Любить нельзя воспитывать Выпуск 240

Д.ЗИЦЕР: Здравствуйте, мои дорогие, любимые друзья. Я счастлив, что мы снова вместе. Традиционно послушаем музыку наших детей и после этого начнем.

Петербург на линии. Юлия, здравствуйте.

ЮЛИЯ: Здравствуйте, Дима. Очень рада, что я дозвонилась наконец-то. Вопрос состоит в том, что я бабушка 5-летнего внука Максима. И у него, на мой взгляд, такая есть проблема, когда он приходит в незнакомое общество, иногда и знакомых ему людей, там, где дети и взрослые, он ничего не говорит, молчит. Не вступает с ними в речевой, как говорится, контакт, хотя вроде бы он готов…

Д.ЗИЦЕР: Хотя все мечтают с ним пообщаться.

ЮЛИЯ: Ну, в принципе, все его принимают таким, какой он есть, и, в принципе, да, все доброжелательно хотели бы с ним общаться.

Д.ЗИЦЕР: А скажите, Юль, пожалуйста, а дома то же самое или в детском саду, не знаю?

ЮЛИЯ: Дома он вполне нормальный, то есть разговаривает, общаемся, все, развивается он хорошо, он умненький мальчик.

Д.ЗИЦЕР: Ну, шикарно.

ЮЛИЯ: Единственное, что он очень стеснительный. Он, допустим, если нас не видит какое-то время, бабушку, дедушку, то он приходит в гости, какое-то время тоже молчит, потом начинает нормально разговаривать.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, Юль, а по-честному, что вас волнует-то? Он шикарный мальчик, все в порядке.

ЮЛИЯ: Меня волнует, я, знаете, почему, что меня волнует, не будет ли у него потом сложностей при входе в какой-то коллектив. И у меня вот основной вопрос к вам состоит в том, что водить ли его в детский сад или нет? Потому что сейчас он не ходит в детский сад.

Д.ЗИЦЕР: А почему не ходит?

ЮЛИЯ: Ну, он болел довольно долго, он часто болеющий такой, и мы решили его подержать дома, и как-то в сад он не очень, честно, хочет ходить и взаимодействовать с детьми. Он вот просто сейчас в данный момент времени с детьми нигде не взаимодействует, только взрослые, вот и все.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, тогда придется разделить ответ на две части, может быть, даже на три. Значит, первое, я, конечно, не могу вам сказать, впрямую ответить на вопрос, будут ли у него проблемы в будущем, но мне-то кажется, что нет, конечно. Я осторожненько скажу. Потому что, ну, вот еще раз, давайте вместе проанализируем то, что мы знаем. Мы знаем, что у него все в порядке с развитием, мы знаем, что он прекрасно общается. Мы знаем, что в незнакомой среде он общаться не очень хочет. Ну, не очень хочет, ну, что, характер такой.

Я немножко, Юль, вас подозреваю, вот развейте мои подозрения, пожалуйста. В чем я вас подозреваю? Вас, может, и родителей немножко. Что вообще-то, мне кажется, вы чуть-чуть педалируете эту тему с ним.

ЮЛИЯ: Ну, это есть, это есть.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так, Юль, а он, как мальчик умный…

ЮЛИЯ: Как изменить эту ситуацию.

Д.ЗИЦЕР: Да не надо ее менять, не надо, Юль, не надо ее менять. Вот смотрите, это работает приблизительно, ну, если, конечно, общую схему сейчас я вам представлю, работает приблизительно по следующей схеме. Значит, есть у человека определенные черты характера, как мы понимаем, каждый из нас особенный. По той или иной причине, ну, в какой-то момент он где-то оказался в каком-то обществе, не знаю, не стал общаться, может быть, даже не поздоровался.

Взволнованная лучшая на свете бабушка Юлия немедленно обратила на это внимание и зафиксировала, вот как зарубочка такая произошла у него, ну, вот в его системе человеческой. Он запомнил, система запомнила, он не манипулятор, поверьте мне, система запомнила, он тут ни при чем. Что вообще-то это вызывает такой эмоциональный всплеск некоторый у любимой бабушки Юли, а, может, у мамы, а, может, у папы, а, может, у кого-то еще. И эта моделька, она стала повторяться раз от раза. Ничего страшного в этом нет вообще, как мы с вами понимаем.

Вот, если бы вы мне сказали – он не общается дома и вообще не хочет ни с кем общаться, тут бы, конечно, я что-нибудь другое вам предложил.

Теперь, в этой схеме, если наши рассуждения верны, шансы велики, что они верны, все произойдет приблизительно по следующей модели. Как только бабушка Юля и мама, и папа отстанут от него на эту тему и вообще все, он вернется к тому положению, с которого он начал. Вот он вернется к точке входа, условно говоря.

Теперь, дальше я не знаю, может, он, действительно, у вас интроверт, и ему прикольно сидеть в углу и, не знаю, что, разглядывать картинки или рисовать, это часть характера. Теперь, я абсолютно могу вам гарантировать, а равно и всем остальным, кто нас слышит сейчас, что, если у вас дома принято, я не знаю, здороваться, прощаться, говорить «спасибо» и «пожалуйста», он непременно начнет это делать, потому что это делают у него дома.

ЮЛИЯ: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Это первая часть ответа. То есть не волнуйтесь на эту тему. Наоборот, отступите и примите его таким, какой он есть, это будет чудесно, ну, прямо чудесно. И заодно предупредите родственников и знакомых, перед которыми, конечно, вам бывает немножко стыдно, я вас понимаю, как взрослый.

ЮЛИЯ: Ну, да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ничего страшного, они потерпят, кто для кого, это важный момент. Предупредите, не приставайте, пожалуйста, вот и все. Я удивлюсь, если это не изменится в течение месяца, ну, полутора, вот прямо удивлюсь. Он сам удивится, в первую очередь, когда вы от него отстанете на эту тему, и начнет налаживать собственное взаимодействие. Правда, правда, никуда не денется. Это часть номер один.

Часть номер два, которая касается садика. Ну, слушайте, 5,5 лет вообще-то, мне кажется, правильно, если бы он чуть-чуть общался с детьми. Я не сказал в садике. Но в нашем с вами замечательном городе есть много возможностей общаться с детьми, правда же? Реклама Петербурга.

ЮЛИЯ: Вы знаете, я просто хотела сказать, что он приходит, вот мы его на детскую секцию, спортивные танцы, он приходит, он все делает, абсолютно все упражнения, которые показывает тренер, у него хорошо получается. Но он там молчит. Понимаете, он стоит, как взрослый человек такой замкнутый в себе, то есть у него прямо протест какой-то, я вот смотрю.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и что? Вот именно, что у него протест. Ну, протест, вот вы, мне кажется, абсолютно правы. Протест бывает ведь на что-то, правда? Моя гипотеза, что это протест на всеобщее внимание к его общительности.

ЮЛИЯ: Да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так и все. Ну, так давайте уберем причину протеста.

ЮЛИЯ: Значит, не обращать внимания?

Д.ЗИЦЕР: Да, конечно, не обращать. Вы говорите, он все выполняет, он прекрасно занимается, он увлечен, ну, что может быть лучше, какая радость может быть больше для бабушки, ну, честно, честное пионерское.

ЮЛИЯ: Ну, то есть все-таки контакты надо как-то с детьми расширять, вы считаете, да?

Д.ЗИЦЕР: Не надо искусственно, Юль, искусственно ничего не надо делать. Ну, еще раз, в нашем с вами прекрасном городе, помимо детских садов есть студии, есть кружки, есть группы в музеях, между прочим, даже для таких маленьких детей, правда?

ЮЛИЯ: Да.

Д.ЗИЦЕР: Есть замечательные, ну, я не знаю, в этнографическом у нас, например, не знаю, есть ли до сих пор, по-моему, да, есть замечательные субботние группы для детей, чудесные. В Русском есть чудесные преподаватели в Петербурге. Потихонечку пусть начинает общаться сам, сам. Только, вот еще раз, я вас понимаю, но честно-пречестно вот по дороге не говорите ему никакой текст типа – вот сейчас мы придем с тобой, там будет много детей, ты обязательно с ними общайся и дружи, ты потом бабушке расскажешь, кто какой. Не надо совсем ничего. Зайдите с ним куда-нибудь…

ЮЛИЯ: А педагогов предупреждать вот как-то заранее?

Д.ЗИЦЕР: Нет.

ЮЛИЯ: Вообще никак, ничего не говорить?

Д.ЗИЦЕР: Нет, педагоги разберутся. Это не болезнь. То, что мы с вами обсуждаем, вообще не болезнь и даже не особенность никакая ментальная, на мой-то взгляд.

ЮЛИЯ: Ну, да, я так, в принципе, и предполагаю. Но вот это, конечно, волнение сохраняется. Но я поняла вас. Спасибо большое. То есть детский сад все-таки можно, ну, как бы…

Д.ЗИЦЕР: Смотрите сами, про детский сад смотрите сами. Критично ли это в 5,5 лет? Думаю, что нет. Ну, дальше тоже вопрос, в какую школу вы пойдете и так далее. Но развяжите сначала, пусть развяжется эта штука. С другой стороны, если он ходит в детский сад с удовольствием, но вы говорите, что без удовольствия, все, снимается моя ремарка.

ЮЛИЯ: Без, да, пока.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и отлично. Есть возможность, чтобы он тусовался дома, извините за выражение, чтобы он с бабушкой или с мамой, или с папой ходил куда-то там, я не знаю, по музеям, по театрам. Ну, точно, ну, в Петербурге совсем не проблема найти временные компании детей, ну, правда.

ЮЛИЯ: Ну, да, да. Спасибо вам большое.

Д.ЗИЦЕР: Главное – выдохните, все будет хорошо. Спокойно, не приставайте к юноше, все будет чудесно, честное слово. Не приставайте, давайте снимем вот этот самый эмоциональный фон. Желаю вам удачи, спасибо вам большое.

И снова Петербург. Добрый вечер, Татьяна.

ТАТЬЯНА: Добрый вечер, Дима. У нас следующий многогранный вопрос, от нашей семьи.

Д.ЗИЦЕР: Интригуйте.

ТАТЬЯНА: У нас сыну 16 лет, мы переехали в Санкт-Петербург в этом году. Сын учится в 10-м классе, у него идет техническая направленность. Но мы понимаем, что он до сих пор не определился с тем направлением, которое он будет выбирать в жизни. Мы понимаем, что это сложный вопрос. Мы многократно пытались анализировать всей семьей, то есть садились вместе, выбирали направление, но так и вразумительного ответа не получили.

Д.ЗИЦЕР: Так и не выбрали.

ТАТЬЯНА: Да, так и не выбрали. Он откладывает этот вопрос на потом. Плюс у нас не из-за того, что переезд, а у нас так всегда мы входим в год, у него проблема с русским языком, ну, возможно, это чисто наша проблема, и он такой достаточно спокойный мальчик, флегматичного склада характера. Поэтому он очень долго входит всегда в учебный год и у него сложности с русским языком. Сейчас случилась ситуация…

Д.ЗИЦЕР: Подождите секунду, у него проблема с русским языком это «трояк» или это «пара»?

ТАТЬЯНА: «Пара».

Д.ЗИЦЕР: А, «пара», так, понятно.

ТАТЬЯНА: Вопрос в том, что это мы ведем по жизни, у нас это, можно сказать, со средней школы. То есть он раскачивается к концу года и выравнивает ситуацию до «тройки», «четверки». То есть ОГЭ он написал хорошо, но это благодаря тем нечеловеческим, мне кажется, его усилиям, самое главное, и тем, конечно, достижениям репетиторов, к которым нам пришлось обратиться в этой ситуации.

А вот другой. Он понимает, что русский он сложно тянет, и он понимает, что это основной экзамен, который будет сдаваться в институт. Мы многократно задавали вопрос, может быть, ты пойдешь в армию, потому что нужно время на подумать. Возможно, имеет смысл выбрать училище.

Д.ЗИЦЕР: Татьяна, давайте к вопросу, все, мы должны продвигаться. Идея, в общем, картина ясна. Вопрос.

ТАТЬЯНА: Да, что делать в этой ситуации, если ребенок не определяется никак?

Д.ЗИЦЕР: Ничего не делать. Короткий ответ.

ТАТЬЯНА: Да, класс.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, Татьяна, я не очень могу просто к этому вопросу пристегнуть историю с русским языком, но сейчас вы мне поможете. В принципе, значит, так, человек находится в середине 10-го класса, да?

ТАТЬЯНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Мы понимаем, если я верно понимаю по вашему вопросу, мы понимаем и он понимает, что мы говорим о технической направленности, правда?

ТАТЬЯНА: Совершенно верно.

Д.ЗИЦЕР: Он не пойдет на филологию или журналистику, или, не знаю, социологию.

ТАТЬЯНА: Нет, нет, ни в коем случае.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Значит, мы понимаем, на самом деле, так или иначе, какие предметы его влекут.

ТАТЬЯНА: Да, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Вопрос у возбужденной публики в моем лице, ну, а какая вам разница, как называется университет?

ТАТЬЯНА: Нет, вопрос в том, что…

Д.ЗИЦЕР: Нет, это мой вопрос. Ну, вам-то какая разница, ну, ближайшие полгода уж точно, в какой университет он пойдет? Если мы с вами понимаем, что речь идет, так или иначе, о техническом направлении, ну, физика, математика, ну, что, все, определите.

ТАТЬЯНА: Ну, так или иначе, вопрос в том, что он плохо сдаст русский, возможно, он туда не попадет.

Д.ЗИЦЕР: Нет, ну, подождите, это вопрос другого порядка или другого регистра. Вот вопрос, который вы мне задали, что делать с тем, что он не определяется с профессией, мне кажется, что он определился с направлением. И, если немножечко отстать от него, человек в 16 лет, каждому из нас нужно свое время, свои рамки, он скажет вам – я иду, не знаю, в «Бонч», например, не знаю, питерские названия какие-нибудь скажу.

ТАТЬЯНА: Не вопрос, не вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Предположим, или я иду в ЛЭТИ, отлично. С первым вопросом мы разобрались или нет? Я готов перейти к русскому.

ТАТЬЯНА: Ну, вопрос такой, а, если он не скажет, как быть в этой ситуации?

Д.ЗИЦЕР: А что будет? Ну, давайте, напугайте себя и меня. Он не скажет и?

ТАТЬЯНА: Нет, ничего не будет. Вопрос, мы тоже эту ситуацию с ним проговаривали, я говорю, вопрос в том, что ничего страшного, можно пойти в армию и этот год подумать.

Д.ЗИЦЕР: Ну, это правда. Но подождите, ну, отстаньте от ребенка. У меня второй подряд ответ такой же. Слушайте, ему 16 лет, вспомните себя в 16 лет. Вы были взрослой, вдумчивой, гармоничной девушкой, я абсолютно в этом уверен, Тань.

ТАТЬЯНА: Согласна.

Д.ЗИЦЕР: Он в 16 лет взрослый, вдумчивый, гармоничный юноша. Значит, он точно понимает то же самое, что понимаете вы. От того, что вы ему 15 раз скажете – надо решить, надо решить, надо решить, он быстрее не решит, он сам это понимает. Возможно, его это гнетет, возможно, его самого мучает, что он не может определиться. А зря, к слову сказать, он мучается, если он мучается.

Он все это понимает. Мне кажется, что достаточно в этом возрасте спросить человека, нужна ли ему помощь в решении. И он, если у вас хорошие отношения, я думаю, что у вас хорошие отношения, скажет, например – мам, наоборот, дай мне пару месяцев. Или наоборот скажет – слушай, мам…

ТАТЬЯНА: Ну, примерно так и было. Примерно так и было, он сказал – я сам решу этот вопрос, не переживай.

Д.ЗИЦЕР: Так, и что же вы переживаете тогда?

ТАТЬЯНА: Вопрос в том, что, когда мы спросили, то есть мы дали пару месяцев и просто через какой-то период мы пытаемся, ну, хотя бы в разговоре уточнить, какое направление он хотя бы…

Д.ЗИЦЕР: Техническое, я знаю, я вам за него отвечу, техническое направление он выбрал.

ТАТЬЯНА: Ну, какой-то вуз, может быть…

Д.ЗИЦЕР: А зачем вам знать сейчас вуз? Ну, вам сейчас зачем? Ну, я еще понимаю, что вы в 11-м классе захотите, возможно, пойти на подготовительные курсы. Но сейчас-то что, ближайшие полгода, что вас гнетет? Давайте я за него отвечу – он пойдет в «Бонч». Все, я решил.

ТАТЬЯНА: Ничего страшного. Гнетет только то, что он какие-то вещи он просто пропускает, возможно.

Д.ЗИЦЕР: Какие? Нет, он не пропускает. Если мы говорим, еще раз, о физике и математике, ну, простите мою серость, может, еще есть несколько предметов, которые я упускаю сейчас, но это же основное, если мы говорим про любой технический вуз.

ТАТЬЯНА: Совершенно верно. Но просто вопрос такой, физику и математику он знает, с нашей точки зрения, на том уровне для поступления, с нашей точки зрения.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Ну, шикарно. Значит, если бы вы открыли университет, он бы к вам поступил, это хорошо. Так, ну, и чего?

ТАТЬЯНА: Ну, именно по этой причине мы переживаем, что просто не получится поступления, и он…

Д.ЗИЦЕР: Так правильно делаете, Тань, это другой вопрос. Вот вы говорите – мы переживаем, правильно делаете, это значит, вы хорошие родители. Ну, конечно, переживайте. Я не шучу сейчас, я не троллю вас. Переживайте, это правильно, что мы переживаем. Но человек 16 лет говорит – мама, папа, дайте мне время, я это решу. Ну, зачем же мы с вами будем его унижать недоверием? Ну, подышим, ну, поволнуемся.

ТАТЬЯНА: Хорошо, поняла.

Д.ЗИЦЕР: Ну, поговорим друг с другом и вернемся к этому вопросу весной. А лучше вернемся к этому вопросу в форме – слушай, помощь нужна? Или – нам волноваться? Или – тебя нужно как-то поддержать? И так далее. Ну, конечно, хорошо бы к концу 10-го класса, хорошо бы представлять себе чуть четче, что он хочет делать через год. Но даже это не критично. Я знаю, я, правда, знаю примеры, особенно примеры детей, которые знали общее направление, которые к весне решили, куда они будут поступать, к весне 11-го, ну, и что. Знаю нескольких таких лично, между прочим.

ТАТЬЯНА: Вопрос мой еще один последний, короткий. Подскажите, если у него достаточно флегматичный склад характера, и он, ну, я понимаю, что прокрастинирует в каких-то вещах, то есть, когда можно сделать что-то быстрее…

Д.ЗИЦЕР: Прокрастинирует? Ну, и что?

ТАТЬЯНА: Да, да, но просто он это затягивает и делает, ну, по сути дела, ночью. Меня не устраивает, я уже многократно ему говорила, говорю – меня не устраивает такой график, что ты ложишься так поздно спать, я переживаю за твое здоровье.

Д.ЗИЦЕР: Понимаю вас.

ТАТЬЯНА: Но он делает, ну, по сути дела, в час, в два часа ночи и так далее, то есть затягивает на самый-самый конец. Как можно логично смотивировать, чтобы он перестроил сам себя?

Д.ЗИЦЕР: Никак, Таня, ну, никак. Я на вашей стороне, честное слово. Если бы вы задали этот вопрос лет 5 назад, я бы на него, наверное, ответил. Ему 16. Единственное, что вы можете сделать в 16 лет, это опять-таки предложить ему помощь. Сказать – дружище, тебе с этим ок? Или – если тебе с этим не ок, давай мы с тобой подумаем, как это поменять. Или – слушай, дружище, я волнуюсь, успокой меня, что это нормально, что тебе с этим нормально.

ТАТЬЯНА: На что он говорит – все нормально, мама, не переживай, мне так надо.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и все. Ну, смотрите, Татьян, ну, нам же нужно это. Ну, все, волнуйтесь, баюкайте, шутите, предлагайте сладенький чаечек, не знаю, на ночь, ничего с этим не сделать. Извините, что общий ответ получился, но он честный. А мы с вами, между прочим, друзья, придвинулись вплотную к новостям. Через несколько минут продолжим.

Здравствуйте, Лилия из Москвы.

ЛИЛИЯ: Добрый день. Еще раз, зовут меня Лилия. Хотела задать следующий вопрос. Как сыну объяснить о несправедливости, ну, явной несправедливости оценок. Вот я вкратце объясню, у нас, допустим, проблема началась с физкультурой. Он достаточно спортивный, ну, как не спортивный, то есть мы посещаем и бассейн, и футбол, и с отцом он всегда занимается спортом, лыжами. Но у него почему-то всегда снижены оценки, ну, снижают, это явно так. Он говорит – я веду себя хорошо, я стараюсь, все выполняю, но почему. Естественно, он уже у друзей спрашивает, и я смотрю, он об этом так много думает. И я смотрю, как-то начал уже, ну, что ли заморачиваться, как сейчас по-современному говорят. Я его прошу, конечно, не обращать внимания, уже спросила, я говорю – давай вместе пойдем…

Д.ЗИЦЕР: Лилия, а сколько ему?

ЛИЛИЯ: Ему 9 лет, он в 3-м классе. И второй вопрос, имеет ли смысл мне подойти к педагогу и узнать, ну, по какой причине она…

Д.ЗИЦЕР: Железно. Второй вопрос – это ответ на первый. Вот просто это тот случай, когда второй вопрос это ответ на первый. Смотрите, конечно, надо идти к педагогу, конечно. Потому что, если человек 9 лет говорит – оценки несправедливы, как объяснить, ну, что тут объяснять, если вы согласны с тем, что оценки несправедливы, нужно говорить правду.

Другое дело, что надо бы сходить, конечно, сходить к педагогу. Потом 9 лет, у них ведь еще одна учительница, правда же, которая вообще-то за них отвечает?

ЛИЛИЯ: Да.

Д.ЗИЦЕР: В кавычках и без кавычек. И нужно поговорить и с ней тоже, на мой-то взгляд. Потому что таким замечательным в кавычках образом этот педагог может сжечь ему вообще на всю оставшуюся жизнь школьную, я имею в виду, взаимодействие с оценками. Оно само-то по себе проблемно, взаимодействие с оценками, а тут вообще такая странная история.

Чего этот педагог хочет добиться? Ну, предположим, действительно, педагог хороший, только он строит мотивацию очень странно. Ну, чего он хочет добиться? Чтобы ваш сын, не знаю, что-то делал лучше? Ну, на лицо неуспех этого мероприятия, сын ваш не понимает, о чем идет речь. Он обижен, он расстроен.

ЛИЛИЯ: Ну, да, и они это обсуждают. Извините, что перебиваю. Он причем это обсуждает с одноклассниками, которые, будучи там, даже мне, подходили, говорят – я вообще сидел на скамейке, ничего не делал, мне «пять» поставили, ну, грубо говоря. А человек, который занимался, активно, хорошо занимался, с отдачей, почему-то вот совершенно иная оценка, ниже значительно.

Д.ЗИЦЕР: Лилия, к учительнице, конечно, к учительнице. Я, наверное, вот, пожалуй, я сказал к учительнице физкультуры, я вообще-то начал бы, наверное, с классной то, что называется или учительницы начальных классов.

ЛИЛИЯ: Да, да.

Д.ЗИЦЕР: Потому что она хорошо знает вашего сына, потому что, я надеюсь, что у них хорошие отношения, и она, в общем, сможет эту работу, как минимум, сделать за вас. Ну, в общем, и это хорошо. Либо она скажет напротив – Лилия, подойдите к учителю или давайте подойдем вместе и так далее.

Нет, нет, ни в коем случае не надо откладывать это ни в долгий ящик, ни вообще в сторону. А сыну я сказал бы – слушай, дружище, я, конечно, подойду и пойму, что тут не так, потому что мне очень обидно, что ты расстраиваешься, я вижу, что тебя это задевает, попробуем это поменять. Так что вот.

ЛИЛИЯ: Да, спасибо огромное. И второй маленький вопрос.

Д.ЗИЦЕР: Давайте.

ЛИЛИЯ: Вот такая же у нас примерно ситуация с музыкальной школой. Я тоже уже хочу подойти к преподавателю и деликатно как-то рассказать и объяснить, что помимо критики есть еще и похвала. То есть ребенок старается, учит, и он бы хотел услышать, что ты молодец, ты постарался. А то там все время происходит, он какие-то на него возложил надежды, ну, он и в начале говорил, что, я так думала, что он сейчас пойдет, побежит, начнет прямо играть сразу с пятого урока.

Д.ЗИЦЕР: Немедленно станет Рихтером, я понимаю.

ЛИЛИЯ: Да, да. И вдруг его, ну, то есть надежды не оправдались. Мы причем поздно пришли в музыкальную школу, то есть ребята начали заниматься с сентября, мы вот только пятый урок начали. И, в принципе, я смотрю, для пятого урока все достаточно очень хорошо. Но там почему-то – так, а как ты будешь, ты отстаешь от детей. Там не кричит педагог, я даже была на уроке.

Д.ЗИЦЕР: Еще не хватало.

ЛИЛИЯ: Ты отстаешь от детей, а как ты будешь это сдавать заведующей. Как-то вот очень странно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, Лилия, подождите, музыкальная школа это все-таки немножко другая история, потому что здесь вашего выбора и выбора вашего сына больше. Ну-ка, вот скажите мне, если можете, зачем он вообще занимается музыкой? Я не отниму у вас эту радость, поверьте мне. Просто скажите.

ЛИЛИЯ: Ну, у него есть музыкальный слух, у него есть определенный талант. И нам еще давно-давно говорили педагоги, даже ко мне педагоги в школе, учительница по английскому подходила и говорила, что у мальчика слух есть. И он говорил, что он, правда, скрипкой хочет заниматься.

Д.ЗИЦЕР: Нет, это я понимаю, это вы мне отвечаете на вопрос, почему учительница английского считает, что он должен заниматься музыкой. Я задаю другой вопрос – зачем он занимается музыкой?

ЛИЛИЯ: Ну, у него было желание, что я хочу вот заниматься.

Д.ЗИЦЕР: Он хочет.

ЛИЛИЯ: Да, он хочет заниматься. Он сразу сказал, что я хочу заниматься плаванием и музыкой.

Д.ЗИЦЕР: Так, скажите мне, пожалуйста, а вот… Ну, я понял, понял. Следующий вопрос, Лилия, а зачем он хочет заниматься музыкой? Вот от чего он получает удовольствие, как вам кажется? Получает или хочет получать?

ЛИЛИЯ: Получает, ну, он поет, какие-то вот новые, свои какие-то песни накладывает на эту музыку, как-то вот пробует, еще не умеючи играть, будучи на гитаре, смотрю, как-то вот он прямо…

Д.ЗИЦЕР: Шикарно. Лучший ответ на свете. То есть он хочет получить инструмент в виде музыки, для того чтобы, не знаю, выражать себя, понимать, может быть, что-то и так далее. Мне кажется, нужно проверить, каким образом выполнять этот заказ. Вот я объясню. Вот вы, видите, вы живете в Москве, в Москве выбор очень большой учителей музыки, да, в общем, и школ тоже. Попробуйте проанализировать.

Я совсем не хочу сказать, что школа, в которую он ходит, не хороша, я не к этому. Но просто проверьте, насколько его заказы выполняются. Я-то с вами согласен абсолютно, что, ну, конечно, человека надо поддерживать и хвалить иногда, и так далее. Но, в принципе, эта школа, вот именно эта и этот учитель нужен ему или нет, это отвечает на его заказ или нет.

Теперь, если нет, например, то жалко перевоспитывать учителя, может, нужно просто его поменять. Может быть, школу поменять.

ЛИЛИЯ: Ну, да, нет, ну, просто вот мы еще с такой проблемой, ну, не то, что проблемой, вот мы или как-то муж там, что педагогов очень мало мужского пола. И вот, если мальчик, хорошо, когда педагог…

Д.ЗИЦЕР: А кто сказал, что педагог должен быть мужского пола? Извините, у нас реклама, а вы пока подумайте над ответом. Через две минуты продолжим.

Ну, так, Лилия, причем тут преподаватель мужчина-то?

ЛИЛИЯ: Ну, возможно, я просто думаю для себя, поскольку папы у нас мало, он все время на работе, только вот в выходные и то не всегда, и преподаватели все женщины. У нас вот, по сути, мужчины, ну, как бы в его жизни это вот по футболу и вот сейчас гитара появилась.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и что? А какая разница-то?

ЛИЛИЯ: И воспитание, когда одни женщины кругом.

Д.ЗИЦЕР: А разница-то какая? Смотрите, вы говорите сейчас с человеком, который 9 лет занимался музыкой с удивительной, потрясающей учительницей по имени Мария Яковлевна, которая научила меня прекрасно, это было вообще лучшее мое увлечение. Хотел сказать – лучшие годы моей жизни, но не будем преувеличивать. Но это было просто чудесно. А причем тут мужчина или женщина? Мне кажется, что это вообще тут ни при чем.

ЛИЛИЯ: Да, ну, ладно.

Д.ЗИЦЕР: Просто нужно найти людей, нужно найти преподавателей, с которыми ему будет хорошо. Вот, собственно, и все. И, конечно, когда человек учится музыке, ему, конечно, нужна поддержка. Он, конечно, должен понимать, что он идет вперед. Да, иногда, наверное, ну, не наверное, а точно можно что-то и переделать, можно что-то и постараться вместе, можно за что-то и поругать, все в порядке. Но, конечно, обучение, особенно обучение музыке, при том, что у него такая мотивация, как вы рассказываете, ну, что, конечно, его нужно поддерживать, холить, лелеять и так далее. Так что вот, Лилия.

ЛИЛИЯ: Я поняла. Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Засим прощаюсь с вами.

ЛИЛИЯ: Да, спасибо вам.

Д.ЗИЦЕР: Я желаю вам удачи. Всего доброго, до свидания.

Виктория из Казани, здравствуйте.

ВИКТОРИЯ: Здравствуйте. Меня слышно?

Д.ЗИЦЕР: Конечно.

ВИКТОРИЯ: Ситуация такая. У меня есть братик, его зовут Влад, ему 14 лет. Он не хочет жить дома. Предыстория, почему он не хочет жить дома. Ну, как бы, с чего все это началось. Я сама ушла в 16 лет из дома, так как дома, ну, нехорошая атмосфера, неблагоприятная, так как там руководит бабушка, дядя, мама особого участия в нашей жизни не принимает. То есть она живет с нами, но ей вообще без разницы, что происходит. И сейчас как бы она ушла к другому мужчине жить, и 7 месяцев живет с ним. Дома она не живет соответственно.

А у меня сейчас как бы, ну, своя семья, у меня муж, ребенок. И я предложила братику пожить в нашей семье, ну, то есть с моим мужем и дочкой. Вот он согласился и уже целый месяц живет с нами. На вопрос – Влад, я говорю, ты хочешь домой? Он говорит – нет, я не хочу домой, потому что дома мне неспокойно, мне нравится у тебя.

Д.ЗИЦЕР: А с тобой хорошо. Так, в чем же вопрос?

ВИКТОРИЯ: Вот мы с мужем задумались просто, ну, он тоже вас слушает, что как нам быть. Мы же не были к этому готовы, что он уйдет, если из дома так рано. И что делать? Ну, как бы он же должен жить дома, а здесь…

Д.ЗИЦЕР: Ничего подобного. Он должен жить там, где ему комфортно, удобно и так далее. Но только, спокойно, тут есть один моментик. А вы-то с мужем, чего думаете? Вы готовы к тому, чтобы он с вами жил? Давайте без подвигов только, по-честному.

ВИКТОРИЯ: Ну, да, нет, я как бы и у мужа спрашиваю, что как бы ты готов, тебя не напрягает вообще ничего, тебя все устраивает? Он говорит, ну, просто нам еще и жалко как бы его. И получается, что…

Д.ЗИЦЕР: Нет, подождите, жалко это другая, жалко это дополнительная мотивация, это другая мотивация, жалко это другая история. Вопрос, комфортно вам при этом или нет?

ВИКТОРИЯ: Ну, тут тогда, как сказать, мне это мой родной мне человек, я не смогу его выставить как-то и сказать, что, ну, не ночуй у нас или не живи, потому что…

Д.ЗИЦЕР: Вика, ответьте на мой вопрос. Нет, нет, потому что, я же не против сочувствия и жалости, как вы понимаете.

ВИКТОРИЯ: Ну, я поняла.

Д.ЗИЦЕР: Но он живет с вами только по причине того, что вы не можете его выставить? Или, действительно, это нормально, комфортно и приемлемо для всех вас?

ВИКТОРИЯ: Не могу сказать. Может быть, потому что я не могу его выставить даже.

Д.ЗИЦЕР: Так поговорите.

ВИКТОРИЯ: Потому что, ну, мне это тяжело сделать.

Д.ЗИЦЕР: Я понимаю. Ну, просто, смотрите, я объясню вам логику, в которой я рассуждаю. Значит, если более-менее комфортно всем, я понимаю, что разные бывают ситуации внутри большой ситуации, наверное, притирки какие-то, но, тем не менее. Если в этой ситуации комфортно всем, комфортно вашему Владу, комфортно вам, комфортно вашему мужу, в общем, комфортно той половине семьи, в которую входит мама, бабушка и так далее, ну, а в чем, собственно говоря, вопрос? Ну, и живите так, а что такого-то?

ВИКТОРИЯ: Ну, просто он же ребенок. А как нам тогда быть дальше? Получается, что он должен принимать наши какие-то там, я не знаю, традиции, не традиции, как нам его дальше воспитывать, он же еще ребенок? И получается, что, если он живет с нами, он…

Д.ЗИЦЕР: Да подождите, во-первых, он не так юн, Вик, он не так юн. Ему 14 лет, это довольно много, как мы с вами понимаем. Вы свои 14 помните? Вы вон, в 16 из дома ушли. 14 это много, 14 это возраст, в котором точно можно обсуждать, можно устанавливать общие правила и так далее.

Теперь, мне кажется, что, это непростая ситуация, я, естественно, не буду вас обманывать, это не ситуация, которая, знаете, каждая вторая. Но, тем не менее, вот еще раз, если, я сейчас принимаю абсолютно за чистую монету все, что вы говорите, естественно. Если мамы дома нет, не будем сейчас судить маму, ну, мамы у мальчика нет де-факто, она живет где-то на стороне с другим человеком. Отлично. У него есть замечательная сестра Вика, потрясающая, которая говорит – я готова взять тебя к себе, мы с тобой будем жить вместе.

ВИКТОРИЯ: Да, но под свою ответственность, как бы я за ним…

Д.ЗИЦЕР: В этом есть момент ответственности. Я, к слову сказать, эту тему не затрагиваю сейчас, но она тоже есть. То есть, кем вы выступаете в этой ситуации. Но это, бог с ним, это с любым юристом посоветуйтесь, и он лучше, чем я даст вам совет. Теперь, если комфортно всем, я бы продолжал, мы живем вместе.

ВИКТОРИЯ: Да.

Д.ЗИЦЕР: А причем тут, как его воспитывать? А что такое воспитание? А воспитание это, как мы общаемся, воспитание это, как мы готовим вместе, как мы вечер проводим, как мы, если у нас возникает конфликт, как мы решаем этот самый конфликт, вот, что такое воспитание. Ничего другого в этом нет. Воспитание это его право попросить о помощи или ваше право эту помощь предложить.

Другое дело, еще раз, у нас мало времени совсем, но я хотел бы договорить, я бы на вашем месте, конечно, обсудил это, в любом случае, с его мамой и вашей тоже.

ВИКТОРИЯ: А им тоже без разницы, они особого участия не принимают. Ну, как бы – не хотят, не надо.

Д.ЗИЦЕР: Если это так, Вик, если это так, то тогда Владу просто очень-очень повезло с сестрой. Это, в общем, что-то, что вы берете на себя и это круто, что вы у него есть. Вот и все. У нас 25 секунд, если хотите коротко что-нибудь спросить или сказать, то давайте, я, может быть, успею ответить.

ВИКТОРИЯ: А что мне делать с окружением, которое, друзья и знакомые говорят – зачем ты это делаешь, зачем тебе это надо, зачем ты помогаешь в этой ситуации?

Д.ЗИЦЕР: Ничего. Это абсолютно, вот тут я как раз, у меня однозначная позиция, это вообще не их дело. Это ваша семья, и в вашей семье вы будете жить так, как удобно вам. У них могут быть разные вопросы, ответы, вы не обязаны на них отвечать, вы не обязаны перед ними оправдываться. Вы живете так, вам для комфорта и счастья нужно это. Вот, собственно говоря, и все. А друзья пусть отдохнут. Я желаю вам удачи, Вика.

Мы продолжаем программу, второй час. На линии у нас город Калининград, Валентина, добрый вечер.

ВАЛЕНТИНА: Добрый вечер, Дима, здравствуйте. Очень рада, что вам дозвонилась, давно хотела с вами поговорить.

Д.ЗИЦЕР: Я с удовольствием с вами побеседую.

ВАЛЕНТИНА: У меня вопрос по поводу профессиональной деформации педагогической, ну, конкретно в отношении своих детей. Смотрите, я педагог, я 19 лет в профессии. У меня есть все, все благодарственные письма, международные сертификаты. Я постоянно чему-то учусь, я учу других детей, причем очень успешно. Экзамены всех уровней, я работаю с детьми всех возрастов. Но когда дело доходит до своих, что происходит? Ничего. Ничего, я не могу их учить.

Д.ЗИЦЕР: А именно? Ну, не можете учить, имеете право не учить, а чего такого-то?

ВАЛЕНТИНА: Имею право. Но конкретно по моему предмету у моего ребенка старшего стоит «три». И это «три», «два», «три», «два». Ну, я же отслеживаю все равно, так или иначе.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите, по вашему предмету, секунду, Валентина, ну, подождите, а вы его учительница или нет?

ВАЛЕНТИНА: Нет, нет.

Д.ЗИЦЕР: Так, а что за предмет, если не секрет?

ВАЛЕНТИНА: Английский. Вы представляете, как я себя чувствую?

Д.ЗИЦЕР: Нет, не представляю, расскажите, как вы себя чувствуете. А заодно расскажите, сколько лет ребенку, и что вы так страдаете.

ВАЛЕНТИНА: 11 лет, я страдаю очень сильно. Причем у меня у самой уровень C1, сдаю на C2 Proficiency, ну, это уже все, потолок получается. Мои ученики сдают ОГЭ, ЕГЭ сдают, готовятся, сдают кембриджские экзамены, это очень сложная процедура, на самом деле, все хорошо со всеми. У меня, ну, постоянно вот эта практика. Я работаю с подростками, самый сложнейший возраст. И все хорошо. Когда я начинаю объяснять своим детям, что делать, как вот давай там «эй, би, си», вот это все, я не понимаю, как мои не могут понимать с первого раза? Это же мои дети.

Д.ЗИЦЕР: Так, пожалуйста, я расскажу вам, как. Более того, я думаю, что вы вообще-то знаете, я думаю, что вы самую малость лукавите. Ну, пожалуйста, я вам расскажу, как училка училке, давайте?

ВАЛЕНТИНА: Да, давайте.

Д.ЗИЦЕР: Смотрите, понятное дело, что, когда мы имеем дело с собственными детьми, мы не можем с вами выключить чувственно-эмоциональную сферу, не можем. Мы не можем сделать то, что мы умеем делать с другими детьми. Ведь я уверен, что в число ваших профессиональных достоинств, я, действительно, в этом уверен, входит, ну, бесстрастность в лучшем смысле этого слова.

То есть, когда вы работаете с ребенком, с любым ребенком, вы, еще раз, бесстрастны в лучшем смысле этого слова. Не в смысле, что вам все равно, а в смысле, что вы чувственно с ним не повязаны. И вы лучший на свете инструмент для него в этот момент для изучения английского языка. И это правильно, потому что так работает педагогика, правда же?

ВАЛЕНТИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: В тот момент, когда мы с вами будем повязаны личными чувствами с каждым ребенком, у нас начнутся проблемы. Вот поэтому, знаете, я должен вам сказать, я так осторожно отношусь к утверждению педагогическому иногда, которое звучит из уст некоторых учителей – я люблю детей. Вот я всегда говорю – не надо любить детей, ребята, не надо любить детей, давайте делать свое дело хорошо, а дальше дети сами разберутся, кого им любить, кого им не любить. Здесь происходит абсолютно то же самое.

Теперь я должен вам сказать, что я очень хорошо вас понимаю, поскольку я бывал в ситуациях, когда мои дети оказывались, например, у меня в классе даже или когда мне их надо было чему-то научить, вариант один, это какой?

ВАЛЕНТИНА: Не учить их, убрать их из класса.

Д.ЗИЦЕР: Все, отлично. Вариант, Валентина, следующий. Если мы с вами такие замечательные педагоги, давайте дадим право быть замечательным педагогом нашим коллегам. Все и отключиться. И нам очень-очень трудно, и я это знаю, и хочется сказать – ну, что же, действительно, ну, все дети, как дети, а ты у меня не понимаешь, и что же я за сапожник без сапог. Нельзя этого делать.

ВАЛЕНТИНА: Абсолютно без сапог, это вообще кошмар.

Д.ЗИЦЕР: Нельзя, Валентина, нельзя.

ВАЛЕНТИНА: Ну, а это как бы вот не выглядит со стороны, ну, как бы стрёмно?

Д.ЗИЦЕР: С чьей стороны? С моей стороны это выглядит отлично и вызывает огромное уважение.

ВАЛЕНТИНА: Нет, со стороны общественного мнения.

Д.ЗИЦЕР: А кто это общественное мнение? Это кто, это кого, назовите поименно, кто эти люди?

ВАЛЕНТИНА: Ну, те родители, которые, допустим, ну, одноклассников моей дочери. Мои же коллеги, которые говорят – а вот мы сами физику объясняли Васе своему.

Д.ЗИЦЕР: Ну, а вы скажите, знаете, как, давайте я вас научу плохому, вы скажите – ну, и зря.

ВАЛЕНТИНА: Ну, и зря, да? Вот так, да, говорить?

Д.ЗИЦЕР: Ну, да, ну, смотрите, ну, нет, шутки шутками, но общественное мнение, если мы все время на него смотрим, вообще-то нас хорошему не научит, как мы с вами понимаем. Потому что общественное мнение на то и общественное, что оно обезличено абсолютно, правда?

ВАЛЕНТИНА: Ну, да, да.

Д.ЗИЦЕР: Ну, общественное мнение это какая-то такая история, которая еще и рождается у нас с вами в голове. Потому что, если мы с вами задумаемся, ну, чье мнение нам важно? На эту тему, думаю, что ничье, извините, потому что я думаю, что вы профессионал. Я думаю, что дети у вас замечательные. Я думаю, что вы хорошо понимаете, я же говорил, что вы понимаете это и без меня, вы, в общем, это только что доказали.

ВАЛЕНТИНА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Вы понимаете, что они точно освоят английский язык хотя бы потому, что современный ребенок не может не говорить по-английски. Ребенок не говорит по-английски, Валентина…

ВАЛЕНТИНА: Да, вот, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так, дружище, подождите, ребенок не говорит по-английски…

ВАЛЕНТИНА: Меня это угнетает.

Д.ЗИЦЕР: Вас не должно это угнетать, я вас разрулю. Ребенок может не говорить сегодня по-английски только, если его постоянно шпыняют, извините за выражение. Только при этом. Вот это, как, знаете, вот я выходец из Советского Союза, я заканчивал школу, еще был Советский Союз, да и в институте в первом отучился тогда же, я очень хорошо помню и вы, наверное, это помните или знаете, что удивительным образом вот нас долбали иностранными языками, и выходило 97 процентов не умеющих сказать ни одного слова.

ВАЛЕНТИНА: Никто их не знал.

Д.ЗИЦЕР: Теперь, как это так получалось? А получалось таким образом, что нас учили определенным способом. И этот способ доказал абсолютную свою недееспособность. В частности, ну, нас тыкали носом, нас учили грамматике, ну, вы понимаете в этом намного лучше, чем я.

Теперь, здесь абсолютно то же самое. Английский окружает наших детей. Слушайте, две трети музыки, которую они слышат, по-английски. Две трети фильмов, которые они видят, по-английски, мультиков, игр компьютерных и так далее. Нам всего лишь нужно не мешать. Если к этому добавляется хороший преподаватель, не вы, вы хороший.

ВАЛЕНТИНА: Не я, не я, да?

Д.ЗИЦЕР: Вы не преподаватель вашим детям, вы их мама замечательная. Если добавляется хороший преподаватель, который может этому придать форму и может выстроить после этого, помочь в голове выстроить то, что и так у меня на слуху, все, вот они и говорят по-английски. Поэтому, Валентина, выхода нет, надо отходить. Тут нет никакой профессиональной деформации.

Кстати, еще одну вещь я должен вам сказать, вы так анонсировали, думаю, ну, сейчас будем разговаривать про уставших учителей. Тут нет профессиональной деформации. Тут есть замечательная мама, с одной стороны, замечательный учитель, с другой стороны. Ну, и это две вещи несовместные, ничего не поделаешь, для собственного ребенка. Бывают ли исключения? Бывают. Но мы с вами не из них, судя по всему.

ВАЛЕНТИНА: Точно, да, точно, не из них. Все, спасибо, я вас поняла. Хорошо, что вы меня поддержали, я думала, конечно, так же, но надо было как-то авторитетного какого-то человека послушать.

Д.ЗИЦЕР: Да, авторитетного, общественное мнение, да? Ну, ладно, ладно, шучу.

ВАЛЕНТИНА: Я вас слушаю регулярно. Ну, в принципе, я не сомневалась насчет общественного мнения.

Д.ЗИЦЕР: Я думаю, что, Валентина, я думаю, что, на самом деле, в нашей профессии очень-очень важно разговаривать. Для меня это абсолютно то же самое – поговорить иногда с коллегой, побить об, то, что называется в театре, то есть попробовать, на самом деле, какую-то версию, чтобы на нее отреагировали коллеги, это бесценно. Так что я вас очень хорошо понимаю, и спасибо вам большущее тоже.

ВАЛЕНТИНА: Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Москва на линии снова. Татьяна, добрый вечер.

ТАТЬЯНА: Добрый вечер, Дима. Два года и я наконец-то дозвонилась.

Д.ЗИЦЕР: Слушайте, ну, дорогу осилит идущий, что я могу сказать. Чему нас это учит? Я очень вам рад.

ТАТЬЯНА: Я один раз с вами созванивалась. Спасибо. Я один раз с вами созванивалась, но это был личный звонок, за что я вам безумно благодарна. Я вообще не ожидала, что вы можете пойти на такое, честно. Спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Ну, ура.

ТАТЬЯНА: Знаете, у меня такой вопрос. Я, ну, грубо говоря, 14 лет назад стала мамой, и, наверное, вот уже, как 11 лет я все время, ну, я не знаю, как это назвать, наверное, борюсь, что ли, за права своего ребенка. У меня совершенно обыкновенный, но очень классный сын. И вот сейчас у меня еще и дочь есть, ей 7 лет.

В общем, они у меня оба классные, и, конечно, не без недостатков, как все мы люди. Но меня периодически, скажем так, одолевает некое такое, как сказать, ну, руки, что ли, падают, я не знаю, как это назвать, не знаю, отчаяние, когда я в какой-то момент думаю, может быть, ну, я что-то делаю не так. Когда ты все, чего хочешь добиться, а оно вот не получается.

Д.ЗИЦЕР: Рассказывайте скорей.

ТАТЬЯНА: Да, простите. В общем, смысл в том, что я немногого требую, прошу, я даже не требую, я прошу у учителей не так много. Я просто прошу, например, не обзываться, как-то было, естественно, не кричать и какие-то не говорить фразы, которые могут, ну, принести прямо какую-то, ну, не психологическую травму, хотя это тоже было, но что-то, приближенное к этому.

Вот, например, у меня сын с 4,5 лет занимался хоккеем, и вот честно могу сказать, в Подмосковье и в Москве, мне кажется, многие знают, кто я такая. Хотя я официально никогда ни на кого не жаловалась, я просто постоянно, периодически, в общем, хожу к тренеру и прошу – пожалуйста, не надо обзываться, не надо кричать, не надо клюшкой по жопе, простите, нельзя, наверное, говорить.

Д.ЗИЦЕР: О, господи, ничего себе, у вас все по-взрослому, я смотрю.

ТАТЬЯНА: Все очень серьезно. И, к сожалению, большинство родителей считает, что это нормально мальчику – ты чего, как тряпка, не знаю…

Д.ЗИЦЕР: Нет, не нормально абсолютно. Татьян, а в чем вопрос-то?

ТАТЬЯНА: Конечно, не нормально. Вопрос в том, что вот, например, у меня началась похожая история с дочкой. Она пошла в первый класс и вроде бы ничего такого катастрофичного. Но вот, например, последние три недели она по полтора часа засыпает со слезами, что я не хочу в школу. Конечно, я начала копаться в этом.

Д.ЗИЦЕР: Потому что?

ТАТЬЯНА: Почему? Потому что она боится учителя по физкультуре, потому что та очень грубо, ну, не то, чтобы грубо, она, наверное, считает, что, если она учитель по физкультуре, то ей надо громко кричать в таком приказном тоне. Ладно, разобрались с учителем по физкультуре. Вылезает учительница классная, которая вот, например, сегодня выдала…

Д.ЗИЦЕР: Подождите, Татьяна, просто я боюсь, что у нас времени не хватит. Этот разговор крик души? Я это приму. Или есть какой-то вопрос все-таки?

ТАТЬЯНА: Вы знаете, у меня вот сейчас это как бы и крик души и вопрос, стоит ли мне вот, я вам сейчас скажу две фразы, стоит ли мне вот из-за этого, скажем так, подходить в очередной раз к учительнице? Потому что мне кажется, что, может быть, я уже перебарщиваю с этой соломой, которую я все время хочу подложить.

Учительница сегодня детям первого класса в присутствии учительницы другого первого класса сказала, что мне за вас стыдно, вот этот класс намного лучше, чем вы. И вроде бы учительница-то неплохая, но я боюсь ее обидеть, сказав ей, ну, во-первых, она меня старше намного. Но я понимаю, что у меня ребенок пришел с таким огромным чувством вины за то, что учительница испытала какой-то стыд.

Д.ЗИЦЕР: Значит, смотрите, вот что, Татьяна, я вам скажу. Значит, во-первых, я начну, как ни странно, с секции по хоккею. Ну, это же вопрос выбора, правда?

ТАТЬЯНА: Да, мы все, мы завязали.

Д.ЗИЦЕР: Ну, так вот, вот. Но вопрос, сколько времени это у вас…

ТАТЬЯНА: 8 лет.

Д.ЗИЦЕР: Ну, вот, ежики плакали, кололись, но продолжали есть кактусы, это значит, как в этом детском анекдоте.

ТАТЬЯНА: Вы знаете, я благодарна хоккею, я поменяла профессию.

Д.ЗИЦЕР: Очень хорошо, подождите, Татьяна, я не против, я не отберу у вас ни вашу благодарность, ни очарование хоккеем, все в порядке. Вопрос не в этом. Вопрос в том, что мы выбираем. Значит, у нас всегда, на мой взгляд, или почти всегда есть минимум две возможности, минимум. Значит, если я беру эту историю с хоккеем, у нас, как минимум, есть возможность, либо, даже три возможности у нас есть, либо поискать другого тренера, либо принять…

ТАТЬЯНА: Да, это было.

Д.ЗИЦЕР: Ну, подождите. Либо принять, на самом деле, что это часть хоккея. Не важно, как я к этому отношусь, но это так вот устроено, да, врезать клюшкой по мягкому месту.

ТАТЬЯНА: Да, так, в основном, и было.

Д.ЗИЦЕР: Или третье – уйти оттуда. Теперь, мне кажется, что бесперспективно оставаться внутри и страдать. Ну, нет причины.

ТАТЬЯНА: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Бывают ситуации, когда нужно, но это не та ситуация абсолютно точно. Теперь абсолютно то же самое с учительницей. Ну, вот смотрите, у вас человек ходит в первый класс. Если человек в первом классе расстраивается, это очень-очень обидно. Расстраивается по таким причинам.

ТАТЬЯНА: Это очень обидно, да.

Д.ЗИЦЕР: Отлично. Значит, мне кажется, что разговор другой с учительницей на эту тему провести можно. Ну, конечно, можно. Тем более что вы говорите, что она вроде симпатичная и вообще, может, это сбой какой-то.

ТАТЬЯНА: Может.

Д.ЗИЦЕР: Поговорите. Но поговорите, вот смотрите, Татьяна, я бы на вашем месте говорил, не выясняя отношения.

ТАТЬЯНА: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Ну, отлично. А поговорил бы о том, чего она хочет.

ТАТЬЯНА: Я это, да, понимаю.

Д.ЗИЦЕР: И рассказал бы о том, к какому результату это приводит и так далее. Теперь, если выяснится, что ситуация критическая, то есть учительница физкультуры на всех орет, эта учительница всех сравнивает и унижает, ну, школу другую надо искать, ну, что, подумаешь. Чего тратить время-то и силы на борьбу?

ТАТЬЯНА: Насколько травматично это для ребенка в середине года?

Д.ЗИЦЕР: Ничего там нет травматичного. Если жизнь человека улучшается, то это хорошо. А, если жизнь человека ухудшается, то это плохо. Вот и все.

ТАТЬЯНА: Ну, то есть это, действительно, ну, на эту тему стоит поговорить. Просто у меня есть путь сказать ребенку – ну, она такая, не обращай внимания, как многие и делают мамы.

Д.ЗИЦЕР: Нет, еще раз, ну, давайте еще раз, у нас минутка последняя, ну, давайте вопрос, ответ. Вот еще раз, в чем вы со мной советуетесь? Какой вопрос вы задаете?

ТАТЬЯНА: Ну, стоит ли именно вот та фраза, сказанная учительницей, насколько она серьезна? Правильно ли я ее понимаю, что это может понести какие-то последствия вот в плане опять же вот этой вот повешенной...

Д.ЗИЦЕР: Для ребенка нет. Единоразово нет, безусловно. Это может быть плохое настроение, это может быть оговорка, это может быть много-много, чего. Стоит ли это вашего разговора? Если вас это тревожит, да, конечно, в принципе, с учителями надо разговаривать. Мне кажется, что родители и учителя должны разговаривать. Вот и все.

Теперь, если учительница вам скажет – действительно, ваши дети такие юные гаденыши, если я сравниваю их с классом «А» или с классом «Б», то ваши ничего не стоят, окей, это огромная красная лампочка, которая зажигается и тогда нужно принимать решение.

ТАТЬЯНА: Она так не скажет.

Д.ЗИЦЕР: Если учительница говорит – слушайте, я была уставшая, но я оговорилась, я все понимаю, то есть ни в коем случае только не ставить ее в ситуацию оправдания, конечно, нет, ничего не будет с одной такой фразы.

ТАТЬЯНА: Конечно, конечно.

Д.ЗИЦЕР: Не нужно это месить, на мой взгляд, абсолютно. Нет ни одной причины на свете это углублять и расковыривать эту возможную травму, нет там никакой травмы, к слову сказать. Ну, бывает такое, что человек оговорился. Бывает, что человек глупость сказал, бывает, что человек, не подумав сказал. Ну, наши дети, в общем, могут это понимать и должны это понимать. Прощаемся?

ТАТЬЯНА: Да, спасибо. Вообще хотела сказать большое вам человеческое спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Не волнуйтесь, на самом деле, все будет хорошо. Пока. Дорогие друзья, реклама, новости и все остальное.

Столько сегодня интересных сообщений, вот не успеваю, знаете, как жалко. Но давайте хоть одно прочту, просто много восклицательных знаков и понимаю, что человек почти в отчаянии. Ольга из Томской области: «Дима, пожалуйста, скажите, как отучить девочку 2,5 лет от пустышки. Ребенок в постоянном стрессе, мама работает, мамы долго дома нет, папа работает, папа категорически против соски, а мама не против, не могут договориться. Папа соску отбирает, у ребенка слезы. Соска и маленькое пушистое одеяльце успокаивают ребенка в отсутствие мамы. Я бабушка».

Дорогая бабушка Оля, лучшее, мне кажется, в этой ситуации, что можно сделать, отправить папу ко мне в программу. Потому что, вы абсолютно правы, ни в коем случае, сказал бы я, пустышку у человека не отнимать. И так для нее это уже явно, судя по тому, что вы описываете, связано с глубоким и серьезным стрессом, этот стресс будет только расширяться.

Теперь, ребенок, который не дососал соску, дорогие друзья, будет досасывать палец и так далее. Нет ни одной причины в 2,5 года в такой ситуации, когда мамы нет, отнимать у человека соску. Так что в этом смысле я понимаю, что я не решил вашу проблему, но вопрос ответил. Как уговорить папу и как убедить папу, ну, может, действительно, у вас получится. Наверняка папа у вас хороший. Предложите ему написать или предложите ему позвонить. Если хотя бы он напишет в чате и напишет, что он готов поговорить, мы сделаем так, что он сможет до нас дозвониться, мы просто сами ему в этом случае позвоним, сами с ним свяжемся, ладно, Оля? Удачи вам.

Саратов на линии, Анна, добрый вечер.

АННА: Добрый вечер, Дима. Я так рада вас слышать. Хотела поблагодарить вас за ваши эфиры, я нахожу много ответов на свои вопросы. Но чтобы не задерживать, наверное, перейду к своему сегодняшнему вопросу.

Д.ЗИЦЕР: Давайте, конечно.

АННА: У меня вопрос по поводу построения доверительных отношений со своим сыном, ему 11 лет. Я не знаю, почему, но меня очень беспокоит тот факт, что, мне кажется, что он дома один, а за пределами дома другой. И я пыталась в себе копаться, почему мне так кажется, потому что, ну, не знаю, пытала себя…

Д.ЗИЦЕР: А пример приведите, если можно, это очень-очень интересно, просто приведите пример.

АННА: Ну, да, как только я начинаю себя успокаивать, мне кажется, да все у нас хорошо, ребенок растет хорошим, как–то с ним случаются какие-то истории, где, например, выясняется, что он врет. И когда начинаешь с ним беседовать, он убеждает, что, да нет, я не вру, все хорошо.

Д.ЗИЦЕР: Ань, конкретный пример, если можно. Не слишком интимный, но конкретный.

АННА: Да, например, вот наша последняя история в школе. У нас карантинные сейчас условия в школе, и все классы работают в разное время. То есть один класс учится, другие ребята на перемене. Соответственно все друг другу мешают.

И мне учитель позвонил и говорит – вот ваш ребенок стучится в дверь к учителю, когда у него урок, и соответственно отвлекает, выключает свет в туалете, когда кто-то в туалете. И мне кажется, ну, как это, это не про моего ребенка, он не может такое сделать. А беседую с ребенком, он меня убеждает, что, мама, это не я. Но одновременно я звоню учителю, пытаюсь…

Д.ЗИЦЕР: А учитель утверждает, что это он.

АННА: Да, да. Что я его поймала за руку. А мне сын говорит – никто меня за руку не ловил.

Д.ЗИЦЕР: Ну, и вопрос в чем?

АННА: И вот такие истории…

Д.ЗИЦЕР: Что будем делать? Ну, подождите, Ань, давайте, анализируем вместе.

АННА: Давайте.

Д.ЗИЦЕР: Значит, вы говорите, вот я только по вашим, по следам вашего доклада. Вы говорите – это не мой ребенок, который выключил свет, я не знаю, в туалете, да?

АННА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Значит, ваш сын наверняка умный мальчик 11 лет, замечательный, я абсолютно уверен, так же, как уверен в том, что вы замечательная мама, он понимает, сделав это, что вообще-то он не ваш ребенок. Ну, в этом смысле в этот момент. То есть у мамы такой шок и такой уровень отстранения от этой ситуации, что говорить о ней невозможно. Ну, вот скажите на милость, зачем ему вам это рассказывать?

АННА: Не знаю даже.

Д.ЗИЦЕР: Точно. Спасибо за ответ. Значит, смотрите, я не оправдываю вранье ни в коем случае. Но поймите меня правильно, он по-своему, своим, ну, не очень комфортным для вас способом бережет маму. Он оказывается в ситуации, которую мы, взрослые, в общем, понимаем. Ну, какой смысл отпираться, на самом деле? Ну, все равно же я тебя выведу на чистую воду, я поговорю с учительницей, и учительница скажет, она разговаривала с тобой.

Почему же он, замечательный мальчик 11 лет держится до последнего? Он держится до последнего на всякий случай, до последнего рубежа. А вдруг проскочит, а вдруг будет нормально. Потому что, чем он рискует? Если мама узнает правду от него, тем скорее начнется конфликт или мама расстроится, или станет рассказывать, что такое поведение недостойно ее сына и вообще будет дома очень-очень неприятно. А так, пусть маленький, но все-таки есть шанс, что я смогу это отодвинуть куда-нибудь подальше. Вот, собственно, и все. Я думаю, что это происходит так.

АННА: Ну, он меня постоянно убеждает, вот я пытаюсь понять, он меня так убеждает в том, что, например, вот в этой ситуации был не он. Например, он говорит – я готов там каких-то свидетелей, например, предоставить, я готов…

Д.ЗИЦЕР: Ну, почему? Ань, давайте проанализируем вместе. Я хорошо вас понимаю. Ну, вот почему он это делает до последнего? Давайте вы.

АННА: Ну, чтобы успокоить меня, что…

Д.ЗИЦЕР: Чтобы успокоить вас и чтобы что-то отодвинуть, вот давайте так. Если он скажет – мама, это я, что будет? Я понимаю, что вы его не убьете, но, тем не менее.

АННА: Ну, да, конфликт, что мы будем беседовать, что он знает, что я расстроюсь.

Д.ЗИЦЕР: Ну, следовательно? Следовательно, мы имеем с вами картину, при которой, с одной стороны, он по той или иной причине не может в школе, ну, как-то что-то такое, не знаю, успокоиться и не выключать свет в туалете и не стучать в кабинет, когда там идет урок. А, с другой стороны, дома он не может об этом рассказать. Я бы на вашем месте занимался первым, а не вторым.

Я объясню. Мне кажется, что, если вы снимите с него опасение вот этого конфликта или скандала, или выяснения отношений и так далее, мы сможем подправить первое, если вас волнует первое. Понимаете?

АННА: Да.

Д.ЗИЦЕР: Потому что первое это нечто более-менее существенное. Я не знаю, как устроены законы в этой школе и, может, законы дурацкие, а, может, и не дурацкие, но это можно обсуждать. Поскольку вы позвонили мне с вопросом доверия, я с вами, в общем, согласен, повод чуть-чуть волноваться есть. Потому что получается вообще-то, что, если он дома встречает такую эмоциональную реакцию, то, может, и рассказывать незачем. И тогда я, ребенок 11 лет буду это отодвигать разными способами.

Вы не волнуйтесь, он не врунишка, дело не в этом. Он пока еще совершает не до конца осознанный акт. Ну, правда же? Я получил «двойку», давайте, вот самая обычная и самая банальная ситуация, я получил «двойку». Я говорю дома, что получил «тройку». Но ведь я понимаю в 11 лет или в 8 лет, что меня могут, опять-таки, вывести на чистую воду.

На что я надеюсь, ну, что все дети дурачки, которые говорят «я не получал двойку»? Нет, они просто наивно полагают и некоторым из них везет, кстати, что они могут, либо отодвинуть этот конфликт, который будет неминуемо, правда? Ну, так лучше пусть будет попозже. Либо, ну, вот это самое «а вдруг проскочит».

Поэтому, что мы делаем, если мы хотим, чтобы они рассказывали правду? Мы, в первую очередь, делаем так, чтобы они не встречались с конфликтом, иначе они пожалеют, что они рассказали правду, понимаете, какая штука? И будет новый виток вот этого самого увиливания. Так что мне-то кажется, что, если мы берем, ну, в виде кейса, в виде примера вот эту ситуацию, которую вы привели, мне кажется, что надо с ним поговорить.

И надо сказать – слушай, дружище, чего-то я, действительно, закрутила это неизвестно, в какой узел. Дружище, ты меня прости, я совершенно не имела ничего в виду, нет, нет, я постараюсь или я сделаю все, для того чтобы ты не жалел о том, что ты мне рассказываешь правду. Нет, я не буду тебя ругать, нет, лучше давай мы поговорим о том, как прикольно тушить свет в туалете, и как сделать так, чтобы ты этого не делал, а, может, занялся чем-то другим. Тогда можно про это смеяться, тогда можно говорить – слушай, давай, чем я могу тебе помочь, чтобы ты не стучал в кабинет, в котором проходит урок. Давай придумаем, куда у вас можно постучать, в противоположную дверь, я не знаю, или в противоположную стену.

Но тогда дома мы получаем доступ, мы получаем возможность про это говорить. В противном случае, ну, все это такое, понимаете, голову вытащили, хвост завяз. Только мы вроде разрулили какую-то ситуацию, бах, у нас новая. А новая, поскольку это конфликт, тянет за собой следующую, в следующий раз я не стану рассказывать. Вот, что я думаю, Ань.

АННА: Спасибо, будем стараться.

Д.ЗИЦЕР: Не надо стараться, Ань, не надо стараться. Давайте, у меня полминутки, я потрачу ее на, в кавычках, проповедь. Не надо стараться, вы получите большущее удовольствие. Ну, вам же точно не очень приятно от этих конфликтов, я уверен в этом.

АННА: Конечно.

Д.ЗИЦЕР: Ему так тоскливо на душе, вам не передать, от этих конфликтов. Что я предлагаю, я предлагаю это снять. Из того, что вы рассказали, там нет никаких преступлений, как вы понимаете. Там есть ситуации немножко неприятные. Конечно, нам неприятно, если учителя нас пилят, это правда. Но доступ к этому мы получаем только, если дома у нас все спокойно и все хорошо, и мы можем об этом поговорить.

Удивите его и удивите себя, вот мой совет. Он придет, скажете – слушай, вообще не буду ничего про это слушать, слушай, мне училка звонила, оставь, не будем сегодня про это разговаривать, захочешь, расскажешь. Это изменит мир, правда.

АННА: Спасибо огромное. Опять сегодня я получила ответ на свой вопрос, Дима, огромное вам спасибо.

Д.ЗИЦЕР: Да очень хорошо. Я с вами прощаюсь. Еще раз говорю напоследок, ребята, не волнуйтесь, улучшение в жизни нас и детей, как вы понимаете, ведет только к хорошему. Часто мы зря закручиваем эти самые гайки и страдаем от этого сами. У нас реклама.

Томск на линии, Нуржан, здравствуйте.

НУРЖАН: Добрый день, добрый вечер уже.

Д.ЗИЦЕР: Да как скажете, скажете день, будет день, вечер, так вечер. Я вас слушаю.

НУРЖАН: У нас уже ближе к ночи. У меня вопроса два. Ну, во-первых, Омск, не Томск.

Д.ЗИЦЕР: А, Омск, извините, пожалуйста, значит, ошибочка, извините.

НУРЖАН: И вопрос у меня такой. У меня двое детей, у нас с супругой. Старшему 7, младшему 4. Ну, старший, вот у меня насчет и старшего, и младшего по одному вопросу. У старшего такая черта характера, я не знаю, почему это так, он очень обидчивый такой парень у меня.

Прямо вот бывает, что-нибудь, ну, слово как-то поперек скажешь или в чем-то ему откажешь, даже, ну, не категорично, а что-нибудь так скажешь – подумаем или попозже что-то решим, сразу человек уходит в другую комнату, на все попытки как-то поговорить фыркает. Если пытаешься там даже пошутить, приобнять его, он начинает пинаться, толкаться.

Д.ЗИЦЕР: Нуржан, подождите, но он же взрослый, ему 7 лет, как он сам это объясняет?

НУРЖАН: Никак. А, почему обижается?

Д.ЗИЦЕР: Ну, нет, как он объясняет подобное поведение, конечно? Не на что обижается, вот смотрите, предположим, давайте пример какой-нибудь от вас, а не от меня. Любой, самый простой пример приведите, пожалуйста.

НУРЖАН: Ну, допустим, ситуация. Возвращались домой, он попросил поподкидывать его дома. Я говорю – сейчас придем, ну, уже, в принципе, поздно, спать ложиться пора. Я думаю, если сейчас его начнешь подкидывать, разбередишь его, потом как бы укладываться.

Д.ЗИЦЕР: На самом деле, нет, но не важно, 7 лет, ну, да, 7 лет все-таки не 4. Но не важно.

НУРЖАН: Ну, потому что младший потом следом пойдет, вот, в чем дело.

Д.ЗИЦЕР: Я понял, понял.

НУРЖАН: И я говорю – ну, давай, говорю, не сегодня, а завтра встанем с утра, проснемся и начнем бегать, прыгать, скакать, подкидываться. Все, достаточно этого.

Д.ЗИЦЕР: А как бы вы хотели, чтобы он вам ответил?

НУРЖАН: Остался, на лифте не поехал, в подъезде остался.

Д.ЗИЦЕР: Подождите, Нуржан, а как бы вы хотели, чтобы он ответил в этой ситуации? Вот как вам кажется, было бы правильно ответить, кроме согласия отдать вам честь и сказать – есть, сэр. Если он с вами не согласен, как он должен был поступить?

НУРЖАН: Ну, хотя бы что-нибудь сказал бы – давай все-таки сейчас попробуем.

Д.ЗИЦЕР: А что было бы, если бы он сказал?

НУРЖАН: Ну, мы побеседовали бы с ним, наверное. Может быть, даже…

Д.ЗИЦЕР: Он же хотел не беседовать, он же хотел, чтобы вы его поподкидывали, если это такой пример. Смотрите, я скажу, что я про это думаю, у меня не очень много времени, поэтому не очень много времени на раскрутку интриги. Я скажу впрямую. Если человек таким образом реагирует, либо другие инструменты бесполезны, либо он просто не знает другие инструменты взаимодействия. Понимаете?

НУРЖАН: Не совсем.

Д.ЗИЦЕР: Не совсем.

НУРЖАН: Ну, насчет того, что, либо он…

Д.ЗИЦЕР: Ну, либо с папой говори, не говори, ничего не изменится от этого разговора. И поэтому я, подождите, я ничего не утверждаю, я даю вам два варианта. Может быть, еще варианты, я, может быть, до них не додумался. Но, тем не менее, есть два варианта. Еще раз, пап, купи мороженое. Слушай, мороженое сейчас я не куплю. Ну, что мне делать с этим? Ну, купишь, не купишь, вступать…

НУРЖАН: Ну, немножко, нет, я понимаю, о чем вы говорите, но как бы здесь это не так, ну, может быть, отчасти, но не совсем.

Д.ЗИЦЕР: Ну, давайте другой пример.

НУРЖАН: Потому что он с мамой себя так же ведет.

Д.ЗИЦЕР: Я знаю, я знаю, я понимаю. Давайте другой пример, нет проблем. У нас только три минутки всего, поэтому давайте быстренько пример, и я прокомментирую.

НУРЖАН: Ну, пример, что-нибудь ему говоришь, когда – пойдем уроки делать или еще что-то, ну, сейчас, как он в первый класс пошел.

Д.ЗИЦЕР: В первом классе не должны задавать уроки, у вас безобразная школа. Ну, давайте дальше, не важно.

НУРЖАН: Я слушаю вас часто, и поэтому я как бы…

Д.ЗИЦЕР: Это не меня, это федеральный закон, между прочим, Российской Федерации, но это не важно. Смотрите, вы говорите – пойдем делать уроки. Он не хочет делать уроки. Как вы хотите, чтобы он себя повел в этой ситуации? Как правильно себя повести?

НУРЖАН: Сделал дело, гуляй смело, я ему так говорю.

Д.ЗИЦЕР: Он не хочет делать уроки. Еще раз, подождите, мы с вами, два взрослых мужчины считаем, что нужно, а он не хочет. Как он должен поступить? Подчиниться вашей власти?

НУРЖАН: Я с этим согласен, насчет уроков я согласен.

Д.ЗИЦЕР: Нет, Нуржан, подождите, ну, дайте мне шанс ответить вам, чтобы был ответ. Как он должен поступить? На самом деле, вот как бы вы хотели, чтобы он поступил?

НУРЖАН: Поговорил.

Д.ЗИЦЕР: О чем поговорил-то? И что бы изменилось? Изменилось бы что-то или нет, давайте так?

НУРЖАН: Я его не заставляю делать уроки.

Д.ЗИЦЕР: Изменилось бы что-то или нет? Этот разговор, Нуржан дорогой, я уверен, что вы лучший на свете папа. Просто скажите мне.

НУРЖАН: Изменилось бы, да, изменилось.

Д.ЗИЦЕР: Изменилось бы, отлично. Почему же он не говорит, как вам кажется?

НУРЖАН: Вот насчет этого я вот и не знаю.

Д.ЗИЦЕР: А я скажу. Мне кажется, что, если в этой ситуации изменилось бы, ну, во-первых, если вы знаете, что он не хочет делать уроки, это можно изменить и так каким-то образом. Но я бы на вашем месте с ним поговорил. И поговорил отдельно от этого, от ситуации, от случаев.

И сказал бы ему примерно следующее – слушай, дружище, я тебя очень люблю, ты зря на меня не полагаешься, я иногда чего-то не понимаю. Ну, мы же разные люди, бывает, ты чего-то не понимаешь, бывает, я чего-то не понимаю. Я очень тебя прошу, для меня это очень важно, в ситуации, когда тебе кажется, что я тебя обижаю, объясни мне, я готов изменить свое поведение, я готов это взвесить. Не всегда, конечно, слушай, иногда я с тобой поспорю. Но ты не думай, что, если я сказал тебе – будет так-то, я не поменяюсь. Я поменяюсь, я гибкий, я чудесный.

Надо ему это сказать, Нуржан, вот такими словами. И тогда у него появится инструмент. Тогда, во всяком случае, вы сможете сказать – я, папа, дал ему инструмент, слушай, почему он его не использует, уж не знаю. И тогда мы раз за разом попробуем, попробуем еще разок ему об этом напомнить, попробуем показать ему, как это работает. Вот и все.

Еще раз я говорю, я возвращаюсь в начало, у нас время, к сожалению, заканчивается. Я считаю, что люди реагируют неудобным для нас способом иногда, просто потому что не знают другого способа. Мы не виноваты, мы чудесные, они чудесные, но просто не знают. Так что просто научите его этому. Извините, пожалуйста, что не хватило времени на второй вопрос, ничего не поделаешь, в следующий раз.

Программа подходит к концу, друзья, до завтра. Желаю вам любви.