Наш XX век Железный занавес: почему в СССР боялись выпускать людей из страны

Феномен железного занавеса. В чем заключалась опасность для Советского Союза – дать гражданам возможность свободно выезжать из страны? Почему государство придерживалось мнения, что никого не стоит выпускать?

САРАЛИДЗЕ: Здравствуйте, уважаемые слушатели. В студии "Вести ФМ" Дмитрий Куликов, Армен Гаспарян и Гия Саралидзе. Приветствую вас, друзья.

КУЛИКОВ: Здравствуйте.

ГАСПАРЯН: Приветствую.

САРАЛИДЗЕ: Сегодня договорились мы затронуть тему, честно скажу, для меня одну из самых таких, с одной стороны, загадочных, с другой – на мой взгляд, очень болезненных именно вот для людей моего поколения, да и не только моего. Я всегда задавался вопросом, когда мы говорим об истории нашей страны, о советском периоде, по поводу "железного занавеса". Причем, железный занавес, когда я говорю, именно железный занавес для граждан Советского Союза.

КУЛИКОВ: В обратном смысле.

САРАЛИДЗЕ: В обратном смысле, совершенно верно. Которых государство почему-то в чем-то подозревало и боялось выпустить за пределы собственно этой страны. Для меня это всегда было загадкой. Я абсолютно уверен, что если бы у людей была возможность выезжать и смотреть, что происходит в мире, как живут люди простые, что вообще происходит, может быть, и тех процессов, которые потом случились с середины 80-х, в конце 80-х, может быть, ну если и было бы, наверное, ну не так катастрофично. Но это мой личный взгляд. Хочу узнать у вас, друзья, как вы к этому относитесь.

КУЛИКОВ: Я думаю, Гия, что не могла быть решена внутри той системы эта проблематика. Но, наверное, максимум, что можно было сделать, и я уже об этом говорил, единое пространство так называемого социалистического лагеря. Это, наверное, реалистично было сделать. с капиталистическим было гораздо сложнее, потому что, конечно, была и серьезная угроза вербовки и действительно разрыв в масштабе и разнообразии потребления, который существовал, он был серьезный. И при, так сказать, свободном массовом выезде на тот момент не понятен был бы эффект, непонятно, как было это все контролировать. Хотя, с другой стороны, в 90-е всё вроде бы как бы и открыли. Ну те, кто хотели уехать, уехали. Те, кто хотел приехать, приехали. Но поехали и посмотрели. Но при этом, смотри, ведь все равно довольно долго, считай с 90-х, 20 лет, и то до конца это всё не ушло, еще до сих пор есть это очарование масштабом потребления. Потому что ты, когда едешь в турпоездку собственно, ты ведь жизни, по большому счету, не видишь, ты видишь туристическую, специально созданную для получения удовольствия реальность. Потому что туризм – это и есть получение удовольствия, тебе специально это создают. И человек, как правило, ведь не осознает, что он попал в специально созданную реальность для получения удовольствия. А жизнь совсем по-другому. Вот даже до сих пор я радиопередачи (и вы тоже) веду, например, говорю: ребята, ну вот вы, когда восторгаетесь, вы знаете, как живет простой человек в Европе? Вы думаете, что они все живут так вот, как в кино вы смотрите, и так далее? Но все равно, хотя 20 лет уже ездят. … Я думаю, что отвечать нужно дважды. Возможности расширения открытости, по крайней мере внутри лагеря социализма, точно были. А вот сплошную открытость с капиталистическим миром в условиях холодной войны, думаю, это было невозможно.

САРАЛИДЗЕ: Я, наверное, соглашусь с тобой по поводу капиталистических стран. Хотя я могу сказать, что когда уже был студентом в начале 80-х годов, меня вот эта вот ситуация, я тоже о ней много размышлял, и у меня было ощущение, что мне не доверяют. …

ГАСПАРЯН: Но это же недоверие, оно же, ты же понимаешь, что не на пустом месте возникло. А это часть, извините, очень сложного процесса, который происходил, начиная с 17-го года.

САРАЛИДЗЕ: Вот я как раз хотел у тебя спросить: это ведь исторически складывалось?

ГАСПАРЯН: Конечно. Причем это всё окончательно сформировалось в году, наверное, 25-26, то есть еще даже до окончания трестов. Но вот уже вот это вот недоверие к людям, которые уезжали, хотя бы даже в рабочие поездки, его истоки там: 23-й, 24-й, 25-й, 26-й года. Ведь в чем здесь был драматизм? Тебе рассказывали о том, что мы сейчас строим принципиально новое общество, мы все делаем абсолютно правильно. Там – загнивают, умирают с голоду, в общем, полный ад такой. Люди туда начинают ездить… и, что греха таить, иной раз сравнение было не в пользу реалий нашей страны...

Слушайте в аудиофайле!