Русский след Станиславский – великий реформатор театра

Он сказал: "Не верю!" Константин Станиславский – великий реформатор театра и создатель актерского метода, которым пользуются во всем мире. В чем секрет его знаменитой системы? Как ученики Станиславского устроили "русскую театральную революцию" в Америке? И чему научили Европу? Марлон Брандо и Хит Лэджер, Бертольд Брехт и Сидни Люмет, оскароносные фильмы и театр кабуки – почему их общий знаменатель – Станиславский? Об этом – в программе Валерии Лабузной "Русский след".

ЛАБУЗНАЯ: Здравствуйте. Это Валерия Лабузная и программа "Русский след", в которой мы говорим о тех достижениях нашей отечественной культуры, которыми пользуются во всем мире.

И сегодня в центре внимания – система Станиславского и ее, без преувеличения, глобальное влияние. Что сделал режиссер и актер Константин Станиславский, чтобы заслужить славу великого реформатора театра? Почему его техника актерского мастерства произвела революцию на американской, европейской и азиатской сценах? И как новаторские идеи Станиславского стали общим знаменателем для Марлона Брандо и Хита Леджера, Бертольда Брехта и Сидни Люмета, оскароносных фильмов и театра Кабуки? Об этом нам рассказывают театровед Ольга Андрейкина и ректор ГИТИСа Григорий Заславский.

Начать, конечно, хочется с такой знаменитой зарисовки, без которой, наверное, не обходится ни один разговор о Станиславском. 1897 год, 22 июня, Москва, ресторан "Славянский базар" – первая встреча Константина Станиславского и Немировича-Данченко. Беседа длиной в 18 часов. Кем были собеседники на тот момент, о чем они говорили, и что из сказанного тогда изменило историю мирового театра?

АНДРЕЙКИНА: Думаю, что они отчасти, может быть, и собирались изменить историю мирового театра, но ставили себе совершенно конкретные задачи, касающиеся их дела. Надо понимать, что и Станиславский, и Немирович-Данченко были людьми дела прежде всего. Особенно Константин Сергеевич Станиславский, который, помимо того, что был великим артистом, великим режиссером и великим реформатором актерского мастерства, он еще был и хозяином завода, производства. Поэтому было очень важно понять, как будет устроено дело. Ему вообще очень нравилось слово "дело".

ЛАБУЗНАЯ: Константин Станиславский вспоминал, что тогда и он, и Владимир Немирович-Данченко безнадежно смотрели на положение театра конца 19-го столетия, в котором блестящие традиции прежнего выродились в простой, технический, ловкий прием игры. Подлинных талантов было мало, а театральное дело в те времена находилось, с одной стороны, в руках буфетчиков, а с другой – в руках бюрократов. Можно ли было рассчитывать при таких условиях на процветание искусства? – задавался вопросом Станиславский.

АНДРЕЙКИНА: Немирович-Данченко – на тот момент один из самых известных драматургов, у него был свой театр, общество литературы и искусства. Константин Сергеевич на тот момент возглавлял общество свое, конечно, тоже имел и свою публику, и своих поклонников. Но желание создать новый, небывалый театр терзало их обоих, поэтому эта встреча была на самом деле неизбежна.

ЛАБУЗНАЯ: Что такое так называемая система Станиславского, и в чем заключалось ее новаторство?

ЗАСЛАВСКИЙ: Системы (как, скажем, периодическая система Менделеева, например), такой системы Станиславский не оставил. Он скорее обозначил круг проблем, круг вопросов, которые, может быть, не всегда актеры прошлого так внятно формулировали, испытывая те или другие трудности перед выходом на сцену. Некоторые из актеров художественного театра скорее в шутку говорили, что Станиславский все это начал придумывать для себя, потому что, мол, система нужна среднему артисту. Но все, кто видел Станиславского на сцене, говорят, что он был не просто выдающимся, а великим актером...

Полностью слушайте в аудиоверсии!