Любить нельзя воспитывать Выпуск 201

Д.ЗИЦЕР: Здравствуйте, добрый день, дорогие друзья. Очень и очень рад вас приветствовать. Ну, вот и перевалило за 200 количество наших встреч. Ура, не будем останавливаться на достигнутом.

Ну, что, готовимся к нашим разговорам. Пока готовимся, давайте послушаем музыку.

Первая сегодня на линии Полина из Томска. Полина, здравствуйте.

ПОЛИНА: Здравствуйте, Дима. Рада снова до вас дозвониться. Второй раз уже удается.

Д.ЗИЦЕР: А, то есть вы не первый раз?

ПОЛИНА: Да, второй.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вот это, между прочим, хороший пример. Мне довольно часто люди сетуют на то, что невозможно дозвониться и пишут в чате. Я, кстати, знаю, что дозвониться довольно трудно, но вот есть люди, которые не первый раз дозваниваются. Так что, ура, ура, вдохновляйте других, Полина. Я вас слушаю.

ПОЛИНА: Хорошо. По осени как-то вам писал, если я не ошибаюсь, Денис с таким вопросом непростым, что у него умерла жена, и надо было сказать, либо не сказать дочке, как это правильно сказать ей, телефон еще там был. Я этот разговор запомнила, потому что на тот момент у меня немного времени до этого ушла из жизни подруга, у которой осталось двое детей. И вот дочке-то старшей 10 лет, ей сказали сразу. Ну, она все и так поняла, потому что мама болела, а тут мамы нет и нет, и народ наехал, понятно. А вот младшему сыну, ему 5 лет, ему говорить не стали. И насколько я знаю, они ему до сих пор не сказали.

Живут они в другом городе, то есть, ну, я живу в Томске, они в Белокурихе. И вот мы сейчас в субботу едем на каникулы в Белокуриху и, естественно, я туда тоже пойду к ее свекрови, получается, к мужу. И мне вот как-то, я понимаю, что надо сказать мальчику, они ему до сих пор не сказали про то, что мамы нет. Уже как бы время-то достаточно прошло с ноября месяца.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю.

ПОЛИНА: И я понимаю, что это, наверное, может как-то потом сказаться. И вот как правильно, либо стоит, как сказать, настаивать на том, что ему надо сказать. Они говорят, типа скажем летом.

Д.ЗИЦЕР: Ну, а как вы можете настаивать?

ПОЛИНА: Ну, я не знаю, как-то объяснить им, какие последствия вообще могут быть, если не сказать вот сейчас ему вовремя.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, во-первых, я вот, что вам скажу. Эта ситуация непростая. Если простой ответ вы хотите, конечно, надо сказать. Более того, мне кажется, стоило сказать, ну, вот вовремя, на самом деле. И когда ребенок маленький, в определенном смысле это даже легче им воспринимается. Но, Полина, мне кажется, мы не должны судить людей в их горе. И в этом смысле, ну, мы такие, можем, конечно, знаете, с задранным носом сказать – они должны или должны были поступить так-то. Но мы, так сказать, не знаем, как бы мы поступили в подобной ситуации, правда же?

ПОЛИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Поэтому мне кажется, что, если зайдет разговор на эту тему, ну, конечно, вы мягонько можете, я не знаю, что-нибудь сказать. Но мне кажется, что давить на людей в такой ситуации не стоит.

ПОЛИНА: Ну, я с ними уже об этом говорила, я спрашивала, я говорю, ну, вот, когда, как, что, говорю, все равно же надо. Он же, как бы он мальчик разумный. Он, мне кажется, даже еще раньше всех это все понял. Потому что они как-то шли, она говорит, мы шли, старшая дочка говорит, ну, вот шла бабушка, муж и двое детей, и дочка говорит – какая-то семья у нас, говорит, странная, мамы все время нет. А сын говорит – а мама к нам больше не вернется. Ну, то есть как-то так спокойно. При этом она еще тогда была в больнице, еще как бы надежды какие-то были. И вот, ну, то есть, если уже сразу не сказали, то сейчас уже три месяца ничего не решат, наверное, да?

Д.ЗИЦЕР: Ну, еще раз, Полина, вот услышьте меня. Решат, не решат, я даже не очень хочу, честно говоря, в этом смысле давать вам какие-то инструменты, потому что, еще раз, вы правы. С точки зрения логики, с точки зрения педагогики вы правы. Но с этой правотой ничего не сделаешь сейчас. Поэтому, еще раз, если возникнет такой разговор, ну, скажите мягонько. Но, еще раз, в этой ситуации невозможно говорить о ней, поступили правильно, неправильно, ну, что тут говорить.

ПОЛИНА: Понятно.

Д.ЗИЦЕР: Вот так я думаю. Да?

ПОЛИНА: Да. Спасибо вам.

Д.ЗИЦЕР: Ну, я желаю вам удачи, и пусть только радости нам сопутствуют. Всего вам доброго. До свидания.

ПОЛИНА: Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Вы не поверите, друзья, Новая Зеландия у нас на линии. Ольга, как далеко, господи.

ОЛЬГА: Здравствуйте. Меня слышно, да?

Д.ЗИЦЕР: Ольга, это вы из Новой Зеландии смеетесь так, да?

ОЛЬГА: Да, да, это я, да. Слышно меня, правда?

Д.ЗИЦЕР: Вас слышно. Но у меня к вам столько вопросов. Во-первых, который час?

ОЛЬГА: 3 с небольшим, ну, вот ровно 10 часов разница.

Д.ЗИЦЕР: 3 ночи в смысле?

ОЛЬГА: 3 ночи, да, да.

Д.ЗИЦЕР: Вы будильник, что ли, ставили или у вас так заведено?

ОЛЬГА: Ну, конечно. Я вообще, я еле заснула перед тем, в общем, практически могла бы не спать, на самом деле. Я не верю в свое счастье вообще, Дима, что я с вами разговариваю. Я взахлеб слушаю ваши подкасты. Я сама педагог и у меня столько восторга по этому поводу.

Д.ЗИЦЕР: Мне очень приятно, Ольга, правда.

ОЛЬГА: Потому что то, что вы делаете, очень и очень важно для меня лично. И вообще я давно думала о том, что система образования у нас требует реформ. У меня было ощущение, что это мое стремление к гуманистическому подходу какое-то такое идеалистическое, и что это все не реализуемо. А когда я обнаружила вас с вашими подкастами, с вашим подходом, я подумала – вот оно, вот оно.

Д.ЗИЦЕР: Ольга, ура, ура. Вам не передать, как мне приятно это слышать. Но нам надо идти вперед, ничего не поделаешь, радио.

ОЛЬГА: Да, да, я знаю. В общем, ситуация у меня такая. У меня два сына, один совсем большой, уже 23 года, младшему 15. Вчера у него был день рождения, и у меня вчера была попытка, но уже в конце…

Д.ЗИЦЕР: Ну, поздравляю задним числом.

ОЛЬГА: Да, спасибо большое. Зовут его Максим. Он в России находится с отцом, с бабушкой, со свекровью. Мы с его отцом в разводе давно уже. С сыном у нас очень хорошие, теплые отношения. Мы регулярно разговариваем, практически каждый день, спасибо технологиям современным. На самом деле, он хотел, ну, то есть я привозила его сюда, но он не захотел со мной оставаться, захотел остаться в России. Ну, такой был возраст, 12 лет. Ну, он, конечно, говорил, что хочу остаться с папой. Но, честно говоря, я понимала, что больше для него важна среда наверняка.

А сейчас с отцом совсем плохо все, они поссорились. Ну, я знаю, в общем, у отца очень тяжелый характер, такой своенравный. И они не разговаривают. Это тоже мне знакомая манера моего бывшего мужа. Мой сын, он, ну, поскольку я его все-таки поддерживаю, ну, не то, что будет он противостоять отцу, вообще, в принципе, поддерживаю, когда у него конфликты там, со взрослыми, с бабушкой, в общем, я на его стороне. И у него хватает характера не идти на поводу, как бы отец ждет, что он будет извиняться, а он говорит – мне не за что извиняться.

Ну, в общем, перед днем рождения мы с ним разговаривали, он говорит – интересно, поздравит меня папа или нет. Ну, и вот вчера я так, чтобы сильно его не расстраивать в день рождения, все-таки спросила, а он сказал – нет, ты знаешь. И причем я подумала, что, может быть, они не виделись, потому что, в общем-то, живет с бабушкой и с отцом, они там все в одной квартире, но часто уходит к старшему брату, ну, то есть к моему старшему сыну. И он, в общем, мог не увидеться с отцом еще, когда мы разговаривали. Но он говорит – нет, я видел его, и он просто, говорит, отвел взгляд. Ну, то есть не поздравил. Мне настолько понятна и знакома эта ситуация…

Д.ЗИЦЕР: Ольга, давайте двигаться к вопросу, потому что у нас уже время заканчивается.

ОЛЬГА: У меня вопрос в том, что мне очень хочется его поддержать, а поскольку у меня у самой рождается, первое, что мне хочется сказать – вот же редиска какая. Я понимаю, что это так себе поддержка, вообще не поддержка. Я теряюсь, то есть, несмотря на то, что во многих ситуациях я нахожу слова поддержки для него, но в этой ситуации, ну, кроме того, что, сыночек, я знаю, как это тяжело, в общем, ничего больше сказать не могу. Я понимаю, что это про нелюбовь, я сама это чувствую, как нелюбовь. Подскажите, Дима, как его поддержать, какие слова…

Д.ЗИЦЕР: Почему про нелюбовь? Последнюю мысль я не понял, честно говоря.

ОЛЬГА: Я сама это воспринимаю, как нелюбовь. Потому что, когда со мной папа ссорился, мой папа ссорился, и долго с ним не разговаривала, я воспринимала это, как нелюбовь. Ну, я сыну такой вопрос не задавала, как он это воспринимает, но вот, наверное, такой перенос.

Д.ЗИЦЕР: Оль, ну, подождите. Скажите мне, пожалуйста, во-первых, сейчас-то, почему мальчик живет не с вами, а с отцом?

ОЛЬГА: Он не захотел оставаться здесь, в Новой Зеландии со мной, потому что он говорил, что все незнакомое, язык нужно учить, это тяжело. Он хотел домой.

Д.ЗИЦЕР: Нет, имеет право, ничего страшного, все в порядке.

ОЛЬГА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Теперь правильно ли я понимаю, что сейчас, несмотря на то, что у него испорчены отношения с отцом, он продолжает с ним жить? Правильно я понимаю?

ОЛЬГА: Ну, он, на самом деле, живет там, я же говорю, все в одной квартире живут, и бабушка с дедушкой, родители мужа бывшего и отец, и сын, все там вместе в одной квартире живут.

Д.ЗИЦЕР: Ну, не важно, продолжает с ним жить, какая разница, но с ним в одной квартире.

ОЛЬГА: Ну, да.

Д.ЗИЦЕР: Теперь, в чем, вам кажется, вашему сыну нужна помощь и поддержка?

ОЛЬГА: Ну, я у него спросила, говорю, как тебе это, ты переживаешь? Он говорит – ну, да, я переживаю.

Д.ЗИЦЕР: Так, и? Давайте дальше. Сложный вопрос, сложный. Он переживает, ну, хорошо, переживает. А кто бы не переживал, Оль?

ОЛЬГА: Я стопорюсь в том смысле, что мне кажется, что, ну, вот я должна быть с ним, и я должна что-то сказать, а я не знаю, что сказать.

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет. Единственное, мне кажется, если я могу тут в такой ситуации давать совет, единственное, что, мне кажется, нужно сказать и стоит говорить время от времени, это, что вы готовы помочь ему любым способом, который будет вам доступен. Что он может с вами говорить на любую тему, что он может на эту тему не переживать. Но говорить нужно об этом. Нужно говорить не о его отношениях с отцом, во всяком случае, пока заказа нет, точно. Говорить нужно о себе и о ваших отношениях. И, поверьте мне, это лучшая поддержка, и это всплывет, если будет нужно.

Вот, если будет нужно, если ему понадобится помощь, это всплывет в памяти, и он обратится к вам. Я думаю, что вот так. Потому что все остальные ситуации, ну я сейчас так, знаете, навскидку, мне кажется, это только, ну, как это сказать, усугублять со всех точек зрения его печаль, да и вашу, честно говоря, тоже.

ОЛЬГА: Ну, да, моя печаль-то, да, большая. Скорее, да, наверное, я соглашусь. Ну, мы и так, в общем, я даю ему понять, что он говорить может со мной обо всем, о чем угодно. Ну, это тот вопрос, наверное, который он меньше всего хотел бы со мной обсуждать, потому что он знает мое отношение.

Д.ЗИЦЕР: Все, все. Ровно то, что я имел в виду. И поэтому, мне кажется, лезть туда не надо. У него свои отношения с отцом, у него свои отношения с вами, и это правильно, если вы спросите меня. Все, поэтому нет.

ОЛЬГА: Ну, в смысле, он пока справляется, да? Можно смотреть на это, как он справляется.

Д.ЗИЦЕР: Да. Нет, во-первых, так, первое – он справляется. Второе – он не факт, что он хочет обсуждать это с вами, вы сами сказали. Третье – он имеет право, если он перестанет справляться, обратиться за помощью не к вам, а к кому-то другому, это тоже важно. Четвертое, при всех обстоятельствах, которые мы уже перечислили, мне кажется, что особенно при том, что вы на расстоянии, вам нужно время от времени напоминать ему, что вы готовы разделить с ним любую проблему, любую боль, насколько это возможно, не конкретизируя, на мой взгляд.

ОЛЬГА: Ну, это-то, на самом деле, все время звучит в наших беседах.

Д.ЗИЦЕР: Отлично, отлично. Все. Прощаемся?

ОЛЬГА: Дима, спасибо вам огромное. Спасибо, что вы есть.

Д.ЗИЦЕР: Ура. Спасибо вам большущее. Вам я желаю спокойного продолжения ночи.

ОЛЬГА: А, это вряд ли.

Д.ЗИЦЕР: Ну, хорошо, тогда давайте, встречайте рассвет новозеландский, подходит. Отличная история. Красота, ура. Удачи вам, Ольга.

ОЛЬГА: Спасибо. Вам тоже больших успехов.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам большущее.

А на линии, между тем, снова Москва. Ирина, здравствуйте.

ИРИНА: Дима, здравствуйте. Очень рада, что до вас дозвонилась. Низкий вам поклон за то, что вы делаете, благодарность от многих моих друзей и детей, в том числе. И моего ребенка друзей тоже вам благодарность.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо, спасибо.

ИРИНА: Спасибо большое. Вопрос такой, ситуация в следующем. Я телесный терапевт, и ко мне пришла на прием девочка, девочке 14 лет, занимается в спортивной школе, занимается силовыми, как вот карате.

Д.ЗИЦЕР: Единоборствами.

ИРИНА: Да, единоборство, бои, да.

Д.ЗИЦЕР: Да, понятно.

ИРИНА: Занимает призовые места. Ну, сама не очень туда хочет ходить, точнее, совершенно не хочет ходить. Мама говорит о том, что нужно закончить, и уже вроде, как там к школе ей нужны будут баллы, и на это повлиять вряд ли как-то можно.

И когда она у меня была на приеме, она мне, ну, то есть я работаю с телом, ну, и понимаю, что что-то не так. Спросила, как проходит тренировка. Девочка сказала, что тренер допускает, что он их бьет. Ну, это были ее слова, что тренер их бьет. Я спросила, как именно. Девочка очень волновалась, она прямо в стрессе, сказала, что может ударить рукой. Я говорю, в какое место, куда конкретно, скажи. Сказала, что может ударить рукой по голове, по спине.

Ну, то есть, работая с телом, я вообще не сторонник, естественно, таких профессиональных видов спорта, потому что очень все вредит детям. И при этом еще она девочка. Вопрос, значит, мы с ней поговорили, я сказала, что давай не будем, я сама предложила позвонить в школу спортивную и не говорить, от чьего имени, не говорить, какая это девочка, ни от кого, сказать, что, ну, я стороннее лицо, и что просто знаю, что я знаю о том, что с детьми насилие происходит во время тренировки.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю.

ИРИНА: Позвонив в эту школу спортивную, попросила просто вежливо администрацию обратить внимание на данного педагога, назвала имя, фамилию. На что они очень удивились, сказали что окей, и буквально через десять минут, когда девочка у меня была еще на приеме, перезванивает орущий, кричащий в телефон этот педагог, раздраженно говорит о том, что я не имею права учить его, как обращаться с детьми, как тренировку вести. Что есть камеры наблюдения и все там видно. Что детей…

Д.ЗИЦЕР: Ирина, у нас две минуты до конца разговора, Ирина, две минуты, поэтому давайте вопрос.

ИРИНА: Да, то, что дети наговаривают. В общем, я сказала, что детям я верю, и сказала, что, если это еще повторится, то в Министерство образования или в какие-то другие вышестоящие органы написать.

Д.ЗИЦЕР: В какие вышестоящие органы, полиция называются эти органы. В чем вопрос?

ИРИНА: Вопрос. Какие мои действия правомерны в данной ситуации, так как я не являюсь матерью этого ребенка?

Д.ЗИЦЕР: А какая связь? Значит, смотрите, я, не знаю, я не большой знаток Уголовного кодекса, но, мне кажется, любой человек, если узнает о преступлении, он может об этом преступлении заявить, разве не так? Пусть сейчас откликнутся мне в чате, не знаю, юристы, например, или, может быть, полицейские нас слушают. Вот и все.

ИРИНА: А, если мне…

Д.ЗИЦЕР: Теперь, смотрите, вопрос, подождите, вопрос, который меня интересует намного больше, это, почему об этом не знает мама, и почему бы вам ни поговорить об этом с мамой.

ИРИНА: Да, вот нужно ли мне сказать о звонке в спортшколу и на радио маме девочки?

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, радио оставим на ваше усмотрение, потому что это не важно. Давайте считать, что вы позвонили приятелю просто посоветоваться, все в порядке. А вот то, что касается звонка, слушайте, я думаю, что да, если честно. Но вам надо поговорить с мамой, как педагог. Не как девочка с девочкой, а как педагог.

Смотрите, вы занимаетесь определенной практикой, в которой есть, безусловно, и область, ну, такая и духовная, и человеческая, и так далее. Поговорите с ней о том, что вы видите, о том, что и как происходит, и так далее. Обязательно перед этим поговорите с девочкой, проверьте, нет ли у нее на эту тему каких-то проблем или страхов, все. Мне кажется, вы поступили совершенно верно.

ИРИНА: Да, девочка переживает, что может выяснить эту информацию и будет тренер, давя авторитетом, говорить с ней или всем детям плохо будет от него. И девочка закрывала глаза и очень сильно переживала. Я тоже засомневалась.

Д.ЗИЦЕР: Ну, я понимаю. Ира, ну, вы же взрослая женщина, вы этот момент вы говорите – дорогая, я буду на твоей стороне, я тебя защищу, ну, что за ерунда.

ИРИНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Это все равно, что говорить – давайте не будем сажать насильника в тюрьму, потому что иначе он кого-то еще изнасилует. Ну, что за чепуха. Ирина, я желаю вам удачи. Мне кажется, что вы поступили абсолютно правильно. Действуйте аккуратно, только аккуратно. Не разговаривайте с мамой через голову девочки. Удачи вам.

Ростов-на-Дону, Кирилл, добрый вечер.

КИРИЛЛ: Добрый вечер. Дима, подскажите, пожалуйста, такая ситуация у нас сложилась. Ребенок, 13 лет, отличный, хороший мальчик, занимается спортом. Но недавно позвонила мама одноклассницы, сказала, что наш ребенок курит. В итоге (неразборчиво) пытались выйти с ним на диалог, нашли у него вейп. Все это дело, естественно, изъяли, провели профилактическую беседу, по душам поговорили, сказали, что, если там будут какие-то вопросы, ты с нами это обсуди, мы до тебя информацию донесем (неразборчиво). Он вроде эту тему всю понял, уловил.

Потом проходит какое-то время, совершенно случайно находим у него еще один. В итоге все это тянется уже, наверное, месяца три, четыре, открываем переписки, переписки все там с одноклассниками, с одноклассницами, с ребятами, ну, вот только о всех этих вейпах, где, что купить, где, с кем поменяться. В общем, не знаем, какие методы воздействия уже применять.

И уже пробовали беседовать, пробовали водить к врачу, чтобы как-то, ну, со стороны медицины объяснил, что это неправильно, к тому же запугал его своим образом. В интернете написано, что как бы применять нужно именно физическое воздействие, но как-то не хочется этим заниматься, тем более что…

Д.ЗИЦЕР: Физическое, это какое? И где это в интернете?

КИРИЛЛ: Ну, именно в том плане, что, дескать, кнутом и пряником. Потому что, якобы, по-другому не понимают.

Д.ЗИЦЕР: И что будет? Просто сейчас я, Кирилл, я спрашиваю из любопытства, а дальше, что они пишут? Ну, допустим, вы его, я не знаю, что, силой, так сказать, вырвите у него эту самую штуку, лишите его того, что он любит, и что в интернете считают? В том, который вы читаете?

КИРИЛЛ: Ну, толку не принесет. Поэтому мы к этому не прибегаем. Пытаемся выйти на диалог, но…

Д.ЗИЦЕР: Вред принесет. Ой, слушайте, Кирилл, какой вопрос вы мне задаете?

КИРИЛЛ: Как нам отучить его от вредной этой привычки, которая явно навязана обществом, в котором он находится, скорее всего? Потому что у нас в семье никто не курит.

Д.ЗИЦЕР: Я порассуждаю сейчас немножко, но вам не понравятся мои рассуждения, смотрите. Напомните, сколько ему лет еще раз?

КИРИЛЛ: 13.

Д.ЗИЦЕР: 13 лет. Смотрите, он, конечно, начал курить, вы правы, этот самый вейп не потому, что ему очень хотелось курить, а потому что, так или иначе, так принято. Ну, в той среде, в которой он вращается, я имею в виду. По той или иной причине, не знаю, по какой, это одна из форм такого, ну, я не хочу сказать самоутверждения, я не знаю вашего ребенка, но такая форма, не знаю, взросления и так далее.

Теперь, к моему огромному сожалению, огромному, вот поверьте мне, я не знаю способа, то есть я подозреваю, что такого способа нет, каким образом можно отучить человека от такой привычки. Привычка дурная, безусловно. Тем более что эту привычку можно довольно легко скрывать, как мы понимаем, в отличие от алкоголизма, не дай, бог. Эту привычку можно скрывать.

Разговаривать, слушайте, разговаривать и объяснять, объяснять и объяснять, что он прекрасный. Что для того чтобы он был заметен, ему настолько прекрасному совсем-совсем не нужно делать, как кто-то. Но, с другой стороны, он, либо это уже знает, либо нет, так что вот.

КИРИЛЛ: Спасибо. Не знаю, не можем общего какого-то решения найти, уже и беседуем со стабильной регулярностью.

Д.ЗИЦЕР: Вы не найдете общее решение.

КИРИЛЛ: Уже пытаемся и на юмор его, как-то шутить на эту тему, чтобы как-то в какой-то, ну, резонанс человека вгонять. Ну, улыбается, сидит, как-то не доходит.

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет. Это решение, поскольку это решение он принял сам, выходить из этого решения он тоже будет сам. Поэтому мне кажется, что надо разговаривать с ним по-взрослому, и разговаривать серьезно, и разговаривать, как бы вы поговорили с другом, ну, не знаю, который начал выпивать, например. Ну, что бы вы ему сказали? Близкому другу? Давайте проверим. Вот вы замечаете, что друг начал, не просто рюмочку, другую, а прямо так, знаете, что бы вы сказали?

КИРИЛЛ: Ну, попытался бы словесно донести, что это есть нехорошо.

Д.ЗИЦЕР: Ну, что, ваш друг, он, что, ненормальный, что ли, у вас друг? Он, что, не знает, что это нехорошо? Он знает. Что бы вы сказали?

КИРИЛЛ: Ну, понятное дело, что для начала бы, тоже обвинять человека, если человек понимает, что это проблема, это одно, если человек не понимает, то нужно, в первую очередь…

Д.ЗИЦЕР: Он понимает. А кто не понимает? Ну, назовите мне человека, который не понимает, все понимают.

КИРИЛЛ: Будем лечить зависимость.

Д.ЗИЦЕР: Нет, нет.

КИРИЛЛ: У меня в этом плане больше медицинское представление.

Д.ЗИЦЕР: Я уверен, что нужно поддержать. Я уверен, что нужно, ладно, я скажу вам одну вещь, думал, говорить, не говорить, но я скажу. Я уверен, что вам нужно перестать читать переписку вашего сына, потому что все, что у вас происходит, может происходить на почве общего недоверия. И он прав, что он вам не доверяет, поскольку вы читаете чужие письма. Дима, я же тебе звонил за другим, – говорит Кирилл. Как это связано? А это связано, Кирилл, это связано.

КИРИЛЛ: Это просто у нас со времен всех тех мероприятий, которые проходили, эти вот в 4.20 звонки, звонки ночные, тоже были моменты, что ребенок по ночам просыпаться начал. Вот с тех пор как-то приняли за практику там раз в неделю, в месяц, пока там ребенок купается, просто хотя бы пролистывать, понимать, что у него там…

Д.ЗИЦЕР: Дружище, я понимаю ваше волнение, и разговор у нас на другую тему. Я не буду переводить разговор на эту тему. Но это вещи связанные. Мы слышим тех, кому мы доверяем. Мы слышим тех, кому мы доверяем, понимаете? Поэтому, мне кажется, что, проверьте, я не говорю, что у вас плохие отношения. Проверьте, насколько у вас такие отношения, что вы, действительно, доверяете друг другу. Если папа говорит, что он может помочь, и это вредно, то папе надо поверить. Да?

КИРИЛЛ: Спасибо. Будем пробовать.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи. Не волнуйтесь, ничего страшного, на самом деле. Надеюсь, что все восстановится и все будет хорошо в отношениях.

Татьяна из Калуги, здравствуйте.

ТАТЬЯНА: Здравствуйте, Дима. Я звоню вам со следующим вопросом. Я вам уже как-то звонила, вы мне помогли, надеюсь, что и сейчас тоже поможете.

Д.ЗИЦЕР: Ух, ничего себе. Какое вступление, я теперь трепещу. Ну, давайте, ладно.

ТАТЬЯНА: Я работаю учителем первый год в школе. У меня классное руководство, дети 5-й класс, и дети все у меня пришедшие из других школ. То есть у меня такой сборный класс. И вот уже прошло три четверти, и у нас, знаете, в начале учебного года появились такие мальчики, ну, которые в какой-то степени где-то там повели себя не очень правильно, не очень хорошо, и другие дети, некоторые учителя повесили на них такой, знаете, ярлык хулиганов. И теперь нам это всем очень сильно мешает, потому что, если начинаются какие-то у нас проблемы, ну, так, условно назовем, даже, если какие-то другие дети что-то делают не так, зачастую вот этим мальчишкам, которые уже с ярлыком, им попадает.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю.

ТАТЬЯНА: То есть их априори обвиняют в разных каких-то ситуациях. И вот сейчас у нас недавно произошел такой, ну, я считаю, рабочий момент, там один мальчик бегал, прыгал по партам, увидела учительница, наругалась на всех. И, знаете, у нас есть родительский чат, и родители начали мне звонить, трезвонить, мол, что прошел уже год, а одни и те же дети, мол, третируют весь класс и не дают учиться, условно скажем, хорошим детям. Ну, то есть я утрирую, мы понимаем, что нет у нас…

Д.ЗИЦЕР: Подождите секунду, а этот человек на уроке прыгал по партам или что?

ТАТЬЯНА: Нет, на перемене.

Д.ЗИЦЕР: А в чем состоит третирование других детей?

ТАТЬЯНА: Ну, знаете, вот из-за того, что висит вот этот ярлык, любые какие-то конфликты, произошедшие в классе, вешают на тех детей, даже которые при этом не участвовали.

Д.ЗИЦЕР: Так, ну, я понял, примерно понял, хотя я вообще не понимаю, почему это доходит до родителей. Ну, допустим.

ТАТЬЯНА: Ну, да, и, знаете, есть там какие-то учителя, на уроках делают замечания и так далее, дети приходят, рассказывают родителям, видимо, может быть, не вдаваясь в подробности, кто именно там разговаривал или получил какое-то замечание, и родители воспринимают, что вот у нас есть, условно, плохие мальчики, которые мешают…

Д.ЗИЦЕР: Ну, я понял, давайте, движемся вперед.

ТАТЬЯНА: И вот у меня вопрос. Как мне себя правильно вести? И, знаете, там звучат такие фразы, что я не могу разобраться, навести какую-то там дисциплину в классе.

Д.ЗИЦЕР: От кого?

ТАТЬЯНА: От родителей. И вот у меня вопрос в том, что…

Д.ЗИЦЕР: Нет, подождите, не летите, подождите, вопрос важный. А что значит, доносится? Это как доносится до вас? Откуда вы это знаете? Вам это говорят или что?

ТАТЬЯНА: Ну, вот они мне звонят, либо в общем чате они это пишут, либо мне лично пишут и звонят, говорят о том, что…

Д.ЗИЦЕР: Что? Что вы плохая учительница? Что вы не можете навести порядок?

ТАТЬЯНА: Вам надо быть жестче, они мне говорят. Вам надо быть жестче, вы очень мягкая. Вот уже прошел год, а вы, мол, так гаечки-то и не закрутили.

Д.ЗИЦЕР: А скажите мне, пожалуйста, на ваш взгляд, у вас в классе порядок?

ТАТЬЯНА: У меня в классе полный порядок, ну, на мой взгляд.

Д.ЗИЦЕР: Понятно. Так, все, переходим к вопросу. Я рад это услышать. Переходим к вопросу.

ТАТЬЯНА: А вопрос в следующем. Вот вы мне скажите так, не нарушаю ли я границы, действительно, других детей тем самым, что вот не как-то, знаете, не агрессирую и все стараюсь решать, действительно, мягко? И реально ли не нарушаю ли я границы тех детей, родители которых мне жалуются на такие вот какие-то проблемы?

Д.ЗИЦЕР: Вот, что я думаю. Я думаю, что, бог с ним, с этим вопросом, подождите, я его отложу, с вашего позволения.

ТАТЬЯНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Но я бы, вот, если бы я оказался в этой ситуации, как учитель, как училка даже, я бы сказал, я бы сделал вот, что. Я бы закрутил параллельно два процесса. Один процесс я закрутил бы с детьми вот на тему того, как я хочу, чтобы ко мне относились, когда я ошибаюсь, когда я могу оступиться, когда, наоборот, я чувствую себя в праведном гневе и на кого-то злюсь. Вот про модели поведения.

А второй процесс я закрутил бы с родителями. И второй намного более короткий, потому что, мне кажется, это стоит встречи с родителями, то есть родительского собрания и разговора на эту тему. Смотрите, вот я сейчас поговорю с другой стороны, со стороны нас с вами, со стороны педагогов. Мы очень-очень часто, ну, как это, зеркалим, что называется. Вот родители говорят – а, учителя, они распустили детей и так далее. И у нас тоже есть такой грешок, у учителей. Можем сказать – а, родители, просто они все хотят, либо одни скажут железной руки, другие хотят… Слушайте, родители тоже имеют право не до конца понимать, что мы делаем.

И поэтому, мне кажется, что школа, как место просвещения, я сейчас абсолютно серьезно говорю, должна им помогать это понять. И мне кажется, что, если вы их соберете и поговорите с ними на ту же самую тему, только чуть-чуть другими словами, как мы хотим, чтобы к нашим детям относились, будет очень интересно. Но сначала мы послушаем рекламу, а потом договорим.

Татьяна?

ТАТЬЯНА: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так вот, собственно говоря, то, что я хотел сказать про родителей и чуть-чуть не договорил. Родители не всегда понимают до конца, что мы хотим сказать, и как устроена школа, и так далее. Ну, и имеют право не понимать, у них разные профессии, в смысле у нас с ними разные профессии. И поэтому, вот по моему опыту, во всяком случае, чем более мы открыты по отношению к родителям, чем лучше мы объясняем им, что мы делаем, тем легче, на самом деле.

Вы абсолютно правы, конечно, есть родители и довольно много, может быть, которые поначалу скажут – нет, а мы учились, будет жесткая рука, должна быть, все вот это вот и так далее. Объясняйте, объясняйте.

ТАТЬЯНА: Поняла.

Д.ЗИЦЕР: Просто объясняйте. Нет родителей, мне кажется, что нет родителей, которые искренне, не в порыве страсти, а искренне скажут – чморите этих мальчиков и заодно чморите моего тоже. Не может такого быть. Поэтому, мне кажется, что, если вы растите детей в своем классе через принятие другого, через то, что есть слова, через то, что человек, в отличие от многих животных может и должен уметь договориться, через то, что человека нужно понять, и через принятие как раз он может измениться, потому что только в этом случае он вас услышит, мне кажется, что длинный-длинный процесс завершится пониманием родителей. Вот честно, я думаю так. И я думаю, если честно, вот, как коллега коллеге, мне кажется, что вы поступаете совершенно правильно.

ТАТЬЯНА: Хорошо. Спасибо. Поняла вас.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи.

ТАТЬЯНА: Спасибо, до свидания.

Д.ЗИЦЕР: А, знаете, друзья, вот у меня есть пять минуточек, давайте чуть-чуть про сообщения. Вот я, знаете, вот тут есть, скорее, не сообщения, а комментарии, их много-много. То, что касается разговора с Кириллом, который у нас был, о чтении писем детей. И вот мне пишет Дмитрий из Москвы, он пишет несколько предложений на этот счет и пишет дальше: «Пожалуйста, объясните подробнее, чтобы люди поняли, почему этого делать нельзя. Пожалуйста». С восклицательными знаками.

Карина из Краснодарского края пишет прямо больное письмо, письмо, полное боли на эту тему. Ну, давайте я попробую чуть-чуть про это поговорить.

Друзья, значит, дело ведь не в том, что мы знаем с детства фразу «читать чужие письма нехорошо». Мы знаем это, читать чужие письма нехорошо. Проблема больше. Проблема номер один. Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Это мы тоже с вами знаем с детства.

Дети, так или иначе, узнают о том, что мы суем нос в те дела, которые они хотят считать своими. И в этот момент произойдет, может произойти, я не хочу быть плохим пророком, дурным пророком, может произойти крушение всего. Нет, нет, они не уйдут из дома, они не пошлют нас, куда подальше, они просто перестанут нам верить. Они поймут, что прятаться нужно лучше. И вот тогда может произойти самое неприятное. А самое неприятное, это что? Когда мы не можем помочь нашему ребенку.

Знаете, многие родители говорят в пылу, а некоторые и не в пылу, а совершенно сознательно – главное, чтобы я знал, что происходит, потому что только в этом случае я смогу ему помочь, ему, ребенку в смысле. Или, знаете, бывает так во время конфликтов с ребенком – почему же ты не говоришь мне правду? Если я не буду знать правду, я не смогу тебе помочь. Папа, мама, я не говорю правды, потому что я не верю. Потому что, куда мне идти с этой правдой? Теперь, ребята, это опасно. Это, в первую очередь, опасно читать чужие письма. Это первое.

Второе. Если мы читаем чужие письма, и настолько не доверяем своим детям, значит, это недоверие точно проявляется в чем-то еще. Я не знаю, в чем. Поищите, подумайте, в чем дети могут увидеть недоверие. Я не верю, что ты сделаешь, я не верю в то, что ты хорошо споешь, я не верю в то, что ты, в принципе, способен на хороший поступок, что ты хороший человек. Я сужу тебя, если мне звонят из школы и говорят, что что-то не так, я, в первую очередь, встаю не на твою позицию, а на позицию человека, который мне на тебя нажаловался и так далее. Что от этого происходит? Друзья, от этого происходит тот же самый разрыв отношений. Я очень не хочу, чтобы вы туда ходили.

Третье и последнее, пожалуй, больше не успею. Мне могу сказать родители – Дима, но ведь мир опасен в некоторых своих проявлениях, ведь, действительно, бывает что-то, бывает нечто, о чем лучше нам узнать, мы очень-очень боимся, мы должны быть в курсе. И, вы знаете, я совершенно с вами согласен, дорогие родители, мы должны быть в курсе. Но дорожка к этой точке, когда мы в курсе, намного длиннее, чем просто влезть в чужой компьютер, ворваться в чужую комнату без стука, заорать, что ты мне скажешь всю правду, я из тебя вытрясу ее.

Дорожка длиннее, она закладывается намного раньше. И закладывается она, давайте это повторим, следующим образом – мы говорим друг другу о том, что мы думаем, что мы чувствуем, как мы относимся к тем или иным явлениям. Мы советуемся с детьми, мы, взрослые, когда нам нужен совет. И мы не говорим, что он там, я не знаю, шестилетка может мне посоветовать, мы советуемся. Вы знаете, иногда его советы прекрасны.

Мы уж точно рассказываем нашим детям о том, как мы живем, рассказываем о наших впечатлениях, о наших переживаниях, о наших радостях, о наших горестях. И в результате они непременно будут рассказывать об этом нам. То есть они не будут рассказывать, они просто не перестанут рассказывать. Они ведь, все дети делятся с родителями в возрасте двух, трех лет, правда же, а потом это куда-то девается. Вот, если это куда-то делось, у нас должна зажечься маленькая красненькая лампочка – что-то мы делаем не так.

Самое-самое последнее, дорогие друзья, мы говорим правду тем, кому мы доверяем только. Вот проверьте это прямо сейчас на себе. Если мы не говорим правды, если мы что-то скрываем, это признак недоверия. Ну, кроме каких-то секретов, у каждого человека есть свои личные, интимные тайны, и, слава богу. Если мы говорим о каких-то явлениях, мы понимаем, что нас не примут такими, как мы есть, что нас осудят, что мы нарвемся на скандал и так далее. Вот эту точечку тоже нужно проверить и все-все будет хорошо.

Кстати, чтобы не забыть, я должен перед вами извиниться, следующие полторы недели, следующие десять дней меня не будет в программе, увы. Ну, увы, что не будет в программе, но вообще-то меня ждет довольно интересное приключение. Не буду рассказывать вам пока, чего планируется. А вот, когда вернусь, когда все пройдет хорошо, поделюсь с вами непременно. В любом случае, извините меня, пожалуйста, нам между сегодняшним днем и 1 апреля нужно будет такой мостик проделать, ну, и потом уже соответственно увидеться, поскучать друг без друга.

Как хорошо пишет Карина из Краснодарского края, хочу вам прочесть. «Вспомнила слова из мультфильма про Карлсона те, что мама говорила Малышу после того, как он залез на крышу, то есть совершил необдуманный, рискованный поступок – «ты нам очень дорог, представляешь, что было бы, если бы мы тебя потеряли». Родители, смотрите добрые мультфильмы чаще, там много мудрого».

Карина, спасибо вам огромное, что напомнили, да и за мысль за эту спасибо. Присоединяюсь на сто процентов к Карине.

Хабаровск на линии, Михаил, добрый вечер. Доброй ночи у вас уже, надо сказать.

МИХАИЛ: Здравствуйте. Вопрос такой, сразу начну.

Д.ЗИЦЕР: Давайте, конечно.

МИХАИЛ: Ситуация такая, в общем, сын 3 года 3 месяца, тоже зовут Михаил, ходим в детский сад.

Д.ЗИЦЕР: Михаил Михайлович, стало быть.

МИХАИЛ: Да, все верно. Ходим в сад где-то с полутора лет. Все было хорошо до, наверное, последнего, так скажем, новогоднего двухнедельного перерыва. Ну, просто пропало абсолютно желание ходить в сад. Раньше это просто проявлялось, наверное, на словах таких, знаете, легких – не хочу ходить в сад, уже в группе, когда заходить.

А теперь это переросло, что сын просыпается и первое, что он говорит – не хочу ходить в детский сад, и категорически отказывается одеваться. И все сборы растягиваются где-то на час, полтора с криками, слезами, что очень выматывает эмоционально его и нас с супругой. А когда все-таки садимся в машину, то на подъезде к саду он начинает просто там, как будто, я не знаю, уже крики очень сильные. Буквально его заносим в группу, там он трясется весь уже, ну, не хочет идти. Раньше это с ним как бы, это все связано, сейчас объясню, все это переросло из сада переросло в мое расставание с ним дома. То есть я даже не могу выйти на пару минут…

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю, это как раз я могу вам рассказать и без вас. Я понимаю, во что это вылилось, я понимаю, и почему я тоже скажу. А вопрос?

МИХАИЛ: И решил я как бы попробовать, что жена будет его водить в сад, чтобы такого расставания со мной не было в саду. Ну, поначалу помогало, но потом это переросло также и с ней, ну, все это эмоциональное, все это проявляется и при ней. Вопрос, как снять вот это эмоциональное его расставание? Просто, ну, это прямо, не знаю.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, давайте я все-таки, тут выхода нет, мне придется все-таки про одну вашу ошибочку сказать, на мой взгляд. Выхода нет в данном случае.

МИХАИЛ: Давайте.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вот смотрите, нельзя отрывать от себя плачущего человека, нельзя, просто нельзя, запрещено. Редкое слово, «нельзя» редкое слово в моих устах. Запрещено. Даже, если вам воспитатели будут потом говорить – а, вы уходите, он успокаивается через десять минут. Это не важно, это остается в памяти у него, и результат этого на лицо. Результат этого, что он боится вас отпустить, в принципе. Боится вас отпустить, потому что он понимает, что это расставание может произойти.

МИХАИЛ: Ну, да.

Д.ЗИЦЕР: Теперь все, я заканчиваю сыпать вам соль на раны в этой точке и задаю вам вопрос. А что по этому поводу воспитательницы говорят?

МИХАИЛ: Ну, вот они предлагали, как вы говорите, то, чтобы оставляйте его, мы сами его разденем, а то сейчас еще хуже начнется. Ну, он, естественно, не обняв меня, начинает, ну, там прямо в истерике биться. Не обняв, не поцеловав, так сказать. Иного выхода просто…

Д.ЗИЦЕР: Да есть выход, выход есть. Ну, что вы, какое иного выхода нет? Конечно, есть. Это вся, так сказать, фантазия, которую проявляют воспитательницы или что-то еще есть?

МИХАИЛ: Ну, да, да, они говорят – идите, надо быть построже чуть-чуть. Я говорю – ну, а как я, что, я буду отталкивать своего ребенка? Нет, естественно. Последний раз пришлось так делать.

Д.ЗИЦЕР: Я скажу вам, что надо делать, на мой взгляд, но вы один это не сможете сделать, это можно сделать только с воспитателями вместе.

МИХАИЛ: Ну, конечно, попробуем.

Д.ЗИЦЕР: Мне-то кажется, я, как обычно сейчас прозвучу странно, но мне кажется, что они неправы, надо делать все наоборот. Мне кажется, надо делать так, чтобы он очень-очень хотел ходить в сад, первое. Второе, мне кажется, что надо сделать так, чтобы они были очень-очень приветливые, и даже были готовы на маленькие сюрпризики для него.

Да, да, я знаю, что они сейчас скажут – ну, что же, так сказать, это же всем детям надо будет делать сюрпризы. Прикиньте, ребята, всем детям надо будет делать сюрпризы, да. Вырезать с вечера какие-то маленькие лягушечки, например, и подарить всем детям. Вот, это я сразу же на всякий случай, если вдруг кто-нибудь сейчас мне возразит.

И вот этот момент, когда человек приходит в три года или в три с половиной в детский сад, когда воспитательница выходит навстречу и говорит – Михаил Михайлович, вы пришли, слушай, какое счастье, я о тебе думала весь вечер вчерашний. Ты знаешь, есть одна штука, которую я тебе очень-очень хочу рассказать, мне так важно было с тобой поговорить. Ну, и так далее, я не буду сейчас делать работу воспитателя. Но это меняет жизнь удивительным образом.

Потому что в этот момент к этому дальше прибавляется следующее. Папа, который подыгрывает и говорит, ну, подыгрывает не в смысле, что вы его обманываете, говорите – ой, как интересно, да ты что, а ты мне потом расскажешь в конце дня и так далее. Папа, который может заново закрутить всю эту историю и остаться на полчасика, сорок минут в садике, чтобы Михаил Михайлович не боялся и не пугался, и мог выскочить, и проверить, что папа на месте, и все раскрутится обратно. Но для этого, как слышите, нам нужна помощь.

МИХАИЛ: Хорошо, понятно. Ну, а вот как быть с утренним вставанием, вот эмоционально? Потому что вот завтра…

Д.ЗИЦЕР: Подождите, одно тянет за собой другое. Он утром не хочет вставать, потому что он считает, что его ждет аутодафе, понимаете, на входе в детский сад. Одно тянет за собой другое. Нужно исправляющее впечатление, которое начнется, на мой взгляд, должно начаться, дальше не знаю, должно начаться с того, что ему захочется туда ходить. А захочется ему туда ходить, потому что там люди, которые хотят его видеть, потому что там люди, которые о нем думают, которые думают о нем, и это проявляется и в словах, и в маленьких сюрпризиках.

Если воспитатель меня слышит, на самом деле, то я, в принципе, всем советую про такие сюрпризики думать. Нет, нет, не бежать в магазин и покупать за свои деньги шоколадки, вы неправильно меня поняли. Я надеюсь, вы услышали то, что я сказал. Нет, я не имею в виду только материальные сюрпризики и так далее.

МИХАИЛ: А можно еще уточнение?

Д.ЗИЦЕР: Да, можно.

МИХАИЛ: Просто, когда я прихожу за ним после сада, это растягивается на полтора часа одевания, он не хочет уходить.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Ну, и что? И о чем это свидетельствует?

МИХАИЛ: И с такими же криками возвращается домой.

Д.ЗИЦЕР: Так нет, дружище, это свидетельствует о том, что садик у него вовсе не плохой. А я ни разу про это и не сказал. Садик у него не плохой. Привычка у него выработалась, уверяю вас, поскольку вы ее позиционируете, как новую относительно, все-таки оттуда. С привычкой мы с вами тоже можем побороться, и мы победим, скорее всего. Но для начала, это первый разговор, это первый блок, это главный блок, это то, зачем вы позвонили, для начала надо исправить это. Человек имеет право проводить время там, где ему приятно, в 3,5 года точно и в любом другом возрасте тоже. Мне кажется, надо вот это немножко подправить.

А дальше, то, что вы говорите, что он в садике желает оставаться дальше, это говорит очень хорошо о садике, о воспитателях, о детях, обо всех. Слава богу, ура. Теперь, если мы поправим это, вот ловите меня на слове, позвоните мне еще раз, и как сократить уход, приход и все остальное, это я вам расскажу, это очень-очень просто. Или вообще вы послушаете и услышите где-нибудь в подкастах даже. Я желаю вам удачи, действуйте, только не тяните. Действуйте.

МИХАИЛ: Хорошо. Спасибо вам. До свидания.

Д.ЗИЦЕР: Спасибо вам.

Друзья, вы не поверите, у нас Хабаровск снова на линии. Анна из Хабаровска. Вы не из другой комнаты звоните?

АННА: Нет, Дима.

Д.ЗИЦЕР: Вы чего там, сговорились, что ли, в Хабаровске все звонить в программу «ЛНВ», «Любить нельзя воспитывать»? Ладно, я вас слушаю. Но рад, рад, рад Хабаровску.

АННА: А я очень, вы бы знали, как я рада. Я просто в последнее время на ваши передачи так плотненько подсела и вот уже недели две, наверное, сижу на них.

Д.ЗИЦЕР: Плотненько подсела. Главное, не переходите в зависимость в продолжение сегодняшних разных разговоров. Я слушаю вас, Анна.

АННА: Такая ситуация, у нас сын, 9 лет. Он у нас, как бы сказать, такой жуткий ворчун. Он ворчит по любому поводу.

Д.ЗИЦЕР: А как это, расскажите?

АННА: Ну, например, Саша, иди чистить зубы. Вот, что я должен чистить эти зубы, каждый день одно и то же. И вот это изо дня в день повторяется.

Д.ЗИЦЕР: Еще пример? Еще пример давайте.

АННА: Еще пример, не знаю, ну, как бы, если вот, например, говорить, ну, отчитаться, недавно была такая ситуация, мы с ним общаемся по телефону, у него были соревнования по бассейну, и там приехали репортеры, и тренер его пригласила его подружку, с которой он ходит, дать интервью. И он мне звонит и так возмущается сильно – мама, вот ее почему-то позвали, а меня. Я говорю – а она-то тут причем? И он начинает ее, ну, чуть ли ни обзывать, обижаться. Я говорю – ну, что ты на нее обижаешься.

Я начинаю выводить на диалог, пытаюсь какую-то логику проследить. Он мне начинает, ну, вот просто несет, не знаю, какую-то не связанную вообще речь, какая-то у него. Вот просто ее обвиняет без всякого там, вот просто лишь бы, знаете как, побухтеть, что ли, как сказать. То есть, когда я начинаю задавать ему какой-то вопрос, начинаю выводить его на диалог…

Д.ЗИЦЕР: Какой?

АННА: Ну, я, например, говорю ему, что, ты же понимаешь, что сама Ева здесь ни при чем, вот это тренер, ну, она посчитала нужным, почему бы и нет. Почему ты обвиняешь свою подружку и так далее. Он мне говорит…

Д.ЗИЦЕР: Ну, хорошо, третий пример. Мне нужен третий пример, потому что первый и второй не связаны вообще никак, на мой взгляд.

АННА: Никак не связаны?

Д.ЗИЦЕР: По-моему, нет.

АННА: Ну, вообще вот он в любой ситуации, то есть или это просто просьба какая-то, ну, вот, как почистить зубы или погулять с собакой, или это какое-то, например, ну, что-то мы обсуждаем, он всегда пытается высказать свое мнение, причем необоснованное. И всегда пытается как бы нас вызвать на диалог. Мы начинаем с ним вести диалог.

Д.ЗИЦЕР: Пример.

АННА: Пример, ну, вот с зубами понятно.

Д.ЗИЦЕР: Да, это не оно.

АННА: Ну, какой еще пример, не могу…

Д.ЗИЦЕР: Ну, хорошо, ладно, не мучайтесь, ладно, не страдайте, я и так поговорю. Значит, смотрите, первый вопрос, что будет, если он скажет – мама, я не хочу сейчас гулять с собакой?

АННА: Я ему скажу, хорошо, я вам честно отвечу, я ему скажу – а зачем мы тогда ее покупали?

Д.ЗИЦЕР: Конечно, честно, тем более что я знаю правду. Конечно, ответьте честно.

АННА: Ну, вот я ему скажу – ты мне обещал гулять с собакой. У нас постоянно из раза в раз вот эти вот разговоры.

Д.ЗИЦЕР: Это я понял.

АННА: Нет, либо я иду молча сама гулять с собакой, либо я начинаю вот эту вот демагогию.

Д.ЗИЦЕР: Ань, да я знаю, господи, я знаю, как будто мы знакомы, я бы иначе не задал вам этот вопрос. Про зубы даже спрашивать не буду, потому что понятно, что результат будет такой же. Теперь, внимание, а что ему делать-то, если он не хочет с собакой гулять?

АННА: Ну, как что делать? Ну, видимо, не гулять.

Д.ЗИЦЕР: Ну, ладно, но мама в этот момент скажет то, что она скажет. Чего делать? Ему 9 лет.

АННА: Ну, он идет гулять.

Д.ЗИЦЕР: Делать ему что, если он недоволен? Делать ему что?

АННА: Ну, как что делать? В смысле вообще, с этой ситуацией, что делать?

Д.ЗИЦЕР: Нет, с любой. Что делать? Что делать вашему сыну, когда он недоволен? В любой ситуации, что ему делать? Пауза в эфире.

АННА: Ну, наверное, не идти.

Д.ЗИЦЕР: Что делать? Не говорите, что не делать, говорите, что делать?

АННА: Сложно ответить.

Д.ЗИЦЕР: Анна, все, я не буду вас мучить. Сложно ответить, поэтому и ему, бедняге, сложно ответить, поэтому ему остается только бухтеть. А чего с вами разговаривать-то? Он будет вам жаловаться на жизнь все время, потому что поговорить на тему «я не хочу гулять с собакой или чистить зубы» или не важно, что, я же не говорю, что не надо чистить зубы, услышьте меня, или с собакой гулять, я говорю, что возможности разговаривать нет. Ответы я знаю заранее. Я недоволен. Значит, либо я заткнуть, переходя уж совсем на эту самую лексику, либо я буду показывать хоть как-то, что я недоволен, мама. Да, мама?

АННА: А почему он всегда недоволен?

Д.ЗИЦЕР: Потому что, ну, давайте вы, это простой вопрос. Нет, он не такой уж простой. А почему он вообще, он не всегда недоволен, но почему у вас такое ощущение, что он часто недоволен?

АННА: Когда не по его что-то.

Д.ЗИЦЕР: А у вас не так? А вы довольны, когда не по-вашему, Ань?

АННА: Дима, вот умеете вы.

Д.ЗИЦЕР: Можете назвать меня сволочью два раза прямо в эфире – Дима, ты сволочь, можете сказать, честно.

АННА: Нет, нет.

Д.ЗИЦЕР: Я знаю, Аня, я знаю. Значит, теперь смотрите, давайте я, все, я достаточно уже пожестил в этом разговоре. Теперь давайте так, давайте посмотрим на эту ситуацию с разных сторон. То, что он ворчит, ну, вероятно, такой у него характер и, вероятно, он где-то это подглядел когда-то. Я не знаю, кто у вас ворчит или не ворчит, может, сам придумал, но, думаю, что нет. Он выбрал такую форму. Он мог выбрать другую, это правда, но он выбрал такую, так получилось, оставим это под грифом «так получилось».

Теперь, по той или иной причине, Ань, вот сейчас, я не знаю, вы не должны мне отвечать, мне кажется, вы должны про это подумать, по той или иной причине он не видит пока другого способа диалог с мамой, с папой, не знаю, с кем, кроме этого ворчания. Ну, не видит. Я приведу вам простой пример. Я сказал сначала, что эти ситуации не связаны, но формой диалог они связаны.

Приходит, звонит вам человек, сейчас будет экзамен короткий еще один, звонит вам человек и говорит – мама, мама, такой кошмар, представляешь, Олю взяли на интервью, а меня не взяли, а почему ее взяли. Ну, что вы ответите? Ну-ка, давайте. То, что вы ответили, я знаю, вы рассказали. А чего ты возмущаешься, тренер имел право взять Олю и так далее. А теперь, если подумать, если бы у вас было время подумать? Любимый человек звонит огорченный.

АННА: Почему его не взяли?

Д.ЗИЦЕР: «Почему» никому не помогает. Любимый человек огорченный звонит любимой женщине или маме, которая тоже является любимой женщиной, говорит – мама, мама, вот Олю взяли, а меня не взяли, мама.

АННА: В следующий раз возьмут, чего ты переживаешь.

Д.ЗИЦЕР: А вы что, договоритесь с тренером? А чего вы врете-то ему?

АННА: Вру, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, зачем?

АННА: Нет, нет.

Д.ЗИЦЕР: Дима, ответь. Хорошо, я отвечаю, все. Значит, смотрите…

АННА: У нас просто ночь уже.

Д.ЗИЦЕР: А, у вас ночь уже, все, тогда вы имеете право, правильно, я не подумал. Ну, не такая ночь, как в Новой Зеландии, кстати, из которой нам звонили, чуть меньше ночь.

Значит, смотрите, во-первых, Аня и компания, когда мы говорим «чего ты переживаешь» на любую тему, мы обесцениваем переживание. Мы говорим – ты плохо подумал, и ты плохо чувствуешь, это ничего не стоит, это фигня. Поэтому, в принципе, я не имею в виду, что из-за этого у вас какие-то проблемы, но просто я советую и вам, и всем остальным остерегаться этого. Да ладно, чего ты, забей – ну, разве это помогает? Да? Отлично.

Теперь смотрите, мне кажется, что когда звонит любимый человек огорченный, надо понять, в чем его огорчение и попытаться разделить это огорчение, то есть выразить сочувствие. Ну, например, сказать – котик, да ты что, а ты, на самом деле, хотел сам пойти на это интервью? Теперь смотрите, как я перевел разговор с девочки Оли на него.

АННА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Все, нет девочки Оли больше. Потому что в этот момент он скажет маме – мам, да, я хотел. И тогда мама скажет – слушай, давай подумаем, а, может быть, что-то тебе помешало сказать тренеру. Он же мог сказать тренеру – тренер возьми меня. Не сказал. В этом ничего плохого нет, но это тема для обсуждения отличная, прекрасная.

И тогда, знаете, что будет, сейчас будет пророчество небольшое, и тогда в следующий раз он придет к вам разговаривать, а не ворчать. Потому что лучшая на свете мама Аня, она, в любом случае, лучшая на свете, кстати, лучшая на свете мама Аня умеет его выслушать. Не успокаивать, не говорить «ты неправильно переживаешь», не говорить «ты сейчас гонишь на свою подружку», а выслушать его, выслушать. И это круто.

Я больше вам скажу, вы сейчас удивитесь, но про зубы тоже надо попробовать выслушать. Я не хочу чистить зубы. Котик, ты честно зубы не хочешь чистить, что ли? Вы огорошите его этим вопросом, уверяю вас. И одновременно вы его огорошите и продемонстрируете ему, что вы готовы с ним говорить на любую тему. Любая тема в его устах для вас звучит серьезно, это важно. И все.

А дальше, я не знаю, будет он чистить зубы или нет, это другая тема совсем. Может, вы ему в какой-то момент скажете – да ладно, не хочешь, не чисти, господи, чего пристал-то. Я не знаю, что будет. Но продемонстрировать, эмпатия это называется, как вы знаете, продемонстрировать готовность сочувствовать, готовность услышать, готовность принять это самое крутое. Анна, я уверен, что у вас это получится абсолютно точно, чего нет-то. Да?

АННА: Да, Дима. Спасибо большое. Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Привет Хабаровску любимому, прекрасному, замечательному. Не волнуйтесь. Я абсолютно уверен, что у вас все будет отлично. Знаете, сейчас некоторые говорят – нам бы ее проблемы, он всего лишь ворчит, а мой-то, а мой-то... Получите удовольствие от разговоров с сыном, поверьте мне.

Видите, не получается у нас поймать Анастасию из Петербурга, с которой я обещал и ей, и вам договорить. Ну, Анастасия, если так вы и не отзоветесь, напишите, пожалуйста, в чате, мы поймаем вас в удобное время.

Пока идем дальше. Маша 8 лет из Петербурга дозвонилась до нас, а папа Миша стоит рядом. Папа Миша и девочка Маша, здравствуйте.

МАША: Здравствуйте.

МИХАИЛ: Здравствуйте.

Д.ЗИЦЕР: Я слушаю вас, друзья.

МАША: У меня в школе есть такая девочка Катя, она немного противная и ее все не любят. Но, мне кажется, что, если с ней, то она будет хорошо обращаться, то она как-то пытается приманить друзей, но не понимает как.

Д.ЗИЦЕР: Так. Маша, и в чем же вопрос тогда? Мне кажется, что вы все сами хорошо понимаете.

МАША: Как нам с ней обращаться, как с ней вести?

Д.ЗИЦЕР: А чего вы хотите? Вот давайте так, вам бы что хотелось? Так, папа Миша вступил.

МАША: Ну, просто она одно говорит, что она видела, что Катя подходила к моим механическим карандашам и плюнула в них, а потом они сломались. Ну, а Нина (хитрая), но есть подозрение, что Катя, может, этого и не делала.

Д.ЗИЦЕР: А вы-то чего хотите, Маш? Вы хотите с Катей дружить или нет?

МАША: Не знаю точно. Я хочу, но мне не хочется, чтобы она так себя вела.

Д.ЗИЦЕР: Ну, слушайте, подождите, Машуль, мне кажется, это важный такой момент. В первую очередь, вот давайте еще раз подумаем, я еще раз задам этот вопрос, а вы подумаете и ответите, давайте? Хотите дружить с Катей или нет? Имеете право сказать «нет», кстати, а имеете право сказать «да». Вот подумайте, хотите или нет?

МАША: Не очень.

Д.ЗИЦЕР: Ну, а зачем же тогда вы хотите себя заставить? Я не понимаю тогда совсем ничего. Ну, и не дружите. Мне кажется, папе Мише есть, что сказать, как ни странно.

МИХАИЛ: Да, тут у нас такая ситуация, что девочка часто ведет себя не очень хорошо, и вот было несколько инцидентов. И вот один из них в том, что Маша рассказала. Мы поговорили с мамой, и она сказала, что нет, Катя этого не делала. Но так как учатся в одном классе, собственно говоря, мы хотели спросить совета, как вот в таких случаях вести, как в данном случае вести себя, потому что дочь была расстроена, просила поговорить с родителями девочки. И, если будут повторяться подобные моменты, то, как себя лучше вести, чтобы не травмировать ни Катю, ни дочку, и чтобы все это разрулить как-то.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, Миша, давайте я вас спрошу. Вот еще раз, попробуйте теперь вы, задайте мне вопрос прямо конкретный один, четкий такой вопрос.

МИХАИЛ: Как научить и научиться разруливать детские конфликты правильно? Вот подобный данный конфликт?

Д.ЗИЦЕР: Ну, а чего тут за конфликт? Это очень-очень простая история. Мне кажется, это история очень-очень простая. И мне кажется, что разруливать эту историю, ну, хорошо бы, чтобы это делал учитель, который там находится. И мне кажется, что в этом конфликте надо сесть спокойненько с двумя девочками, если две девочки принимали участие в этом конфликте, поговорить с каждой из них, поговорить, чего они хотят, чтобы было дальше, в каких отношениях они хотят, чтобы они были, вот и все. Дальше внутри этого выяснится много подробностей разных, с которыми тоже можно взаимодействовать. Вы имеете в виду, какой конфликт…

МИХАИЛ: Ну, я имею в виду то, что, если бы сказали, ну, так получилось, не хотела и больше так не будет, то можно было бы разговаривать дальше. А здесь получается, что просто и Катя сказала, что я этого не делала, и мама ее поддержала, сказала – нет, она этого не делала, я на ее стороне. Хотя другие девочки видели.

Д.ЗИЦЕР: Может такое быть. Ну, может, видели, может, не видели, не знаю, что. Но может такое быть. Может же быть, мы же с вами понимаем, двое взрослых, что так может быть, что она этого не делала.

МИХАИЛ: Ну, теоретически может быть, да.

Д.ЗИЦЕР: Более того, да, верно, более того, мы с вами понимаем, что может такое быть, что она испугалась и придумала, на самом деле, что она не делала. А, на самом деле, может, сделала, может, случайно, может, не случайно, может, так, может, эдак.

И мне кажется, что в этой ситуации, если учительница любимая и прекрасная подойдет к Кате и погладит ее по голове, и скажет – котик мой, в любом случае, ну, все, мы перевернем эту страницу, я очень-очень тебя прошу, не делай так в будущем. Если тебе нужна любая помощь или ты чувствуешь раздражение, чувствуешь, что ты злишься на кого-то, приходи ко мне, мы с тобой поболтаем и это решим. Это все.

МИХАИЛ: Ну, наверное, так, да.

Д.ЗИЦЕР: Но это, видите, это разговор-то, он такой немножко теоретический, потому что я как бы говорю, каков вопрос, таков ответ. Вы спросили, как разруливать конфликты детей, ну, я бы разруливал вот так, если бы это было в моем классе в школе, например.

Можно помочь так же точно и замечательной девочке Маше и дать ей такой же совет. А именно, в любом случае, хочет Маша дружить с Катей или не хочет, но, мне кажется, это здорово подойти и сказать – слушай, давай мы пойдем дальше. Ну, так сказать, я говорю взрослыми словами, надо перевести на чуть более детский язык.

И, в любом случае, нам вместе учиться и, в любом случае, мы с тобой будем расти бок о бок. Я очень-очень тебя прошу этого не делать, сама тебе обещаю, что я не буду делать ничего неприятного. Вот и все. Верю тебе, если тебе важно, не знаю, без «если тебе важно», верю тебе, что ты этого не делала. Это не важно, строго говоря, в этой ситуации. Вот, мне кажется, что можно и так. Но нужна поддержка взрослых, я же неслучайно про учительницу говорю. Нужна поддержка взрослых.

МИХАИЛ: Ну, учительница сказала, что она, конечно, верит Маше, что Катя ведет себя так часто по отношению к другим детям, и вообще ведет себя на уроке часто нехорошо.

Д.ЗИЦЕР: И? Верит, и?

МИХАИЛ: И она сказала, что поговорит с ней. Ну, эти разговоры с первого сентября происходят, но как-то по идее…

Д.ЗИЦЕР: А мне кажется, не буду ни в коем случае критиковать учительницу, да и не за что, и повода нет. Но опять, если я рассуждаю отвлеченно, мне-то кажется, что совершенно не надо говорить с Катей. Мы говорим о втором классе, и во втором классе надо много-много говорить и работать над тем…

МИХАИЛ: В первом.

Д.ЗИЦЕР: В первом, тем более, извините. Много-много говорить и работать на тему того, как мы выражаем свои мысли, как мы выражаем свои чувства, что мы делаем, для того чтобы просигнализировать другому человеку, что я недоволен, как мы просим чего-то не делать и что-то делать. Вот и все, вот, что надо делать. Чего с Катей, ну, нет, можно и с Катей поговорить, вероятно. Но мне кажется, что это общее поле такое и поле других девочек, и поле Машеньки, и поле Катечки, и поле всех. И мне кажется, что это работа взрослых, правда.

МИХАИЛ: Да, будем работать. Спасибо за совет.

Д.ЗИЦЕР: Немножко отвлеченный разговор получился, но честный.

Петербург, Ирина, добрый вечер.

ИРИНА: Добрый вечер, Дима. Чтобы не задерживать эфир, одним словом – спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Ура.

ИРИНА: И далее вопрос. У меня дочка 5 лет, замечательная девочка, умная, сообразительная. У нас есть две проблемы, может быть, две стороны одной проблемы. У меня проблема с восприятием ее концентрации. Она постоянно на что-то отвлекается во время какой-то деятельности. То есть мы садимся заниматься чем-нибудь…

Д.ЗИЦЕР: Сразу вопрос, сколько времени продолжается деятельность до момента отвлечения?

ИРИНА: Когда как. От трех, пяти до десяти минут. То есть она начинает отвлекаться, о чем-то болтать, что-то у нее…

Д.ЗИЦЕР: Поздравляю вас, она нормальна и соответствует своему возрасту, ура.

ИРИНА: Замечательно.

Д.ЗИЦЕР: Следующий вопрос. Ну, давайте, ладно, давайте.

ИРИНА: Но с этим же примерно связано, когда мы начинаем заниматься, вот, например, мы с нового года пошли на занятия ментальной арифметикой. Когда мы ходим на занятия, ее преподаватель все время хвалит, говорит – она молодец, она очень хорошо все схватывает, все соображает, все супер. Приходим домой, есть определенные какие-то домашние задания, и я пытаюсь с ней делать дома задания.

Д.ЗИЦЕР: О, господи.

ИРИНА: Ну, я понимаю, что 5 лет, как бы еще не тот возраст, и я пытаюсь там, в игровой форме иногда как бы подсунуть – слушай, а давай как там посчитаем…

Д.ЗИЦЕР: Ирина, ну, я не могу это слышать, ну, вы сейчас прямо испортите мне вечер. Ну, какое, блин, извините за выражение, домашнее задание в 5 лет? Ну, Ир? Ну, Ир, вы серьезно?

ИРИНА: Ну, я понимаю, что это довольно сложно, я пытаюсь просто (неразборчиво) в развлечение.

Д.ЗИЦЕР: Да это не довольно сложно. Не надо, вот послушайте меня, не надо. Еще раз, я знаю, что я не дослушал ваш вопрос и веду себя не вполне интеллигентно, вероятно, но я дослушаю после этого, я вам обещаю. Не делайте этого, родители и учителя, не делайте этого. Это никому не надо, никому. Это закладывает бомбу замедленного действия, мину, которая точно рванет, я не знаю, каким способом, вариантов есть несколько, но она рванет точно. Зачем?

Я не знаю, что такое ментальная арифметика, вы уж меня простите, ну, я слышал, понятное дело, это словосочетание, верю, что дети там занимаются чем-то, что им нравится. В 5 лет, на самом деле, единственный смысл любых занятий – это человек начинает осознавать, что ему это нравится. Все. Если ему это не нравится, это проблема взрослых, коротко говоря. Я надеюсь, что ей там очень нравится.

ИРИНА: Справедливости ради хочу сказать, что я не настаиваю. То есть, если она отказывается делать, я не настаиваю, ну, не хочешь, не надо.

Д.ЗИЦЕР: Не надо ничего делать, да не надо ничего делать, ну, это полная чепуха. Ну, как в 5 лет можно делать домашнее задание? Какое домашнее задание?

ИРИНА: Ну, да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, какое домашнее задание? В 5 лет человек, да подождите, Ир, давайте, я разошелся, извините, меня не остановить. В 5 лет человеку, в принципе, вот вы говорите, что ей трудно сосредотачиваться больше 10 минут. Я отвечаю вам, что это, в общем, вполне норма, может быть, двадцать у кого-то, но нормально, что человек переключается.

Более того, у человека в 5 лет причинно-следственные связи не схвачены, вот как у взрослого, понимаете, жестко-жестко, не загипсованы. У нее, в принципе, нет прямой связи между занятиями в этом кружке и занятиями дома. Какое домашнее задание? Ради чего? Ради того, чтобы она возненавидела домашние задания еще до того, как она в школу пошла? Единственная цель, с которой можно делать домашние задания, другой цели нет. Ох, я сейчас, конечно, дал.

ИРИНА: И, если вообще о занятиях совместных говорить, я, когда пытаюсь с ней что-то делать вместе, ну, например, порисовать, полепить, ну, любые развлечения, у нее удерживается какое-то время, а дальше особенно, если что-то не получается, если что-то пошло не так или не так, как она хотела, она все бросает…

Д.ЗИЦЕР: Все, потерпите полторы минутки, вопрос ясен, отвечу обязательно.

Ирина, реклама нас прервала. Давайте, я слушаю вас. Задайте вопрос до конца, просто я чуть не дослушал.

ИРИНА: Она теряет какой-то интерес, когда особенно у нее что-то не получается и особенно в тех ситуациях, когда я с ней занимаюсь. То есть, если эти подобные ситуации могут получаться на каких-то занятиях, где меня нет, там, в садике, она может, либо посидеть спокойно, либо что-то попробовать сделать. Обостряется это вот в моем присутствии. Если что-то у нее не получается, вот ни в какую.

Самые первые сигнальчики были, когда мы в 1 год и 3 ходили на какие-то развивайки, начали ходить, та часть занятий, которая касалась каких-то поделок, все нормально, как только вторая часть занятия с танцами, какой-то физической активностью, она садится на скамеечку – я не хочу. То есть там занятия построены на том, чтобы мама с ребенком танцевали, ну, в итоге мама танцевала со всеми остальными детьми, ребенок сидел на скамеечке и на все это смотрел.

Д.ЗИЦЕР: И что? Ирина, и что?

ИРИНА: Ну, в общем-то, ничего я не давила, я не давила, я танцевала с другими детками.

Д.ЗИЦЕР: Если вы ждете от меня «спасибо» за то, что вы не давили, вы не дождетесь. Вы дождетесь от меня изумления. Значит, смотрите, человеку 1 год и 3.

ИРИНА: Почему?

Д.ЗИЦЕР: Ну, почему? Человеку 1 год и 3. Я понимаю, я совершенно не против этих занятий, я понимаю, что маме хочется разнообразия, маме хочется, заметьте, маме, и это нормально. Какие-то люди говорят – у нас будут музыкальные занятия, приходите, мама, можете с детьми поплясать. Откуда у мамы ожидание от человека 1 года и 3-х? Вот, Ира, откуда? Откопайте это, ну, не со мной, а с каким-нибудь психотерапевтом. Откуда у вас ожидание?

Почему вы ждете от нее, что она сейчас с вами парное танго забабахает или что-нибудь? Почему она не может отползти и спокойно заняться мусорной корзиной? Или стащить печенюшку со стола? Или засунуть пальчик в ухо мальчика какого-нибудь? Почему вы ожидаете, что она будет с вами танцевать?

ИРИНА: Ну, наверное, скорее, больше не ожидание было, это такое желание. Но оно не свершилось, и я, в общем-то, это приняла.

Д.ЗИЦЕР: Чтобы она танцевала?

ИРИНА: Ну, мне бы, как любой маме, было бы приятно.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Ира, извините, нет. «Приняла» это тоже слишком сильное слово. Приняла, а не? В смысле я на нее не давила. А нормально давить в этой ситуации? Это мы разговариваем с вами про вас сейчас.

ИРИНА: Нет, ненормально, поэтому я так и считаю, что это ненормально, поэтому я и не давила. Я это приняла, ну, не хочешь, не надо.

Д.ЗИЦЕР: Ну, как, в принципе, здесь, Ира, ну, подождите, не бросайте меня, ну, я честно. Как можно это не принять? Какой вариант есть это не принять-то в 1 год и 3? Где такой вариант?

ИРИНА: Ну, никакого. Согласна абсолютно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, все. Я ходила куда-то, танцевала там, моя дочь в этот момент сидела на скамеечке. Все, ну, отлично, имели право.

ИРИНА: Да. А вот сейчас, когда мы занимаемся, я не знаю, возможно, я что-то уже немножко путаю в голове, это, может, не связанные вещи. Но вот то, что она сейчас во время каких-то моих занятий совместных тем же лепкой, рисованием, еще что-нибудь еще, она начинает как-то отказываться заниматься, или когда что-то не получается, она это бросает.

Д.ЗИЦЕР: У меня есть гипотеза.

ИРИНА: Вопрос в том…

Д.ЗИЦЕР: Но для начала еще один вопрос.

ИРИНА: Вопрос, наверное, в том, как мотивировать ребенка на то, чтобы продолжать пробовать, когда что-то не получается?

Д.ЗИЦЕР: Подождите, Ира, а зачем вы занимаетесь с ней лепкой? Любите лепку?

ИРИНА: Я не занимаюсь целенаправленно, просто так, она любит, она любит рисовать, она любит лепить, и иногда мы садимся вместе.

Д.ЗИЦЕР: Она любит рисовать. Подождите, Ира, она любит рисовать и любит лепить. А вы, зачем к ней лезете?

ИРИНА: Она просит сама периодически. Мам, пойдем вместе полепим.

Д.ЗИЦЕР: Она просит, чтобы вы вместе с ней полепили, отлично, ну, пока все в порядке. Ну, дальше что? В какой момент происходит вот это? Она чем-то занималась, у нее было какое-то занятие. Она говорит – мам, хочу, чтобы ты позанималась со мной. Мама радостно приходит к ней. Она говорит – все, я закончила. Что не так?

ИРИНА: У меня есть, конечно, подозрение, связанное, наверное, с моей проблемой в том, что, когда мы лепим что-то вместе, это та вещь, с которой я, наверное, в себе борюсь, я ей начинаю помогать, когда ей, скорее всего, это не надо. Есть такой момент.

Д.ЗИЦЕР: Ну, я вообще не понимаю, Ирина, ответьте на мой вопрос, ну, это же вопрос простой был только что. Вы его пропустили, я его повторю с удовольствием еще раз. Ваша дочь чем-то занимается, говорит – мама, позанимайся вместе со мной. Мама подходит, начинает заниматься вместе с ней. Дочь говорит – я закончила этим заниматься. Что не так? Что вас не устраивает-то в этой модели? Имеет право.

ИРИНА: У меня возникает ощущение, что она перестала заниматься из-за того, что я подошла, и мы стали делать что-то вместе.

Д.ЗИЦЕР: Может быть. Проверьте, не заменяете ли вы какое-то ее действие своим, не поддавливаете ли вы, не начинаете ли вы на ее территории устанавливать свои правила, попроверяйте. Но вообще просто секрет простой, Ирина, секрет простой – занимайтесь с ней тем, что интересно вам и ей. Все. Не тем, что интересно преподавателю по этой арифметике вашей.

ИРИНА: Ну, да. То есть, если она бросает в процессе, ничего страшного.

Д.ЗИЦЕР: Ну, «бросает» это неверное слово. Она не бросает, она меняет вид деятельности, она не бросает. Честно.

ИРИНА: А по поводу неудач? Когда у нее что-то не получается…

Д.ЗИЦЕР: А какие могут быть неудачи у человека 5 лет, расскажите?

ИРИНА: Ну, например, она строит там какую-то башню из Lego. Мы строим город. У нее что-то не получается закрепить, оно падает. В результате она может взять этот конструктор, бросить, кинуть, сказать – все, это дурацкая башня, не хочу ее, не люблю, все.

Д.ЗИЦЕР: Ну, доделайте. Хотите, чтобы башня была достроена, Ир?

ИРИНА: Мне кажется, что хороший вариант, если ребенок научится попробовать еще раз.

Д.ЗИЦЕР: Ирина, достройте, услышьте меня, достройте башню.

ИРИНА: То есть не нужно стимулировать ее попробовать еще раз?

Д.ЗИЦЕР: Да нет, ну, что значит, стимулировать? Еще раз, ей 5 лет, она занимается тем, что ей интересно. Рядом сидит мама и строит. Она видит, что мама достраивает до конца, и у мамы тоже бывает, что вещи падают, и мама в этот момент не начинает бить мебель кругом, а спокойно достраивает до конца, она считывает эту модель. Особенно, если мама в этот момент не навязывает ей эмоциональную реакцию типа – надо успокоиться, надо это.

Спокойно. Это всего лишь игра, получайте, вот последнее, у меня десять секунд, получайте удовольствие от этого чудесного возраста и от того, что вы можете с ней заниматься почти безответственно тем, что нравится ей и вам. Это уже развиваем само по себе, честное.

Друзья, я желаю вам удачи, желаю вам любви. Напоминаю, что, к сожалению, до 31-го числа мы расстаемся, но потом снова встречаемся. Пока.