Вести-Башкортостан. Интервью Сергей Брилёв рассказал, как связаны Арктика, история и альтернативная энергия

- Сергей Борисович, ну, наконец-то, вы добрались до Уфы, до музея полярников, к которому имели непосредственное отношение. Причем, очень символично: 26 мая – 140 лет со дня рождения Валериана Альбанова и исполняется год этому музею. Что чувствуете, и почему штурман Валериан Альбанов привлек внимание журналиста Сергея Брилёва?

- Мне приходилось слышать эту версию. Что я имел отношение к тому, что вроде как ускорил открытие этого музея. Мне с одной стороны, конечно, очень приятно так думать, с другой стороны, скорее всего речь идет о некоем стечении обстоятельств и совпадениях. Если это так, то очень здорово!
Что важно для меня с сентиментальной точки зрения, это то, что я недавно специально купил по новой «Библиотеку приключений» того образца, который я читал в детстве, где есть «Два капитана». Действительно, «Два капитана» были и есть одной из любимых моих книг-камертонов.
Мне опять же повезло по грустному поводу. В годовщину смерти Виталия Чуркина я познакомился с исполнителем роли Сани Григорьева в фильме знаменитом Борисом Токаревым. И вот здесь одно к другому.
Вообще же… Знаете, помог я ускорить открытие музея – хорошо, но главное заключается в том, что есть замечательная книжка «Два капитана», в которой не так много реалий, которые нужно объяснять молодым.

– Почему? На мой взгляд – это очень романтизированная история о полярниках.

- Нет, не так много реалий, которые нужно объяснять. Нужно объяснять, почему Саня стал счастлив, что он стал членом ВКПБ. Что такое ВКПБ уже никто не знает.

- С этой точки зрения – да.

- А все остальное – это очень понятная человеческая история. Это – такая вечная история. Ну и плюс к тому, что музей получился здесь. Вот посмотрите даже, где мы с вами стоим. Вот он как бы про Альбанова, но не про Альбанова. Он имени Альбанова, но он имени Уфы…

- Полярников, выходцев из Уфы?

- А мне кажется, он больше. Имени тех упертых бессеребренников, которые шли вот в ту сторону и на которых очень многое держится. Я не знаю, относитесь ли вы к упертым бессеребренникам, я, кстати, вряд ли, но они вызывают такое восхищение и такое уважение. Если бы такого музея не было, то его нужно было придумать. А его тем более насытили такими замечательными совершенно экспонатами.

- А вообще музей, вам уже провели по нему экскурсию. Что вас здесь зацепило?

- Во-первых, меня здесь зацепило, что здесь все можно потрогать. Я так устал от этих музеев, где великоречиво, точнее в таком ужасе ты слоняешься – не трогать, не трогать, не трогать! Здесь – можно потрогать, можно пощупать. Вон там граммофон замечательный стоит. Вот это, видно, что сделано, понятно, что это реплика, но сделана умелыми руками и, мне кажется, что иной экскурсовод, как я сейчас, может потрогать.

- Таблички – «Не трогать руками!» нет.

- Нет, и вот в этом кайф таких музеев. Не говоря уже о том, как детально все проработано. Все продумано. Вот там – «Святая Анна», «Святой Фока». И, наверное, много молодых ребят приходит, понятия не имея, что это такое, но здесь, по-моему, как-то очень доступно, ясно для тех, кто не знает и очень трогательно для тех, кто знает. Вот я погружен во все эти дела, и здесь масса деталей, которые цепляешь, и тебя трогает.

- Сейчас Арктика – на пике популярности, с точки зрения самой тематики – про нее мало знают, о ней практически ничего не известно и это все абсолютная история, а здесь можно, ну, хотя бы первые шаги сделать в узнавании этого края.

- Есть такое, может, вульгарное слово «ухетать» – привести в порядок.

- И что означает этого глагол?

- У меня так получилось, что я Арктику, начал по ней ходить ножками на Аляске и на Шпицберегене. Так сложилось профессионально. Я с тех пор бесчисленное количество раз был в российской Арктике в разных ее концах. Но я помню, что еще даже в 90-е, когда я приехал на контрасте, после Шпицбергена и после Аляски, с грустью ходил по нашей Арктике. Потому что было такое… Понимаете, слово «социализм» и слово «потребление» не очень вяжутся, но было потребительское к ней отношение. Все было в ржавых непонятных бочках. И сейчас это вот на глазах пропадает. Это очень хорошо. Ее начали чистить, ухетывать, приводить в порядок, делать удобной для людей, которых там, наверняка, всегда будет очень мало. Это действительно особый край, и он требует совершенно иного к себе отношения, не к краю, к самому себе, к человеку.
Но при этом, это все на фундаменте вот этих вот ребят. Я вообще не понимаю, как они туда ладно добирались, как они туда собирались? Вот ты шел в полную неизвестность.

- Как Альбанов?

- Как Альбанов. А посмотрите вот на этого замечательного персонажа – девушка Ерминия Жданко. И пошла. Это совершенно не укладывается в голове. Вот они, они все это открыли.

- У вас был замечательный репортаж именно про женщин, связанных со шхуной «Святая Анна». В таком ключе еще никто не рассматривал эту историю.

- История ведь практически не меняется, человек не меняется. Ты когда читаешь, в конце концов, греческие трагедии, в общем, примерно то же самое, немножко другим языком рассказано и мобильных телефонов не было. А так вот… Это вот Брусилова – такой злой гений… Это невозможно осознать, как эти люди шли туда? Ими невозможно не восхищаться и невозможно не преклоняться перед их памятью.
Поэтому здесь вот молодцы. Все как-то соединилось и по-современному. У меня очень приятное ощущение от музея.

- Сейчас мы все время говорим об истории. Те люди шли, они первопроходцы, ими восхищались – такой романтизированный образ. А сейчас, что нет первопроходцев, тех, кто интересуется этим краем, тех, кто готов так же, как и раньше собираться в Арктику?

- Вы вот делали очень хороший интересный материал про гигантское судно «Штурман Альбанов», а давеча у наших с вами коллег на «Россия 24» Наташа Соловьева сделала совершенно замечательный сюжет про единственный в мире атомный лихтеровоз «Севморпуть». Его чуть было не разрезали на иголки, потом Росатом его подхватил и сейчас восстановили. И первоначально экипаж был создан из тех, кто еще в советское время начинал работать, а сейчас миллион молодых ребят, которые пошли работать и видно, что они туда пошли работать. Ну, да, слава тебе господи, что хорошо платят. Дай бог! Ну, слушайте, такие деньги – их можно и в какой-то другой части света заработать. Они – туда. Там есть что-то особенное.

- Что-то, наверное, толкает людей именно на этот путь. Вот что? Что на ваш взгляд?

- Надо быть одним из них. Я ими восхищаюсь. Кстати, по молодости я однажды совершил ошибку в разговоре с одним из таких людей. Он всю жизнь на это дело положил, а как-то так дурацки сложился у нас с ним разговор. Мне до сих пор так неудобно. Как-то так получилось, что в ходе разговора мы вышли, что – «наверное, длинный рубль»? Он был так оскорблен услышанным. И мне это так засело в память. Я, когда в следующий раз вернулся, к полярникам с такой опаской подходил, чтобы невольно не обидеть. Потому что они обижаются на это.

- Так вы изначально сказали – бессеребренники.

- Ну, это сейчас я смог сформулировать, когда стал взрослее. Это совершенно особый класс людей. К ним надо очень бережно относиться. И уже тем более надо бережно относиться к их памяти.

- Очень много можно говорить про историю, но еще одна тема вашего визита – это ассоциация «Глобальная энергия», ради которой вы приехали в Уфу. Каким образом глобальная энергия и Арктика могут быть связаны?

- Самым прямым. «Глобальная энергия» была основана в 2002 году. Причем объявление о создании этой премии как ее тогда называли «русский Нобель» было сделано на саммите «Россия-Евросоюз». И она некоторое время очень успешно вручалась выдающимся ученым, потом наступил период, говоря морским языком пары «галсов» у премии. Она работала, вручалась, но немножко пропала с общественного горизонта. Меня просили обновить этот проект. Это было 2,5 года назад. Вот за это время мы в три раза увеличили число и стран-участниц и ученых – участников этого процесса. Я очень доволен.
И кстати необычный момент этого года состоит в том, что номинационный процесс длится с 1 декабря по 20 марта. Так вот и после 24 февраля шли заявки и не только из развивающегося мира, но и из Европы. То есть это такая научная дипломатия. Это наука, это такие ниточки, связывающие ученых. Это мне кажется надо ценить при любом развитии событий, потому что, но как-то скучно, наверное, это будет сказано – энергетика – это основа жизни человечества. Вот мы с вами стоим – лампочки горят, отчего он горят?

- Если энергетики не будет – выключатся все телефоны.

- По нынешним временам – телефоны. Лампочки не будут гореть! За время существования премии несколько раз были замечательные ситуации, когда человек получал в этом году «Глобальную энергию», а через пару лет Нобелевскую. То есть это действительно замечательный приз, который вручается не какой-то волей, а Международным независимым комитетом после независимой технической экспертизы, но эту историю благородно финансируют три российские компании на данный момент.

Среди победителей есть и россияне, есть и иностранцы. В прошлом году, несмотря на начинавшиеся политические сложности из трех лауреатов – двумя были россияне, за которых проголосовал международный комитет. Там россиян ¼. То есть ты должен предоставить действительно научное достижение. Это очень интересно.

Я в науку и технику не лезу. Мне была важна популяризация премии.

И одним из очевидных для меня лично способов популяризации премии было то, чтобы пойти, кроме понятных – Россия, Европа США, Китай – в развивающийся мир. У нас в этом году очень много номинаций из Азии из Латинской Америки. В прошлом году было много из Африки. Не обязательно они доходят до шорт-листа после технической экспертизы, но это важно.

Что у меня не вызывало сомнений, хотя на меня смотрели как на сумасшедшего. Я сказал – да это международная премия там хватает нобелевских лауреатов, но, чтобы нам ее приподнять, нам надо пойти в российские регионы. Потому что 17 лет до этого нанимался зал в хорошем московском отеле, люди собирались и потом устраивали какую-то пресс-конференцию.

- И вы пошли в российские регионы. И каков результат?

- И мы пошли в российские регионы. В первый год, когда я за это дело отвечал, церемония объявления лауреатов прошла в Калуге, в Музее космонавтики. На следующий год, не на башкирской земле это будет сказано, в Казани. В этом году в Ханты-Мансийске. А вот объявление шорт-листа – первый год был пандемийный был виртуал, в прошлом году – Санкт-Петербург, в этом году – Уфа. И я собираюсь это продолжать делать, более того, пользуясь возможностью – очень призываю башкирских ученых участвовать в номинационном процессе.

- В Башкирии теперь открылся Евразийский Научно-образовательный центр.

- Вот, пожалуйста! Сибирь, Москва, Санкт-Петербург, Казань – активно участвуют. Уфа пока замечена не была, хотя мы пытались это сделать. Я обратился и к научному сообществу республики и к тем крупным корпорациям, которые присутствуют, чтобы выдвигали. Тут есть одна особенность момента – самовыдвижение невозможно. Тебя должен выдвинуть еще кто-то. Этот кто-то должен быть минимум доктор наук. Это очень хорошо, так как сразу ясно, что не бредни сумасшедшего – сумасшедших же хватает – это должна быть серьезная научная заявка. И что очень важно.

Там три номинации. Есть традиционная энергетика – с этим все понятно. Для нас очевидно. Есть нетрадиционная, альтернативная. Там всякие …

- Солнечные электростанции…

- И так далее. Что абсолютно имеет право на существование. И, кстати сказать, опыт Башкирии это блестяще доказывает. Есть удаленные районы Башкирии, куда не потянешь газопровод, не протянешь ЛЭП, а солнечная станция решает свои задачи.

- В РБ уже несколько таких станций.

- Это здорово. Мы про это делали материал, это направление «Глобальной энергии». И опыт Башкирии комментировали ведущие научные гуру из Швейцарии.
Есть третья номинация, которая мне кажется наиболее перспективная. По крайней мере, в развивающемся мире, к которым я отношу и Россию, безусловно. Она называется – «Новые способы применения энергии». Ты не обязательно должен придумать какую-то новую концепцию, новый материал. Ты можешь применить имеющуюся вещь к тому, чтобы радикально изменить жизнь.

- То есть уже знакомую вещь, но применить ее в неизвестной сфере?

- Да. Поэтому этих заявок я жду все больше и больше и очень надеюсь, что «Глобальная энергия», будучи международной премией, сохраняя свой международный комитет, все дальше и дальше будет шагать по российским регионам. И в этой связи нынешний приезд целой команды «Глобальной энергии» сюда в Уфу на форум «Газ.Нефть.Технологии», участие в стратегической сессии надеюсь, что это первый шаг к тому чтобы мы побольше ученых вовлекали в номинационный процесс и возможно посмотрим, побольше корпоративных энергетиков базирующихся в Башкортостане привлекали к нашим разным мероприятиям – симпозиумы, конференции

- Получается, что вектор со всего мира сместился в российские регионы?

- Нет-нет. Напротив, я бы объединил эти две тенденции – международность не может быть без «российскости». И международность не может быть такая «щёконадувательская – Европа, США. Я это сказал задолго до всего произошедшего. Я очень активно продвигаю премию «Глобальная энергия» в развивающемся мире. В этом году из Латинской Америки 7 стран и 11 человек представлены. И один вошел в шорт-лист этого года, как мы объявили в Уфе.

- Спасибо большое, Сергей Борисович.

- Спасибо вам, во-первых, что мы встретились в таком месте. И спасибо за то, вы меня «охмурили» Башкирией. Я какое-то время назад приехал, уже не первый раз возвращаюсь, но, вот видите, у меня даже есть уже любимые музеи.

- Еще раз благодарим, надеемся на башкирской земле вас видеть чаще.

- Смешаем мед с газом, все точно!

- Это и будет альтернативная энергия.