Наш XX век О роли и личности Хрущева можно спорить до скончания веков

Почему до сих пор не утихают дискуссии о роли Никиты Хрущева?

САРАЛИДЗЕ: Здравствуйте, уважаемые слушатели. В студии "Вести ФМ"Армен Гаспарян, Дмитрий Куликов и Гия Саралидзе. Приветствую вас, друзья.

КУЛИКОВ: Здравствуйте.

ГАСПАРЯН: Приветствую.

САРАЛИДЗЕ: Сегодня мы будем говорить о Никите Хрущеве. Личность этого политического деятеля, руководителя советского государства, его реформы, вообще его путь вызывают отчаянные споры, диаметрально, кардинально противоположные мнения по поводу наследия, которое он оставил, и того, что он сделал в истории нашего государства. Вот мы сегодня  решили поговорить об этом деятеле. Наверное, один из самых таких показательных, что ли, споров идет вокруг памятника, который установлен Хрущеву, выполненного Неизвестным (это фамилия скульптора) в черно-белых тонах, как бы говоря о том, что, какое наследие осталось. Во-первых, согласны ли вы вот с такой трактовкой его деятельности?

КУЛИКОВ: Ты понимаешь, в чем дело, ну это такое, как это… вода – мокрая, воздух – невидимый. Политик имеет черные и белые черты. Ну да, гениальная мысль, в общем-то. Я ничего против Эрнста Неизвестного не имею, это, безусловно, выдающийся талантливый скульптор, так сказать, всё понятно. Но, в общем-то, каждый правитель, каждый политик имеет свои плюсы и минусы, и это банальность на самом деле. В деятельности Хрущева чего было больше? Ну, наверное, можно здесь спорить до скончания веков, чего было больше – плюсов или минусов. Но точно понятно, что в советской истории после Ленина и Сталина это был политик уже другой генерации, другого типа совершенно. Потому что совершенно точно понятно, что господин Хрущев или товарищ Хрущев совершенно не был теоретиком марксизма-ленинизма, знатоком геополитики, и много кем еще он не был. В принципе это образец первого партийного функционера из партийной номенклатуры, который имел весьма относительные представления о сложных сферах жизни и деятельности, но зато по всему спектру вопросов всегда имел свое мнение, но которое все остальные должны были просто исполнять. В этом-то и заключался собственно волюнтаризм, понимаешь?

САРАЛИДЗЕ: Вот прямо с языка-то снял… Вот эта характеристика, которую ему дали, когда снимали, "волюнтаризм", это вот главное, ты считаешь, что характеризует этого человека? Не человека – политика.

КУЛИКОВ: Наверное, да. Наверное, да.  …

САРАЛИДЗЕ: Армен, всегда, когда говорят о политике Хрущева, главная, наверное, вещь, которую произносят люди, положительно оценивающие его наследие, говорят о том, что именно при Хрущеве впервые государство повернулось к отдельному человеку. Кстати, это и квинтэссенция "оттепели" собственно и культурной – от масс, которые движутся и которые изменяют мир, поворот к простому, отдельно взятому человеку. Вот ты согласен с этим?

ГАСПАРЯН: Нет. Потому что я не понимаю, а в чем это выражалось. С идеологической точки зрения со времен Сталина не поменялось ничего. Больше того, по многим направлениям даже продолжили еще более упрямо гнуть свою линию. Это я так напоминаю, Михаил Андреевич Суслов, например, этим старательнейшим образом занимался. С точки зрения осмысления каких-то процессов, которые происходили в стране там за последние 30 лет до этого, тоже ничего не поменялось. У нас же судят об этом по чему? Сделали культ, который называется "шестидесятники", вокруг него, все, собственно говоря, это и крутится: старые советские фильмы, произведения теперь уже классиков советской литературы. При этом, если глубоко копнуть, то выясняется, что ничего не менялось. Ну, я могу сказать на примере Гостелерадио. Меры давления и меры цензуры были сильно выше, чем во времена Сталина, у того же Никиты Сергеевича Хрущева. Почему так, ну если ты поворачиваешься к одному отдельно взятому человеку?

Слушайте в аудиофайле!