Любить нельзя воспитывать Выпуск 188

Д.ЗИЦЕР: Я приветствую вас, дорогие мои друзья, родители, дети, учителя, дедушки, бабушки, всех, всех, всех. Ну, вот мы и снова вместе, «Любить нельзя воспитывать».

Конечно, мы не начнем раньше, чем мы послушаем музыку, которую слушают наши дети, да и мы вместе с ними.

И с нами Ирина из Челябинска. Здравствуйте, Ирина.

ИРИНА: Здравствуйте, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Привет. Как у вас там, в Челябинске, расскажите? Я не просто так спрашиваю. Я, между прочим, у вас буду 12 февраля после длинного-длинного перерыва, у меня будет живое выступление в соответствии с необходимыми ограничениями, естественно. Я очень-очень этого жду, между прочим. Так что, скажите два слова, как у вас с погодой? Я использую служебное положение, чтобы в личных целях просто.

ИРИНА: У нас по-разному, у нас то минус 25, то сегодня минус 1.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, у меня к вам личная просьба, Ирин, если можно, постарайтесь, чтобы через 10 дней было ближе к минус 1, чем к минус 25, ладно?

ИРИНА: Ладно, постараюсь.

Д.ЗИЦЕР: Договорились. Ладно, тогда ваш вопрос?

ИРИНА: Мой вопрос такой. У меня дочь, 8 лет. И случилась такая ситуация, очень часто после школы она оставалась у меня одна дома. И в какой-то момент я пришла с работы, и она мне сказала, что она пролила чай на, у меня стоит электронное пианино, я преподаю, собственно, это мой рабочий инструмент. И практически самая дорогая вещь в доме. Ну, и получилось так, что она его испортила так, что сейчас он в ремонте, и непонятно вообще, сколько это будет стоить.

Д.ЗИЦЕР: Я сочувствую вам искренне, между прочим. Искренне вам сочувствую, у меня у самого вон стоит электронное пианино, для меня это тоже одно из самых дорогих вещей в доме. Так что понимаю вас.

ИРИНА: Да. Просто сейчас оно, ну, я говорю, то есть ремонт очень дорогостоящий, не знаю вообще, подлежит оно ремонту или нет, но и, опять же, это способ дополнительного моего заработка.

Д.ЗИЦЕР: Понимаю.

ИРИНА: Вот у меня вопрос. Ну, ребенок не осознает ценности этой вещи. Я вообще, то есть в ситуации я не знала, как донести это до нее. Вообще, стоит ли ребенка наказывать в этой ситуации? Не стоит? И как вообще донести ценность вещей в доме, ну, их даже нет в доме? Ну, вот как-то так.

Д.ЗИЦЕР: Ир, я понял-понял, отличный вопрос и вопрос очень-очень конкретный. А скажите мне, пожалуйста, когда это произошло?

ИРИНА: Это произошло недели уже три назад.

Д.ЗИЦЕР: Ну, тогда рассказывайте, как вы поступили? Я дам вам мой ответ, но вы же как-то поступили, так что, ну, расскажите.

ИРИНА: Я была, конечно, в шоке по началу.

Д.ЗИЦЕР: Конечно.

ИРИНА: Я пыталась объяснить, что, ты понимаешь, что я этим зарабатываю, в том числе, на YouTube, на какие-то там развлечения. Она такая – ну, да, ну, что, я уже сделала, я уже ничего не сделаю, мама, прости. Ну, то есть она не оценила того, что она сделала.

Д.ЗИЦЕР: Кто сказал? Вы, почему судите, что она не оценила? А, если бы она оценила, на ваш взгляд, какую реакцию вы бы ожидали?

ИРИНА: Какую реакцию я бы ожидала? Ну, я не знаю. У меня вопрос, как не допустить?

Д.ЗИЦЕР: Подождите, нет, Ира, это шикарно. Это шикарно звучит, это шикарный вопрос. Но я ведь вам тоже задаю вопрос не случайный. Ну, попробуйте, попробуйте пофантазировать, вот, что такое, в какой момент вы бы сказали – вот она оценила? Ну, что, истерика, кошмар, биться об пол, что она должна была сделать? Я искренне спрашиваю.

ИРИНА: Ну, я не знаю, наверное, ну, если бы, может быть, она искренне подошла бы, сказала – мама, прости, допустим, я постараюсь…

Д.ЗИЦЕР: Она сказала.

ИРИНА: После того, как там у меня, ну, не истерика, я с ней пыталась все-таки как-то взаимодействовать, я регулярно вас слушаю, ну, и все-таки я педагог в прошлом, поэтому как-то попыталась с ней повзаимодействовать, но она убежала в комнату, ну, и все, там поплакала, и все.

Д.ЗИЦЕР: Все? Там закончился разговор?

ИРИНА: Ну, я еще на следующий день. То есть ситуация разворачивалась, когда я там его увозила в ремонт. Она говорит – ну, да, ну, все, увозила, ладно, все.

Д.ЗИЦЕР: Нет, ну, чего, увозила, ладно, все? Видите, я немножко вас так тяну за язык, вот выясняется, что она сначала попросила прощения, потом поплакала. Ну?

ИРИНА: Ну, и мне со стороны кажется, что я все-таки не донесла, что, насколько это ценно. Да.

Д.ЗИЦЕР: Я думаю, что вы донесли. Давайте я поотвечаю.

ИРИНА: Давайте.

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте, вопрос про наказание, давайте я отвечу впрямую на вопрос о наказаниях, а после этого немножечко про вашу конкретную ситуацию. Слушайте, вопрос, чего мы хотим? Если мы говорим – наказание, ну, что вы имеете в виду? Ну, давайте я за вас скажу, не буду вас мучить. Наказание это же всегда унижение, правда, согласны со мной?

ИРИНА: Наказание – унижение? Возможно.

Д.ЗИЦЕР: Если у вас есть идея наказания без унижения, то говорите.

ИРИНА: Нет, ну, вот можно, да, это унижение.

Д.ЗИЦЕР: Давайте я произнесу, для того чтобы…

ИРИНА: Показать, что человек не прав.

Д.ЗИЦЕР: Ту-ту-ту, подождите, я слышу, что вы сообразили, что я имел в виду, дайте я на всякий случай произнесу подробнее для всех остальных. Почему наказание это унижение, друзья? Потому что наказание связано, по большому счету, с лишением человека чего-то практически всегда. Либо я отнимаю у него силой что-то, что принадлежит ему, я отниму у тебя игрушку, я отниму у тебя телефон. Отлично. Это унижение стопроцентное, сильный отнимает у слабого, пользуясь силой.

Либо это лишение человека свободы. Например, будешь стоять в углу, я самое глупое, что мне приходит сейчас в голову. Либо это лишение человека того, что он любит. Ах, ты любишь, значит, я не знаю, что, на фортепиано играть, ты не будешь играть на фортепиано. В игры любишь играть? Не будешь играть. К Вовке любишь ходить в гости? Не будешь ходить к Вовке. Унижение, да, я неслучайно так сказал.

Значит, теперь вы задаете вопрос совершенно справедливый и очень-очень правильный, на мой взгляд. А как же мне донести до нее, насколько это ценно для меня? Ирин, я подозреваю, что вот так и донести, вот этими словами. Тут ведь, какая у вас получилась ситуация, только вы себя не ругайте, потому что она у нас, у всех получается, у взрослых. У вас получилась ситуация, что вы сделали это после того, как плохое уже произошло. Понимаете? Мы не успеваем сделать это до. Вообще-то правильно делать это до, конечно.

И до этого замечательной девочке 8-летней или 7-летей еще сказать, подвести ее к этому вашему фортепиано и пианино, открыть крышку и потыкать вместе, и сказать, что да, и что нет, и попросить ее очень-очень эту штуку беречь, потому что эта штука важна не только для вас, но и для нее, и она, помимо удовольствия и прекрасной музыки приносит и деньги, и дает возможности, и так далее. И проговорить с ней, чего делать не стоит, например, ставить чашку чая на клавиатуру или, я не знаю, куда. Это не сделано. Еще раз, не казните себя, ничего страшного, это то, что проскакивают многие взрослые, все мы, так или иначе.

Теперь, я думаю, что ваша дочечка очень-очень испугалась, сделав это. Я думаю, что она очень-очень испугалась, потому что она понимает даже без того, что вы до этого выжигали на ней надпись «не трогай пианино», она понимала, так или иначе, что для мамы это очень дорого, для мамы это очень-очень ценно. Она испугалась. И я думаю, вот я думаю, вот убейте меня, что называется, я думаю, что этого хватает, чтобы этого не произошло в будущем. И я думаю, что человек в 8 лет еще обладает здоровой психикой, более здоровой, чем у нас с вами. И в отличие от нас с вами он не начинает рвать волосы на голове даже в сложных ситуациях.

Более того, этот человек не знает до конца, как себя вести. Ведь, Ир, видите, вы, ее замечательная мама, и то не можете мне сказать, я несколько раз задал этот вопрос – а как ей надо было себя повести, чтобы мама убедилась, что все в порядке? Она не знает, бедняга, она не знает. И она ведет себя тем способом, который кажется ей верным. К слову сказать, он верный. Ведь наверняка мама Ира учила ее в ситуации, когда ты не права, просить прощения. Она попросила прощения.

ИРИНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Более того, я не в восторге от того, что дети плачут, но, более того, эта ситуация была настолько обидна, что она расплакалась. Более того, она расплакалась у себя в комнате. То есть мы не можем с вами заподозрить, что это такая манипуляция была с ее стороны, и она просто, понимаете, маме демонстрировала – мама, ну, хочешь мои слезки посмотреть, ну, смотри на мои слезки. Нет-нет, она по-настоящему расстроилась.

Значит, теперь, что мне кажется. Мне кажется вот, что. Мне кажется, вы имеете полное право поговорить с ней еще разочек, если вы на эту тему волнуетесь. И поговорить с ней теми словами, которыми вы разговариваете со мной. И сказать ей, только не пугать ее на этот раз и не углублять, знаете, не расковыривать эту рану, которая у нее, безусловно, есть, небольшая, но есть, а сказать ей – котик мой дорогой, я понимаю, что ты испугалась, я очень-очень ценю, что ты попросила у меня прощения. Между прочим, между нами, я не знаю, надо ли ей это говорить, очень ценно, что она сказала вам правду сразу. И не говорите мне – это все равно бы открылось. Не говорите мне – это все равно бы открылось.

ИРИНА: Она не сразу сказала, но минут через 20 она об этом сказала.

Д.ЗИЦЕР: Ну, отлично. Но это, какие у нее страдания были в душе в этот момент? Правда же? Это надо себя перебороть. И это очень не просто в 8 лет, вы говорите, что вы слушаете нашу программу, вы, конечно, слышите, как звонят мне родители и говорят – почему он не сказал правду, ведь это все равно откроется? Потому что страшно сказать правду. Ваша замечательная девочка смогла себя перебороть и с этой правдой к вам прийти. Притом, что это все равно бы открылось, ситуация была бы такой же, ну, может, чуть похуже, а, может, и нет, неизвестно. Так что не волнуйтесь на эту тему.

И поговорите с ней о том, что, еще раз, не пугая, котик мой, ласточка моя, птичка моя, я очень-очень тебя люблю, не волнуйся, я из-за этого не перестала, не начала к тебе относиться хуже и не перестала тебя любить. Я просто хочу подчеркнуть, для меня очень-очень ценная вещь, есть несколько вещей, которые для меня ценные, я очень-очень тебя прошу их беречь. И к этому разговору можно добавить, что? И у тебя есть ценные вещи, я очень-очень буду стараться их беречь. А, если уж ты меня попросишь, так и подавно. Вот и все.

Я понимаю, я даю вам честное слово, я, как музыкант, понимаю ваше расстройство и разделяю его в этом смысле, но чего, ну, все будет хорошо, девочка прекрасная, все нормально.

ИРИНА: Дим, тогда можно еще вдогонку, смотрите, когда, ну, то есть дети хотят сейчас, допустим, гаджеты, вот у нее есть телефон, но она хочет дороже. Но она не понимает, что дороже телефон, допустим, ну, мы не можем себе позволить. А ей надо.

Д.ЗИЦЕР: Почему не понимает? Конечно, понимает.

ИРИНА: У девочек-то есть. Мама, почему, я тоже такой хочу. Вот, мама, вынь, да положь.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вопрос, в чем?

ИРИНА: Вопрос в том, опять же, как объяснить ценность того, что есть и, допустим, не знаю…

Д.ЗИЦЕР: Я скажу вам. Это вопрос, вы говорите вдогонку вопросик. Это не вопросик вдогонку, это вопрос на целую программу. Но я, действительно, должен ответить вам за минуту, и отвечу я вам вот, как. Люди, которые говорят – «мама, мне нужно, потому что есть у других», это люди, которые себя не очень-то ценят, не очень научились себя ценить. Вот такой странный парадокс.

Мне кажется, что нужно разговаривать с вашей девочкой замечательной о том, что в ней ценно, словами говорить. Для начала нужно понять, вот это же, знаете, как говорят, а, мало ли, что, у него есть своя мама и так далее. Это непонятная формула. А вот формула, что я сама по себе, и моя жизнь сама по себе прекрасна вне зависимости от того, что есть у других девочек, у них может быть другой телефон, больше квартира, у них может быть, я не знаю, танк дома вместо машины, может быть все, что угодно.

И понятно, мы с вами взрослые, мы с вами понимаем, что иногда можно поглядеть, ну, если не с завистью, то с огромным интересом на то, что у другого есть, а у тебя нет, это правда. Но это связано с тем, что я ценю то, что есть у меня. Вот вы говорите, она не понимает, что мы не можем себе это позволить, а надо бы, чтобы поняла. И в 8 лет она, конечно, может понимать, откуда берутся деньги, и как с деньгами обращаются. А как это делается, я говорил много раз, но для вас повторяю коротко.

Мы вместе идем в магазин, и вместе в магазине рассчитываем, на самом деле, как у нас устроен бюджет. И мы понимаем, сколько у нас примерно денег, в 8 лет можно начинать это понимать. И мы приобщаем нашего ребенка и к тому, как деньги устроены, и к тому, как они тратятся, и к тому, как они откладываются. Это деньги-то ваши общие, это деньги не ваши. Но, если она говорит – мам, вынь, да положь, это значит, что какой-то кусочек мы пропустили, какой-то кусочек пути. Ей кажется, что эти деньги не ее и ваши, а это деньги ваши, которыми вы сами и владеете. Вот.

ИРИНА: Спасибо большое.

Д.ЗИЦЕР: Удачи вам желаю. Не ругайте за пианино, про деньги разговаривайте, будет весело, интересно и прекрасно. Пока.

ИРИНА: Спасибо большое, Дима. Пока.

Д.ЗИЦЕР: Евгения из Москвы, здравствуйте.

ЕВГЕНИЯ: Здравствуйте, Дима. Спасибо вам большое за передачу.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо, Евгения.

ВГЕНИЯ: Тут подсела на нее, слушала в интернете подкасты.

Д.ЗИЦЕР: Ладно, приятно, спасибо.

ЕВГЕНИЯ: У меня такой вопрос. Трое детей, значит, 7 лет, 7 с половиной, 6 и маленький 3 года почти. И как бы старший, он больше всего у нас вызывает всяких вопросов, значит, вот. Мы его уже намучили своим воспитанием.

Д.ЗИЦЕР: Да подождите «намучили». Давайте выберем вопрос какой-нибудь, и смело задавайте его.

ЕВГЕНИЯ: Да, значит, вопрос у нас про сладости. То есть он может, ну, там как бы сладкоежка, любитель. И как первый ребенок, мы его как бы ограждали первое время, ну, то есть от сладкого.

Д.ЗИЦЕР: Ну, получили результат, все в порядке. Если бы вы даже не сказали, что вы его ограждали, я бы вас заподозрил и расколол, вот так вот. Ну?

ЕВГЕНИЯ: Да. И он сейчас, ну, вот как бы, например, приходит из школы и первым делом он идет на кухню…

Д.ЗИЦЕР: Все, что не прибито, я понимаю.

ЕВГЕНИЯ: Да. Лезет на столешницу, да, и берет, причем он как бы не спрашивает разрешения, считает, что вот, это его право, он берет.

Д.ЗИЦЕР: Ну, да. Чего берет-то?

ЕВГЕНИЯ: Ну, чего найдет, то и берет, в общем.

Д.ЗИЦЕР: А чего найдет?

ЕВГЕНИЯ: Сладкое, конфеты найдет.

Д.ЗИЦЕР: Ну, расскажите, мне так интересно, что у вас на столешнице.

ЕВГЕНИЯ: Не на столешнице, у нас в шкафу, сверху. То есть он встает ногами н столешницу. Я уже сначала просила, говорю – не вставай. Это не помогает, и я уже думаю, ну, ладно…

Д.ЗИЦЕР: Ну, пусть не помогает. Мам, а как я туда залезу, если я не встану, ну, поставлю стремянку, ну, что. Ну, ладно, а чего он там находит-то? Давайте, говорите конкретно.

ЕВГЕНИЯ: Ну, иногда конфеты находит. Иногда ничего, он просто там черный хлеб берет. Ну, это к сладкому не относится, но он как бы вот ищет, ищет, в поисках находит.

Д.ЗИЦЕР: Чему нас это учит? И съедает, ужас какой. Так, а в чем вопрос?

ЕВГЕНИЯ: Ну, как бы вот мне мама говорит, а чего он, собственно, не спрашивает-то? Мы тоже задумались, а чего он как бы, может быть, надо, чтобы… Надо ли, чтобы он спрашивал?

Д.ЗИЦЕР: Подождите, а на взгляд вашей мамы, дети должны выпрашивать у взрослых еду? Мне кажется, так построены отношения?

ЕВГЕНИЯ: Ну, не выпрашивать, но спрашивать, например, а можно я конфетку возьму, например?

Д.ЗИЦЕР: А как, в смысле? А еще, что надо спрашивать? Давайте? Что еще?

ЕВГЕНИЯ: Можно я мультфильм посмотрю? Мультфильм, это тоже у нас такая тема.

Д.ЗИЦЕР: Так, интересно. Можно я мультфильм посмотрю. Еще? Можно я, что еще, пописать схожу? Или это можно без спроса делать? А что? Ну, смотрите, вопрос-то у вас, давайте так, давайте, я не буду, конечно, смеяться на эту тему. Скажите мне, пожалуйста, вопрос о том, вопрос о маме, короче говоря? Или вопрос о сладком? Вопрос о том, что у нас происходит со сладким? Или вопрос о том, почему он не спрашивает у вас, можно ли ему взять конфетку или там, что, посмотреть мультик?

ЕВГЕНИЯ: Вопрос о сладком, наверное. И почему он не спрашивает тоже, да. Почему он не спрашивает?

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, как, почему он не спрашивает? Ну, так это же хорошо, что он не спрашивает. Ну, так это же хорошо. Это, что, лишает вашу маму возможности высказать свое мнение, если он не спрашивает? Что за желание…

ЕВГЕНИЯ: Ну, он, например, я говорю, у нас маленький, например, он видит, что у брата конфета, ему тоже надо конфету.

Д.ЗИЦЕР: Это верно, ему тоже надо конфету, я совершенно согласен. А что, вы с маленьким хотите повторить те же ошибки, которые вы совершили со старшим? У вас такой план?

ЕВГЕНИЯ: Нет, ну, хочется как-то накормить ужином все-таки сначала.

Д.ЗИЦЕР: Дружище, давайте так, все равно я понимаю, что нам придется окончательно отвечать на этот вопрос после выпуска новостей, но два слова. Значит, смотрите, два слова, ситуация очень-очень проста. Если вашей маме или любому близкому человеку этому мальчику есть, что сказать, скажите. Для этого не обязательно вводить иерархические отношения типа «начальник-подчиненный». А вот теперь давайте мы послушаем новости.

Ну, так что, Евгения? Что вы придумали за это время? Будем выпрашивать еду у взрослых?

ЕВГЕНИЯ: Ну, хотя бы спрашивать, можно, нельзя, не знаю.

Д.ЗИЦЕР: Почему? Ну, вот скажите мне. Давайте порассуждаем вместе, это интересная тема, я потому и оставил вас на после новостей. Почему мы хотим, чтобы они у нас спрашивали разрешения поесть?

ЕВГЕНИЯ: Ну, может быть, это на всех, например, или гости придут, там надо.

Д.ЗИЦЕР: В смысле?

ЕВГЕНИЯ: Ну, вот эти сладости, например, они для чего-то другого.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, вы чего, ну, послушайте меня, ну, Евгения, ну, не смешите меня, ну, перестаньте. Значит, давайте так. Человек берет, я не знаю, конфету, а конфета для гостей. Как в этот момент поступает мама или бабушка?

ЕВГЕНИЯ: Ну, говорим, что это для гостей было, например.

Д.ЗИЦЕР: Это было для гостей, а ты просто, нам вообще-то, дружище, гости ценнее, чем ты, так что ты это прямо имей в виду, ты это заучи хорошо на всю жизнь – гости важней.

ЕВГЕНИЯ: Ну, например, на всех там, каждому по конфетке, грубо говоря. Ты съел три, значит…

Д.ЗИЦЕР: Ну, так, дружище, ну, смотрите, ну, отлично, да подождите, не достанется. С этим справляются словами. Можно, конечно, ему сказать – зайчик мой дорогой, слушай, не бери, пожалуйста, это я приготовила гостям, у меня есть для тебя конфетка, вот она.

Ну, смотрите, вы же мама его, в первую очередь. А мама старается сделать так, чтобы ему было приятно, правда же? Вы хоть бы раз его удивили вместе с бабушкой. Он приходит домой, ему не надо лезть неизвестно куда, маленькому мальчику 7-летнему, у него на столе лежит его любимая конфетка. Как вам такой поворот? И представляете себе, и ногами на столешницу вставать не надо.

ЕВГЕНИЯ: Удивить можно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, удивить. Мне кажется, что это вполне естественно. И ногами на столешницу вставать не надо, и искать еду не надо, и конфликтовать не надо, и ничего не надо. И мы послали ему однозначный месседж, однозначное сообщение – дружище, мы тебя любим, мы знаем, что ты любишь, вот оно, возьми его.

ЕВГЕНИЯ: Нет, но, с другой стороны, он съест эти конфеты со стола, скажем, ну, будет одну брать, другую, третью. То есть в течение какого-то времени нужно ему конфеты эти ставить на стол.

Д.ЗИЦЕР: Евгения, ну, подождите, вы немножко, вы простите меня, вы немножко говорите о нем, как о зверьке. Такой бессловесный зверек.

ЕВГЕНИЯ: Похож.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так похож. Ну, жалко. Даже я о нем так не говорю, мы с ним не знакомы. Смотрите, еще раз, это человек в 7 лет, который понимает русский язык. Он понимает, если с ним разговаривают не приказами – ну-ка, спроси у меня разрешения, я не разрешаю. Почему ты не разрешаешь, бабушка? Потому что я бабушка. Ну, что это за постановка вопроса такая? И в этот момент человек учится, знаете, чему? Он же у вас талантливый, я абсолютно уверен, он же считывает модель поведения. Он учится тому, что прав сильный, правда? Значит, конфету надо украсть быстро. Почему? Потому что, иначе у бабушки надо вымаливать.

ЕВГЕНИЯ: Нет, мы же даем ему конфеты, мы говорим, ну, спрашивай.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, еще раз, Жень, ну, вы же меня спрашиваете мое мнение. Мое мнение не сходно с вашим в данном случае. Мы с вами расходимся во мнениях. Мне кажется, что конфеты, печенье, черный хлеб с солью, у нас все вот так немножко свалено в одну кучу, это такая еда. Есть надо учиться, мы это понимаем. Значит, мы понимаем, что с человеком 7 лет, на мой взгляд, во всяком случае, разговаривают не путем приказов, запретов, разрешений и так далее, не путем плети, условно говоря, а путем разговора, ему все можно объяснить, я уверяю вас, ему все можно объяснить.

Но тут есть такой момент, который относится к первой части вашего вопроса про сладкое вообще. Слушайте, ну, конечно, если сладкое такая тема, такой камень преткновения в семье, ну, конечно, его на этом циклит, извините за выражение. Ну, конечно, бабушка на эту тему волнуется, мама волнуется, папа волнуется, все волнуются, все только про сладкое. Ну, что же мне делать? Он понимает, в 7 лет должен понимать и понимает, уверяю вас, что не нужно сжирать все конфеты, извините. Что есть другие люди. Но в ситуации только, если ему не создают искусственный ажиотаж.

Вот ситуация, которую вы описываете, ситуация искусственного ажиотажа. Знаете, как в советское время, по которому у нас многие ностальгируют, как ни странно, вот, чего ни хватишься, того и нету. Хочешь, так сказать, конфет, надо достать, надо найти знакомых, надо в очереди отстоять. Ну, или бери свои, так сказать, один тип конфет, и так далее. Это ровно то же самое. Вы создаете искусственный дефицит, искусственный. Ему надо эти конфеты достать сложным образом.

Мне кажется, что человек имеет право на то, чтобы с ним любимая мама поговорила просто и понятно, и сказала – слушай, я на эту тему волнуюсь, я, наверное, немного преувеличиваю. Если тебе кажется, что я преувеличиваю, ты мне скажи. Я понимаю, на самом деле, что ты любишь конфеты. Давай мы сделаем так, что они будут дома, давай вместе определим, сколько конфет дома должно быть, для того чтобы ты чувствовал себя комфортно. Все.

Если у вас такая важная тема эта, зачем же у вас конфеты килограммами лежат? Ну, пусть у вас будут две, три конфетки дома и все. Вот, собственно, и все.

ЕВГЕНИЯ: Ну, понятно.

Д.ЗИЦЕР: Вот, собственно, и все, понимаете, какая штука. Это правда, я даю вам честное слово, это очень-очень простая тема. И как ни странно, одно тянет за собой другое. Понимаете? Одно тянет за собой другое. То есть ситуация дефицита, ситуация приказа, ситуация, почему он не спрашивает разрешения, тянет за собой, что он не спрашивает разрешения. Ну, проверьте, пожалуйста, я понятно объяснил или нет? Если да, то я иду дальше, с вашего позволения.

ЕВГЕНИЯ: Да, понятно. У меня еще вопрос про мультфильмы. Это то же самое, получается? Мы ему, если запрещаем мультфильмы, он их всячески…

Д.ЗИЦЕР: Дружище, про мультфильмы это то же самое абсолютно. Значит, смотрите, про мультфильмы я скажу вам очень коротко, это очень частая тема, можете всегда найти в подкастах и переслушать. Но просто говоря, посмотрите мультфильм вместе с ним. Определите, что он там ищет. Определите, на самом деле, чем можно заниматься, если не мультфильмами, только без всяких скучных историй про то, что иди лучше сделай уроки и так далее. Если человек подсаживается на мультфильмы, ничего хорошего в этом нет. Но чаще всего это значит, что ему вообще нечем заняться больше, что ничего больше интересного в его жизни нет, кроме как сделай уроки и поиграй с младшим, и помой пол. Проверьте.

ЕВГЕНИЯ: Ну, в данном случае он просто кругами. Ну, кончился мультфильм, и он через пять минут – а еще, а еще.

Д.ЗИЦЕР: А что ему надо делать-то, Женя? Что вместо?

ЕВГЕНИЯ: Ну, он найдет занятие, если ему как бы не даешь, он находит занятие.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Женя, 7 лет, Женя, 7 лет, почему он должен сам искать занятие? Почему мама, его мама прекрасная, Евгения…

ЕВГЕНИЯ: Ему предлагаешь, он – нет, это не интересно мне.

Д.ЗИЦЕР: Плохо предлагаете. Такое предлагаете, что ему не интересно. Но он в 7 лет должен научиться еще занимать себя, лучше раньше, конечно, научиться. А мы очень часто говорим нашим детям в 7 лет – слушай, мультфильмы смотреть нельзя. А что мне делать, мама? Займись чем-нибудь. Ну, конечно, он в безвыходности займется. Но вообще-то это неправильно.

ЕВГЕНИЯ: Нет, ну, поиграй в конструктор.

Д.ЗИЦЕР: Я не хочу играть в конструктор, мама, меня тошнит…

ЕВГЕНИЯ: Поиграй с сестренкой.

Д.ЗИЦЕР: Я про сестренку даже сказал. Мама, меня тошнит от конструктора, мама, на этом кончается твоя фантазия? Значит, теперь смотрите, последняя строчка.

ЕВГЕНИЯ: Почитай книжку.

Д.ЗИЦЕР: Читай книжку, да, лучше Тургенева, это я знаю, этот способ, он прекрасен. Что-то вы не читали Тургенева давно у меня, Евгения, на самом деле. Ну-ка, сегодня Тургенева прочтите, «Ася», например, какая-нибудь.

ЕВГЕНИЯ: Попробую.

Д.ЗИЦЕР: Не будете вы пробовать, вы меня обманываете, нет. Ничего страшного, я сам лукавлю. Значит, смотрите, я говорю вам, если вы хотите это поменять, вот прямо, если вы хотите это поменять, найдите в своей жизни 40 минут времени, а лучше час, а лучше полтора, я понимаю, что у вас трое детей, я понимаю, что это непросто, и займитесь с ним, проведите с ним время несколько раз в неделю так, чтобы он увидел, что есть альтернатива, и эта альтернатива прекрасна. Ничего лучше, чем проводить время с мамой, нет. Если мама в этот момент не нудит и не говорит, так сказать, перерешай все задачи по математике. Давай придумаем, что мы сделаем, что я хочу, я, мама Женя, что я хочу сделать, что мы будем делать с тобой вместе.

ЕВГЕНИЯ: Так вот предлагаю, говорю – пойдем на коньках.

Д.ЗИЦЕР: Я с вами прощаюсь и желаю вам удачи. Все, дружище, ищите, это ваш любимый человек. Ищите, чем вам интересно заниматься вместе с ним.

ЕВГЕНИЯ: Хорошо, будем искать.

Д.ЗИЦЕР: Пока.

Лиза из Москвы. Лиза, здравствуйте.

ЛИЗА: Здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Вам 13, пишут мне, да?

ЛИЗА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Чего-то грустно как-то вы об этом говорите. Непростой возраст?

ЛИЗА: Нет, все хорошо. Но у меня такой вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

ЛИЗА: Я учусь в 7-м классе.

Д.ЗИЦЕР: Понятно.

ЛИЗА: И у меня есть мальчики в классе, ну, такая компания, которые берут не только мои, ну, вот мы уходим на перемену, и берут вещи некоторых девочек, мои, моих подруг. И просто они могут их кидать, они могут их ронять, они могут их, в конце концов, поломать или испортить. И я пытаюсь с ними, мы все пытались с ними поговорить, и никак не работает, то есть вообще ноль эмоций.

Д.ЗИЦЕР: Я понял, Лиза. У меня два вопроса. Первый вопрос, а как вам кажется, зачем они это делают?

ЛИЗА: Да я не знаю.

Д.ЗИЦЕР: Давно такое происходит? Всегда такое было? Ну, пару лет или это явление этого года?

ЛИЗА: Ну, как так сказать, некоторые давно, а некоторые с этого года, потому что я перешла в класс, и нас как бы скучковали из всех четырех параллелей, потому что у нас профильный.

Д.ЗИЦЕР: Лиза, я абсолютно уверен, я вам сейчас что-то скажу, что, может быть, вам не понравится. Но я абсолютно уверен, что это тот случай, когда надо просить помощи у взрослых.

ЛИЗА: А я просила.

Д.ЗИЦЕР: Я абсолютно в этом уверен. Так, и что же наши взрослые?

ЛИЗА: Подходишь к учителю, говоришь…

Д.ЗИЦЕР: С одной стороны, родители, а, с другой стороны, учителя.

ЛИЗА: Да, ты подходишь к учителю, ты говоришь ему. Учитель говорит – хорошо. Он на уроке с мальчиками разговаривает. Но на перемене ничего не меняется, все то же самое.

Д.ЗИЦЕР: Я скажу. Ну, кто у нас еще взрослые, кроме учителей, ну-ка, скажите?

ЛИЗА: Родители.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Значит, смотрите, я расскажу вам, давайте мы поговорим так, как будто я разговариваю с вашей мамой, хотите?

ЛИЗА: Давайте.

Д.ЗИЦЕР: Если бы я разговаривал с вашей мамой, я сказал бы ей примерно вот, что. Я бы сказал – дорогая мама, вот я знаю от вашей замечательной девочки Лизы, что у нее есть серьезная проблема, и она не может сама эту проблему решить. Мне кажется, вы должны ей помочь. Мне кажется, вы, если нужно, с другими родителями вместе, должны пойти к учителю и сказать, а, если надо, то к директору – мы не согласны, мы не готовы, чтобы наши дети, замечательная девочка Лиза и ее друзья были в опасности и страдали, мы не готовы. Теперь, Лиза, я даю вам честное слово, это поможет. Вот давайте, сейчас две минутки рекламы у нас будет, и я чуть-чуть договорю.

Хоть, Лиза, мы почти с вами закончили, я объясню свою мысль. Мне кажется, что ситуация, когда люди не справляются, им должны помогать люди, которые сильнее их, ничего не поделаешь, родители сильнее вас пока, во всяком случае, и люди любимые. Я уверяю вас, мама с этой ситуацией справится легко. А, если, как вы говорите, эта ситуация задевает не только вас, то и еще легче. Вот, что я думаю.

ЛИЗА: Допустим. Ну, допустим, родители пойдут к директору, к учителю, ну, и что они ему скажут? Детей обижают, сделайте с этим что-нибудь?

Д.ЗИЦЕР: Подождите, вы это сейчас спрашиваете меня, как кто? Вы как бы задаете мне этот вопрос вместо мамы, чтобы маме сказать, что сказать? Или что? Или вы не очень верите в директора?

ЛИЗА: Нет, я верю в директора, но что он сможет сделать с этим? Он подойдет лично к этим мальчикам и скажет – ай, ай, ай, так нельзя делать?

Д.ЗИЦЕР: Вы сейчас серьезно меня спрашиваете? Подождите, Лиза, вы серьезно меня спрашиваете?

ЛИЗА: Да.

Д.ЗИЦЕР: А я отвечу вам. Скажите мне, пожалуйста, что произойдет, если взрослый человек поступит так по отношению к вещам другого взрослого человека? Что произойдет?

ЛИЗА: Скандал.

Д.ЗИЦЕР: Нет, не скандал, а полицию вызовут, потому что это уголовное преступление, мой дорогой друг. Потому что это называется кража или порча имущества. Согласны со мной?

ЛИЗА: Да.

Д.ЗИЦЕР: И директор очень хорошо это понимает. А, если он вдруг плохо это понимает или забыл, ваша мама обязательно ему про это напомнит. Это ситуация, которую, если я чуть-чуть усилю, это ситуация, когда в полицию вообще-то обращаются, если взрослые не могут этого сделать.

Теперь, я не хочу сейчас, знаете, вас, так сказать, раздражать и злить, уверяю вас, эта ситуация решается за один визит. Что сделает директор в этот момент? Вы серьезно меня спрашиваете? Если речь идет о мальчике или о мальчиках, я не верю, что прямо все мальчики в вашем классе такие, но, если речь идет о людях, которые не могут не брать чужого, что происходит с этими людьми?

ЛИЗА: Что?

Д.ЗИЦЕР: Взрослых людей сажают в тюрьму вообще-то, взрослых людей. А что касается не очень взрослых людей, то с ними разговаривают так, что они это понимают. Эта ситуация очень простая, Лиза. Она очень неприятная, я вас очень хорошо понимаю, но она очень простая. И в этой ситуации абсолютно точно вам нужно обращаться к родителям всем. Если родители вдруг не до конца понимают, что надо сказать директору, во-первых, они могут всегда послушать наш с вами разговор.

А, во-вторых, они могут позвонить в программу, я им с удовольствием расскажу и отвечу на конкретные вопросы. Мне кажется, что вы не должны терпеть ни одного дня, вот я так думаю, да. И, действительно, если у мамы есть вопросы, знаете, даже до конца сегодняшней программы она успеет нам позвонить. Не сможет до конца сегодняшней программы, у нас завтра эфир с 5 до 7. Вот прям пусть позвонит. Вот и все. Поняли?

ЛИЗА: Да, я понимаю. Но ведь, ну, допустим, мальчикам это все объяснят, на несколько дней они это запомнят, ну, а что мне делать…

Д.ЗИЦЕР: Лиза, подождите, вы взрослая ведь уже. Вы хотите сейчас убедить меня в том, что эту ситуацию не решить? Вы за этим позвонили?

ЛИЗА: Нет.

Д.ЗИЦЕР: А зачем?

ЛИЗА: Ну, вот я узнала, что делать.

Д.ЗИЦЕР: Вам. И? Ну, давайте?

ЛИЗА: Ну, допустим, мальчики это поймут, хотя я очень в этом сомневаюсь, зная их. Но, что мне делать с вещами, которые они мне испортили? Я же не приду к ним, и не буду говорить, что они испортили мне мои вещи.

Д.ЗИЦЕР: Лиза, это вопрос взрослых. Вот еще раз я вам говорю, это вопрос взрослых. Если вещи уже испорчены, что делают в этот момент? Что делают взрослые, если один испортил вещи другого? Ну-ка, скажите мне?

ЛИЗА: Звонят в полицию.

Д.ЗИЦЕР: Правильно. И что решает полиция, если эта ситуация честная, и один испортил вещи другого?

ЛИЗА: Задерживают.

Д.ЗИЦЕР: Ну, или разбираются люди как-то и платят друг другу, и так далее. Это другой вопрос. Мне кажется, Лиза, вы не обидитесь на меня, если я скажу вам правду одну? Ну, она не обидная будет. Не обидитесь? Слушайте, мне кажется, что вы немножечко, чуть-чуть в этой ситуации, знаете, слово «жертва», знаете, что значит?

ЛИЗА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Вы немножечко представляете себя жертвой в этой ситуации, и поэтому сами говорите о том, что нет, это невозможно, а что мама сделает, а что училка сделает, о, нет, а директор, что сделает, нет, и директор не сможет мне помочь, и никто не сможет мне помочь. Дай-ка, я позвоню Диме Зицеру, а, впрочем, и Дима Зицер не сможет мне помочь.

Слушайте, мне кажется, скажу вам честно, опять-таки, человек вы взрослый, мне кажется, что это неверная позиция. Я еще раз вам говорю, я даю вам честное слово, эта ситуация не просто простая, эта ситуация очень простая, очень-очень, ну, вот очень-очень. Представьте себе, не дай, бог, конечно, если бы вас кто-то бил в школе. Что бы ваша мама сделала?

ЛИЗА: Моя мама бы много, чего сделала.

Д.ЗИЦЕР: Она бы нашла способ вас защитить, правда же, ваша мама, я абсолютно в этом уверен.

ЛИЗА: Да.

Д.ЗИЦЕР: И в этот момент даже, если девочка Лиза задавала бы вопрос – а что сделает директор, ну, а что сделает учитель? Разобрались бы и сделали. Эта ситуация, даю вам честное слово, абсолютно такая же. Чуть послабее, конечно, к счастью, вас никто не бьет, я очень-очень этому рад. Но эта ситуация такая же. Люди крадут ваши вещи, ну, я называю вещи грубо, но это правда. Берут чужие вещи, это, к сожалению, на взрослом языке называется кража.

Более того, они их после этого, говорите вы, портят и так далее. Это то, на что нельзя соглашаться. Если ситуация такая, ну, правда, Лиза, я честно сейчас говорю, если я сейчас придумаю, этого не будет точно, но, если я представлю себе сейчас по-честному, что директор говорит – я ничего не могу сделать, учительница говорит – я ничего не могу сделать, ну, чего маме в полицию идти. Ну, так мне кажется, что это странновато из-за такой ситуации идти в полицию.

Но вообще-то, ну, как это, крадут ваши вещи и портят. Эта ситуация решается, решается просто, и мы уже сказали, как. Действуйте, дорогая, проверьте меня. Поговорите с мамой, я вас умоляю, и вы увидите, насколько просто это решается. Еще раз, если маме нужна помощь, мама непременно пусть звонит. Лиза, я прощаюсь, потому что у нас, кроме всего прочего, заканчивается первый час нашей программы. Дорогие друзья, через несколько минут начнется второй час.

Наталья из Москвы пишет: «Дима, здравствуйте. Тонкая тема про вопрос ребенка в семье «можно ли я возьму и съем конфету». К моему сыну в гости приходит один мальчик, и молча шарит у меня по всем шкафам в поисках конфет, как будто так и надо. Мне это неприятно. Почему же плохо учить ребенка вежливости?»

Наталья, вот, что я вам скажу. Очень хорошо учить ребенка вежливости. Но только вежливости, как и всему остальному, в основном, учат собственным примером. Значит, тут, мне кажется, мы смешиваем несколько тем. Во-первых, если к вам приходит мальчик в гости, друг вашего сына и шарит у вас по шкафам, это значит, что он уже доведен до ситуации, когда конфеты являются высочайшей ценностью. Значит, его уже, в общем, не научили не столько вежливости, сколько границам человеческим.

А как не научить человека границам? Нарушать постоянно эти границы. Врываться к нему в комнату, лишать его того, чего он любит, и так далее. Что касается этой конкретной ситуации, Наталья, воля ваша, мне кажется, что она разрешается очень-очень просто. Мне кажется, вы можете ему сказать, как любому гостю – дружище, прости, пожалуйста, я очень рада тебя видеть, но, пожалуйста, не делай этого, мне это очень неприятно. В 97 процентах случаев этого достаточно. Вот и научите его этому, вот и будьте ему примером. Не читайте нотацию, не говорите о том, как он должен себя вести, говорите не о нем, а о себе – мне это неприятно, поэтому я прошу тебя этого не делать. Вот, собственно говоря, и все.

Кроме этого, этого мальчика, мне кажется, очень хорошо пожалеть, потому что, действительно, он оказался в непростой ситуации. Угостите его конфетой. А дальше, может, отношения разовьются настолько, что вы станете для него образом подражания, я не шучу сейчас, и он научится у вас тому, чему не учат его родители.

Относительно вежливости, еще раз, ребята, вежливости учат следующим образом – не забывайте, пожалуйста, стучать, когда вы входите в комнату к собственным детям. Не забывайте, пожалуйста, говорить «спасибо» и «пожалуйста». Не дергайте их, когда они не говорят «спасибо» и «пожалуйста». Напоминаю вам, что вежливый человек никогда другому не станет делать замечание, тем более прилюдно, он останется вежливым. Вот и весь секрет в данном случае, на мой взгляд.

Наталья из Москвы, здравствуйте. Думаю, что другая Наталья, не та, которая писала. Наталья? Нет, Наталья совершенно не хочет со мной разговаривать. Ну, что, могу еще тогда какое-нибудь сообщение. Мне кажется, сорвался звонок, я слышу это по звуку. Могу попробовать другое сообщение взять какое-нибудь. Сегодня у меня сообщения, совершенно не было на это времени. Про конфеты, про конфеты, слушайте, сколько про конфеты, ребята.

Андрей пишет из Мордовии: «Конфеты всегда стоят на столе. Дочь 5 лет подбегает и говорит – можно? Говорю – конечно, можно. Она – а можно все? Я говорю – бери. Берет, максимум, две и все», – пишет Андрей. Ну, конечно, человек постепенно учится себя регулировать именно таким образом. Интересно, как у нас в разных программах, как западет одна тема, и вдруг оказывается она очень-очень актуальной, это здорово, я это очень люблю.

Наталья на линии у нас. Добрый вечер.

НАТАЛЬЯ: Здравствуйте, Дима. Я очень рада, что дозвонилась. Вопрос такой, очень сложный, как любить подростка?

Д.ЗИЦЕР: Не знаю даже, как отреагировать. Ну, давайте, ладно, давайте разовьем эту тему.

НАТАЛЬЯ: Да, да. Дочери 14 лет, очень мучительно проходит взросление. Вот, кстати, вы согласны с тем, что, чем больше мы в них вкладываем, вот именно в интеллектуальном смысле, тем оно мучительнее проходит у них.

Д.ЗИЦЕР: Нет, я не согласен.

НАТАЛЬЯ: Не согласны.

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте, доспросите, я покомментирую, если вы хотите.

НАТАЛЬЯ: Да, то есть что волнует. Волнует больше всего…

Д.ЗИЦЕР: Ой, теперь мне стало уже так интересно, не могу совершенно остановиться. И, главное, я готов начать отвечать, а Натальи на линии у нас нет. Ну, сейчас попробуем ее перенабрать, очень хотелось бы закончить этот разговор про девочку 14 лет. И вообще, слушайте, постановка вопроса, между прочим, «как любить подростка», постановка вопроса шикарная. И она не такая простая, как кажется на первый взгляд. Ну, что, у нас Наталья на линии? Нет никакой Натальи у нас все еще пока. Даже не знаю, что мне делать. Нет, есть Наталья, говорят мне, извините, друзья, технические неполадки бывают всегда. Наталья, вы со мной, а я с вами.

НАТАЛЬЯ: Да.

Д.ЗИЦЕР: Давайте с той же цифрочки, что называется. Остановитесь, если можно, на одном месте только, чтобы мы не теряли связь.

НАТАЛЬЯ: Да, да, стою на одном месте. Проблема с эмпатией. То есть, нет сочувствия, нет жалости ни к кошке, ни к собачке, ни к близким. Ну, может сказать, что мне вообще кажется, что я вас не люблю. Вот как, что вообще в этой ситуации делать? То есть я просто замираю и не знаю, что…

Д.ЗИЦЕР: Что делать в этой ситуации?

НАТАЛЬЯ: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, слушайте, а скажите мне, пожалуйста, то, что вы называете проблемой с эмпатией, это для нас новейшее явление или так, в общем, было и в детстве? Или это признаки переходного возраста?

НАТАЛЬЯ: Нет, я думаю, что, вы знаете, я наблюдала, честно говоря, это с раннего детства, но вот сейчас это приобрело какие-то уже размеры такие угрожающие, мне так кажется. Либо это ее защитная реакция какая-то.

Д.ЗИЦЕР: Конечно, да. Но давайте пример какой-нибудь, кроме «мне кажется, я вас не люблю». Я скажу вам, почему, потому что сентенция «мне кажется, я вас не люблю», очень похожа на вопрос одной моей знакомой мамы «как любить подростка». Это так похоже просто, что даже комментировать невозможно. Нет, не слышите?

НАТАЛЬЯ: А, ну, да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте, ладно, пример давайте, напугайте меня отсутствием эмпатии.

НАТАЛЬЯ: Да, ну, например, вот дети маленькие играют в компании и кто-то из них падает. Другие подбегают, а не больно ли тебе. Она всегда стояла в сторонке и наблюдала.

Д.ЗИЦЕР: Так, пока не страшно.

НАТАЛЬЯ: И когда я ее спрашивала, тебе не жалко? Она все время уходила в сторону, без ответа, делала вид, что как-то это не про нее вообще, и все.

Д.ЗИЦЕР: Ну, а теперь во что же это выросло?

НАТАЛЬЯ: Теперь вот она может сказать, например, что вот мне будет 14 лет, я бы хотела поменять фамилию. Я говорю, а почему? Ну, мне как-то не нравится, как она звучит. Я говорю – слушай, ну, это как-то по отношению к нам, как-то не очень, наверное, хорошо. Она говорит – да нет, ты уделяешь этому слишком большое значение. А для меня это…

Д.ЗИЦЕР: Как интересно. Ну, давайте, направьте меня куда-нибудь, скажите, что комментировать. Я готов все, что угодно, это интереснейшая тема. Хотите про фамилию поговорим, хотите, не знаю, как любить подростка. С чего? Про фамилию хотите? Я покомментирую. Ой, Наталья, мне кажется, опять у нас исчезла. Слушайте, тогда, Наталья, вы, знаете, можете уже не перезванивать, наверное, нам, просто слушайте. Я думаю, что я услышал ваш вопрос. Я постараюсь ответить так же подробно, как, если бы мы с вами разговаривали.

Значит, что касается конкретных проявлений того, что вы называете эмпатией и не эмпатией. Ну, что касается того, когда она была маленькая, вот этот пример про то, что кто-то упал, и она остается в стороне. Слушайте, мне кажется, что вы немножко преувеличиваете. Во-первых, это такая иллюзия, что все дети тут же бросаются помогать упавшему. Это, может, нам бы и хотелось, а, может, и не хотелось бы, между прочим, но это такая иллюзия.

Мне кажется, у вас есть такой, ну, извините, пункт на эту тему. Ничего страшного в этом нет, не сочтите за критику, но мне кажется, что, действительно, для вас это какая-то больная точка. И в этом смысле маленькой девочке, которая не подошла и не подбежала к кому-то, и не подняла, говорить – «тебе, что, не жалко?», ну, прошлого не вернешь, но я все равно скажу. Это не очень правильно, кажется мне. Вы можете сказать о том, что вам этого человека жалко, и она от мамы будет учиться.

А, если мы будем говорить человеку: «А тебе, что, не жалко?», человек в этот момент считывает однозначно, что от нее ожидают чего-то, чего она не может дать. Дальше следующий шаг такой интуитивный о том, что, слушай, значит, я недостаточно хороша. А дальше это тоже постепенно становится пунктом. Ну, это так, если я очень-очень упрощаю ситуацию и в двух словах.

Теперь смотрите, относительно фамилии. Может, вы и правы, что она, таким образом, пытается вас немножко уколоть. Но вообще-то не обязательно. Когда вы говорите, что это нехорошо по отношению к вам, ну, я не знаю, а какой-нибудь Евгений Петров или какой-нибудь Алексей Максимович Горький, вы считаете, так плохо относился к своей семье? И вообще тысячи людей, которые взяли псевдонимы по разным причинам. Думаю, что вы отделяете одну тему от другой. А мне кажется, зря.

В 14 лет человек может примерять на себя самые-самые разные модели, в частности, и такую. В частности, думать о том, слушай, а, может, я могу быть другим, а, может, я буду знаменитым писателем, знаменитой актрисой, знаменитым, я не знаю, кем. Может быть, мне стоит подумать про фамилию.

Да, фамилия может казаться человеку неблагозвучной, между прочим. Тоже ничего страшного. Значит ли это, что ее надо бежать, менять? Нет, я так не думаю. Но я думаю, что, в любом случае, это не тема для такого, знаете, взаимного сопротивления или конфликта, тем более. Это тема для обсуждения. Что это значит? Слушай, мам, ты знаешь, я думаю, что я бы поменяла фамилию в 14 лет. Мама такая – да ты что, как это интересно. А мне вот никогда не приходила в голову такая мысль. Слушай, а что, почему, ты хочешь быть другой? Круто. А в чем еще? И так далее. Вы не поощряете ее в этот момент фамилию менять, не волнуйтесь. Вы сигнализируете ей, что с вами можно об этом разговаривать. Ей 14 лет, она сейчас проверяет все на свете, вот все на свете, самые-самые разные модели.

Мне, между прочим, Дмитрий пишет сейчас в чате, не приходил в голову этот аргумент, а вот ему пришел: «А когда девочка замуж выйдет, то родителей тоже это обидит? Она ведь может взять фамилию мужа». Это правда, между прочим. Но в этот момент как бы есть какое-то оправдание. Слушайте, мне кажется, что это, еще раз, это не разговор о смене фамилии. Мне кажется, это разговор о том, что, мама, я другая, я тебя немножко тыкаю иголочкой, я хочу вызвать у тебя разные эмоции, я не знаю, как это сделать, я не очень этому научилась. Может быть, происходит то, что ты называешь отсутствием эмпатии, может, происходит что-то еще.

Теперь, что касается вашего первого отличного вопроса «как любить подростка?» Значит, смотрите, ну, похвастаюсь коротко, у меня есть книжка, которая называется «О бессмысленности воспитания подростков». Ну, мне кажется, стоит, ей богу, ее прочесть, она легкая, приятная и довольно смешная, со смешными картинками. Более того, мне кажется, что вы можете ее прочесть вместе со своей дочерью. Хотя она обращается, конечно, к родителям, эта книжка, но удивительным образом когда-то давно издательство сделало анализ распространения и продаж, выяснилось, что она больше всего востребована у тех самых подростков. Ну, вот там подробно об этом.

Но вообще, как любить? Слушайте, ну, ведь любить же это практика, правда же, мы много раз про это говорили. Как любить не научишь, а вот, что делать, пожалуй, можно поговорить. Мне кажется, что можно относиться к человеку, как к близкому. Ну, что это значит? Это значит, стараться сделать его жизнь комфортной. Это значит, стараться сделать его жизнь полегче немножко.

В 14 лет трудная жизнь, ребята, трудная, очень много сомнений, очень много вопросов, очень много предательств или того, что я могу счесть за предательство. На самом деле, это не всегда предательство, как мы понимаем. Но жизнь очень яркая и очень трудная. И, конечно, людям в этом возрасте нужна наша помощь нас, спокойных, нас, взвешенных, ну, хотя бы большей частью, нас, готовых принять от них вообще-то любую ерунду. Честное слово, Наталья, я вас понимаю. Понимаю, как папа.

Ну, давайте я еще одну вещь вам скажу, чтобы вы, так сказать, понимали, насколько я вас понимаю. Вот у меня младшей дочери сейчас 14 лет, я даю вам честное слово, я не придумываю, это проверяемо. Тоже 14 лет. Ну, что делать, у человека в этот момент, в этом возрасте, в этот период, действительно, возникает очень много моделей, очень много вопросов, очень много проб, очень много попыток. И мы, ничего не поделаешь, должны создавать им эту теплицу. Можно пробовать, мы те люди, к которым можно прийти со своими сомнениями. Даже с такими сомнениями, которые нас могут уколоть. Фамилия, я понимаю, что вам в этот момент может быть обидно. Но еще раз, она говорит вам об этом, потому что она проверяет, можно ли с вами об этом поговорить. А, если можно поговорить об этом, то можно поговорить и о другом.

Последнее о любви и на вопрос, как любить. Слушайте, влюбиться в какие-то ее проявления, прямо влюбиться. Ей 14 лет, она же замечательная. Может, она лучше всех на свете пьет чай. Вот влюбиться и любоваться. Может быть, она лучше всех на свете умеет рассказывать какую-то историю. Вот влюбиться. Может быть, вы в ее присутствии что-то делаете лучше, чем когда ее нет. Вот влюбиться вот в этом. Может быть, она сделала новую прическу, и поначалу она вам не понравилась и даже раздражала, а потом вы посмотрели и подумали – как это здорово, что она в 14 лет смогла на это решиться, а я в свои 14 не могла.

Как же она устроена, как же мне понять, как устроена ее голова. Она ведь плоть от плоти моей, и она ведь любимая моя. Она устроена странно, но это же самое главное приключение меня, Натальи, в жизни разгадывать, как устроен мой любимый человек. Понимать, что со мной происходит, понимать, что я ловлю себя на том, что иногда прямо раздражает она меня. Как это со мной такое, интересно? А что же во мне просыпается? Это ведь, скорее всего, означает, что и в ней есть это качество.

Ну, немножко мне, конечно, не хватает, что вас нет на линии, потому что сейчас бы вы мне точно что-то возразили или о чем-нибудь спросили, но ничего не поделаешь. Если не хватило моего ответа, просто позвоните еще раз, когда связь будет стабильней или из точки, из которой связь стабильнее, и мы договорим.

На линии у нас Настя из Израиля. Настя, здравствуйте.

НАСТЯ: Добрый вечер. Здравствуйте, Дима. Очень рада, что попала к вам, и спасибо за передачу.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам.

НАСТЯ: У меня такой вопрос. У меня дочка Галя, ей 4 года. Она в государственном садике. У них в группе дети от 3 до 5 лет. И она пошла в сад первый раз в прошлом году. И вот в этом году пойдет в новую группу, и там есть мальчик на 1 год младше ее, и у него особенности есть в развитии. Моя Галя ходила в садик с удовольствием.

И буквально пару месяцев назад она вернулась и прямо вот в слезах – меня этот мальчик тянет за волосы, видимо, тянет больно, я больше не хочу. И вот прямо слезы, не хочу. Мы все это обсудили, я обратилась на следующий день к воспитательнице, спросила, она говорит – да, это так, есть такое дело, мы сейчас пытаемся, у него есть как бы свои особенности. В Израиле есть такая возможность, что подают, чтобы была как бы воспитательница, которая с ним, как нянечка, которая будет с ним.

Д.ЗИЦЕР: Да, я понимаю.

НАСТЯ: И она будет за ним. Ну, это все простой, это все бюджет, и сейчас у нас локдаун, и месяц мы сидим дома, месяц ходим, и все это тянется. И ребенок, мы с ней все время обсуждаем, она знает, что можно. И вот я думаю, может быть попытаться понять, насколько это серьезно. Как бы я понимаю, что это страх, но, с другой стороны, я думаю, может быть, я как-то отреагировала в первый раз, что я взяла ее, я слышала вашу передачу, вы это называете ловушкой, я не знаю, если это здесь как-то подходит.

Д.ЗИЦЕР: Настя, я скажу вам. Если это весь вопрос, или есть, что добавить? Если это весь вопрос, я, пожалуй, готов ответить.

НАСТЯ: Я как бы просто, я пытаюсь посочувствовать, насколько вот это серьезно, как к этому относиться, потому что мы как бы, ну, наверное, да, весь вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, во-первых, это серьезно. Если ваш любимый человек говорит вам – мама, меня обижают. Конечно, серьезно, это, конечно, серьезно. Преувеличивает ли она немного от того, что вы в своей реакции преувеличили, я не знаю, но, честно говоря, это не важно. Теперь в этой ситуации, мне кажется, она должна быть однозначной. Во-первых, ваша дочка должна получить однозначный месседж, что вы ее защитите точно. И это то, о чем мы говорим. Галя дорогая, ты не волнуйся, дружище, все будет хорошо, я тебя защищу, этого не будет, я тебя защищу. Это, во-первых.

То есть она должна получать сообщение не о том, как мне плохо. То есть, конечно, вы можете ее назвать и бедной, и пожалеть, и поцеловать, это я уверен, что вы все это делаете. Но она должна получить однозначное сообщение – все будет в порядке, мы тебя защитим.

Дальше нужно сделать так, чтобы вы сказали правду. Сделаем мы так следующим образом. Я очень хорошо, поверьте мне, знаю, как устроены детские сады в Израиле, очень хорошо. Прямо намного лучше, чем вы это можете себе представить. И я абсолютно точно знаю, что в этой ситуации, если вы идете к воспитательнице и разговариваете с ней на эту тему, она понимает вас однозначно. Она понимает однозначно, что вы не готовы, чтобы вашего ребенка таскали за волосы. Что вы не потерпите этого, этого не будет.

А дальше у нее будут разные пути. Может быть, она скажет вам – приходите, или вы скажете – я хочу провести день в садике. И, как вы знаете, вам разрешат. В израильском садике вам разрешат провести день с ней. А, может быть, вы скажете – слушай, я буду неподалеку, но я хочу быть уверена, что все в порядке, хочу пять раз в день звонить. Вы знаете, мы чуть не договорили. После новостей я договорю, можете из Израиля не звонить, просто дослушайте.

Чуть-чуть я с Настей не договорил, но обещал сказать несколько предложений, вот я их и скажу. Настя, одним словом, я думаю, что вы меня слышите, одним словом вот, что я хочу вам сказать. Ваша замечательная девочка Галя должна получить однозначное сообщение о том, что вы на ее стороне, и все будет хорошо. Нужно создать для нее то, что называется исправляющее впечатление. Иными словами, чтобы один, другой, третий, четвертый, пятый раз она сходила в детский сад, и выяснилось, что мама говорит правду. Что, действительно, ситуация изменилась, и этого страха нет.

Нужно обязательно эту ситуацию подстраховать. Еще раз, если необходимо, чтобы вы денечек провели там с ней или рядом, стоит провести с ней или рядом этот денечек. Точно нужно поговорить с воспитательницей о том, что вы настаиваете, что нет шансов, что это вернется еще хотя бы один раз, то есть не о чем тут даже говорить, и что этот вопрос надо решить.

Дальше технически, я думаю, что вы понимаете, как его решить, тем более что вы на это намекнули. Ну, собственно, вот и все. Абсолютно не важно, как вы на это отреагировали, уже отреагировали, все в порядке, поддерживаем, идем, все будет хорошо. Удачи вам.

Ольга из Атланты. Слушайте, мы просто сегодня по городам и весям всего мира. Здравствуйте, Ольга.

ОЛЬГА: Здравствуйте, Дима. Очень приятно дозвониться до вас. Большое вам спасибо за вашу деятельность.

Д.ЗИЦЕР: Тем более, из Атланты, ничего себе. И мне приятно.

ОЛЬГА: А я ваша поклонница уже давно. Да, и мне приятно.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо большущее.

ОЛЬГА: Вопрос у меня такой. У меня двое сыновей, одному 5 лет, одному 1,5. И, вы знаете, я пытаюсь как бы, мне очень нравится то, как вы говорите о воспитании детей. Я очень пытаюсь с ними разговаривать, что называется, на одном уровне глаз, то есть вот по-взрослому. И мне кажется, что иногда это уходит в совершенно неправильное направление. Я вам приведу пример.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

ОЛЬГА: Вот, например, я вам приведу два примера маленьких, потому что они такие самые неприятные, на мой взгляд. Один момент, когда, например, ребенок пытается понять, почему ему что-то нельзя, например, сладкое или смотреть телевизор долго. И я пытаюсь объяснить вот прямо взрослыми как бы фактами, что, смотри, ну, мы должны как-то балансировать питание, есть здоровое, не здоровое, вот такая вот история. А у него такой вопрос – а почему нельзя вот только сладкое есть? Ну, потому что ты заболеешь, и сможешь стать толстым, и так далее. И, понимаете, это уходит в совершенно неправильную как бы сторону. Я неправильно отвечаю, потому что он мне потом каждый раз, когда он кушает, он говорит – мама, а, если я это съем, я заболею? Понимаете, вот я вызываю страх в его питании.

Д.ЗИЦЕР: Бедный зайчик. Да, я понимаю.

ОЛЬГА: Бедный, да, и он теперь переживает. Это один пример. А второй еще хуже. Когда, например, он ведет себя как-то и переходит границы, это я про старшего, например, обижает маленького. Я говорю – слушай, понимаешь, дорогой, мне очень неприятно, когда ты обижаешь маленького, например, толкаешь его или что-то. Я бы хотела, чтобы ты меня слушал. Понимаешь, если ты меня не слушаешь, я тоже, наверное, расстроюсь и не смогу слушать тебя, когда тебе что-то понадобится. Понимаете, такой шантаж и какая-то манипуляция получается.

Д.ЗИЦЕР: Да.

ОЛЬГА: В общем, как мне правильно в таких ситуациях общаться? Когда переходит границы.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, да, во-первых, Ольга, да ничего страшного. Значит, во-первых, вы большая молодец, спокойно, вы и так все это, не все наоборот вы делаете, ничего подобного. Вы живая, все живые люди делают ошибки, все до одного, поверьте мне. А те, кто говорят, что не делают ошибок, те самые большие вруны на свете. Так что спокойно, все ошибаются.

Ну, давайте мы на эти ситуации посмотрим и вместе, так сказать, порассуждаем на эту тему. Значит, вот вы сказали такую штуку, вы сказали – я стараюсь с ними разговаривать, как со взрослыми, да?

ОЛЬГА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Оль, но они же не взрослые. Ну, вот смотрите, если мы со старичком будем вести себя так, как будто он молодой, и скажем – ну-ка, побежали бегом наперегонки с тобой километр. Ну, это же никуда не годится. Согласны?

ОЛЬГА: Ну, конечно, я понимаю, что не взрослые. Я хочу, чтобы они видели уважение с моей стороны.

Д.ЗИЦЕР: Да, но это тут ни при чем. Этот самый старичок, он почувствует уважение не в момент, когда вы скажете ему – мы одинаково с тобой будем бегать. А в момент, когда вы примете его старичком, примете его таким, какой он есть, с его привычками, с его, чего-то он, может, уже не может делать, как молодой, а чего-то, наоборот, делает круче, а что-то знает то, чего не знаете вы, и так далее. Мне кажется, это очень важная тема. И в этом смысле, когда вы в ответ на вопрос «можно ли конфетку» читаете ему длинную лекцию по правильному питанию, то он, конечно, подгружается довольно сильно, я думаю. И вообще-то он может рассчитывать на очень простой ответ – да или нет.

Теперь смотрите, у нас сегодня, действительно, вот я произнес это, и как волшебной палочкой махнул, вы, наверное, слышали, да, у нас сегодня вопросы про конфеты как-то просто сыпятся один за другим. Хочу вам сказать, Оль, ну, вот, если, действительно, вы считаете, что нужно ограничивать как-то сладкое, я с вами совершенно не спорю, а зачем у вас конфеты-то дома лежат в таком количестве? Пошли вместе с ним в супермаркет, купили три конфетки, пришли домой, радостно их съели, и все отлично. Так нельзя?

ОЛЬГА: Да, так и делаем. Ну, бабушки приезжают с коробкой конфет, этот Хэллоуин, чтобы он был неладен, получается раз в году. На полгода получается конфет, понимаете, дома.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, ничего страшного. Но это же интересно, он маленький еще, он маленький, и с ним нужно играть, и с ним нужно планировать, как мы эти конфеты будем поедать, если уж так получилось, что вы немножко создали этот ажиотаж, о котором я сегодня много говорил. Вот, собственно, и все.

Теперь, постарайтесь, конечно, для 5-летнего человека очень трудно сдержаться. Если уже такая ситуация произошла, и он конфетки уже любит. Трудно. Я, вы знаете, в прошлой программе это упоминал, но ради случая повторю еще раз. Вы же знаете эксперимент с зефирками, да? Маршмеллоу?

ОЛЬГА: Да, знаю.

Д.ЗИЦЕР: Помните, что там происходит? Давайте напомним слушателям, что там происходит. Там ребенку приблизительно возраста вашего сына и старше чуть-чуть, по-моему, и младше говорят – вот смотри, у тебя есть зефирка одна. Если сейчас ты некоторое время, не помню, какое, минуту, предположим, ты будешь один в комнате, если ты не будешь есть эту зефирку, ты получишь пять зефирок или три зефирки, я не помню. И с чем мы сталкиваемся? Что подавляющее большинство детей эту зефирку съедает, правда же, помните?

ОЛЬГА: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Почему он его съедает? Ну-ка, давайте вы.

ОЛЬГА: Ну, он маленький, не удержаться. Им легче сейчас…

Д.ЗИЦЕР: Ну, котик, ну, да, да. Вот, он маленький, и у него нет того, что называется свобода воли. То есть, есть, конечно, но намного менее развита, чем у нас с вами. Или сила воли это называется, иногда по-взрослому. Значит, лучше человека 5 лет не ставить в такие условия, в такую ситуацию, просто не ставить. Вот просто не ставить.

Вы можете меня спросить, а как же он научится тогда, что можно, что нельзя? А я уже рассказал. У вас в семье так принято. У вас в семье принято, что вы идете и съедаете по конфетке, это часть вашей прогулки, возможно, или вы заходите в какую-то кондитерскую чудесную, которую вы с ним любите и ждете этого момента. Вот и все, вот так.

Потому что, еще раз, кроме комплекса вины на тему того, что он что-то съел, иначе мы ничего не достигнем. Ну, собственно, вы и рассказываете, как это происходит, когда он начинает, бедняга, бояться съесть лишнюю ложку супа. Нет, все, оборачиваем это в шутку, едим суп, вместе едим. А что, мне плохо станет от супа? Да, котик, тебе хорошо станет от супа, я сама, знаешь, как суп люблю навернуть. Вот сейчас мы с тобой, так сказать, кастрюльку на двоих, и так далее. Это простой путь.

Теперь смотрите, история вторая. Я просто разбираю это кейсами, но мне кажется, что это дает вам ответы. История вторая, вы говорите, он обижает младшего. И вы рассказываете о том, как вы будете несчастны, если он младшего будет обижать.

ОЛЬГА: Да, что мне неприятно.

Д.ЗИЦЕР: Да. А мне кажется, что в этой ситуации нужно говорить не о том, что вам будет неприятно, а о том, как вы любите и старшего, и младшего. И о том, как у вас в семье не принято обижать друг друга. И о том, как, когда, если, не дай, бог, возникнет ситуация, когда старшему понадобится защита и помощь, вы моментально его защитите и ему поможете. И вы, конечно, так же точно будете защищать и младшего. И вы очень просите его не обижаться, но я не могу дать тебе его обижать, не могу. И тебя никому не дам в обиду никогда, не могу. Вот, если, слушай, ты на него пойдешь с кулаками, слушай, я готова тебя обнять, готова тебя поцеловать, готова тебя выслушать, но я тебя остановлю. Ты прости меня, дружище, я тебя остановлю, я тебя к нему не пущу. Так же, как я другого человека не пущу к тебе.

И маленький секретик, довесочек. Вы говорите, что вы слушаете программу, значит, этот секретик вы слышали. Ну, лишним не будет, я его произнесу еще раз. Мне кажется, вместе со старшим нужно заниматься младшим. Подарочки ему покупать и говорить о том, как мы его время организуем, и что нам приятно делать вместе с ним. Вот такое. Чтобы у него помимо вот этого ощущения – у меня есть младший брат, и я не знаю, что с ним делать, он у меня маму отнимает, чтобы помимо этого у него было еще и ощущение – у меня есть младший брат, которым я занимаюсь, за которого я немножко несу ответственность. Мы не говорим ему такие слова. Но жизнь которого я меняю, в жизни которого я значим, одним словом, говоря взрослым языком. Вот и все. Все остальное, Оль, спокойно.

ОЛЬГА: Я вот это просто обожаю. Спасибо вам большое. Только вот один, а если переходит границы, не слушает, вот я прямо…

Д.ЗИЦЕР: Пример, давайте пример. У нас с вами, ну, давайте, до рекламы давайте, полторы минуты. Что?

ОЛЬГА: Пример. Вот все сказали, вот прямо, как вы говорите, все равно там подошел, толкнул ребенка маленького и засмеялся. Ну, ему вот весело, как он упал смешно. И что теперь? Вот, что теперь? Я же все объяснила.

Д.ЗИЦЕР: Я скажу. Нет, вы в этот момент, я привожу всегда примеры в этом случае немножко про взрослых людей. Вы в этот момент его останавливаете и очень серьезно, и достаточно жестко, вот не жестоко, не криком, а жестко говорите ему – я не согласна. Вы взрослая женщина, вы точно умеете это сказать. Я мало приличный пример всегда привожу, если к вам, так сказать, протянет руку какой-то мужик грубый, вы же сможете его остановить?

ОЛЬГА: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Сможете. Причем вы так на него посмотрите, что у него вздох в горле застрянет, правда же? Теперь, ну, так далеко идти не нужно, но остановить его нужно. И сказать ему очень твердо, чтобы у него не было сомнений, чтобы он не подумал, что это игра. И, если он сделает вид, что это игра, вы еще раз его остановите, если надо, обнимите его за плечики и скажете – нет, я не согласна, я хочу, чтобы ты меня услышал, для меня это очень важно. Я не могу позволить тебе его обижать, я не позволяю тебе. Вот такими словами.

Это редкий случай, и вы знаете, что я довольно редко привожу такие примеры и такие слова говорю «я не позволяю», но это тот случай, когда я не позволяю. Я не позволяю обижать моих любимых людей, я не позволяю обижать мою жену, не позволяю обижать моего мужа, не позволяю обижать мою любимую собаку, моего любимого ребенка, моего брата, мою сестру. Это тот случай, когда мы говорим – я не позволяю. Даже, если тебе очень хочется, я не позволяю.

Если его немножко это огорчит, ничего, вы его обнимите через пару минут и скажете, что вы совсем не хотели его обидеть, что вы его очень-очень любите, и что все в полном порядке, и все хорошо. Вы просите этого не делать. Вот так, не бойтесь. Еще раз, я надеюсь, вы меня услышали, не кричать, не шуметь, не бить, естественно, ногами по полу.

ОЛЬГА: Не наказывать, ничего, просто вот так вот сказать.

Д.ЗИЦЕР: Нет, он должен услышать, что это значимо. Он должен услышать, что у него нет такой возможности. Я не даю тебе такую возможность. Люблю, целую, обожаю, беру за хвост и провожаю, но этого в нашей семье не будет. «Point», как говорят у вас в Америке.

ОЛЬГА: Великолепно. Спасибо вам огромное.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи, пока. А мы будем слушать рекламу.

А вот интересно, Татьяна из Москвы пишет мне: «Дима, вы транслируете прописные истины, а практика от теории, ой, как отличается». Татьян, вы знаете, что, я хочу очень серьезно отнестись к вашему сообщению. Мне так не кажется, потому что я, в общем, жизнь свою посвятил и посвящаю практике, в первую очередь.

Поэтому, если вы готовы на эту тему поговорить, я вас приглашаю в эфире. Сегодня мы уже не успеем, а завтра, если вы готовы, пожалуйста, напишите или позвоните, или напишите свой номер телефона, мы обязательно с вами свяжемся. Это может быть очень-очень интересная тема, что вы имеете в виду, говоря о теории и о практике. Мне-то кажется, что у нас вся программа только о практике. Ну, возможно, я ошибаюсь. Я искренен сейчас. Позвоните, будет интересно и здорово даже, если мы поспорим.

Я думаю, чего это мне родной город сегодня не звонит абсолютно, а тут Анастасия из Петербурга. Добрый вечер, Анастасия.

АНАСТАСИЯ: Дима, здравствуйте. Слышно меня хорошо?

Д.ЗИЦЕР: Еще как слышно.

АНАСТАСИЯ: Здорово. Дима, хочу вас поблагодарить от всего сердца за все, что вы делаете.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам большое.

АНАСТАСИЯ: Я молодой родитель, и меня очень вдохновляют ваши подкасты, передачи, книги. Но вопрос мой связан…

Д.ЗИЦЕР: Очень рад это слышать. Давайте, Анастасия, я вам скажу правду. Поскольку вы на сегодня, вероятнее всего, последняя слушательница у нас, не очень много времени, поэтому давайте его не терять.

АНАСТАСИЯ: Да, да, поэтому я попроще. Я часто слышу ругань у соседей сверху. Женщина кричит часто с использованием мата, и вот часто слышу плач ребенка. Я с этой семьей не знакома. Ребенку, вот судя по голосу, ну, школьный возраст, наверное, лет 7-8, вот так. И, честно говоря, я не могу просто, вот у меня сердце разрывается, когда я слышу этот плач, потому что, ну, он прямо навзрыд. И я не знаю, я хочу что-то сделать, поговорить с соседями, но не знаю, что правильно сказать, чтобы не сделать хуже.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю вас очень хорошо. Вот давайте мы, эта тема нет-нет, да и возникает, и я благодарен вам, что вы ее вновь поднимаете. Давайте я отвечу вам своей версией, а дальше вы мне возразите, прямо не бойтесь, возражайте и спорьте, если я буду недостаточно внятен. Это очень важная тема. Значит, мне кажется, первое, если вы находите в себе силы отреагировать, и есть возможность отреагировать, можно и нужно реагировать. Это первое.

Второе. Мне кажется, что, поскольку тут штука очень тонкая, вы абсолютно правы, поэтому нужно найти верный тон и верную ситуацию для этой реакции. Я бы говорил, анализируя ситуацию, которую вы описываете, было бы здорово, если бы увиделись случайно и на улице. Вот я, если надо, готов объяснить слово «случайно» и слово «на улице», но я думаю, что вы понимаете. Если не понимаете, вы меня доспросите.

АНАСТАСИЯ: Я поняла. Проблема в том, что я не знаю, как они выглядят.

Д.ЗИЦЕР: Ну, слушайте, нет, но я произнесу. Слушайте, если это вам очень-очень важно, то довольно просто, если вы слышите, что происходит в соседней квартире иногда, можно выйти на лестничную площадку в тот момент, когда они выходят в школу, домой, на работу, возвращаются и так далее. Можно подгадать, если вам это важно. Я не пошлю вас в эту квартиру, я вам сразу скажу. Я не пошлю вас в эту квартиру, во всяком случае, не на этом этапе.

Теперь дальше, мне кажется, что к этой женщине нужно подойти и очень тихонечко, очень спокойным и тихим голосом, чтобы у нее даже не было соблазна подумать, что сейчас вас слышит весь двор, сказать ей приблизительно следующее. Дальше есть разные варианты, вопрос, кого вы увидите и, так сказать, как они выглядят, и так далее. Но месседж должен быть, на мой взгляд, в следующем – слушайте, я слышу иногда, как вам тяжело, я слышу, что вам очень-очень трудно, мне за вас бывает очень-очень обидно. А еще обиднее мне бывает за вашего сына, дочь и так далее. Может быть, я могу вам чем-то помочь? Я бы задал для начала вот этот вопрос. Поскольку речь не идет, насколько я понимаю, ну, во всяком случае, мы этого не знаем, о физическом насилии, я правильно вас понял?

АНАСТАСИЯ: Ну, да, мы не знаем. Я слышу только ругань.

Д.ЗИЦЕР: Я бы начал с этого. Значит, теперь я всегда произношу в ответе на этот вопрос, произнесу и сейчас, чего мы опасаемся. Мы опасаемся в этот момент, что человек пошлет нас куда подальше, говоря простым языком. Но, во-первых, мы ничем не рискуем, максимум, пошлет. Во-вторых, вот еще раз, я всегда даю честное слово и сейчас дам честное слово, у меня никогда не было ситуации, чтобы меня послали. Вот никогда у меня не было ситуации в ответ на это, чтобы меня послали. Бывало, что посмотрели угрюмо, бывало, что задали какой-то вопрос, бывало, что что-то буркнули, бывало и чаще всего так и происходит, человек теряется от этого. А бывало и такое, что говорят «спасибо» не один и не два раза.

Значит, чего мы достигаем в этот момент, вот это важно. Мы достигаем следующего. Мы сообщаем насильнику, что он виден. Как мы с вами знаем и из книжек, и из практики, мы знаем, что очень часто гадости люди совершают, считая, что этого никто не заметит. Эта женщина же знает, что нельзя унижать ребенка, вы же понимаете, ее же учили, что слабых нельзя обижать, так же, как и вас, так же, как и меня.

АНАСТАСИЯ: Наверное.

Д.ЗИЦЕР: Да ее учили точно. Это редчайший случай, когда человека учат, слушайте, как в произведениях некоторых литературы, юмористических, в основном, что вообще-то надо быть бандитом и так далее, и тогда из них вырастут настоящие разбойники. Помните, у Андерсена? Нет, она это знает.

И в тот момент, когда Анастасия замечательная или Дима, или Оля, или кто угодно подходит к ней, первое, она получает сообщение – ты видна. Первое. Второе, она получает сообщение – судьба твоего ребенка не безразлична другим людям. Третье – заметь, на тебя не кричат, с тобой не скандалят, тебе предлагают помощь, даже, если ты не умеешь эту помощь принимать. Но тебе предлагают помощь, речь идет именно об этом. Это то, что нужно сделать на первом этапе.

Теперь вы говорите, и вы справедливо опасаетесь, вы говорите – как же мне не сделать хуже. Ну, давайте так, если мы рассматриваем кейс, как он есть. Она орет на ребенка, она получила сообщение, что она орет так, что ее слышно во всем доме, она будет орать меньше, разве нет?

АНАСТАСИЯ: Ну, да, как минимум, она снизит громкость и, возможно, ребенку будет хотя бы от этого лучше.

Д.ЗИЦЕР: Как минимум, она снизит громкость. Теперь смотрите, если у вас хватит сил и духа, и тонкости, действительно, поговорить с ней так, чтобы она чувствовала, что в следующий раз она может к вам обратиться или вы к ней, бог знает, может, это начало новой жизни, как ни пафосно это звучит.

Заканчивать, к сожалению, мы должны. Я желаю вам удачи и сил, Анастасия. И прощаюсь со всеми вами, дорогие друзья, до завтра.