Книги нашего детства (архив) Книги о гениальных безумцах
Ведущие программы "Книги нашего детства" – историк Тамара Эйдельман и писатель Пётр Алешковский.
"Место действия":
П. Алешковский: 20-е годы XX века – время великих и страшных социальных экспериментов, совершенно переменивших лицо мира. Только что закончилась мировая война, которая в тот момент была самой страшной войной в истории человечества. Ну, в частности, из-за того, какие огромные усилия человеческого духа были направлены на то, чтобы придумать разнообразные способы убийства людей.
Т. Эйдельман: В разных странах уже строили новую жизнь, которая, судя по обещаниям, должна была быть прекрасной. Но всё получилось не совсем так. Однако пока что в советской России царил, хотя и навязываемый сверху, но, безусловно, разделяемый многими оптимизм. Как, впрочем, и в Италии, где тоже строили новую жизнь, но с уклоном не в интернационализм, а в национализм. Германии ещё предстояло подтянуться и тоже включиться.
П. Алешковский: Наше детство пришлось уже на те годы, когда стало понятно, что эксперименты начала XX века провалились и провалились ценой миллионов человеческих жизней. После первой мировой войны все клялись, что больше никогда ничего подобного не допустят, но прошло всего два десятилетия, и грянула вторая мировая война, куда более страшная и разрушительная, чем первая.
Т. Эйдельман: Советское государство, которое так должно было заботиться о трудящихся и привести их к коммунизму, вместо этого породило сталинский ГУЛАГ и множество других ужасов. Опереточный фашизм Б. Муссолини вдруг показал жуткий оскал, превратившись в немецкий нацизм. Только рухнул нацизм, как оказалось, что теперь у человечества есть атомная бомба, за ней и водородная. А вскоре их уже накопилось достаточно, чтобы несколько раз уничтожить Земной шар. Возникал, правда, вопрос, кто и как будет уничтожать Земной шар во второй раз.
П. Алешковский: И, в общем, наше детство проходило в странной сшибке между постоянно внушавшейся нам гордостью из-за могучих достижений науки и силы человеческого разума и свидетельствами того, что этот разум может при случае натворить много всего очень и очень неприятного.
Литературный мир нашего детства тоже в какой-то мере находился в этих тисках. С одной стороны, там процветала научная фантастика, всеми силами показывавшая нам, что силе разума и науки нет предела. Здесь измеряли расстояние парсеками, производили нуль-транспортировку, стреляли из бластеров, летали на звездолётах и, в общем, использовали на радость человека все те открытия, которые сделали учёные. В то же время литературный мир тоже знал экспериментаторов, дорого заплативших за свои открытия.
"Ориентировка на местности":
Т. Эйдельман: Интересно, что такие предупреждения в советской фантастике появились ещё в 20-е годы, когда социальный и политический эксперимент, поставленный над тысячами людей, был в самом разгаре. Конечно, если говорить о литературе 20-х годов, в литературном мире нашего детства не было ни "Собачьего сердца", ни книг об учёных, рискнувших перенести границу обычного познания и жестоко за это наказанных.
П. Алешковский: Из всех булгаковских мрачных фантасмагорий об учёных, чьи эксперименты выходят из-под контроля, в нашем детстве существовал только смешной и добрый фильм Л. Гайдая "Иван Васильевич меняет профессию", где от М. Булгакова осталось совсем мало. А был симпатичный Шурик, в отличие от булгаковского учёного совершенно не пытавшийся сбежать из ненавистного ему настоящего, а просто экспериментировавший с машиной времени, чтобы потом приложить все возможные усилия, чтобы избавиться от царя Ивана Васильевича и спасти затерявшегося в прошлом управдома Буншу. Весь трагизм и пророческий смысл булгаковских притч станет доступен уже только поколению перестройки.
Т. Эйдельман: Но зато у нас были, может быть, не так мастерски написанные, но довольно увлекательные и вполне разрешённые книги, которые тоже были созданы в 20-е годы и тоже рассказывали о странных достижениях науки, которые никому не принесли счастья. Они были вроде бы вполне идеологически выдержаны, поэтому их неоднократно переиздавали, и их можно было найти в любой библиотеке.
П. Алешковский: Ещё до того, как граф Алексей Николаевич Толстой стал "красным графом" и верным слугой режима, пока он в начале 20-х годов колесил по разным странам, решая, очевидно, для себя вопрос о том, возвращаться ли в Советскую Россию, уже в это время, в начале 20-х, он задумал фантастический роман "Аэлита", который затем всегда будет представляться как выдающееся достижение советской фантастики.
Т. Эйдельман: Надо сказать, что А. Толстой будет переделывать свой роман, превратив его из взрослой книги о любви в повествование для подростков о приключениях на Марсе. Но всё-таки и сегодня видно, что герои романа – гениальные безумцы, которые ничего не боятся и готовы ко всему. Слова, связанные с безумием, присутствуют уже в самом начале книги, и это, конечно же, неспроста.
П. Алешковский: В полупустом, голодном, разваливающемся Петербурге, вернее, конечно уже Петрограде, действительно инженер Лось задумывает путешествие на Марс. И он настолько уверен, что найдёт единомышленников, что просто-напросто даёт объявление, приколотив его к стене дома. Мастерская Лося выглядит совсем не так, как в более поздних романах будут описывать лаборатории выдающихся учёных, где беззвучно работают какие-то непонятные приборы, чуть потрескивает какой-нибудь самописец или что-то в этом роде, в колбочках плещутся непонятные разноцветные составы. Его мастерская – это мастерская рабочего, ремонтный цех. И ведёт он себя так, как будто чинит машину, а не создаёт космический корабль.
"Урок географии":
Т. Эйдельман: Оказывается, Лось уже несколько недель безуспешно ищет спутника, но никто лететь с ним не хочет. Ему либо не верят, либо просто боятся. А когда, наконец, появляется Гусев, готовый рискнуть, то выясняется одна очень важная вещь: он готов лететь на Марс, потому что здесь, на Земле, ему делать абсолютно нечего.
П. Алешковский: Дальше Лось и Гусев вроде бы подтверждают все расчёты Лося. Они не погибают, не улетают в бесконечное межзвёздное пространство, как того опасался инженер, а добираются до Марса, но здесь оказываются замешанными в сложнейшие отношения, существующие у вымирающей марсианской цивилизации. Здесь, конечно же, начинается революция, в которой они тоже оказываются замешаны. Пережив множество приключений, пылкую любовь, еле вырвавшись из рук марсианских тиранов, в последний момент землянам удаётся вернуть себе свой корабль и вырваться на свободу.
"Литературная карта":
Т. Эйдельман: Земляне возвращаются домой, и их возвращение никак нельзя назвать счастливым. Они совершили научный подвиг, преодолели бесконечные пространства, повидали другую цивилизацию, прославились своими достижениями, но сердце инженера Лося разбито, его любовь осталась на Марсе. И единственное, что он знает теперь о её судьбе, это то, что она, каким-то образом уцелев, отправляет в космос бесконечные сигналы, обращённые к её улетевшему на Землю возлюбленному.
П. Алешковский: Судьба другого изобретателя из вышедшего примерно в то же время, в середине 20-х годов, другого романа А. Толстого ещё печальнее. Инженер Гарин изобрёл оружие, потрясающей силы, – гиперболоид, уничтожающий и разрушающий всё, что угодно, с помощью луча невероятной интенсивности. Теперь он мечтает о господстве над миром и ради мира совершает убийства, взрывает заводы, превращается в диктатора. Мощь великого открытия обращена во зло.
Т. Эйдельман: В последующие десятилетия журналисты неоднократно писали о том, что А. Толстой, дескать, предсказал появление лазера и изобретение атомного оружия, хотя учёные неоднократно говорили, что в описании работы гиперболоида было нарушено множество простейших физических принципов. Но это, впрочем, неважно. Интересна сама мысль: наука может дать власть над миром, и ничего хорошего в этом нет. А. Толстой несколько раз переделывал свою книгу. В одном из вариантов оказывалось, что Гарин на самом деле не изобрёл свой гиперболоид, а украл идею у погибающего в Сибири учёного Манцева.
П. Алешковский: Таким образом, очевидно мораль становилась более простой. Хороший учёный не стал бы вести таким образом, как Гарин, не стал бы стремиться добыть как можно больше золота, чтобы нарушить баланс всей мировой экономики, не стал бы сговариваться с олигархами и с американским сенатом, а плохой Гарин всё это, конечно, делает. Но как бы ни упрощал Алексей Николаевич своё и без того достаточно простое повествование, всё равно получалось, что наука, оторванная от нравственности, приводит к страшным последствиям.
Т. Эйдельман: Гарин, правда, получил своё наказание. Он вместе с роковой красавицей Зоей, за чью благосклонность боролась добрая половина героев книги, оказывается выброшенным на необитаемый остров без малейшей надежды на спасение. Таким образом, он получил воздаяние за свои злодейства, своеобразное пожизненное заключение, не самое, правда, неприятное, но всё-таки очень далёкое от его мечтаний о мировом господстве.
П. Алешковский: Сегодня и "Аэлита", и "Гиперболоид инженера Гарина" прочно забыты. За прошедшие почти сто лет было написано много куда более увлекательных фантастических произведений, хотя, впрочем, по-прежнему множество разнообразных фирм носят название "Аэлита", есть премия за достижения в фантастической литературе "Аэлита" и фестиваль фантастики "Аэлита". У разных рок-групп, включая эстонских панков, есть песни под названием "Гиперболоид инженера Гарина". И даже группа "Кино" сначала называлась "Гарин и гиперболоиды". Может быть, всё это говорит о том, что у этих книг ещё есть какое-то будущее.
Передачу подготовили и вели историк Тамара Эйдельман и писатель Пётр Алешковский.
Над передачей работали режиссёр Лада Широкая и музыкальный редактор Юлия Тихомирова.
