах, без которых история наша и смысл жизни нации, целой нации, совершенно бессмысленны. Конечно, поэт должен быть уровня моих авторов, конечно, я понимаю это. Так что эта тема царская была сразу отдана коллегам, можно сказать учителям своим, глубочайшим учителям, сразу была отдана. А так – я видел спектакль у Юрия Петровича "Пугаев", спектакль был замечательный, и я когда пришел в театр, он шел на сцене Таганки, еще шел вовсю. И я тогда успел полюбить Губенко, ведь он был необыкновенный Пугачев. Да и спектакль был хороший, для того времени такой правильный, для своего времени жесткий, красиво организованный. К сожалению, не в пространстве Боровского, но то, что сделал Васильев (там художник был Васильев, такой человек забытый), это было тоже неплохо.

Но я, когда увлекся самим текстом "Пугачева", то я напряженно думал: как бы ты это делал? И я понял, что я бы это делал богемно. Вот странное чувство какой-то богемности, исходящей от этого текста, одновременно с тем, что там народный материал и есененский материал, и крестьянский материал, и какой угодно материал. Сам Пугачев все-таки больше поэт, чем вождь у Есенина. А кем он еще может быть? Там и Плакуша – поэт, и все поэты. Вот как бы так отдаленно-отдаленно начался этот "Пугачев". А затем, когда пришла эта идея, там все-таки соединение такое почти прямое (и странно, что это не было угадано, мне кажется, никем) Годунова и Пугачева. Где-то писал Есенин, что сходство существует, и учитель мой – Пушкин как бы. Но он одновременно от сходства и отказывался, от этого сходства. А сходство огромное, огромное.

Слушайте в аудиофайле